Стеклянная шестерёнка

Акили, 2023

Город Гласстон – колыбель паровых технологий. Все достижения прогресса начались отсюда, и город чествует великого изобретателя, который положил начало паровой эпохе во всей стране, – Грегора Вильямсона. И пока "отец прогресса" купается в лучах славы и готовится отмечать свой день, в городе проявляют себя разные личности. Одни не прочь сместить с пьедестала "отца прогресса". Другие хотят сблизиться с великим изобретателем и преследуют свои мотивы. Сцена готова, часы вот-вот заиграют мелодию, и все готовы к празднику, как в Гласстон неожиданно прибывает таинственный джентльмен. Станет ли он лишней шестерней в отлаженном механизме города? Чью сторону примет, когда события в городе разгонятся как паромобиль? И сколько секретов выйдет наружу?

Оглавление

Глава 5. Передовица

В редакцию Чарльза Стонбая влетела буря по имени Грегор Вильямсон. Он вышибал двери и размахивал тростью так, что все окружающие разбегались, опасаясь получить набалдашником. Машинистки поднимали головы от печатных машинок и удивлённо смотрели вслед. В конце концов «буря» дошла и до двери главного редактора. Вильямсон распахнул её с такой силой, что дверь едва не слетела с петель.

— Стонбай, мерзавец! — взревел Вильямсон, и Стонбай подпрыгнул от неожиданности.

— Мистер Вильямсон, как это понимать? — воззрился газетный магнат со смесью удивления и страха.

— Это как вас понимать, мистер Стонбай! Что за пасквили вы тут пишете?!

Вильямсон бросил на стол газету, и редактор внимательно на неё посмотрел.

— Что это такое, мистер Вильямсон? Это не наша газета.

— Хотите сказать на ней не написано ваше чёртово название?

Стонбай пролистал газету от и до и упёр ладони в стол.

— Название наше, даже материалы наши, но не первая полоса. Я такого не писал!

— Да ну? Разве новости о моём якобы банкротстве не поддали огоньку вашей скучной писанине?

— Мистер Вильямсон, — вздохнул Стонбай. — Вы забываете, что газета призвана сообщать правду. Мои люди всегда проверяют новости. А такую, — он кивнул на первую полосу, — я бы проверил лично.

— Не стройте из себя овечку, Стонбай! Уж я-то лучше всех знаю, что вы сообщаете только выгодную вам правду.

— А вы, мистер Вильямсон, нет? — глаза Стонбая угрожающе сверкнули. — Вы запамятовали, с чем пришли ко мне тогда — в первый раз?

Разговор прервало тактичное покашливание. Гай Эдельхейт стоял на пороге кабинета с той самой газетой в руках. Дверь всё это время оставалась открытой, и вся редакция слышала ссору и переглядывалась.

— Господа, позвольте поучаствовать в вашем споре, — улыбнулся детектив.

— Валяйте, Эдельхейт, — махнул тростью Вильямсон и пояснил удивлённому Стонбаю: Этот детектив теперь работает на меня.

Эдельхейт не стал комментировать столь громкое и собственническое заявление своего нанимателя (в конце концов, Гай нанялся лишь консультировать). Он прошёл вперёд, бросил взгляд на книжный стеллаж и книгу на столе, затем обратился к Стонбаю:

— Какая типография в городе могла бы напечатать фальшивую полосу?

— Любая.

— Он все их купил, — пояснил Вильямсон.

— Да, они все выпускают мой «Вестник». Но у меня сотни работников, Вильямсон. Кто-то мог и пошутить так! — всплеснул руками Стонбай.

— «Пошутить»? По-вашему это шутка?!

— Мистер Вильямсон, прошу вас, — примирительно сказал Эдельхейт. — Насколько я знаю, у каждой типографии есть уникальный оттиск. Вы смогли бы узнать, какая типография напечатала этот номер?

