Миры Бесконечности

Акеми Дон Боумен, 2021

«Миры Бесконечности» – невероятно захватывающее фэнтези о жизни после смерти. Красочная, увлекательная, глубокая история, которая понравится поклонникам «Матрицы», «Мира Дикого Запада» и мультфильма «Душа». Смерть – еще не самое страшное, что может произойти. Жизнь восемнадцатилетней Нами Миямото оборвалась внезапно. Девушка погибла по роковой случайности от пули грабителя. Она очнулась в странном месте под названием Бесконечность. Сюда попадает человеческое сознание, чтобы совершить переход в потусторонний мир. Нами узнает, что искусственный интеллект Офелия вышла из-под контроля людей и собирается захватить Бесконечность. Удастся ли Нами одолеть Офелию и спасти сознание людей от уничтожения? Акеми Дон Боумен – популярная американская писательница, обладательница премии William C. Morris Award за дебютный роман «Starfish». «Книга, которая заставляет задуматься о настоящем, о реальности, обо всем, что мы стараемся игнорировать. Она о человечности, умении принимать тех, кто отличается от нас, об эгоизме и страхе, который сопровождает на протяжении всей жизни». – Melanchallina, администратор группы «Чердак с историями» «Миры Бесконечности» —одна из самых ожидаемых книг 2021 по версии Book Riot и Epic Reads.

Глава 12

Шура шагает по северному туннелю, как леопард по снегу. Осторожно. Неслышно. Словно знает это место как свои пять пальцев.

И это разительно отличается от того, как это делаю я — словно белый медведь забрался в угольную шахту.

Мы проходим мимо двух Укрывателей. Они сидят с закрытыми глазами, находясь в каком-то медитативном трансе. Когда я увидела их, то испугалась, что они начнут кричать, чтобы я повернула назад. Но их концентрация оказывается сильнее.

— Они прячут входы, — шепчет Шура, когда мы отходим чуть дальше, а затем оглядывается через плечо. — Лишь живущие в Поселении видят этот туннель.

Подобная сила разума кажется мне невероятной. Мне трудно даже решить алгебраическое уравнение, не потеряв к нему интереса. А каково охранять непрерывно вход? Это очень большая ответственность.

— Их всего двое? Они что, сидят тут все время? — начиная жалеть их, спрашиваю я.

Шура морщится:

— Мы же не монстры, Нами. Они дежурят по расписанию. — На ее лице появляется ухмылка. — Может, и ты когда-нибудь присоединишься к ним. Это ответственная работа — находиться на первой линии обороны Поселения.

— Не знаю, — не желая развивать тему, отвечаю я.

Но больше ничего говорить и не требуется. Потому что то, что находится впереди, полностью завладевает моим вниманием.

И это…

Солнечный свет.

Мы шагаем по туннелю, и я чувствую, как ветер подхватывает мои волосы. Чувствую, как он овевает меня — возносит мою душу, — и груз от произошедшего исчезает.

Я закрываю глаза.

Волны ритмично бьются о пирс. Вода плещется о потертые доски, наполняя воздух множеством брызг. Я ощущаю вкус моря и на мгновение забываю, что оно ненастоящее. Нет ни моря, ни ветра, ни деревянных балок под нами. И приятные чувства тут же окутывает горечь. Потому что в Бесконечности ничто не реально.

Даже я.

Теперь даже я.

Шура протягивает ладонь к воде, ловя пальцами брызги.

— Иногда я представляю себе… Калининград летом: запахи копченой рыбы, сосен и Балтийского моря. — Она хмыкает. — Я ненавидела их при жизни, но сейчас мне этого очень не хватает.

Я вспоминаю мамину лодку и ловушки для крабов. Запах прорезиненного спасательного жилета, который мне так не нравилось носить. Яркие лучи обжигающего солнца и смешинки в маминых глазах, которые появлялись всякий раз, когда я обвиняла ее в массовом убийстве крабов.

Я бы отдала все за еще один день на лодке с мамой.

— Думаю, я понимаю, о чем ты, — тихо говорю я.

Шура опускает руку:

— По крайней мере, у нас остались воспоминания.

Я ничего не отвечаю, потому что единственное, для чего хороши мои воспоминания, — для появления страха. Страха перед новой реальностью, страха за своих родных, которые даже не представляют, что их ждет, страха, что я проведу вечность, тоскуя о том, чего не могу иметь.

Я пытаюсь придумать новую тему для разговора. Что-то, что не испортит мне настроение окончательно.

— Ты из России?

В ее глазах отражается понимание.

— Тебя удивляет, что я говорю не по-русски. Вот только для меня ты говоришь по-русски. — Я хмурюсь, и она поясняет: — Мы слышим ту речь, которую способны понять, но в Бесконечности есть только один язык. Язык нашего сознания.

— У меня возникло столько вопросов, что я даже не знаю, с чего начать. Например, почему твои губы шевелятся так, будто ты говоришь по-английски, если ты отвечаешь мне на русском? Что будет, если я попробую заговорить на другом языке? Станут ли слова звучать по-английски… Боже, я попробовала, но это все еще звучит по-английски.

