Кощеевич и Смерть

Алан Чароит, 2022

Сын Кощея ненавидит своего отца и даже приложил руку к его гибели. Но не зря говорят, что убивший «дракона» сам им становится… Это история хорошего человека, который, став бессмертным, незаметно для самого себя начинает превращаться в чудовище. Удастся ли ему свернуть с этой дороги? И есть ли на свете сила сильнее Смерти?

Глава пятая. Бери всё, что захочешь взять

Царь Ратибор не обманул — пришёл в назначенное место в срок, да ещё и при полном параде, будто на войну собрался.

Впрочем, избежать встречи ему не удалось бы — сказал же: «Приду». А дивьи люди никогда не лгут, могут только юлить и недоговаривать. Ложь, по их мнению, была уделом Нави и смертных — в особенности полукровок: таких, как Лис.

Ратибор явился с парой румяных белобрысых молодцев в форменных красных кафтанах царской дружины, будто бы опасался, что Лис может нарушить перемирие, которое испокон веков соблюдалось на Лысой горе. Один из молодцев вручил Лису выкрашенную в чёрный доску и кусочек мела, неприязненно пояснив:

— Царь велел передать: слышать он тебя не будет — восковые затычки в уши вставил, чтобы речам твоим гнусным колдовским не поддаваться. Но всё, что напишешь, так и быть, прочтёт.

— А сам-то ты не боишься моих речей? — фыркнул Лис, расправив плечи и вперив в воина насмешливый взгляд тёмных глаз. — Смотри, зачарую. Сам против царя пойдёшь, оружие на него подымешь.

Налетевший ветер взметнул его длинные чёрные волосы, а закатное пламя подсветило узкое лицо, играя алыми бликами на острых скулах.

Молодец опасливо отшатнулся, а потом ловким движением залепил уши и себе, с ухмылкой молвив:

— Что, съел, Кощеев сын?!

Ратибор же, поправив золотую пряжку на наборном поясе, сделал знак рукой, и второй молодец с поклоном подал Лису берестяную грамоту:

— Изволь подписать, царевич.

— Княжич, — поправил Лис, но его не услышали.

Он вздохнул и пробежался взглядом по округлым дивьим письменам: каждая буква была похожа на жирного воробья, сидящего на жёрдочке. В грамоте значилось, мол, так и так, я, Лютогор Кощеевич, не имею притязаний на Серебряный лес и по собственной воле отдаю его в дар Ратибору, правителю Дивьего царства, — в качестве извинений за деяния моего отца, Кощея Бессмертного. Вроде никаких подвохов, кривотолков. Только и никаких обязательств с той стороны.

— Не спеши, дружок, — посоветовала из-за плеча невидимая Рена.

— Сам знаю, — буркнул Лис себе по нос.

— Что-то не так, царевич? — молодец в красном кафтане сунул ему в руки стилос (в обычной переписке дивьи люди уже давно пользовались бумагой и чернилами, но для важных документов и писем по-прежнему предпочитали бересту).

— Может, сперва дела обсудим?

Лиса опять не услышали. Он отложил грамоту, взял мел, присел и, положив доску на колено, размашисто накорябал:

«Я подпишу. Но сперва хотелось бы некоторых ручательств от царя».

— Сперва лес, а потом я тебя выслушаю, — ласково улыбнулся Ратибор.

Голос у царя был зычный, привыкший отдавать команды. Спина прямая. Взгляд гордый. Вот уж точно: дуб стоеросовый.

«Лес — не дар, а услуга за услугу».

— Юноша, переговоры так не ведутся, — царь покачал головой, будто сокрушаясь неопытности собеседника. — Тебе от меня кое-что нужно. Так сделай шаг навстречу. А потом наступит мой черёд. В конце концов, это твой отец развязал войну, а я долгие годы оборонялся. И заслужил небольшую контрибуцию. Давай, докажи, что ты не пустолайка.

— Ох, не верю я этому патлатому, — протянула Марена. — Взгляд у него добренький, а морщинки у глаз злые, острые.

А Лис уже вскинулся, выпятив вперёд острый подбородок. Задело его это обращение: «пустолайка». Помнится, сестрицу Доброгневу дядька Ешэ так именовал за то, что та лает, но не кусает. Мол, только выглядит опасно, а дойдёт до драки — хвост подожмёт — и в кусты. Впрочем, со временем Доброгнева отрастила зубы. Да и Лис уже давно себя щеном бестолковым не считал. На войне-то все, хошь не хошь, клыкастыми становятся.

