Стеклянная шестерёнка

Акили, 2023

Город Гласстон – колыбель паровых технологий. Все достижения прогресса начались отсюда, и город чествует великого изобретателя, который положил начало паровой эпохе во всей стране, – Грегора Вильямсона. И пока "отец прогресса" купается в лучах славы и готовится отмечать свой день, в городе проявляют себя разные личности. Одни не прочь сместить с пьедестала "отца прогресса". Другие хотят сблизиться с великим изобретателем и преследуют свои мотивы. Сцена готова, часы вот-вот заиграют мелодию, и все готовы к празднику, как в Гласстон неожиданно прибывает таинственный джентльмен. Станет ли он лишней шестерней в отлаженном механизме города? Чью сторону примет, когда события в городе разгонятся как паромобиль? И сколько секретов выйдет наружу?

Глава 7. Подпись

В особняке Вильямсона сегодня ярко горели все лампы и даже свечи. Начищенный паркет блестел и ловил блики шумного движения вечера. Слуги то и дело убегали в погреб, чтобы вынести очередную бутылку бренди, коньяка или шампанского и разлить гостям. Закуски нескончаемым потоком продолжали выносить с кухни.

Но самой выразительной деталью вечера был оркестр автоматонов, который мистер Вильямсон специально заказал для сегодняшнего вечера из театра. По городу встречались одиночные механические фигуры с музыкальными инструментами, например в скверах или богатых магазинах, но механических оркестров такого размера было всего два на Гласстон — в самом крупном сквере на Адмонт-стрит и в театре «Альгамбра». В своё время мистер Вильямсон торжественно открывал оба.

И сейчас безликие скрипачи, виолончелисты, трубачи, арфист и пианист в медных шляпах и таких же медных фраках аккомпанировали танцам и звону бокалов.

— Поверить не могу, что уважаемый мистер Стонбай нас обманывал! — удивлялась графиня Мур, прикрывая свою морщинистую шею чёрным веером вдовы.

— Сам творил преступления и сам же о них писал! Вот это схема!

— Мистер Смит, вы говорите так, словно им восхищаетесь.

— Лишь ловкостью задумки, дорогая графиня, — улыбнулся Уолтер Смит и залпом допил остатки бренди.

— Интересно, что же теперь грозит мистеру Стонбаю? Я слышала, мистер Вильямсон будет добиваться самого сурового наказания!

— Не тревожьтесь, графиня, — ответил Смит. — Если я что-то понимаю в законах, — все дружно рассмеялись милой шутке нотариуса, — то мистеру Стонбаю грозит лишь тюремный срок. И даже не пожизненный. Зато, когда он выйдет, боюсь, у него не останется ни единого пенса и ни единого друга.

— Он заслужил, — категорично заявил владелец транспортной компании Милсворд. — Сорвать День прогресса, уничтожить чудо техники! Я бы дал и пожизненное.

— Вы чересчур суровы, мистер Милсворд…

— Просто поезд должен был обкатывать его рельсы. Как жаль, что мистер Милсворд уже успел скупить для этого землю, — хихикнул банкир Фаулер. — Так порадуемся же за нашего мистера Вильямсона, что всё благополучно разрешилось. И выпьем за мистера Эдельхейта — того, кто эту ситуацию разрешил!

Звон бокалов слился с громкими тостами и весёлым мотивом скрипки. Вильямсон обхаживал каждого из гостей, изображая лучшего на свете хозяина вечеринки. Смеялся их шуткам и веселился вместе со всеми. Только Эдельхейт стоял в стороне и задумчиво смотрел в толпу, кружа в своём бокале шампанским.

— Сегодня весь город пьёт за вас, — заметила подошедшая Инес Браун.

Её платье было тёмно-изумрудного цвета, а на руках модные обшитые лентами митенки. Сегодня она не надела траур.

— Не знал, что всему городу сегодня налили, — отозвался Эдельхейт.

— Вы ещё останетесь с нами? — не обратила внимание на его колкость Инес.

