Повестка В Ад

Аделина Кандикова, 2021

Не желаете совершить экскурсию по Аду и Раю с шумным духом, который станет вашим личным гидом? Гидом, который постоянно нарывается на неприятности из-за собственного шила в заднице, и вам придется разделить с ним все "прелести" его нечеловеческих шалостей. Даю подсказку: со времен Данте там многое изменилось… Содержит нецензурную брань.

Глава 1.

— Ты будешь гнить там же, откуда и вылез! — прошипела Хала сквозь стиснутые от раздражения зубы. В её глазах пылали языки адского пламени и, была бы её воля, она бы обрушила свод неба на голову своего подопечного даже не задумываясь.

— Какое гнить? — с усмешкой плюнулся словами ей в ответ Айзек и еле сдержал дальнейшие колкости относительно интеллекта секретаря Дьявола. — Я полтергейст. У меня тела уже почти сотню лет нет. Гнить нечему!

— Хватит!

Хала хлопнула ладонью по столу и с силой впилась своими ногтями в необработанную многовековую древесину. Битый час она возилась в своем кабинете с этим неадекватным, который увлёкся своими обязанностями и чуть не повторил Великий пожар в Нью-Йорке. Это и стало последней каплей для всех демонов, призраков и чертей. Да, Айзек — неприкаянная душа, нечисть, как и все они… Но его издевательства над живыми и мёртвыми переходили все рамки, даже по адским меркам. Хала хотела просто озвучить свой приговор и привести его в действие, но Айзек не давал ей этой возможности вот уже полдня, и женщина решила разом покончить с этим.

— Ты отправляешься туда, где тебе самое место, тупоголовый кретин. Изыди с глаз моих!

Хала развернулась на каблуках, пространство перед глазами Айзека закружилось, кроваво-бордовые своды Ада стали танцевать вальс, пока не смешались в одну размазанную картину, и наступила кромешная беспросветная тьма.

***

«Ты будешь гнить там же, откуда и вылез!» — повторил про себя фразу секретаря Дьявола полтергейст, созерцая окружающую его обстановку. А Хала то была права! Айзек именно что гнил тут, в Корпсе. В этом бездушном городе, где каждый житель настолько вымочен в местных болотах, что все ужасы, творимые духом, не давали никаких результатов. Да и эта тяготящая атмосфера прошлого… Ммм, просто сказка! Вряд ли для Айзека нашлось бы более противное место на всём белом свете, чем старое здание конца девятнадцатого века, в котором когда-то располагался сиротский приют, где он и вырос.

Полтергейст от скуки заставил загореться проржавевшую урну у здания почты, уже не надеясь ни на какой отклик окружающих, и был абсолютно прав. Всем всё равно на его фокусы! Он уже с этим смирился.

«Знаете, лучше бы тут так было, когда я был жив…» — прошептал заговорчески Айзек и усмехнулся сквозь горький оскал. — «Сейчас же здесь последние мухи от скуки передохли! И народец… Вы видели их? Все серые, помятые, такое ощущение, что никто друг с другом не разговаривал ни разу в жизни… Клянусь своей продажной задницей, что если провести анализ, то они помертвее меня окажутся! Ах-ха-ха! Мертвее меня, смекаете? Мда…»

Полтергейст остановился на секунду, и, продолжая ухмыляться, почёсывал свой острый подбородок. Он взял паузу, будто хотел оценить, насколько нужно погружаться в свою историю и как излишняя откровенность может сыграть против него в будущем. Но тут сверкнули его тёмные глаза, он откинул с лица непослушные волосы и резко потёр руки так, что казалось, будто в них снова должно появиться пламя и поджечь что-то. Его любовь потрепать языком перевесила в нем любой здравый смысл.

«Значит так…» — с охоткой затараторил Айзек. — «В этом городишке я жил приблизительно сотню с лишним годков назад и когда свалил отсюда, был безмерно рад. Что? Почему же я снова здесь? Вот уж тоже в душе не знаю! У Халы нужно спросить. Кикиморы этой болотной! Может, обиделась, что я за эту сотню лет так и не попросил её номерок. Да хрен уж с ней, давайте по порядку!» — полтергейст сотворил на своём лице ещё одну надменную усмешку, которой будто призирал всё вокруг и своё прошлое в частности, и по новой стал захлёбываться в словах:

