Бойся меня

Алайна Салах, 2020

«Пришли мне свое фото. Любую часть тела, какую захочешь. Не обязательно интимную». Я чувствую странное покалывание в животе, и то, как учащается пульс. Нельзя не признать, что виртуальный собеседник меня будоражит. Не слишком долго раздумывая, я вытаскиваю из-под одеяла ступни и направляю на них камеру смартфона. «Я немного загляделся. Получилось интимнее, чем я предполагал. Тридцать седьмой размер, правильно? Я представлял тридцать восьмой». В этот момент я вдруг отчетливо представляю, с какой интонацией мой собеседник мог бы это произнести: с низкой, чарующе-хриплой. «Ужин сегодня в семь вечера» «Как я тебя узнаю?» «Никак. Тебя узнаю я» Книга содержит нецензурную брань

11

Подъём по ступеням даётся мне с трудом: кажется, я действительно подвернула ногу. В сотый раз сглотнув в попытке избавиться от металлического вкуса во рту, я нетвёрдой рукой вставляю ключ в личинку замка, но он отчего-то отказывается поворачиваться.

— Заело, по-моему, — поясняю я Савве, стоящему за спиной, и не узнаю свой голос, жалкий и дребезжащий.

Тёплые пальцы накрывают мою ладонь и по-хозяйски выдёргивают из неё ключи. Я не сопротивляюсь — просто отступаю назад, позволяя чужому человеку разбираться с дверью в мою квартиру.

Почему чужому? Сейчас Савва таким не ощущается. Каких-то пятнадцать минут назад он спас меня от одной из самых ужасных вещей, какие только могут произойти с женщиной. Этот бомж мог быть болен чем угодно… даже СПИДом… Он мог меня изувечить. Я могла от него забеременеть…

Господи, да что за идиотская привычка визуализировать самый паршивый исход? Я и так трясусь как перепуганная мышь.

— Кажется, всё в порядке, — сообщает Савва и указывает глазами на приоткрывшуюся дверь. — Прошу.

Нет, я и правда не в себе. Не смогла отпереть собственную квартиру.

— Спасибо, — бормочу я и, забрав у него помятые пакеты, которые мы подобрали по пути к подъезду, переминаюсь с ноги на ногу. Ну и куда делась моя былая решительность?

— Ты бы мог побыть со мной? Я… — Боже, как же сложно. Я никогда не просила мужчину остаться у меня, обычно они сами были тому инициаторами. — Не хочу находиться сегодня одна.

Синий взгляд окрашивается тёмными всполохами, мешая мне сходу угадать ответ, который становится известен уже через секунду:

— Конечно, Мирра. Я побуду с тобой.

******

Я осторожно снимаю с ног туфли и мельком оглядываю лодыжку: она немного распухла. Если срочно не приложить лёд, то про каблуки можно забыть на ближайшие две недели.

Савва безмолвно за мной наблюдает, стоя возле шкафа-купе. Нужно хотя бы попытаться быть гостеприимной, если уж я его к себе пригласила.

— Располагайся как тебе удобно, — мне даже удаётся вымучить из себя вежливую улыбку. — Я схожу в душ, а потом постараюсь тебя как-нибудь развлечь.

Савва очерчивает взглядом моё лицо, которое сейчас наверняка выглядит как полотно художника-сюрреалиста.

— У тебя кровь на губах. Он тебя ударил.

— Ты ему сполна за меня отомстил, — я снова пытаюсь улыбнуться, но с треском проваливаюсь: снова мокнут глаза и начинают дрожать губы. Ещё бы. Я пережила дикий стресс. Это абсолютно нормально.

— Нет. Нужно было его убить. И даже тогда этого было бы недостаточно.

Его слова звучат честно, без лишних пафоса и бравады, словно он действительно был готов его убить. Должна ли меня пугать подобная кровожадность? Возможно. Но меня не пугает. Мир совершенно ничего не потеряет, если того вонючего мужика не станет. Пока на моей одежде всё ещё есть его запах, я не склонна к ханжеству и пацифизму.

— В холодильнике есть сок и вино, — я машинально касаюсь рукава его пиджака, перед тем как скрыться за дверью душевой. — Я постараюсь недолго.

Растёкшаяся тушь, опухшие от слёз глаза и разбитая губа — таков вердикт моего отражения. Не так уж и плохо в сравнении с тем, что в действительности могло со мной случиться. Завтра позвоню секретарю Андреева и возьму выходной. Схожу на массаж и навещу психотерапевта, у которого не была больше полугода. Пусть изучит меня на предмет психотравмы. Гордиенко удвоит свои усилия по выживанию меня из компании, а мне необходимо быть во всеоружии.

Отшлифовав тело мочалкой до царапин, дважды намылив голову и трижды промыв половые органы антисептиком, я застываю под струями воды, чтобы дать себе время поплакать. Пара слезинок раздражает глаза и не более того. Большую часть своего унижения и страха я выплакала в пропахшей мочой подворотне.

