Волки ночью воют

Алекс Данте, 2023

Первый разговаривает с голубями.Второй борется с зависимостями.Третий похож на призрака.Четвертая гадает на картах Таро.Пятую ждет инициация.Шестой пытается всех защитить.Их зовут Тенями.Их работа вызывает страх.Их кредо – избавлять город от паршивых овец.Но однажды им выпадает возможность наконец выйти из тени и рассказать миру правду, даже если на кону их жизни.Наступает время революции.

Sons and daughters — Allman Brown feat. Liz Lawrence

В наших сердцах мы еще молимся

за сыновей и дочерей

Sons and daughters — Allman Brown feat. Liz Lawrence

Одинокий волк сильнее стаи, поэтому и выживает

Майкл Альвеар

Обратно они шли, когда снова пошел снег, он падал словно в замедленной съемке, большими хлопьями. Зимой темнело быстрее и небо уже окрасилось вялой чернотой. Они шли по улице, на обратный путь выбрав другой маршрут, поскольку с исчезновением света, опасность закоулков подступала все ближе и ей было не важно, являешься ли ты Тенью или нет.

Они шли молча, Рагнар, прокручивая в голове мысли о сыворотке, а как они поняли из рассказа Химика — это была именно она, и думая, как лучше поступить со всем этим. Он поведал Ронни лишь часть истории, умолчав, где они взяли эти образцы, но Дерек не сомневался, что Сирин и так уже была в курсе, просматривая новости. Она не кричала, не злилась на него, не заставляла выбросить эту сумасшедшую идею из головы. Ронни только спросила, горестно вздохнув, словно общая тайна тяжким грузом свалилась ей на плечи:

— Что мы собираемся с этим делать?

А он и не знал. Когда ты жаждешь чего-то так сильно, то встаешь в ступор, если это действительно происходит. Но он не подал вида, что был без понятия, что писать в середине этой истории, надеясь лишь на хороший финал:

— Ждать результатов и исходить из того, что у нас есть.

Дерек так и не заметил, что Ронни сказала «мы», а не «ты». И что она тоже была готова пойти за ним куда угодно, по одному его зову.

— А что у нас есть? — Спросила она тогда.

— Надежда.

— И все?

— И мы.

Тогда Сирин улыбнулась и сняв его пальто со своих плеч, отдала Рагнару, решив вернуться к своим делам:

— Ты стал мужественней. Адреналин кормит нас. Надеюсь, это поможет в нашей войне.

Они шли молча, Эби, обнимая пакет с теплыми пончиками и вспоминая образ Тощего Найджела из подвала, его отчаяние, что приобрело форму тоскливого выживания. Будто это исчерпало его, все интересы и мечты, так долго набирающие мощь на бумаге жизни и так резко стертые. В один день.

И хотя горе не имеет времени, после событий Того-Самого-Сентября прошло уже восемь лет. За это время вдовы снова выходят замуж, матери, похоронившие своих детей, стареют, а братья и сестры… Что ж, они продолжают свой путь. Постепенно все забывается, превращается в вереницу спутанных, замыленных событий, которые неприятно вспоминать. Но что же произошло с Найджелом, что он застрял на бесконечной ступени своего вымирания? Наверняка, он подумывал закончить со своими страданиями. Но так и не смел шагнуть вперед.

В кодексе Теней сказано, что самоубийство должно отпиваться также, как и любая другая смерть. Поскольку, чтобы убить человека — нужна внутренняя сила, но, чтобы убить самого себя — нужно дойти до точки отчаяния. В истории человечества, умереть от своей руки — это грех, но для Теней грех то, что ты не успел спасти этого человека.

Эби больше интересовала другая сторона смерти, когда ты сам забираешь душу чужого человека. Поскольку в кодексе также было сказано, что новому участнику команды следует пройти инициацию, а именно сделать то, на чем квалифицируется его команда.

Дети Рагнара делали самую грязную работу по меркам Теней. Забирали чужие души. Происходило это так: Оперативная группа Января, состоящая из сотен человек сидела в огромном зале, похожим на амфитеатр, за компьютерами и искала все, что, по их мнению, было подозрительным. Они просматривали камеры наблюдения, читали новости, собирали сплетни и так далее, пока не натыкались на кого-то, кто попадал под терминологию «Опасный» или «Надлежит контролю», ну или «Немедленная ликвидация». И когда человек, или группа людей попадала под третий пункт, то сразу же переправлялась Февралю с особой пометкой, а те уже, в свою очередь, собирали всю информацию на новую цель и тогда, со всем этим багажом, отправляли задания тем Теням, которые специализировались на устранении человеческих душ, в зависимости от близости объекта.

Иногда задание менялось и вместо ликвидации следовало просто проследить, или, скажем, побывать у цели дома и стащить некоторую вещь из его сейфа. Но такое бывало достаточно редко, поскольку все поняли, что легче всего избавиться от человека, чем копаться в его шкафу со скелетами.

Но Рагнар считал иначе и прежде, чем согласовать и взять дело, тщательно читал историю цели. И если человек по его меркам действительно заслуживал смерти (хотя кто мы такие, чтобы решать?) то отвечал на дело положительно. Если же нет, то Февралю приходилось приводить тысячи доводов о том, что этот человек плохой и вскоре натворит дела еще хуже.

— Раз ты всех так жалеешь, почему решил стать тем, кто устраняет объект? — Спросил его как-то Кристиан, глава отдела Эплонроуда, сектор Б, кресло девятнадцать, группа Февраль.

— Кто-то же должен, — ответил Дерек. — К тому же я не жалею, просто не люблю несправедливость.