Стонбай оживился. Как он мог забыть! Когда он скупил все типографии, у них оставались уникальные оттиски, которые впоследствии облегчали сортировку печатной продукции. И теперь возможность переложить ответственность на мелкое подразделение крайне воодушевила Стонбая. Можно устроить показательный редакционный суд, с позором уволить всех виновников — так сказать, пожертвовать малым, чтобы сохранить большее.

Но когда Стонбай под лупой рассмотрел рисунок на первой полосе фальшивки, то тут же изменился в лице.

— Этот… этот номер напечатали здесь. Прямо под нами…

Работающие печатные станки громко щёлкали всю смену. Работникам иногда приходилось перекрикиваться, чтобы услышать друг друга. Эдельхейт и Вильямсон спустились в типографское подвальное помещение. Тусклый дневной свет проникал сюда только через маленькие окошки под потолком, и тут всегда горели газовые лампы.

Стонбай горячо убеждал, что сюда проник вор и воспользовался одним из станков. По-другому объяснить, как по городу гуляют газеты с двумя первыми полосами, он не мог. И в знак доброй воли предложил Вильямсону и детективу самим осмотреть «место преступления».

За станками работали трое мужчин и две женщины. Эдельхейт подошёл к самой непривлекательной и галантно поцеловал ей руку.

— Леди, позволите отвлечь вас на минутку? Мне отчаянно нужна помощь такой умной и обаятельной женщины как вы.

Взгляд его разноцветных глаз гипнотизировал как змеиный, и женщина зарделась смущённым румянцем, на краткий миг почувствовав себя королевой. В ту минуту она готова была оказать Эдельхейту любую помощь.

«Вот ведь дамский угодник, — проворчал про себя Вильямсон. — Если он такое проделал и с Инес… Уж я ей устрою за самовольные визиты за моей спиной».

— Леди, я уверен, что вы очень внимательны и ответственны в своей работе. Скажите, всё ли было в порядке утром с оборудованием.

— Сейчас, когда вы сказали… оттиски кто-то брал. Они лежали не на месте.

— Вы уверены?

— Абсолютно уверена, сэр!

— Кто пользовался ими последним?

— Я и пользовалась. Я ушла последней и заперла дверь, — в доказательство своей правоты женщина показала ключ.

Эдельхейт его осмотрел и вернул. Затем заверил женщину, что она чрезвычайно помогла, и он от всей души благодарен. Дама вернулась к работе, и улыбка не сходила с её лица.

— Скорее всего, дверь взломали снаружи. Со служебного входа можно зайти прямо сюда, минуя остальные помещения, — тихо заключил детектив, вернувшись к Вильямсону.

— Я уже ничего не понимаю, Эдельхейт. В духе Стонбая вытворить фокусы с издевательскими заголовками, но чтоб две газеты! Что по этому поводу обычно думают детективы?

— Детективы обычно не исключают ни одну из версий, пока не докажут обратного. Мистер Стонбай мог сделать вторую версию газеты, чтобы отвести от себя подозрения. А мог говорить правду, и сюда проник очень осведомлённый мошенник и взломщик, который в курсе, как пользоваться типографским станком. Вы, к слову, прочли ту статью?

— Зачем мне читать всякие пасквили?

— Напрасно. Там есть любопытная деталь.

— Ну же, Эдельхейт, не тяните кота за хвост!

— В тексте ни одной ошибки.

— И что?

— Мошенник — весьма грамотный человек. Такое приходит с опытом и начитанностью.

— Тьфу на ваши загадки. Я вам плачу за ответы. Так ответьте мне: Стонбай виновен или нет? И кто взорвал мой поезд?

— Я это узнаю… в свободное время, как вы помните, — улыбнулся Эдельхейт и долго всматривался в царапины на дверном замке.

В узких переулках восточной части Гласстона жизнь текла иначе. Вместо фешенебельных гостиниц — более скромные доходные дома. Вместо каменных и кирпичных зданий — деревянные, местами покосившиеся постройки. Прогорклый запах помоек и нечистот. Тусклым днём стихийные рынки, где каждый продавал и покупал, что мог. А угольной ночью — разбой и разврат… впрочем, это здесь называлось услугами.