Савву я нахожу в гостиной рядом со стеллажом, в его руках — рамка с моей фотографией. Теперь он имеет куда более подробное представление о моём теле, потому что это снимок с отдыха, и на нём я в купальнике.

— Рядом Вика, моя лучшая подруга, — поясняю я, заглядывая ему за плечо. — В прошлом году мы ездили вместе на Майорку.

Я почти теряюсь, потому что в этот момент он оборачивается. Наши лица оказываются слишком близко друг от друга, и я в очередной раз поражаюсь, насколько у него красивые глаза. Кажется, засмотришься чуть подольше — потеряешься навсегда. И даже отлично, что я об этом думаю сейчас: это гораздо лучше, чем вспоминать об эрекции бомжа.

— Она твоя самая близкая подруга? — спрашивает Савва, и его взгляд соскальзывает к ссадине на моей губе. Надеюсь, он разглядывает мой рот, что устраивает меня куда больше. Пусть сейчас и неуместно думать о том, что этот парень испытывает ко мне сексуальное влечение, но если это поможет пережить стресс, то почему бы и нет.

— Вика? Да, она самая близкая. Мы знакомы с одиннадцати лет. Учились вместе в университете, — и немного помолчав, решаюсь на встречный вопрос: — У тебя такие есть? Я имею в виду: друзья, с которыми ты общаешься продолжительное время?

Савва отрицательно качает головой, даже на долю секунды не выпуская из фокуса моё лицо:

— Нет, Мирра. У меня нет таких друзей.

Совсем не факт, что он чувствует то же, что и я: будто воздух в той крохотной прослойке между нами электризуется, делая каждую следующую минуту значимой и многообещающей. Достаточно совсем небольшого шажка, чтобы с головой уйти в его запах; нужно миновать всего десяток сантиметров, чтобы потереться щекой о ткань его рубашки и ощутить мужское тепло, которое сейчас кажется таким необходимым.

Но я так не умею, а потому трусливо отступаю назад.

— Уже двенадцать ночи. Спасибо, что согласился остаться… К завтрашнему дню моя паника пройдёт, но сегодня мне нужна была компания. У меня удобный диван. Я могу постелить тебе там.

— Ты действительно хочешь, чтобы я спал на диване?

Его прямой взгляд пронзает меня, словно игла — коллекционную бабочку, и я снова чувствую замешательство. Хочу ли я? Да, пожалуй, что хочу. Я не сплю с мужчинами в знак благодарности.

— На диване могу спать я, а ты можешь лечь в спальне. Сегодня у тебя полный карт-бланш.

— Ты кривишь душой, — хрипло говорит Савва, сощурив свои непростительно красивые синие глаза. — Но я лягу на диване.

Он отказывается от постельного белья и моих щедрых услуг горничной и ложится в гостиной, взяв лишь подушку.

Я тоже забираюсь в кровать как есть: замотанная в махровый халат и с влажными волосами. Подношу к носу прядь — не пахнет ли она тем отвратительным мужиком? — и лишь тогда понимаю, что совершенно не поинтересовалась его судьбой. Наверное, следовало вызвать полицию или хотя бы скорую. Эта мысль вызывает во мне содрогание. Проторчать вне дома ещё несколько часов, пересказывая равнодушным людям, как мне было мерзко, унизительно и страшно? Надеюсь, Савва отбил тому уроду яйца, навсегда лишив функции спаривания. Это было бы честным правосудием.

Затаив дыхание, я прислушиваясь к звукам, доносящимся из гостиной. Полная тишина. Он уже уснул? Пожалуй, с появлением Саввы моя жизнь перестала быть предсказуемой. Никита попал в мою квартиру… Когда? Спустя три недели активных свиданий и разговоров по Facetime, кажется. А сейчас в соседней комнате лежит парень, с которым до сегодняшнего дня я виделась лишь однажды и который, возможно, снял с себя всю одежду.

Боже, мне правда лучше поскорее уснуть.

Я крепче обнимаю подушку, твёрдо намереваясь воплотить свой план на сон в жизнь, и каменею, потому что в эту секунду тишина в гостиной перестаёт быть идеальной. Её нарушает поступь шагов.

Во рту пересыхает, когда я понимаю: они приближаются. Нет, Савва не встал выпить воды и не хочет в туалет. Он идёт сюда, ко мне.

Тёмная тень занимает весь дверной проём. Я ошиблась: он не разделся. Всё ещё в брюках, только рубашка расстёгнута.

— Ты что-то хотел? — шёпотом спрашиваю я под нарастающее биение сердца.

— А ты? Хотела что-нибудь?

Я машинально подтягиваю к груди одеяло, потому что, не дождавшись моего ответа, тёмная фигура начинает приближаться.