«Начнём с того, что если у вас есть знакомые болваны без роду и племени, то теперь их на одного больше. Это я. Здрасьте!» — Айзек сделал глубокий поклон и оголил все свои тридцать два зуба в надежде вызвать отвращение, но поняв, что его план провалился, резко выдохнул остатки воздуха из сгнивших лёгких и стал вести себя более вальяжно. — «Ну, точнее, был им при жизни, но не суть. Я вырос в сиротском приюте Святого Иакова и я там был… ну, скажем, белой пташкой. Белой, потому что меня хотели запихнуть в смирительную рубашку на последнем году обучения. Итак, углубляемся в историю. Не засните там! Меня в приюте все гнобили. Ну, ничего удивительного, скажете вы, мол, мордой я не вышел. А я скажу, что я чёртов красавчик! Причём Чёртов, в самом прямом смысле этого слова. Я мелкий был повёрнут на чёрной магии, выдумывал там заклинания всякие, мутил зелья с кладбищенской землёй, ну и так далее. Естественно, всё это не работало, а меня, за мои неудачные недопопытки, шпыняли. Отбирали обед, обссыкали матрац моей койки (видимо от большого интеллекта), ну и так далее… Я б, конечно, и сам сейчас, с нынешними знаниями, тогдашнему себе люлей прописал. Так что своих товарищей по сиротскому несчастью не осуждаю.» — полтергейст сделал глубокофилософское лицо и смирено опустил глаза, прежде, чем продолжить. — «Не, вру. Осуждаю! Какие они мне товарищи!? Псины они подзаборные, что уж тут греха таить. Но они дело десятое, поверьте мне. Я дружил на последних курсах с девчонкой, которую звали Милена. Она была не из приюта, жила в нормальной семье среднего достатка и была единственным ребенком. Ну, если быть честным, то как я с ней дружил… Ходил к ней домой обедать, ибо клейстер в столовой приюта уже поперёк глотки вставал, ну и пытался я у неё почувствовать какую-никакую семейную атмосферу что ли… Спойлер: почувствовал. Мне не понравилось. Её родители работали двадцать пять на восемь, весь быт, всё хозяйство было на ней, да ещё и в придачу девяностолетняя больная бабка, за которой она присматривала, под которой надо пелёнки менять и с ложечки кормить, а она тебе ещё за это и скандал устроит. То тарелкой с борщом в девчонку кинется, потому что там мяса мало, то угрожать начнёт, что родителям её какую-нибудь выдуманную байку про Милену расскажет, какая та плохая… Лютая грымза! Причём, это была даже не родная бабка! Вот прикол, да!? Это какая-то там двоюродная сестра второй жены деда её отца или что-то около того. В общем, тринадцатая вода на киселе, с которой она нянчилась. А бабка, прошу обратить внимание, была с жестким прибабахом! Я ей всё время предлагал кокнуть эту старуху. Ну, мол, чтоб не мучилась ни Милена, ни сама бабка. И все бы были счастливы! Девчонка ругала меня за такие шутки (если бы это было шутками), но особого внимания не предавала…» — на секунду Айзек погрустнел, переосмысливая свою жизнь и представляя, как бы всё случилось, если бы бабку Милены всё-таки прикончили, а потом он резко вернулся к своей истории: — «В один, не скажу, что прекрасный, день я снова пришёл пожрать. Да-да, осуждайте меня, сколько вашей гнилой душонке угодно, но я своё отрабатывал: частенько прибегал помочь, что-нибудь починить, чего-нибудь передвинуть… Пацанская рука дома нужна была всё таки. Значит, прихожу я к Милене домой, хлебаю свою солянку, никого не трогаю, а она мне заявляет: «Приглядишь за бабушкой, я схожу до рынка?» Ну я закивал, не впервой такое было… Но именно сегодня, именно в этот раз, внутри я просто рыдал… Чувство какое-то говняное было, честно скажу. Я был готов собрать и разобрать все шкафы в их доме, выбить все паласы, надраить до блеска все окна… Любую работу, но не оставляйте меня сегодня с этой шизанутой бабкой наедине! Я понимаю, свой паёк заработать надо, но блин… Можно натурой, а? Я ж красавчик! Ну, хрен с ним, рынок был рядом, да и я зассыковал предложить этот вариант вслух. Я понадеялся, что ничего страшного не случится и предчувствия у меня надуманные… Я так никогда за все свои сто двадцать лет не ошибался! Хотя сейчас с этой ситуации я бы только поржал, но тогда мне казалось иначе…» — Айзек закатил глаза, будто сам был удивлён своей наивности при жизни и, через силу заставив себя сделать серьёзное лицо, продолжил рассказ:

«Милена ушла. Я остался со старухой в квартире один на один. Поначалу всё было хорошо, бабка сидела у себя в комнате, я шарился по кухне в поисках того, что ещё можно тут сожрать. И что вы думаете? Ровно в тот момент, когда я добрался до волшебной полки с шоколадными конфетами, из бабкиной комнаты раздаётся дичайший грохот! У меня чуть сердце в пятки не ушло! Я сначала думал, Милена вернулась и застукала, что я лажу, где не просили. Но всё оказалось куда забавнее… До меня начало доходить, что старуха там у себя в келье (как она любила именовать свою комнату) чего-то начудила, и мне надо идти с этим разбираться. И я ведь, зараза такая, пошёл! Захожу я к ней в комнату, а эта ненормальная на полу валяется, с боку на бок еле-еле перекатывается, а подняться не может. Я даже обрадовался, что эта ситуация случилась, когда я был в квартире. Всё-таки, мне совсем не хотелось, чтоб Милена свою спину корячила, пытаясь поднять бабку весом под девяносто кило. И тут-то пошла вся веселуха..! Я к старухе подхожу, руки тяну, чтоб обратно на постель усадить, а она от меня под кровать пытается забраться и рычит… Реально рычит и лает! Я к ней — она скалится. Ну, я терпение стараюсь проявлять, старшая всё-таки, надо уважать… Спрашиваю: «Ты что, собака что ли, чтоб лаять?», а она мне: «Да, я собака. Собака!». Меня на хохот разбирает, а я пытаюсь вида не показать и думаю: «Ну, не укусит же она меня…» Вытащил её кое-как из-под кровати, паузу взял, чтоб дух перевести. Старуха вроде тоже поуспокоилась, начала по сторонам оглядываться. Глюки, от которых в будку надо лезть, у неё вроде прошли, как я думал. Но я так подумал немножечко рановато… Эта шизанутая выдаёт: «Достань платье из сундука и проводи меня к сестре, паршивец!» И вот тут меня пробрало! Милена рассказывала мне про жизнь этой старухи, типа, чтоб оправдать её хреновый характер. Мол, привыкла она всю жизнь жить для себя. Детей у неё не было своих, только по юности ей приходилось за младшими сёстрами глядеть, ибо мать померла от оспы, а отец от синьки… Для меня это оправданием не являлось. Я сделал глубокий вдох, наклонился к старухе и в лицо, с нескрываемой злобой, произнёс: «Все твои сестры давно померли. Не к кому провожать!». Я видел, как её накрыло непонимание, в её глазах такая… Пустота. Бесконечная и наивная. Немного совладав со своей обидой, я выпрямил спину и пробурчал себе под нос: «Непонятно, что ты то до сих пор на этом свете забыла!» И буквально в следующую же секунду, я узнал, что она забыла… Не могу сказать, что на свою беду я это узнал, ведь получил от этого то, что так страстно желал уже несколько лет кряду. Но все же, на тот момент, для зашуганного, ничего не знающего хилячка, это было пугающе.» — Айзек закусил губу, вспоминая события давно минувших лет и с наслаждением продолжил говорить о своём кошмаре — «В состоянии полного отрешения бабка протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться. Ну, так я подумал… Но вот она решила по-другому. Как только я коснулся её ладони, меня будто током шибануло. Я резко отдернул руку от боли, все моё тело моментом заныло, я согнулся пополам и сделал пару шагов назад, а когда взглянул на старуху… Трое ужасных непонятных существ окружили её. Они были похожи на вымышленных демонов со старинных фресок, только вот выглядели до жути настоящими. Двое держали бабку за руки, будто чтобы не вырвалась, а третий стоял у неё за спиной и, казалось, готовился откусить седую башку. Переборов чувства боли и оцепенения я буквально в последнюю секунду кинулся отбивать несчастную бабусю от этих ублюдков, но лишь спугнул их. Голову ей не откусили, но вот шею напоследок свернули. Она ничком грохнулась передо мной. Мертвая, а распахнутые от ужаса старческие мутные глаза будто в душу глядели, навевая холод по затылку. Никогда этой хрени не забуду, что испытал, когда опускал ей веки…»

Айзека пробрала дрожь, он на секунду вгляделся в пустоту перед собой, а затем, его разобрал дикий хохот. Город вокруг него как будто замер. Казалось, весь Корпсе услышал, а если не услышал, то почувствовал потусторонний смех мёртвого, пронёсшийся у них над головами под небесным сводом.

«Оййй… Сейчас объясню, дайте минуту.» — продолжил полтергейст, стараясь успокоить свой приступ истерики, поглаживая себя по груди. — «Вот просто представьте ситуацию: я, семнадцатилетний пацан, стою, склонившись над мёртвой бабкой, которую ни раз предлагал собственноручно кокнуть, весь в мандраже и на жёстком нервяке, не понимая ровным счётом НИ-ХЕ-РА и боясь, что эти демоны вернутся и за мной… Что может быть сделать ситуацию ещё более комичной? Естественно! Домой возвращается Милена. Чудно, не правда ли?! Я самый фартовый парень на свете, всегда это знал. Надо было с первой зарплаты купить лотерейный билет, глядишь, и жизнь и смерть по-другому сложились бы…Ну что уж там, жалеть о дне минувшем, вернёмся к трупу старухи. Я, с твёрдой уверенностью, что я не виноват, остался на месте и меня сгребли в кутузку. Только когда я сидел в камере и по сотому кругу перебирал в памяти лица демонов, я вспомнил, что они свернули бабке Милены шею и чисто в теории, подшить дело так, что это сделал я, милиции не составит никакого труда и вот тогда я начал паниковать. Но, к моему удивлению, в тот же день патологоанатом вскрыл старуху и установил, что смерть произошла от естественных причин — старость, остановилось сердце. Под вечер меня отпустили из-под стражи и этому я был по большей части не рад. Во-первых, потому что пришлось возвращаться в приют, а это местечко пострашнее любого карцера будет. А во-вторых, потому что я теперь остался даже без малейшей надежды на нормальный хавчик. И на зоне не покормят, и путь в дом Милены мне был заказан. Что бы там ни показало вскрытие, девчонку было уже не переубедить: это я кокнул её бабку, и хоть ты тресни! И если вы думаете, как и я в тот момент, что это был паршивейший день в моей жизни, то вы такие же лошки, как и я. Шучу. Понятное дело, что я всегда, при любых раскладах, красавчик! Но тем не менее, это могло стать худшим днём не только от того, что помимо стресса и полдня проведённых на нарах, мне влетело от завуча, хоть меня и признали невиновным. И не от того, что надо мной товарищи по сиротскому несчастью стали издеваться пуще прежнего, клича убийцей одиноких старух… Отнюдь. Я увлекался магией. Чёрной магией. И я знал, что такая смерть просто так, бесследно, мимо меня не пройдёт и нужно ждать. Оставался лишь вопрос: чего именно мне ждать? И когда на третью ночь случилось ЭТО, то чего я ждал… Я понял, что все те мои познания в потустороннем, что я считал глубокими — это просто детский лепет и бабушкины сказки. Это не помогает, это не спасает и это нельзя контролировать.» — Айзек замолк на минутку, пока к нему приходило осознание, что он общается с дилетантом и все его общие фразы не несут для слушателя абсолютно никакого смысла. Он закатил глаза и вкрадчиво произнёс:

«Для непосвященных, уж так и быть, угроблю пару минут своего бессмертия и разжую информацию! Слушайте внимательно и следите за пальцами: бабка Милены задержалась на этом свете по той причине, что была ведьмой из класса темных обыкновенных и не могла уйти в мир иной, пока не передаст свой «дар» кому-то другому. Но старуха была, видимо, не совсем безмозглой отбитой шизофреничкой, и не решалась отдать его Милене. Не знаю уж, по той ли причине, что считала девчонку недостаточно сильной, чтобы управиться с этим или потому, что прекрасно знала, что это на пятьдесят процентов дар, на пятьдесят процентов жуткое проклятие и не хотела такого своей, пусть и дальней, но родственнице… Не суть вообще! Кроме Милены рядом с ней никто не ошивался, а дар передается только через прикосновение или ритуальную вещь (правда ещё был вариант просверлить дырку в потолке над её койкой, тоже бы помогло, но я об этом узнал слишком поздно, а конкретно старуха меня об этой помощи не просила). Итого мы имеем: бабка уже давно с постели не вставала и ритуалы не мутила, наверно, последние лет двести! Хрен знает, сколько годков ей было на самом деле! А тут подвернулся я… Чужак, но этим делом интересующийся. «Бинго!» — наверно зазвенели колокольчики в её черной душе, которая уже десятилетиями мечтала об упокоении. И она отдала… Ну как отдала, всучила свои силы мне. Спасибо огромное, блин! А инструкции к ним, гарантия, соц.пакет!? Чё так халатно то!? Типа, я своё дело сделала и свалила тусить с чертями, а ты тут выкручивайся, как хочешь, малыш! Тупая старуха! Что же случилось на ту, третью ночь, наверно думаете вы? Буду краток: дерьмо! Все, занавес, ребята! Рассказ окончен, быстро испарились по своим никчёмным делам отсюда! Где мой гример и пончики?» — полтергейст растворился в пустоте летнего вечера, будто его и не было никогда, а потом вдруг снова появился из-за угла яркой вспышкой и с надменной усмешкой: — «Ах-ха-ха, да ладно, я не для того тут столько перед вами распинался, чтоб так все закончить. Как я уже сказал, в самих силах не было ничего плохого, плохо было то, что мне не достались знания, как их использовать. И просто ужасно, что вместе с силой я получил сотню чертей на подслужку! Да-да, таких же, как те, что пытались откусить голову бабке. И их, блин, СОТНЯ! Итог: черти всю ночь бесились в нашем приюте. Над кроватями в спальнях будто катали бревна и мы видели, как потолок прогибался под ними, словно бумажный и был готов порваться в любую секунду, обрушив на нас старую крышу, по окнам скрежетали когтями (которые видел только я, как самый удачливый), а в двери ломились со всех сторон. Наша сиделка молилась и крестилась без остановки, да что было толку… Всё прекратилось только с рассветом. Дети были перепуганы и быстро сообразили, что можно всё спихнуть на меня. Мол, доигрался со своими заклятиями, навлек на нас беду! Я в ответ только молчал. Сам понимал, что они правы. Не глупый же… Но оставался вопрос: что, мать твою, со всем этим делать!? И я таки нашёл ответ на эту загадку! Спустя неделю, когда наш корпус приюта уже повторно освятили, порог посыпали солью и сделали ещё кучу дилетантской фигни, которая, естественно, никаким образом на здравии чертей и их желании побесноваться на глазах у детишек не сказалась. Как же я его нашел, спросите вы, да?» — Айзек самодовольно поправил волосы, как модель с обложки глянцевого журнала, а затем снова засуетился, продолжая рассказ, будто понял, что этот момент пафоса с его стороны никого не убедил и был прав. — «Хотел бы я, конечно, сказать, что это все моя гениальная работа мысли и чутьё, но… Но забраться в дом Милены, пока она была на похоронах у своей бабки и стащить из комнаты ведьмы все записи, книги и подозрительные штукенции было намного проще, чем парить свои мозги. Ой, вот только не надо меня сейчас осуждать! Не мы такие, жизнь такая. У меня там судьбы шестидесяти с лишним озлобленных на меня юнцов на кону стояли, а ты мне хочешь втирать про государственные законы и нормы морали!? Фи!» — полтергейст скорчил гримасу презрения, будто почувствовал запах своего собственного тухлого мяса и искоса взглянул в сторону своего окружения. — «Конечно же, во всех тех бумаженциях, что я «экспроприировал», как было модно говорить в моё время, не было прямым текстом написано: «Чтобы избавится от сотни непослушных чертят положите ладан и вереск себе под язык, трижды попрыгайте на левой ноге и укусите живую свинью за левый окорок и вы будете свободны от мелких проказников», всё было далеко не так просто… На поиски нужных мне материалов я убил несколько суток своей никчёмной жизни, уединившись, чтоб никто не мешал и не насмехался, в своём тихом, уже давно излюбленном местечке — в кладовой комнате подвала, за прачечной. Хоть в тех материалах, что я изучал, и не было такого очевидного ответа на мой главный вопрос, я нашёл пару хороших заговоров. Например, по воспламенению (они горячо любимы мной и по сей день) и, экспериментируя с ними, по юности лет, я чуть не устроил пожар в кабинете естествознания. Вот мне тогда прилетело от настоятельницы! Но это другая история, не отвлекаемся от темы. Ещё узнал такие фишки, как прекратить дождь и вернуть молоко коровам, это оказалось вообще элементарщиной… Выискал в этих бумагах пару страниц на неизвестном мне языке и чуть ли не слезно в тот момент молил высшие силы, чтоб не в этих строках таилось решение моей проблемы! Ещё были ссылки на нескольких человек (скорее всего, они уже были мертвы) и книги, которые бы, по идее, тоже могли дать мне знания в моей нынешней новой системе жизненных координат. А потом…Случилось бинго!» — Айзек прикрыл глаза, как будто для того, чтобы никто не открыл занавес тайны раньше положенного срока, и только вдоволь насладившись тишиной драматической паузы, продолжил говорить:

«Наступает новая ночь, дети чуть ли не со слезами на глазах укладываются в свои койки, боясь даже взглянуть друг на друга, или на стену, чтоб не испугаться промелькнувшей тени своего соседа. Одна нянечка проходится по всем окнам крестным знаменем, другая читает молитву перед иконой в красном углу. От этого действа меня хохотать тянуло, но я не подавал виду. Конечно, легко быть смелым, когда у тебя туз в рукаве… Свечи в павильоне спальни не гасятся, старые часы устрашающе скрипя бьют одиннадцать часов ночи, и в комнате начинаются первые потусторонние шорохи. Я жду. Жду, пока демонический концерт наберет порядочные обороты, ведь сегодня это сыграет мне на руку… Все детдомовцы, от мала до велика, уже готовы сходить по-маленькому под себя от страха. Сиделка, зажав руками уши, съёжилась в своем кресле, искренне веря, что её это спасёт. В эту ночь у чертей представление получилось на славу, точно по моему заказу… И как только я улавливаю высшую степень истерии у этих жалких людишек, на самом пике… «Уходите!» — гаркаю я во всю глотку, не удосужившись даже встать со своей постели. Я видел, как все содрогнулись от резкого звука моего голоса, и наступила гробовая тишина. Но то, что было дальше, ммм… Услада для моих ушей! «Айзек, это Айзек их прогнал!», «Они его послушались…», «Вот Дьявол то!» — шепотом доносилось со всех сторон и эти фразы тешили моё самолюбие. Филипп и Егор, пара задир, чьи койки стояли ближе всего к моей, пододвинули свои подушки на самые края и чуть не сваливали свои задницы на пол, но боялись приблизиться в мою сторону даже на миллиметр. Моя вторая, но не менее важная цель, помимо основной — избавить приют от чертей — была достигнута элементарнейшим путём. «Теперь пусть обходят меня стороной или попробуют мне хоть слово сказать!» — думал я. — «Для вас я так просто расправился с демонической проблемой, считайте, что и с вами будет так же!» — крутилось у меня в голове. То, что произошло той ночью, выглядело сильно и давало мне иммунитет от всего шлака, что я испытывал на своей шкуре до этого, за своё увлечение тёмной магией. Все, кто гнобил меня, стали бояться. Да, со стороны это казалось реально устрашающим. Так и планировалось, но… Но вы же не такие дурачки, как мои соратники по сиротскому несчастью и не думаете, что от сотни беснующихся чертей можно избавиться одним громким «брысь!», верно!? Скажите, что верно, иначе я в вас по-крупному разочаруюсь! А вы же не хотите видеть мою кислую и недовольную морду, так ведь? Хотя, даже так я буду милашкой, но давайте не об этом… Успеете ещё сделать мне комплемент завтра за чашечкой кофе с круассаном, договорились? Если я не спалю кафетерий к чёртовой бабушке, конечно… Да-да, той самой бабушке Милены. Заценили отсылочку, а!? Что-то мы совсем от темы отошли… Ещё раз! Объясняю, как всё было на самом деле! Внимание! Не спим! Спасибо за внимание, свободны. Ладно, давайте уже по серьёзному. Всё было устроено чуть сложнее, чем видели окружающие… «Уходите!» — крикнул я вслух, а мыслями довёл: «считать все песчинки на берегу Невы». Вот как это работает. Не хочешь, чтобы бесы разорили твое жилище — они всегда должны быть при деле. От безделья они начинают мутить воду, крушить здания, жрать людей, а этого нам не нужно. Черти даны на подслужку, чтоб приносит пользу тому черному магу, который их попросил у темных сил. Ну, или который по незнанию получил их в наследство, собственно, как я. С того момента, как я понял, как работать с этими мелкими проказниками, недопониманий у нас с ними больше не возникало.» — Айзек задумался, и растерянно почесал подбородок, будто не зная, как продолжить историю. — «Ну, в общем, в приюте мне оставалось пробыть всего пару месяцев до моего восемнадцатилетия и своей выходкой по «управлению демонами» я обеспечил себе то, что проживу их там спокойно. Впервые с того момента, как я спалился перед старшими ребятами со своей «тетрадью заклинаний» почти четыре года назад, надо мной там не насмехались, не отвешивали пинка проходящие мимо парняги и даже никто не отбирал ужин (что было уж совсем регулярной практикой). Другой вопрос, что и разговаривать со мной перестали, от слова вовсе… Даже мимоходом реплики в мою сторону не кидали. К моменту выпуска, мне думалось, что я и вовсе разучился говорить. Не знал тогда, что проведу