К счастью для себя, Эдельхейт пришёл сюда, пока ещё не стемнело, и вооружённые разбойники и «уличные феи» его не беспокоили. Однако обитатели бедного района смотрели на него косо. В своём дорогом светлом костюме, шляпе-цилиндре и газетой под мышкой Эдельхейт выглядел белой вороной, залетевшей со светского приёма не туда.

Но именно здесь Гай надеялся найти тех, кто ему нужен. Мальчишки-газетчики не стали бы разговаривать с ним во время работы на улицах, но здесь, в переулках, они чувствовали себя как дома и ничего не боялись.

Несмотря на то, что несколько лет назад по всей стране начали открываться благотворительные школы, детей из самых бедных семей отправляли не учиться, а работать, чтобы помогали семье держаться на плаву. И продажу газет можно назвать для таких ребятишек самой квалифицированной работой, потому как справиться с ней могли только самые смышлёные. Не умея читать, продавцы должны были каждый день заучивать громкие заголовки и принимать оплату от покупателей без ошибок. Те, кто имел не настолько светлую голову, шли в шахты, на фабрики, в собачьи золотари3, трубочисты, факельщики и чистильщики обуви. И с двумя последними было далеко не всё так просто.

— Сэр, позвольте почистить ваши ботинки! — тонкий голосок прозвучал за миг до того, как маленькие руки начали с усердием тереть тряпкой ботинок, не дожидаясь утвердительного ответа.

Но Эдельхейт отступил на шаг и назидательно поднял, словно указательный палец, трость.

— Мальчик. Ты уже третий, кто пытается почистить мои ботинки в этом районе. И, как видишь, мой кошель всё ещё при мне. Понимаешь, что это значит?

— Что… у вас красивый кошель… сэр? — взгляд мальчика невольно метнулся в сторону, где за углом таился его сообщник.

— Вот что, мальчик. Я дам тебе и твоему другу по двадцать пенсов сейчас и попрошу кое о чём. И, если вы сможете мне помочь, то дам ещё по тридцать.

— Пятьдесят пенсов! Что надо делать, сэр?

«Быстро посчитал, — заметил Эдельхейт. — Этот точно газетчик. И по вечерам промышляет воровством со своим другом». Пятьдесят пенсов для таких ребят было достаточно мало, чтобы не счесть Эдельхейта обманщиком, и достаточно много, чтобы у них загорелись глаза.

— Мальчик, мне нужно узнать…

* * *

Бухгалтер Руд Диксон смертельно устал. И замёрз. И, судя по мелким кругам в лужах, совсем скоро ещё и промокнет. Он шумно высморкался в несвежий платок, прижал кожаную папку с бумагами поближе к себе и ускорил шаг.

На улице уже стемнело и каждый шаг прочь от Центральных улиц вглубь города приближал к неизвестности. Сверкающий днём цивилизованностью и прогрессом Гласстон ночью превращался в оскалившееся в темноте чудовище. И кратчайший путь Диксона к дому пролегал по краю этой пасти — через чёрные безлюдные переулки.

И хоть Диксон мог позволить себе нанимать факельщика, на деле такие «помощники» могли завести незадачливого прохожего к своим сообщникам и ограбить. Поэтому Диксон предпочитал идти сам, и ноги безотказно вели его домой через знакомые кочки, повороты и застоявшиеся лужи, от которых пахло нечистотами и протухшими объедками.

Диксон потёр свободной рукой висок. Несмотря на то, что он привык к местным запахам, сегодня они только обостряли его головную боль. А всё эти треклятые бумаги! Начальник возложил на него сложную задачу, более того — не совсем законную. Но дело бухгалтера маленькое — подтасовать цифры, свести расчёты, и вот уже убыточные предприятия не убыточные, а дают хорошую прибыль. Начальник рад. Его акционеры рады. А Диксон получит лишний фунт.