Ладно. Допустим, он отдаст Серебряный лес просто так. А дальше, коль поладят они с царём, всё случится как и задумывалось. А коль не поладят — наверняка быть войне, и лес можно будет назад отбить. А, была не была!

Кощеевич черкнул на бересте своё имя. Молодец из царской дружины передал грамоту Ратибору, и царь, усмехнувшись, спрятал её за отворот рукава своего парчового, шитого золотом кафтана. Потом поправил царский венец на лбу и молвил:

— Ну, а теперь говори, зачем звал, Лютогор!

Лис поморщился: как же он не любил это дурацкое имя, батюшкой данное. Впрочем, сейчас это было не важно. Он продолжил писать:

«Моя мать Василиса — смертная. Из Дивнозёрья была Кощеем насильно в Навь привезена и зачарована. Помоги расколдовать её».

Ратибор мотнул головой так, что льняные пряди плеснули по щекам.

— Да читал я, читал твои записки. Не знаю, что ты задумал, Лютогор, но моего кольца тебе не видать.

Лис почувствовал, как от гнева потемнело в глазах, но быстро взял себя в руки и принялся, яростно постукивая, вычерчивать новое послание:

«Сверх леса отдам изумрудные копи в Змеевых горах».

— Нет, — он сдвинул рыжеватые кустистые брови к переносице.

«Хрустальные тоже. Для ведьм и чародеев хорошее подспорье».

— И речи быть не может!

«Тогда дюжину навьих зеркал?»

Увидев, как загорелись зелёные глаза Ратибора, Лис поспешно дописал:

«Кольцо не навсегда возьму, а лишь на время. Верну, как только растопим синий лёд».

— Врёшь, — поджал губы царь. — Строишь козни, как твой отец. Знаю я ваше вражье племя… когда яблонька крива, то и яблочко у ней с гнильцой.

От этих слов Лис аж задохнулся. Ведь он ничем не заслужил этих несправедливых обвинений, но тень отца будто бы всё время стояла у него за спиной.

«Клянусь, это лишь ради того, чтобы спасти мать. Я — не Кощей, мне не нужно чужого царства. К тому же я сделал шаг, как ты и просил. Лес твой. Разве этого мало?»

— А я тебе говорила, — фыркнула Смерть. — Хочешь, напугаем его? Скажем, я могу явиться…

Но Лис отмахнулся и сунул доску прямо под Ратиборовы очи. Царь глянул, прочёл, потом перевёл на Лиса холодный взгляд:

— Мальчик, давай начистоту: мне нет дела до тебя и твоей матери. Ты не можешь предложить мне ничего, на что стоило бы обменять кольцо. И, если других дел у тебя нет, я пойду, пожалуй. А лес… считай, ты восстановил справедливость. С него всё началось, им и закончится. Пожмём руки, разлетимся, как птицы в небе. Ты ко мне не лезь, и я к тебе не буду.

Услышав отказ, Лис так озлился, что резко вскочил, уронив доску, и сцапал Ратибора за парчовый рукав. Румяные дружинники похватались за мечи, а глаза царя, казалось, стали ещё зеленее от гнева, нижняя губа презрительно оттопырилась.

— Я научу тебя делать навьи зеркала! — проорал Лис, забыв, что Ратибор его не слышит. То ли ему всё-таки удалось докричаться сквозь воск, то ли собеседник умел читать по губам, но на этот раз его поняли и так.

Лис видел, как сильно — аж до дрожи в руках — царю хочется узнать секрет. Ведь, имея навье зеркало, можно было связаться с тем, кто находится на другом краю света, или на чудеса заморские посмотреть, а то и за злым ворогом проследить.

— Сперва расскажи, как их делать, а я подумаю, чего стоит это знание… — начал было Ратибор, но Лис отчаянно замотал головой и чётко, по слогам, произнёс:

— Так. Не. Пойдёт.

Он готов был биться об заклад, что дивий царь и на этот раз собирается обвести его вокруг пальца. Ведь тот обещал подумать — ничего более… Пришлось снова взяться за доску и мел:

«Мне известны многие секреты Кощея. Я расскажу их все. Но сперва помоги расколдовать Василису».

— А в услужение ко мне пойдёшь? — хмыкнул Ратибор, потирая ладони. — Скажем, года на три?

Княжич кивнул.

— А на пять?

Он снова кивнул, хотя происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Ворот рубахи вдруг стал очень тесным, пришлось немного распустить шнуровку у горла.

— А на десять?

И хоть ненавидел Лис своего отца лютой ненавистью, а всё же всплыли в его голове Кощеевы слова:

«Никогда не опускайся до просьбы и мольбы, сын мой. Приходи и бери всё, что захочешь взять. Коли есть у тебя сила — значит, есть и право. Помни: стоит один раз дать слабину — и станут помыкать тобой во веки вечные».