— Ваш отец настаивает, чтобы я нашёл пропавший чертёж. Да и меня, собственно, беспокоит наш взрывотехник. Сколь ни был способен мистер Стонбай, вряд ли среди его талантов есть навыки взломщика и подрывника. А потому, по меньшей мере, один преступник всё ещё на свободе.

— Думаете, он ещё в городе?

— Уверен, что так. Если он до того оставался вне поля зрения полиции, то и это происшествие его не раскроет. Так что мне будет чем заняться в мой отпуск, — беспечно закончил Эдельхейт и улыбнулся миссис Браун.

Она зачарованно посмотрела в его разноцветные глаза, а потом сморгнула и смущённо отвернулась, закрыв лицо веером.

Глаза Гая и впрямь оказывали на людей необычный эффект. Одних они очаровывали, словно излучали непонятную, но притягательную магию. Причём, «жертвами» могли оказаться и мужчины, и женщины. Другие считали его глаза дьявольскими и старались не встречаться с Эдельхейтом взглядом. Среди них тоже были и мужчины, и женщины. Поэтому и для первых, и для вторых Гай носил на носу маленькие тёмные очки… если только не вёл допрос.

Тем временем Инес справилась с неловкостью и продолжила разговор:

— Что вы намерены делать дальше в своём расследовании?

— Искать. Пока искать.

— Если я могу вам чем-то помочь, скажите.

— Оу?

— Вы помогли моему отцу. Спасли его от человека, вредившего его делу не один год. Я хочу хоть как-то отплатить вам.

— Ваша забота об отце трогательна, мистрис Браун, но вряд ли мистер Вильямсон будет рад, если я воспользуюсь… вашим предложением.

— Отец держит меня за дорогую и хрупкую вазу. Он заботится обо мне, но не всегда прав, — деловито отозвалась Инес. — Даже об вазу можно порезаться.

— Об разбитую вдребезги, хотите сказать, — усмехнулся Эдельхейт, на что Инес обиженно передёрнула плечами, однако Гай добавил: — Но я оценил ваш пыл, мистрис Браун, и непременно обращусь к вам, если мне понадобится ваша помощь.

Оркестр автоматонов тем временем заиграл всеми инструментами разом, и зал наполнился величавой музыкой… Словно хозяин вечера как можно дольше пытался удержать торжество момента.

***

— Что это такое?

Эдельхейт с любопытством рассматривал на столе сложный чертёж. Прямые и выгнутые линии пересекались друг с другом, создавали фигуры клапанов и шестерней, цилиндров и поршней, образуя одному создателю ведомый математический узор. Многочисленные цифры и формулы заполняли каждый незанятый рисунком клочок.

«Вильямсон наверняка сейчас использует менее дешёвую бумагу, а значит чертёж очень старый. И чернила поблекли», — подумал Эдельхейт и вопросительно посмотрел на Вильямсона.

— Вам не нужно знать, что это. Вам нужно такое же найти. Если вор продаст дубликат чертежа, то мою работу могут украсть! Не допустите этого. Я вам щедро плачу.

За дело Стонбая Вильямсон и впрямь заплатил неплохо, но деньги для Эдельхейта не были главной мотивацией. А потому иногда стоило ставить зарвавшегося нанимателя на место.

— Мистер Вильямсон. Чтобы что-то найти, мне нужно знать, что искать. Иначе невозможно определить, кому вор мог продать ваш чертёж. Если же вас не устраивают мои методы работы, то я сейчас же приглашу к вам констебля Хиггинса и продолжу свой отпуск.

Густые усы Вильямсона в раздражении зашевелились, но он всё равно не уступил.

— Просто запомните очертания рисунка. Эта технология… я ещё не доработал её. Она не готова для производства.

— Значит в таком виде чертёж не представляет ценности?

— Ещё как представляет! — стукнул кулаком по столу Вильямсон. — Если его доработает кто-то другой, он станет вторым «отцом прогресса»!

–…И вторым Вильямсоном. А первый никак не сможет это пережить, — тихо вздохнул Эдельхейт, но собеседник его не услышал.