так ещё примерно года три с половиной… После выпуска из приюта устроился я на работу младшим секретарём в мировой суд, получал копейки, но хоть было, на что существовать. Стал снимать обшарпанную комнату от приюта на другом конце города, чтоб и близко его не видеть, так он мне осточертел за семнадцать лет «жизни», если это время можно было так назвать. И после рабской, нечестной и нудной работы каждый божий день своей жизни я полностью погружался в свои новые силы. Каждую минуту своей жизни при малейшей возможности я посвящал время поиску материалов, заметок о той магии, что имел в своих венах. Справедливости ради отмечу, что эти знания сами шли мне в руки. Идешь по улице, то бабка какая-нибудь прицепиться «Ой, милок, у меня такой заговор есть, тебе б его знать». Нашепчет на ухо наскоро, а тебе каждое слово будто клеймом на памяти выжигалось, слово в слово помнил, хоть среди ночи разбуди, спроси. То дядька какой-то левый остановит, подкову отдаст старую-старую. Да не простую, от неё энергетика, как от креста могильного, положишь в сумку, все тебя стороной обходят, ближе пяти метров подойти не то, что бояться, не могут! А самому только комфортно от её присутствия. В тебе тьма и в ней тьма. Вы одно целое. Оберег от лишних мразей рода человеческого получается.» — Айзек усмехнулся и попробовал сделать вид, что последняя фраза не обращалась к его собеседнику. — «В общем, этот отрезок жизни крайне нелюбопытный для ваших ушей, так что пропустим его, пока вы у меня не захрапели там и не стали пускать слюнки на подушку! Ботан получает знания и совершенствует навыки в неизвестном доселе ему ремесле, бла-бла-бла… И вот, двадцать первого апреля тысяча девятьсот двадцать первого года (символичная дата, ничего не скажешь), меня убили. Да, да, убили, не удивляйтесь! В собственной съёмной никчёмной комнатушке, заполненной старыми книгами, непонятными штуковинами, покрытыми бесчисленными слоями пыли. Именно там. В тот день у меня как раз была получка, ну, как и у всех госслужащих. Секретом день выдачи жалований никогда не являлся и вот, ради несчастных 250 думских денег пятеро мелких пацанов, лет по пятнадцать, воткнули мне под ребро украденный ими ранее офицерский нож… Этого следовало ожидать, гражданская война, голод, революции одна за другой… Народ злой и нищий, дети беспризорные, все устоявшиеся государственные системы существовали только на бумаге. И тут, хочешь — не хочешь, даже если ты на короткой ноге с загробным миром, от смерти тебя, к счастью, это не спасет. «Идиот!» — наверно негодуете вы. — «Какое ж счастье быть убитым!?». А я отвечу! Это счастье наконец-то быть собой. Я боролся за свою жизнь минут двадцать, после того как шпана покинула мое жилище, истекая кровью за своим старым, пошарпанным рабочим столом и пачкая государственные бумаги кровавыми пятнами. Когда понял, что цепляться за этот свет уже бессмысленно и рана слишком губительна, я свел свой дар на котелок, который оказался ближе всего и… Вы даже представить себе не можете, какая это лёгкость! Настоящая эйфория! Пофиг, что черти, которые раньше прислуживали мне, свернули мне голову. Пофиг, что я проваливался в глубь земли, казалось, сотни часов, забывая, кто я есть на самом деле. Это такой кайф! Чистая свобода, без всяких условностей. Официально призываю вас не бояться смерти! В Рай, конечно, попасть шансов мало. Для чернокнижника, будем честны, они вообще равны нулю… Но в Аду реально прекрасно! За базар отвечаю.» — полтергейст закатил глаза от наслаждения, мыслями возвращаясь в тот момент. — «В тот момент, когда я умер, и началась моя настоящая жизнь. Жизнь, а не существование. Жизнь после смерти. У меня никогда не было семьи? Бум, и мой отец сам Дьявол! У меня не было достаточно знаний в тёмной магии? Сим-салабим, и я уже в одной из самых могущественных ипостасей этого мира! Мне не нравилась моя нудная работа и та дыра, что я звал домом? Ахалай-махалай, и я на центральной улице Нью-Йорка и все что от меня требуется, это мстить всему роду человеческому за мои земные мучения и вести себя на своё усмотрение, как вздумается моей озлобленной на всех душонке. Ну не сказка ли!?» — Айзек подумал, что ему могут не поверить. «Ну как же, ага, подвернулась такая удача!» и потому решил углубиться в этот вопрос: — «Нет, я сейчас не шучу, как