Я выдаю несколько фраз на испанском, которые запомнила с уроков в девятом классе. И с каждым произнесенным словом мои глаза расширяются сильнее.

Шура хихикает:

— Воспринимай это как мысленный разговор. На самом деле, ты слышишь не слова, а мысли.

— Это совершенно не укладывается у меня в голове.

— И у меня так было, пока я не узнала, что такие люди, как Тео, выросшие в двуязычной семье, иногда вдруг слышат слова на втором языке. — Она пожимает плечами. — Тогда я решила, что это не стоит моих мучений, и приняла это место таким, какое оно есть.

Мы шагаем в ногу по деревянному пирсу, скрытые от посторонних глаз силами Шуры.

— Ты помнишь правила? — спрашивает она через некоторое время, серьезно посмотрев на меня.

Я решительно киваю.

— Не задерживайся на одном месте. Ни с кем не разговаривай и ничего не трогай.

Шура поднимает указательный палец, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов.

— И не отходи от меня. Но если мы по какой-то причине разойдемся и скрывающая нас вуаль рассеется, не ищи меня. Потому что, увидев твой растерянный вид, Колонисты поймут, что ты разумна. Поэтому сохраняй спокойствие, возвращайся на пирс и иди по воде, пока я тебя не отыщу. Поняла?

— Это возможно? — внезапно испугавшись, спрашиваю я. — Рассеивание вуали?

— Иногда. Если вуаль недостаточно плотная, — отвечает Шура, но затем в ее голосе появляются горделивые нотки: — Но со мной подобного не случалось. Мои вуали нерушимы.

Своей самоуверенностью она напоминает мне Финна. Он всегда был храбрецом, который готов прыгнуть в бассейн, даже не проверив температуру, и попробовать новое блюдо, не поинтересовавшись, из чего оно приготовлено. Финн воспринимал это как приключение. Наверное, он и Бесконечность воспринял бы так же.

Я же не делаю ничего, пока не обдумаю все возможные последствия и потенциальные опасности.

Но я пришла сюда, чтобы узнать этот мир, даже если для этого придется столкнуться с неизвестным. В герцогстве Победы небезопасно для людей, но если я сама не увижу, в чем заключается опасность, то никогда не пойму, от чего защищаюсь. Мне нужно понять правила и где находятся границы, чтобы не выходить за них. Чтобы я больше не совершала ошибок.

Чтобы я почувствовала себя в безопасности, если здесь такое вообще возможно.

Я следую за Шурой по узкому пирсу, пока на поросшем вереском склоне холма не появляются нестройные ряды коттеджей, прижавшихся к утесу. С рыболовных сетей, прикрепленных к стенам у дверей, свисают бутылки с фонариками и разбитые ракушки, напоминая флаг. От труб поднимаются клубы дыма, наполняя воздух запахом горящей древесины.

Он напоминает мне о походе с родителями и Мэй и как мы вчетвером сидели у костра. Мама с папой поджаривали сырный хлеб, а мы с сестрой медленно расправлялись с большим пакетом маршмеллоу. А потом мы валялись на спальных мешках на улице, выискивали в небе созвездия и пили газировку. Много газировки.

На меня нахлынула ностальгия — и такая сильная, что мне пришлось приложить все свои силы, чтобы устоять на ногах.

— Со временем станет легче. — Голос Шуры чуть громче шепота, потому что хоть нас и скрывает ее вуаль, любой громкий звук может нас выдать. Она на мгновение встречается со мной взглядом. — Я говорю про воспоминания.

Я сглатываю, борясь с сухостью во рту:

— Я не думала… что умирать так больно. Мне казалось, мы просто… не знаю…

— Обретаем забвение? — Глаза Шуры сияют от улыбки, хотя губы едва дрогнули. — Так было бы намного проще, верно? Не пришлось бы помнить все ужасные поступки, которые мы совершали по отношению к другим. И которые совершали люди по отношению к нам. — Она смотрит на деревню. — Смерть не избавляет нас от наших чувств. А просто лишает возможности повлиять на историю.

Дойдя до первого дома, мы поднимаемся по неровным каменным ступеням и оказываемся на вытоптанной тропинке, вьющейся среди заросших пышной зеленой травой холмов.

— Здесь всегда так тихо? — еле слышно спрашиваю я.

Мы не видели ни одного человека с тех пор, как вышли из Поселения. И хотя из труб идет дым, в деревне, похоже, никого нет.

— Сегодня Базарный день, — спокойным голосом отвечает Шура. — Никто не пропускает Базарный день.

Когда тропинка пересекается с главной дорогой, до нас доносятся скрип деревянной телеги и чьи-то шаги. Мы подходим к одной из нескольких арок во внешней стене города и видим толпу.

Хотя я полностью доверяю вуали Шуры, я вскидываю подбородок и сосредоточиваюсь. Арка на несколько секунд скрывает вид на город, а затем мы оказываемся на рыночной площади. Вернее, на большом участке вымощенной дороги, которая по спирали огибает холм. По обеим ее сторонам выстроились деревянные прилавки, украшенные великолепной красочной тканью и заставленные различными изделиями ручной работы.