— Это мой чертёж. Моя технология. Нужно срочно найти дубликат.

На этих словах Вильямсон поспешно убрал со стола оригинал и спрятал в сейф — старый и крепкий, как заметил Эдельхейт. Не чета той новомодной игрушке с фабрики.

«Интересно… Столь ценный чертёж случайно попал вору в руки, или вор точно знал, что искать? Если случайно, то найти пропажу будет трудно, почти невозможно. Но если нет…»

Эдельхейт внимательно посмотрел на закрывшийся сейф.

***

Вереницы паромобилей ехали в западную часть Гласстона и, загрузившись пассажирами, увозили их всех за город. Вдали от смога промышленных труб над головой сияло чистое небо и до редкости палящее солнце, от которого стремились укрыться в тени деревьев и под крышами торговых ларьков и трибун.

Тележки, чьи хозяева прибыли сюда ещё затемно, теперь катались с прохладным лимонадом и пивом по маршрутам приезжающих гостей, лавировали на стоянке паромобилей и пестрили яркими вывесками и флажками у входа на трибуны.

Каждое лето в Пинионе — маленьком пригороде Гласстона — проходила знаменитая выставка собак, где богачи со всего округа представляли своих хвостатых чемпионов. На глазах у публики солидные джентльмены во фраках и шляпах-цилиндрах важно выхаживали за своими собаками и купались в лучах всеобщего внимания в надежде на солидный призовой куш.

В этом году победу разделили поджарый доберман владельца транспортной компании Милсворда и питбуль в галстуке-бабочке от крупного импортёра чая Пинкена. Оба хозяина посмотрели друг на друга с неприкрытой неприязнью и великодушно позволили главному судье надеть на своих питомцев одинаковые ленточки.

И если посмотреть саму выставку допускались только зрители из состоятельных семей, то на собачьи гонки могли издалека взглянуть и менее обеспеченные горожане, которые добирались сюда в переполненных паробусах.

Эдельхейту прислали приглашение на главную трибуну. Он миновал толпящихся зевак, прошел по полю пожелтевшей травы и поднялся к своему месту под навесом. Мистер Бонс энергично замахал ему рукой.

— Мистер Эдельхейт! Сюда. Вы припозднились, и мне пришлось охранять ваше место от посягательств мистера Хэлсвуда. Отчего вы так задержались? Вы пропустили всю выставку!

— Заторы на дороге, мистер Бонс. Да я и не любитель выставок, поэтому не слишком расстроен, — ответил Эдельхейт, присаживаясь на обитую бархатом скамью.

Бонс, словно не услышав последнего предложения, начал увлечённо рассказывать об итогах выставки.

— Видели бы вы лицо Милсворда, когда объявили, что победителей двое. Да ещё и его давний недруг Пинкен! Поверьте, Милсворд из тех, кто хочет быть на вершине в одиночку. Это сильно роднит его с мистером Вильямсоном.

Эдельхейт посмотрел вперёд. Через две скамьи от него сидели и беседовали Милсворд и Вильямсон. Рядом с отцом сидела Инес Браун в тёмно-медном платье и обмахивалась веером. Она почувствовала взгляд, обернулась и с улыбкой кивнула Эдельхейту. Он в ответ коснулся полей шляпы.

— Очаровательное создание, не так ли? — подмигнул ему Бонс. — Все считали, что мистер Вильямсон явно продешевил, когда отдал её неизвестному инженеру. Да, говорят, он был талантлив, но всё равно странно! Если кто-то и набивает себе цену, так это Вильямсон. А тут такой инцидент.

— Может быть, он проникся историей любви юной Инес и своего подчинённого, — отстранённо ответил Эдельхейт. Пусть Инес и поведала ему подоплёку истории, но как юрист он трепетно относился к тайнам своих клиентов.

— Ну и брак, разумеется, получился крайне неудачный! — хлопнул по колену Бонс. — Вот что бывает, когда юные девицы сами выбирают себе женихов. Это дело стоит доверять опытным родителям. Полагаю, мистер Вильямсон больше не допустит такого недоразумения, тем более что его состояние с тех пор изрядно возросло. Скажу так, мистер Эдельхейт, кто женится на Инес Вильямсон, тот вытянет золотой билет! Мистер Смит вот уже пытался, но Вильямсон отказал. Какой был конфуз!