Лис скрипнул зубами. Конечно, не хотелось этого признавать, но, может, прав был Кощей? Может, с дивьими нельзя иначе? Вон, у царя уже три года в десять превратились, а там, глядишь, и вся сотня набежит. Посмеётся Ратибор над княжичем: получит, что сам желает, а взамен ничего не даст. Не зря же старики говорят: хоть и хитёр молодой лис, но старая росомаха хитрее и опасней всех зверей в лесу…

Тем временем дивий царь усмехнулся и подлил масла в огонь, нарушив изрядно затянувшееся молчание:

— Проверял я тебя, глупый полукровка. Не очень-то ты, видать, любишь свою матушку, коли раздумываешь. Хороший сын в такой час сомневаться не станет.

Этого оскорбления Лис вынести уже не смог. Размахнулся и вдарил насмешнику прямо под дых — царская дружина даже ахнуть не успела. Ратибор явно такого не ожидал: согнулся в три погибели, повис на руках своих охранников и несколько мгновений жадно ловил ртом воздух, а когда наконец продышался, прохрипел:

— Совсем очумел, паскуда навья?! Забыл, что на Лысой горе до́лжно блюсти перемирие?!

— Давай прикончим их? — Марена потёрла ладони.

И Лис был почти готов кивнуть. А что? Отличный план. Подумаешь, троих негодяев жизни лишить! На войне и больше погибало! Причём невинных.

Уж потом, снова и снова возвращаясь мыслями к этому роковому дню, Кощеевич вздыхал: если бы перстень оказался тогда у Ратибора на пальце, точно бы царю не жить. Но тот благоразумно не взял волшебную вещицу с собой. Только это и спасло негодяя от смерти, а Лиса — от клятвопреступления.

Жаль, что Марена расстроилась:

— Ну и пожалуйста. Второй раз я такого не предложу. Упустил своё счастьице, лопух.

Лис ничего ей не ответил. Душу внутри будто бы — раз — и приморозило. Никогда прежде он такого не чувствовал…

Он хрустнул костяшками пальцев, покрепче сжал в кулаке крошащийся мел, написал на доске: «А в следующий раз убью!» — и сплёл руки на груди, глядя, как Ратибор медленно пятится, выплёвывая проклятия, будто косточки от вишен.

Печальнее всего было в очередной раз услышать, мол, похож сынок на батьку своего как две капли воды. Болотной. С душком. Но уже даже не обидно. Всегда так было, всегда будет…

А царь-то, похоже, испугался: по крайней мере, выглядел таким бледным, будто и впрямь Кощея увидал. Может, Марена всё-таки за плечом мелькнула? С неё станется.

Лис провожал врага мрачным взглядом и думал:

«Коли придётся, до самого конца пойду. Всё что угодно сделаю, только бы избавить матушку от вечных мук. Я же хороший сын, что бы там кто ни говорил».

— Мы ещё посмотрим, кто кого! — зло выдавил царь напоследок, прежде чем поспешно впрыгнуть в вязовое дупло и исчезнуть в золотистом мареве вместе со своими насмерть перепуганными воинами.

— Скатертью дорожка! — напутствовал Кощеевич дивьих недругов, хотя те уже не могли его слышать.

Багряное солнце нырнуло за окоём, и мир окутали густые синие сумерки. На плечо Лиса села птичка-весточка, почистила клюв о ремень кожаной (бывшей Кощеевой) перевязи и вопросительно чирикнула, словно интересуясь, не пора ли ей снова в путь-дорогу.

— Пора, милая, — кивнул ей Лис. — Слушай и запоминай: сегодня мы объявляем войну Дивьему царству. Придём, сперва отвоюем своё, а потом возьмём всё, что захотим. Просто потому что можем!

Птичка чирикнула и нехотя взмыла в воздух. Что поделать: весточки не любят приносить плохие вести. Но ей и не пришлось — Смерть опять решила вмешаться.

Щёлкнула пальцами — раз, и нет птички. В руки Лису упал хлебный мякиш, из которого оная весточка была когда-то слеплена и чарами оживлена.

— Нет, ты не просто лопух, а дурень набитый. «Бери всё, что захочешь взять», пф! Это папка тебя научил, что ли? Помню-помню, его любимая присказка.

— И что с того? Может, и Кощей в чём-то был прав. Не доверять дивьим он меня учил, а я не послушал и вот, как видишь, поплатился, — Лису показался чужим собственный голос.