вы могли бы подумать. Любой, кто занимается магией, не важно, темной или светлой (если быть достоверным, то светлой магии вообще в природе не существует), считается названным ребенком Дьявола. Это закон. И таковым ребёнком стал я. Согласитесь, не худший отец для того, кто своей семьи отроду не знал? И подобное покровительство, естественно, меня обязывало. Я мог стать еще одним смотрителем в Аду, приглядывать за душами, обеспечивать порядок в нижнем мире или возглавлять шайку бесов, курировать какого-нибудь начинающего колдунишку, каким сам был при жизни, наставлять его на путь, так сказать, сводить с нужными местами и обстоятельствами, ну и ещё помимо этого там была парочка интересных вакансий… Но! Я то сразу все понял. Я ж не дурак! Дурак бы не понял, а раз я понял, значит не дурак. Логично? Вряд ли. Но это и не важно… В общем, мне не хотелось быть у кого-то на побегушках. Я при жизни своей подобным накушался по самые гланды и, логично, что смерть хотелось провести уже по-человечески… АХ-ХАХ-ХА-ХА-ХА! По-человечески..! По-полтергейстечски! Хах-ах-ах!» — Айзека пробрало на дикий леденящий хохот, но он вмиг заставил себя остановиться и сделал серьёзное лицо. — «Отставить! Я выбрал для себя роль полтергейста. Зафиксировали. Хоть для этой должности мне и пришлось изрядно попотеть. У меня, видите ли, по их Адским данным, не хватало боли в душе для подобной роли… И это правда, меня приют научил не воспринимать все близко к сердцу, и в тот момент это было для меня минусом. Но! Тот же самый приют и выучил меня «добазариваться» в своих интересах с абсолютно любыми экспонатами. Даже если этот экспонат будет вторая по важности персона в Аду. Это несомненный плюс! С Азазелем я с первого дня оказался на короткой ноге. Как уж так вышло, хрен его знает, если честно. Просто Фортуна — моё второе имя. Но как-то так получилось, что именно он замолвил за меня словечко перед Халой (секретаршей Дьявола, с которой вы уже имели честь познакомиться), и перенаправил меня с должности смотрителя, на которую эта грымза меня собиралась пихнуть, на уважаемую роль полтергейста. Я попал в самое лакомое местечко для любой дряни на тот момент… Нью-Йорк! В двадцатые годы там было о-о-очень весело. Криминал, сухой закон, прогресс… Вся атрибутика для того, чтобы люди исходили на негатив любыми путями. А что ещё нужно порядочному полтергейсту? В общем, там я разгулялся на славу. Учился у Френки Йеля, Массерии… А дальше была вторая мировая, новый виток преступности в семидесятых, теракт башен-близнецов… Клянусь вам, этот город пропитан трагичной ненавистью. Я впитывал в себя эту атмосферу десятки лет и стал очень сильно жестить на своей должности, как потом мне сказали некоторые знакомые. Что, мол, когда подростки умирают седыми на улицах Бронкса или класс химии взрывается и гибнут все — это уже не совсем хорошо. Даже для служителей Ада. Я там стал настоящей легендой! Правда, когда меня вызвали на суд подземного мира… Но это уже не важно! Формальности. Мне твердили все кругом, что я форменный негодяй и порочу добрую славу тёмного мира, а я же был с таким видением ситуации в корне не согласен и поскандалил немного с Халой. Ну как, поскандалил… Послал её. В Рай. Служить подстилкой для курчавеньких херувимчиков и кланяться Иисусу в пятки.» — Айзек скорчил невинную и непонимающую физиономию, мол, вообще-то это он был жертвой, а хранители судеб всё напутали. — «Не знаю уж, на что там было обижаться. Хотя, Хала же, какая-никакая, но баба и из пальца причину для обиды высосать может… Нет, она не забрала у меня в наказание должность полтергейста. Видимо, сама знала, что с сыночком своего босса так поступать права не имеет, но отправила служить на «новое» старое местечко…. А конкретно — в Корпсе, город, где я и жил свою поганую земную жизнь и который ненавидел всеми фибрами своей тёмной душонкой. Мало мне, видимо, так эта пакость мелкая (я про Халу сейчас говорю) ещё и поселила меня в здании моего приюта! Рррр! Садистка! Ставлю сотку, что она тащится от БДСМ и исполняет роль самбиссива. А на работе отыгрывается на подчинённых! Ну, в общем, так я тут и завис… снова. Представляете, что такое после Нью-Йорка застрять в этой мрачной безжизненной дыре, где самым ярким событием может быть… А, ну вот вам и пример в студию. Как по заказу!»