— Мистер Смит?

— О, вас ещё не представили друг другу? Но вы наверняка видели его на приёмах. Довольно известный юрист в нашем городе. Разве что не торговый принц. Но все видные джентльмены… и даже дамы, — добавил Бонс, явно намекая на кого-то вроде графини Мур, — хоть раз да пользовались его услугами. Его персона — это ходячая шкатулка с маленькими секретами всего высшего света, и ещё никому не удалось подобрать к ней ключ. Вам обязательно стоит с ним познакомиться. Да вон он сидит.

Бонс указал на стройного джентльмена с сером костюме-тройке на два ряда впереди. Смит был немного моложе Вильямсона, но гладко выбритое лицо скидывало ему ещё несколько лет. Складки возле носа говорили о частых улыбках. Правда тонкие поджатые губы намекали, что сегодня он отнюдь не весел.

— Мистер Смит, кажется, чем-то расстроен, — заметил Эдельхейт.

— А, наверное, потому, что его ретривер сегодня даже в финал не вышел, хотя дорого ему обошёлся. Через год мистер Смит наверняка снова заменит собаку.

«Это кто тут ещё шкатулка с секретами», — неслышно усмехнулся про Бонса Эдельхейт.

В этот момент толпа радостно зашумела, потому как начались гонки. Эдельхейт ожидал, что на поле выпустят собак и заставят их бежать по прямой. Но из павильонов выкатились колесницы, каждая запряжена шестью-восемью псами и управлялась наездником. Картина была разномастная и странная, так как ограничений по породам не было, и коротконогие бульдоги всерьёз собирались соперничать с высокими длинношёрстными борзыми.

Наездники одеты в яркие костюмы и шляпы, иные натянули на глаза очки-гогглы, словно собирались прокатиться с ветерком. Зрелище столь контрастировало с высокопарной выставкой, что с первого взгляда выдавало свой потешный характер.

Толпа явно им наслаждалась и от души каталась со смеху, когда один из участников проехал мимо трибун на таксах. Вернее, таксы просто бежали, а наездник как ни в чём не бывало отталкивался ногой от земли, чтобы помочь им тянуть тяжёлую колесницу.

Первыми финишировали хаски, и их хозяин победно помахал зрителям. Гончим не терпелось оставить позади свой груз и резвиться налегке, а потому они то и дело дёргали колесницу то вперёд, то в стороны. Бульдоги же неторопливо и с серьёзным видом только заканчивали второй круг.

Когда улыбчивый судья благодарил «старательных участников», Эдельхейт заметил на трибунах движение и узнал пробирающегося сквозь толпу домоправителя Вильямсона. Тот шепнул хозяину несколько слов, отчего Вильямсон вскочил с места и торопливо направился к выходу, подавляя желание перейти на бег. Его лицо не удалось разглядеть за низко опущенной шляпой, однако Милсворд, Бонс и все остальные с любопытством наблюдали за удаляющимся Вильямсоном. Инес Браун тоже вышла за ним спустя несколько секунд.

Чутьё подсказывало Эдельхейту, что ситуация потребует участия частного детектива.

***

«Ограбление в Вэст-Эдж!», «Вор проник в особняк мистера Вильямсона!» — детские голоса звонко раздавались со всех улиц. Мальчишки-газетчики стайками летали от одного многолюдного места к другому, продавая горячий тираж.

После небольшой заминки из-за смены редактора, «Вестник Гласстона» всё так же исправно выходил каждый день, словно ничего не произошло. Будто Стонбай был столь незначительной деталью, что машина города проглотила его без всяких последствий. Но Вильямсон по-прежнему являлся одним из главных котлов, от которого подавался пар во все сферы Гласстона. При любых поломках этого котла машина начинала перегреваться.