Впрочем, начальник тоже справлялся с ситуацией в своей манере. Устраивать на улицах шум он умел, и вот потерявшие на той неделе два пункта акции снова подросли за счёт высоких продаж.

Диксон проходил мимо затихшего на ночь рынка и на миг споткнулся на гнилой картофелине. А когда вернул равновесие, то увидел впереди огонёк просмоленной палки. Факельщик. Судя по высоте огня над землёй, ребёнок. Диксон поёжился, но не свернул с пути. Огонёк приближался и рябил в глазах.

И тут сзади в мужчину что-то врезалось. Он повалился вперёд, а бумаги в кожаной папке бухнулись в лужу перед ним. Огонёк факельщика блеснул перед глазами, чья-то маленькая нога наступила на несчастную поясницу Диксона, послышался лёгкий «плюх» в воду и детский смех, а потом шаги так же быстро растворились в темноте.

Ворча на ночных хулиганов, Диксон сел и потёр ушибленные локти и колени. Могло быть и хуже. Его жизнь и даже кошелёк остались при нём. Когда глаза снова привыкли к темноте, бухгалтер начал шарить руками в поисках папки с бумагами, но это оказалось как искать чёрную кошку в тёмной комнате. Он обшарил переулок, вымазался в грязи, но ладони находили только мусор. Документы пропали. Пропал Диксон.

Он не сразу услышал, что позади приближались ещё шаги, а потому вздрогнул от внезапного голоса:

— Что-то потеряли, сэр?

Следующее, что помнил Диксон, это нож у его горла. Кто-то крепко схватил мужчину за грудки прижал к стене. Хоть Диксон и был крупнее нападавшего, не смог от страха и пошевелиться, а лицо побелело как мел. Дождь тихо накрапывал по крышам и лужам, но уши заложило, как от грома.

— С-сэр, у меня немного денег, но возьмите. Н-не убивайте!

Обычно этого хватало. Тут, конечно, водились мокрушники, но никто не стал бы наживать неприятности лишним трупом, если таковых можно избежать. Но преступник внезапно стукнул по руке Диксона, и его кошель бухнулся в лужу.

— Деньги мне уже заплатили. У шефа дела тут идут совсем скверно, а ты слишком много про них знаешь.

Душа Диксона ушла в пятки. Не может быть! Собственный начальник подослал к нему убийцу! «Горе мне! — разрыдался про себя несчастный бухгалтер. — Да если б я знал!»

Глаза сквозь слёзы уловили приближающийся свет, и Диксон неожиданно уверовал в Бога и жизнь после смерти. Но раздался выстрел в воздух, чьё-то «Эй!», и удерживающие Диксона руки тут же исчезли. Он тяжело сполз по стене, ватные ноги не слушались, а дыхание, больше напоминавшее стон, никак не успокаивалось.

— Сэр, вы не ранены?

На этот раз Диксон отшатнулся от незнакомого голоса как от чумы и заслонился руками.

— Н-нет, не убивайте.

— Успокойтесь, сэр. Преступник сбежал. Я не причиню вам вреда.

Ласковый успокаивающий голос заставил Диксона открыть глаза и вглядеться в лицо джентльмена. Да, это определённо был джентльмен в белом костюме и шляпе-цилиндре, с факелом в одной руке и револьвером в другой. Поверить в его появление в таком месте было сродни чуду, но именно это чудо только что спасло несчастного бухгалтера.

— Позвольте представиться. Моё имя Гай Эдельхейт, — джентльмен убрал в карман револьвер и коснулся шляпы в приветствии.

— Руд Диксон, — пролепетал в ответ бухгалтер.

— О, так это вас я ищу.

— М-меня?