Айзек спустился поближе к тротуару, где какая-то пьяная тетка кидалась на всех прохожих с неразборчивыми речами. Народ, хоть и шарахался от неё, но все же далеко не отходил, желая посмотреть, что будет дальше… Женщина без сил свалилась с ног, почти в самую лужу и начала барабанить кулаками по остаткам разваливающегося асфальта, чем вызвала то ли сочувствие, то ли одобрение собравшейся на представление публики.

— Ну что ты творишь!? — к пьянчужке подбежал молодой щупленький пацаненок и, кинув к обочине какие-то странные листовки, попытался поднять её на ноги. — Я только вытащу тебя из этого омута, а ты опять…

— Ты — глупый мальчишка! Ты ничего не понимаешь! Мне позвонили! Это всё они, Венторские шавки! Нам надо бежать! — женщина хоть и еле держа равновесие, но пыталась пихнуть мальчика в грудь, будто провоцируя драку, а потом вскинула голову к небу и, смотря прямо сквозь полтергейста куда-то ввысь, заорала во всю глотку. — АВБ, АВБ, помогите нам, прошу вас!

На этом моменте терпение наблюдающего за теткой пацана закончилось. Он выругнулся нецензурной бранью и, почти заломив разбушевавшейся подопечной руки, запихал её в старый, полуразвалившийся дом, коих на этой несчастной улочке было навалом.

«Да-а-а… Пьяный базар-вокзал. Классика.» — безучастно протянул Айзек слова. — «Это максимум, что тут можно созерцать интересного. Вот знаете, посмотрю на такие семейки, и даже ничуть не жалею, что вырос в приюте. Да, не сладко пришлось, да издевались надо мной «собратья» там конкретно. Но это хоть чужие люди были и я чужих, тех кто мне не по крови, ненавидел. Ведь нету ничего сильнее в этом мире, чем кровное проклятье. А если бы надо мной в родной семье глумились и я чистую родню ненавидел бы? Это ж сколько всего бы прилетело моим близким, да и мне самому, кармической обраткой? Когда одна кровь друг друга не терпит… Жалко этого пацана мне, жалко. По-любому судьбёнка к нему жирной пятой точкой повернётся, прям вижу это. Чувствую, жизнью своей он уже годам к пятнадцати с лихвой наестся. Лишь бы мозгов хватило руки на себя не наложить, молодой же ещё совсем… Хотя, по правде говоря, мне то до него какое дело? Пф! Пускай подыхает, если охо!..»

Полтергейст резко завис, не успев договорить фразу. Он вглядывался в пустоту прямо перед собой. Айзек не выглядел задумчиво или встревожено, его ничего не пугало. Он выглядел…никак. Будто ему напевали на ухо старую колыбельную, что передавалась из поколения в поколение, и прежний огонёк адского пламени сверкнул в его глазах только к тому моменту, как весь глазеющий «престно-болотный» народ, ушел с места перфоманса неадекватной тётки. Кажется, у Айзека появилась идея.

«Слу-у-ушайте…» — протянул полтергейст осторожно. — «А вы куда-то торопитесь? Не, я понимаю, что я и так вам своей «трагической жизненной историей» порядком уши прожужжал, но уж если долбать вам мозг, то по качественному, верно же? Вы ведь не за мыльной оперой ко мне пришли в конце концов! Меня тут домой вызывают, мне один хрен туда без вариантов тащиться придётся, они ж ни шагу без меня сделать не могут. Так вот… Нет желания совершить безвозмездную экскурсию по Аду? Давайте, соображайте быстрее, пока я добрый! Когда у вас ещё такая возможность будет? Все, возражения не принимаются! Погнали, дружищи, разберемся, что там за мутки у моего названного бати намечаются!»