Вот и сегодня город кипел и пыхтел, обсуждая последние новости. Не надеясь на полицию, Вильямсон тут же вызвал к себе Эдельхейта, но тот явился только спустя день после кражи. Гай ожидал, что услышит недовольный окрик Вильямсона, едва переступит порог, но тот сидел за столом и смотрел в стену. Казалось, он даже не заметил опоздание детектива. Как позже выяснилось, Вильямсон пребывал в таком состоянии со вчерашнего дня, а Эдельхейта вызвала Инес от имени отца.

— Мистер Вильямсон, вы никак заболели? — то ли с вежливостью, то ли с иронией спросил Эдельхейт.

На столе рядом с Вильямсоном стояли бокал вина, стакан воды, и пузырёк с успокоительными каплями.

«Наверняка принесла Инес».

Когда фабричный магнат не ответил, а продолжал смотреть в пустоту, Эдельхейт склонился над ним и позвал снова:

— Мистер Виль…

— Вы верите в призраков? — внезапно спросил Вильямсон, не отрываясь от созерцания невидимой точки на обоях.

— Я? Кхем. Мистер Бонс был бы счастлив услышать это от вас, а я человек практичный. Мой ответ «нет». Но чем обусловлен вопрос?

Вильямсон махнул рукой на распахнутый сейф, который не так давно показывал Эдельхейту. Сейф часто открывали, а потому туда проникла пыль и своими очертаниями выдавала былое содержимое.

— Снова вскрытый сейф и даже без взрывов. Хм, пропали несколько пачек банкнот и… полагаю, папка с документами? — беспечно уточнил Эдельхейт, но Вильямсон не ответил. — Дайте угадаю, там был ваш чертёж?

— Это не смешно, сэр! — наконец встрепенулся Вильямсон, но его лицо скорее выражало великий испуг и тревогу, чем гнев. — Чертёж… этот чертёж… это работа всей моей жизни! Верните его, Эдельхейт, верните!

— Если бы чертёж забрали просто заодно с деньгами, вы бы не спросили про призраков. — Эдельхейт сел напротив своего нанимателя и пристально посмотрел ему в глаза. — Мистер Вильямсон… вы что-то знаете.

Это не было вопросом. Разноцветные глаза Гая магически смотрели в метущиеся зрачки Вильямсона. Магнат судорожно нашарил на столе первый попавшийся напиток. К счастью, это оказалась вода с лекарством.

— Вор оставил знак. Подпись, — наконец произнёс Вильямсон после внушительно глотка.

Он указал на клочок бумаги на полу, который Эдельхейт сначала принял за разбросанные после ограбления бумаги Вильямсона. На клочке вычерчен круг с треугольником внутри, у которого отсутствовало основание. Подобные знаки оставляют мастера на своих изделиях. Например, знак на чертежах Вильямсона очень напоминал этот, и всё же был другим.

Эдельхейт взял из открытого сейфа транспортир. Верхний угол начерченного треугольника составлял точно 30 градусов, а крохотная вмятина в центре указывала, что неоконченную окружность чертили циркулем.

— Ваш вор умеет пользоваться чертёжными инструментами, — пробормотал детектив. — А такие не у каждого взломщика найдутся. Может, это работа его нанимателя? Мистер Вильямсон, чья это подпись?

— Ничья.

— Прошу прощения?

— Много лет назад, — Вильямсон промокнул испарину платком. — я знал одного изобретателя. Вот только всё, что он когда-либо изобрёл, сломалось, разбилось или взорвалось. Дошло до того, что он чуть не обокрал меня. К счастью, я успел всё запатентовать, и ему не досталось ничего. Тогда он решил устроить шумиху в прессе, и снова ничего не вышло. Он был завистлив, хотел отомстить мне.

— У него есть имя?

— Не помню.

— В самом деле? — Эдельхейт недоверчиво глянул на Вильямсона.