Раньше его ярость была огненной, а сейчас вдруг обернулась стылым хрустящим льдом. Прежде он винил только Кощея за то, что тот сделал с матушкой, но Ратибор оказался ничуть не лучше. Оба они заслуживали мести.

— Эй, дружок, не гони коней, — Марена тряхнула его за плечи. — Где тот юноша, который давеча говорил, что не допустит новой войны? Что навий народ устал сражаться. Что людям нечего есть. Неужто всех положишь на алтарь своего возмездия?

— Тот юноша был да сплыл, — Кощеевич дёрнул плечом. — Можно считать, что умер. Только что.

— А я слыхала, будто бы он бессмертный.

— Он уже не уверен…

Лис ничуть не приукрашивал. Ему правда казалось, что внутри что-то умерло с концами. Быть может, остатки веры в людей.

— Ну, я его не уводила в свои чертоги. Так что, дружок, успокойся, соберись.

— Да спокоен я, — Лис разминал в руках хлеб, пытаясь вылепить новую птичку, но руки тряслись. В конце концов он сдался и сунул мякиш в карман. — Я одного не понимаю. Вот ты — Смерть. Тебе должно нравиться убивать людей. Так почему ты против войны? Тебе она сулит веселье да раздолье, разве нет?

— Я всего лишь делаю то, что должно.

— Значит, на самом деле тебе не нравится забирать жизни?

— Дружок, это другой мерой мерится. Нравится ли дождю лить? Нравится ли реке течь? Нравится ли осени наступать? Понимаешь?

— Но ты сама предлагала убить Ратибора и его подручных. Ради меня. А не потому, что «так должно».

— Больше этого не повторится, — Смерть поджала губы. — Вопреки тому, что обо мне болтают, я не бессердечна. Но коли даже ты смеешь меня за это осуждать, я умолкаю. Делай что хочешь, княжич. И будь что будет.

— Ну всё, теперь я совсем злое зло, — расхохотался Лис. — На Лысой горе царя ударил, перемирие попрал. Войну вот развязать собираюсь. Ещё и саму Смерть обидел. Точно негодяй Кощеев сын!

— Не наговаривай на себя, — буркнула Марена. — Во-первых, я не обижаюсь на подобные глупости. По правде говоря, не уверена, что способна на это чувство. Во-вторых, тебе нужен был советник — я попыталась им стать. Похоже, вышло неудачно. Значит, каждый должен быть на своём месте.

— И где твоё место?

— О, я-то знаю, где. Лучше спроси себя, где твоё? И чем поможет Василисе новая война? Помнишь, что сказал Май? Ты — вьюн. Так какого духа пёсьего пытаешься избыть свою беду, как дуб? Прёшь напролом, не разбирая пути. Неудивительно, что у тебя нашла коса на камень.

Когда Лис услышал имя Мая, на душе будто бы немного потеплело. Но недостаточно, чтобы холод ушёл.

— Ладно, признаю: я наломал дров и провалил переговоры. И да, сейчас не время для войны. Но что мне делать, Рена? Если я проглочу это оскорбление, царь решит, что я — пустолайка, и ни за что не оставит Навь в покое. Думаешь, я не вижу? Он хуже упыря. Только отвернись — непременно цапнет. А дашь палец, отхватит руку.

— Что делать, тебе скажут настоящие советники. Зря, что ли, их завёл?

— Да чёрт с ними, с советниками. Что бы сделала ты на моём месте?

Марена потянулась сладко, словно кошка. Кажется, ей были приятны слова Лиса.

— Не спешила бы. Окружила бы себя верными людьми. Подняла бы с колен родной край. Коли не избежать войны, подготовься к ней заранее. Найди союзников. Узнай побольше о враге… Ты же Лис, дружок. Будь хитрее. А месть, поданная холодной, порой в сто раз слаще на вкус.

— Ты говоришь прямо как Май.

— Потому что он мудр, хоть и юн. Тебе повезло. Скажи спасибо, что я его не забрала там, на охоте. Он был на волосок от гибели.

— Спасибо, — Кощеевич ничуть не покривил душой. Лучше было бы потерять правую руку, чем Мая.

— Как думаешь, что бы ещё он сказал на моём месте? Если опустить первые слова досады, — улыбнулась Марена.

— Что прежде, чем бросаться с головой в новую войну, мы должны выяснить, почему Кощей с превосходящими силами так и не смог выиграть старую, — вздохнул Лис. — Мне кажется, это и есть ключ к победе над Ратибором.

— Вот и поразмысли на досуге. А потом, да, — бери всё, что захочешь взять, дружок. Но только когда будешь полностью готов.