Исполнителями этой работы среди Детей Рагнара были сам Дерек и Табаки. Рагнар работал с оружием, на дальних расстояниях, Табаки же, любил махать кулаками. Ви привлекали к делам, если цель была особо скрытная или… женского пола. Дереку убивать женщин не позволяли принципы, а Табаки просто было не интересно, когда человек не может дать сдачи. Закари же, выходить на дела было запрещено. И говорить о том, что Закари выходить на дела было запрещено тоже было запрещено.

А Эби только предстояло с этим столкнуться.

Рагнар предлагал ей войти в состав Бобровских, у которых правила для инициации были в разы мягче. Но у Эби были свои принципы. Если она хотела остаться в этой семье, то должна была пройти то же, что и они.

Они шли молча и в тоже время голоса их мыслей громыхали как салюты в праздничные дни.

Перед входом в подъезд, Эби сняла шарф и протянула Дереку, но тот лишь отмахнулся:

— Тебе нужнее.

***

Зайдя в квартиру и накинув куртку на крючок, Эби первым делом кинулась на кухню, снова проверить, было ли там пирожное.

И его там не оказалось.

Девушка сначала не поверила и на всякий случай, подвигала туда-сюда молоко, йогурт и рыбью башку, вдруг, пирожное потерялось среди пустоты. Но потом Эби стало обидно. Единственное, что напоминало ей о чем-то хорошем, и то, кто-то съел. Она сжала кулаки и приготовилась к схватке с тем, кто покусился на святое.

Порой такое случалось. Как, например, Дерек утром себе заваривал кофе и отвлекшись, обнаруживал, что его кружка пуста.

Рагнар исчез в своей комнате, а из коридора донеслись какие-то звуки. Эби пошла по горячим следам и ворвалась в ванную, готовая атаковать.

В ванне, в воде покрытой пеной, лежал Табаки. Он вздохнул и приоткрыл покрасневшие глаза:

— Это я съел пирожное… Так и думал, что это твое.

— Оно было от Дилана, — Эби смягчилась и, прикрыв за собой дверь, чтобы не сквозило, облокотилась на стиральную машинку. Табаки принимал ванну только в двух случаях. Если он выходил на дело и убивал человека. Второй случай был лишь однажды, когда Табаки пришел домой весь в грязи и дерьме (но это другая история). Горячая ванна была его способом справиться со своей пустотой. Его руки становились красными и трескались от того, что он их часто тер. Ему постоянно казалось, что на них чужая кровь. При Эби Дерек вытаскивал Табаки из этого состояния лишь раз, когда тот зашел за свою черту «что-смерть-в-гости-ждешь» и чесал порез снова и снова, покрываясь полностью красной жижей, вырывая свои волосы, чтобы избавиться от крови… Рагнар много раз просил Табаки закончить с делами и не выходить на вызовы, но как оба не старались, Табаки все же был профессионалом в своем деле и в некоторых ситуациях был незаменим. Но иногда он перебарщивал с наркотой или замыкал круг, снова и снова ковыряя ранки, и тогда на помощь приходил Дерек. Молча и терпеливо укладывая друга в постель, перевязывая ему раны или вытирая слюну. А Табаки молча и терпеливо разрешал ему помогать, в тысячный раз говоря, что он больше так делать не будет. Рагнар кивал, соглашаясь и веря в тысячный раз, и все же вкручивая особые лампочки ему в люстру, при свете которых трудно было бы попасть в вену, а также внимательно следя за его новыми ранами и ногтями, под которыми могла быть захоронена кровь.

— О, ну тогда не жалко, — хмыкнул Табаки.

Глаза у него были красные, от того, что он их тер. Эби осела на коврик и обняла колени руками:

— Каким ты был, когда был маленьким?

Парень фыркнул:

— К чему такие вопросы?

— Да так… Ты хоть представлял, что вся твоя жизнь обернется именно так, чтобы привести тебя сюда?

— Нет… — Эби услышала, как он вздохнул и провел рукой по воде, собирая пену. — Но по мне, это лучшее место, в котором мне удалось задержаться, за последние несколько лет.

— И где же ты был до этого?

— В ужасной вонючей норе. Как кролик. Но теперь я перестал быть кроликом… Пришлось.

— Как звали этого кролика? — Табаки редко, когда выходил на такие откровенные разговоры. Он привык замыкаться, выставляя напоказ лишь радужную оболочку, за которой пряталось нечто большее.

— Его звали… — он набрал воздух в легкие, но словно захлебывался им, не вправе произнести своего настоящее имя, которое ему было дано при рождении, будто его заколдовала страшная ведьма. — Его звали… Он совсем забыл то время, когда говорить было так просто. С тех пор, он носил много имен, но все они…

–…были другими. — Закончила Эби. — Ты не обязан мне говорить, ничего страшного.

— Не думаю, что готов пойти на такое, по крайней мере, не сейчас.

Пару минут они молчали, слушая как лопаются пузырьки пены и шумит по трубам вода. Если замереть и сосредоточиться, то можно многое услышать. Даже увидеть. Царапины на руках, одежду в стирке, пропитанную чужой кровью, уставшие глаза.

— Табаки… — Прошептала девушка. — Какого это…

— Убивать?

Эби притихла, словно в их наспех созданном храме прозвучало что-то совершенно непристойное и запретное.

— Как резкий выдох, — пришло в ответ. — Ты просто выдыхаешь и нажимаешь на курок пистолета смерти, а в груди у тебя ничего не остается.

Эби стала водить пальцем по холодному кафелю, вспоминая, как лежала на крыше и целилась в Мисс Неукротимую, но так и не сумела нажать на курок:

Конец ознакомительного фрагмента.