— «Боун», «Баум» или как-то так. — Вильямсон вдруг вскочил из-за стола и с взглядом безумца схватил детектива за плечи. — Эдельхейт. Он говорил, что не сдастся. Он обещал, что заберёт всё, что принадлежит мне! Это его знак. Но…

— Но он умер, иначе бы вы не заговорили о призраках, — спокойно закончил Эдельхейт. — И умер ещё до вашей известности, иначе весь Гласстон давно бы знал эту историю.

— Да… да.

— Мистер Вильямсон, я прошу вас успокоиться, — Эдельхейт вежливо освободился из хватки и разгладил помятый рукав. — Если ваш, кхем, «призрак» давно в могиле, то он никак не мог украсть ваш чертёж. Однако эта подпись может стать нашей самой весомой уликой. Кто-то пытался ею вас напугать. Скажите, что-то ещё пропало?

— Брачный контракт Инес. Он лежал рядом.

— Зачем вору контракт? Тут были другие бумаги?

— Были. Не столь ценные. Он забрал всё.

— Значит забрал заодно. Видимо, не было времени копаться в бумагах. Его в любой момент мог застать ваш домоправитель. Тогда возвращаемся к вашему «призраку». Кто-нибудь знал про эту давнюю историю с изобретателем?

— Никто, — покачал головой растерянный Вильямсон.

«Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу его таким», — вздохнул Эдельхейт, но от растерянного клиента мало проку.

— Вы уверены? Вы сказали, что вор попытался устроить «шумиху в прессе». К кому он пошёл с этой историей?

Вильямсон вскинул голову, словно что-то понял, и тут же пробормотал:

— К Чарльзу Стонбаю.

* * *

Центральное отделение полиции представляло собой внушительное здание, поделённое на множество крохотных комнат. В приёмной каждый день бродило много людей, и каждый приносил свои просьбы к хранителям правопорядка. Констебль за стойкой с усталым видом регистрировал их все, а затем или приглашал посетителя дальше в глубину участка, или прощался.

На досках повсюду развешаны объявления о розыске с самым разным содержанием. И отовсюду в этом здании слышалось постукивание клавиш печатных машинок, шороха страниц, скрипа карандашей и тихих разговоров, которые для местных бобби давно слились в единый поток рутины.

Эдельхейт пересёк приёмную с хозяйским видом, словно был тут неоднократно. Никто из констеблей его не остановил, а двое даже поприветствовали почтительными кивками. Всё-таки дело о взрыве в День прогресса громкое, и, раскрыв его, Эдельхейт приобрёл определённую репутацию в кругах правопорядка. Ему даже без проблем выдали нужные документы, и Эдельхейт расположился за столом в одном из укромных уголков архива.

Свет едва проникал в помещение из маленького окна под потолком. В блёклых лучах солнца кружились многочисленные пылинки. Воздух был спёртым и тяжёлым. В середине комнаты стояли массивные столы с множеством ящиков, по виду напоминавших сейфы. Вдоль стен тянулись стеллажи с подписанными коробками перфокарт и книгами. В отличие от рутинно-суетного состояния участка, в архивах всегда стояла тишина, как в библиотеке. Слышалось лишь тихое жужжание настольных светильников.

Эдельхейт выложил перед собой стопку бумаг — дело Стонбая. Когда процесс над газетчиком окончательно будет закрыт, вся эта стопка превратится в компактные перфокарты. А пока люди ещё не научились считывать с них информацию без вводного устройства и на суде предпочитали обычную бумагу.

Взрыв фабрики стал самым громким преступлением, но и без него набралось много сведений о махинациях Стонбая с финансами. Большую часть этого Эдельхейт предоставил полиции сам, но кое-что они нашли сами по отчётам сбежавшего бухгалтера Стонбая. Почти на каждый год приходилось какое-нибудь мелкое или большое мошенничество. Свободным оставался лишь самый первый год, с которого началась эпоха прогресса Гласстона. Двадцать пять лет назад…

Можно уже не спрашивать Вильямсона, какой давней историей грозил ему при аресте Стонбай. Ради последней сенсации тот мог перевернуть её с ног на голову. Вильямсон отлично знал натуру Стонбая, а потому испугался угрозы.

Конец ознакомительного фрагмента.