Тень

Адам Пшехшта, 2018

Варшавская республика пытается сохранить нейтралитет, балансируя между двумя державами: Германией и Россией. Однако у молодой республики все больше проблем. В анклавах появляются прямые посланники Проклятых, и Слово силы, давшее полякам победу, уже известно всем сторонам конфликта. Граф Самарин и барон Рудницкий втянуты в водоворот политических и светских интриг, и это не единственная и даже не самая большая опасность. Кто-то поклялся убить их. И всех таких, как они. К тому же и в Берлине, и в Санкт-Петербурге крепнет убеждение, что пора атаковать. Польская армия готовится к финальному противостоянию, однако командование понимает, что никакая стратегия не позволит победить противника, имеющего двадцатикратное численное превосходство. Только время покажет, кто умрет, а кто выживет…

Глава III

Оркестр заиграл вальс, Самарин склонился перед женой, и они закружили в танце. Зал был переполнен, на бал прибыли аристократы из Москвы и Петербурга. Одно присутствие Марии Павловны привлекло бы придворную элиту, а если добавить к этому желание познакомиться с «польской княжной» и факт, что Арсеньево, имение Самарина, находилось недалеко от Твери, следовательно, имело отличное железнодорожное сообщение как со старой, так и с новой столицей империи, — удивительно, что тут еще хватало места.

Музыка вернула Самарина к действительности, и он ощутил аромат духов Анны. Его жена была одной из немногих, кто отказался от новой прически «под мальчика» в пользу более традиционной. Собранные в свободный пучок волосы открывали тонкую шею, шифоновое платье цвета светлой платины с глубоким декольте обтягивало стройную фигуру. «Дьявольски соблазнительное декольте», — подумал Самарин.

— О чем ты думаешь? — спросила Анна. — Разве джентльмен не должен развлекать даму разговорами?

— О твоем декольте и о том, что под ним скрывается, — честно ответил Самарин.

— В таком случае ты прощен. Может, тебе стоит отказаться от интеллектуальных размышлений и перейти к научным исследованиям? Знаешь: размер, форма, фактура кожи… — предложила она с озорной улыбкой.

Воспользовавшись тем, что Анна на секунду отвела взгляд, он деликатно укусил ее за ухо.

— Если ты не перестанешь, я затащу тебя в бильярдную, — пригрозил он.

— Что ж, как учительница, я должна поддерживать науку, не глядя на обстоятельства.

Самарин гневно зарычал: он точно знал, что, по крайней мере, половина присутствующих следит за каждым его движением.

— Ты мне за это заплатишь, — шепотом пригрозил он.

— Отшлепаешь меня по голой попе? — Анна заморгала с притворным испугом.

Последний аккорд «Волн Амура» спас его от ответа, разогретые танцами гости направились в соседний зал, где подавали напитки и закуски.

— Принести тебе чего-нибудь? — спросил он.

— Да, бокал крюшона.

На возвышении остались только музыканты, а за столиками, расставленными вдоль стен, сидели несколько пожилых дам, рассчитывающих на то, что о них позаботятся родственники. Анна думала, что развлечение будет носить более неформальный характер, без крутящегося вокруг табуна слуг. Большой дворец восемнадцатого века, построенный одним из предков Самарина, мог похвастаться не только огромным бальным залом, но и прилегающим к нему просторным помещением, которое часто использовали как буфет. Проходя мимо расположенных в проходе зеркал, Самарин критическим взглядом окинул свое отражение: черный смокинг с атласными лацканами, батистовый платочек, белая рубашка и элегантная «бабочка» контрастировали с суровыми чертами лица и сломанным носом, придавая физиономии генерала раздраженный и даже свирепый вид. Он намного лучше чувствовал бы себя в мундире, но с тех пор, как оставил службу, он на каждом шагу подчеркивал, что время, когда он слушался приказов, прошло.

Некоторые гости беседовали, собравшись группками, потягивая коктейли и напитки, другие толпились возле столов с закусками. Слуги только пополняли запасы, потому при чашах с пуншем и кувшинах с крюшоном дежурили галантные джентльмены. Самарин попросил две порции напитков, предназначенных для дам, с меньшим количеством алкоголя, и стал оглядываться в поисках жены. Она как раз разговаривала с несколькими придворными дамами. Похоже, Анна хорошо справлялась с ролью хозяйки.

— Дорогая, твой крюшон, — сказал Самарин, подавая жене бокал.

Она поблагодарила его улыбкой и легким взмахом веера дала понять, чтобы он не мешал. Самарин поклонился дамам и послушно отошел. Снова заиграла музыка, и большинство гостей поспешили в бальный зал. Пользуясь случаем, генерал пошел к столу с закусками, положил себе в тарелку несколько бутербродов с икрой и уселся в уголке.

— Чего-то покрепче? — Кто-то глубоким басом предложил ему бокал.

Самарин поднял глаза: мужчина был одет в смокинг и хорошо знал, как его носить, но что-то в его фигуре свидетельствовало о том, что он привык к одежде немного другого типа. Мужчине было около шестидесяти, а бледный цвет кожи выдавал, что большую часть жизни он провел под крышей. «Чиновник, — пришел к выводу Самарин. — Чиновник высокого ранга, скорее всего, при дворе, только почему я его не знаю?»

— Позволите присесть?