Только сейчас в свете факела, Диксон заметил, что глаза у джентльмена разные — одни серый, другой фиолетовый. Погодите, где-то Диксон про такие слышал…

— Мне сказали, что вы поздно заканчиваете работать, но я не успел к вашему уходу из редакции, поэтому узнал ваш адрес. Мне хотелось с вами поговорить. Видите ли, я частное лицо — кто-то бы даже назвал меня частным детективом — и я расследую одно… даже два дела. Вы бы мне чрезвычайно помогли, если бы рассказали о своём начальнике. О, — детектив посмотрел вниз и приподнял ботинком кожаную папку, — это ваши документы?

Но последнее Диксон не услышал. «Песня!» — вдруг осенило его. Он слышал, как в пабе про этого детектива распевали песни! В сердце Диксона тут же разлилось тепло от неожиданного спасения и безопасности в присутствии этого человека. Вот кто ему друг! Вот кто ему поможет! А Стонбай со своими убийцами может катиться к чёрту!

— Я всё расскажу, сэр. Всё до единого слова!

* * *

Винс переоделся в одежду, которую спрятал в мешке в переулке. В глубокий карман поместился завёрнутый в лоскут нож. Бешено колотящееся сердце понемногу успокаивалось и вступало в свой обычный ритм. Что теперь будет с газетным бухгалтером, и как тот поступит, Винса не волновало. Он всё сделал как надо, остальное не его проблемы.

Чтобы развеяться, Винс обещал встретиться сегодня с Джеймсом в пабе «До капли». В конце концов, они не закончили «прогулку», и этот «Сыщик» наверняка опять будет вытягивать деньги на дорогую выпивку. Но Винс не против, дело того стоило.

Винс вышел из глубины трущоб в более обитаемые переулки, где жизнь не прекращалась ни до полуночи, ни после. Бродяга коптил что-то над костром, наверное, поймал несчастную кошку или крысу. Какая-то парочка лобызалась у всех на виду. Другие спали, свернувшись для тепла в клубок, а за углом слышались звуки драки, вполне возможно, поножовщины. Горе бобби, которых назначают в этот район. Их попытки навести порядок напоминала дырявые трубы — сколько воды ни лей, до котла не доберётся.

Гласстон мог хвастаться званием города света и прогресса, но то лишь фасад Центральных улиц. В глубине переулков город остался так же тёмен и безнадёжен, как и до своего расцвета.

Винс поправил твидовый пиджак и направился в противоположную от драки сторону. Ни к чему сейчас лишние неприятности, и так засветился. На повороте его сцапала ярко накрашенная дамочка, от которой несло перегаром.

— А ты вкусно пахнешь. Вижу, у тебя водятся деньги, — замурлыкала она и потянула Винса за ремень, — не хочешь провести эту ночь со страстью?

— Я «со страстью» проведу эту ночь с бутылкой джина. «Дьявольские кошечки» меня не интересуют.

Дама тут же отпустила Винса и надула от обиды губы. То ли из-за отказа, то ли из-за того, что Винс назвал её «дьявольской кошкой», в то время как сами «кошки» предпочитали куда более поэтичное «уличные феи».

Винс прибавил шагу, чтобы успеть к Джеймсу. Тот сидел за их обычным столом и страшно переживал, что ему самому придётся платить здесь за выпивку. Однако при виде Винса на лице «Сыщика» промелькнули поочерёдно и радость, и обида.

— Как ты мог меня бросить?! — насупившись, воскликнул Джеймс.

Отсветы тусклой лампы делали его лицо пунцовым — то ли от злости, то ли от количества выпитого.

— У меня были дела. Я ведь предупреждал, — Винс устроился напротив и подозвал официантку. — Но сейчас все здесь, всё хорошо, и я в твоём распоряжении.

При этих словах всю обиду Джеймса как рукой сняло. Он расплылся в улыбке и заказал себе лучший сорт пива.

Примечания

3

«Собачьи золотари» (pure-finder) собирали фекалии и продавали кожевенным фабрикам для выделки кожи

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я