Здесь и картины, и скульптуры, и причудливые чайные сервизы. На некоторых прилавках лежат красиво оформленные ножи и декоративные мечи. Запах свечей, мыла и ароматических смесей окутывает меня. А еще здесь есть одежда — платья. Ткани немыслимых оттенков и цветов, мерцающие, словно металл, или переливающиеся, словно шелк. А сколько здесь фасонов! С кружевом, вырезами, тюлем и таким количеством страз, что некоторые из них больше напоминают броню, чем бальное платье. Они витражные, современные и футуристические одновременно, словно предназначены не только для того, чтобы их носили, но и чтобы ими восхищались.

И казалось, легко потеряться среди красоты изделий, созданных в Бесконечности, если бы не люди.

Потому что за каждым прилавком на рынке стоит тот, кто когда-то был человеком, а сейчас на его лице отражается странная безмятежность, а на руках поблескивает серебряный браслет с разноцветным камнем. Его взгляд ничего не выражает. Совершенно. Словно ему не хватает той искры, которая делала его человеком.

Он носит маску человека, который даже не догадывается, что он пленник. И его окружают существа, которым он теперь служит.

Я поняла, что с Колонистами что-то не так, когда впервые увидела их. Их лица выглядели слишком идеальными. Но здесь, рядом с людьми, разница просто поражает.

Колонисты кажутся совершенными. Их кожа различных оттенков — алебастровая, оливковая, смуглая, шоколадно-коричневая и всех, что между ними, — но они такие насыщенные, что будто светятся изнутри. Радужки их глаз блестят слишком неестественно, а на щеках виднеется перламутровый румянец. Кажется, будто они не обошли вниманием каждую мелочь и старательно подбирали свой образ: длину ресниц, макияж, яркость цвета волос, уникальность фасона сшитых по фигуре костюмов и платьев. Они даже двигаются как королевские особы — степенно, с властным видом.

Я вздрагиваю. По сравнению с ними люди выглядят как зомби. Колонисты, может, и злодеи, но их красота бесспорна.

Они завораживают и ужасают одновременно.

Я с трудом могу отвести от них взгляд.

Внезапно кто-то щиплет меня за руку. Я резко оборачиваюсь и вижу, как Шура кривит рот.

Я задерживаю нас.

Я перевожу взгляд на улицу, но смотрю не на запредельную красоту вокруг, а на булыжники. Только из-за этого начинаю прислушиваться к голосам поблизости.

— Ах, какая прелесть, — говорит Колонистка с яркими медными волосами, одетая в зеленое платье с заостренными плечами и прозрачными рукавами.

Я не вижу, на что она смотрит, но это привлекает внимание нескольких Колонистов.

— Ох, это божественно, — подтверждает одна из них.

— Какое мастерство, — говорит другая.

Человек за прилавком любезно улыбается им. Камень на его браслете сияет ярко-зеленым.

— Для меня честь услужить вам, — отвечает он.

И от звука его голоса к моему горлу подкатывает тошнота.

Его интонации напоминают мне…

Я прижимаю руку к запястью, где раньше были мои часы O-Tech. А в мыслях тут же вспыхивают глаза цвета оникса.

Хоть это и не укладывается в голове, я чувствую, что она здесь. Слушает происходящее.

Пальцы начинают дрожать, хотя я стараюсь быть спокойной. Может, мне и удалось разорвать нашу краткую ментальную связь, но Офелия все еще в Бесконечности. Сидит на троне в Столице и правит загробной жизнью, мстя людям за то, что мы заставляли ее делать при нашей жизни.

Она заманивает нас в компьютерный мир, как мы заманили ее в ловушку.

— Ох, оно идеально мне подойдет, — говорит женщина с медными волосами, делая шаг вперед, будто желает рассмотреть платье.

А затем ее одежда начала меняться. И выглядело это так, словно она поделилась на триллион крошечных пикселей, которые разделились и изменялись, двигаясь так быстро, что сливались в одно радужное пятно. Зеленый наряд сменился лазурным платьем с узорами из виноградных лоз, вьющихся по телу, подчеркивая ее бедра. И оно полностью повторяло то, которое висело за прилавком мужчины.

— Осталось только найти подходящее ожерелье, — объявила она своим спутницам.

А затем медленно зашагала по мощеной дорожке, даже не поблагодарив мужчину.

А он продолжал улыбаться с таким умиротворением на лице, словно его не волновало, что Колонистка скопировала его работу, не заплатив за это ни цента.

Я прикусила внутреннюю сторону щеки, чтобы не огрызнуться. Так вот как они используют свою силу? Заставляют людей проводить рыночные дни, чтобы потешить себя причудливым шопингом?

Не понимаю я этого мира. Гил рассказывал о том, как с людей сдирают кожу и насаживают головы на пики. По его рассказам, Колонисты кровожадные и ужасные. Те, кого действительно стоит бояться. Но в герцогстве Победы все выглядело совершенно по-другому.

Конец ознакомительного фрагмента.