— Конечно, — быстро ответил Самарин.

— Советник Воронцов, — представился мужчина, протягивая ему руку. — Действительный тайный советник, — добавил он под внимательным взглядом генерала.

Самарин поднял бокал и сделал глоток, лихорадочно размышляя, что привело сюда Воронцова. То, что он видел его впервые, не удивляло, ведь список гостей составляли Анна с теткой, однако сам факт приезда советника ставил в тупик: действительный тайный советник соответствовал чину генерала или адмирала. Во всей империи их было чуть больше десятка, а принимая во внимание возраст господина советника, сомнительно, чтобы его интересовали танцы.

— Вы хорошо развлекаетесь, ваше превосходительство? — наконец спросил Самарин.

Воронцов засмеялся и отставил бокал. Самарин наморщил лоб, стекло коснулось столешницы без звука, мало кто имел такую координацию движений. «Чиновник? Возможно, — подумал генерал. — Но явно не занимающийся перекладыванием бумажек в канцелярии».

— Если бы я был хотя бы на двадцать лет моложе, — ответил Воронцов со смесью ностальгии и веселья. — Но вы наверняка догадались, что дегустация вашего прекрасного коньяка — не единственная цель моего визита?

Генерал молча кивнул.

— Его величество ищет наставника для сына. Кого-то, кто следил бы за формированием характера цесаревича. Однако император не хотел бы навязывать Алексею чужого человека, лучше было бы, если наставником наследника престола стал кто-то, кого Алексей знает и уважает. К сожалению, таких особ не много.

Удивленный Самарин покрутил бокал в руках: положение наставника цесаревича давало огромные возможности, большие, чем какая-либо другая должность, ввиду доступа к императору в любое время дня и ночи. Не вызывало сомнений, что влияние наставника Алексея возрастет, когда тот сядет на трон.

— Я никогда не занимался воспитанием детей, — нерешительно сказал генерал. — Это огромная ответственность.

— Сам факт, что вы думаете об ответственности, а не об укреплении своих позиций при дворе, говорит о том, что вы подходящий кандидат, — серьезно ответил Воронцов. — Я много разговаривал с Алексеем, — добавил он после минутного молчания. — Мальчик восхищается вами и благодарен за спасение своей жизни.

— Есть и лучшие кандидатуры.

— Наоборот, — вздохнул советник. — Вы находитесь в начале списка, рядом с бароном Рудницким. К сожалению, вы понимаете, что, несмотря на огромные заслуги вашего кузена, трудно его считать подходящим кандидатом для воспитания наследника престола.

— Но…

— Алексею нужен образец для подражания, — прервал его Воронцов. — Солдат, но не простак, человек отважный и честный, преданный идеям империи, но не фанатик. Вы действительно считаете, что у нас много таких людей? К тому же ситуация нестабильна, никто не может гарантировать, что через месяц или год не дойдет до очередного покушения на цесаревича. Этим занимаются соответствующие службы, но царь, как и царица, были бы спокойны, если бы возле их ребенка находился кто-то с вашими боевыми способностями, готовый отдать жизнь за цесаревича.

Генерал ощутил жар на щеках, а веселый блеск в глазах Воронцова сказал ему, что его собеседник заметил его румянец.

— Кто вы? От чьего имени вы делаете это предложение? — спросил он.

— Я не выполняю никаких официальных обязанностей, а когда-то был наставником его величества. Неофициальным наставником. О разговоре с вами меня просил сам Ники^[7].

Прошла минута, пока Самарин переварил информацию. Не было тайной, что наставником нынешнего царя был известный своими консервативными взглядами Константин Победоносцев. Если Воронцов говорил правду — а не было повода ему не верить, — тогда кто сделал его дублером Победоносцева? Как царь смотрел на это? Какую роль при дворе выполнял теперешний советник? Похоже, он был в милости у царя, иначе бы не посмел назвать его таким именем.

— У вас, наверное, много вопросов, — сказал Воронцов, прерывая затянувшееся молчание. — И предполагаю, многие касаются моей роли в воспитании его величества.

— Конечно, — признался Самарин. — До этого император был малоизвестен своим либерализмом.

— О либерализме нет даже речи! — заверил советник. — Не у нас в России! Однако его величество понимает, что нужны перемены, очень осторожные и растянутые во времени. Большинство из них будет внедрять уже Алексей.

— И тут появляюсь я?

— Именно так. Император хотел бы, чтобы наследник престола проявлял больше гибкости в общественных и политических вопросах, чем он сам. Последние события убедили его в том, что видение мира, привитое ему Победоносцевым, необязательно наилучшее из возможных. Пожалуйста, поймите меня правильно: царь по-прежнему разделяет многие взгляды бывшего наставника, однако начинает смотреть на них более критично, чем раньше.

— Если вы были наставником его величества, то что сделало императора… — Самарин замолчал, не зная, как закончить предложение.

— Таким, какой он есть сейчас? — помог ему Воронцов. — Все просто. Победоносцев выиграл, а я оказался в немилости. Его влияние преобладало, а я вынужден был оставить двор. Этого и следовало ожидать, мои сторонники были из окружения Александра II, в то время они уже были в возрасте и утратили свою власть. Недавно царь попросил меня заняться образованием Алексея. Образованием, а не воспитанием, — подчеркнул он.

— Откуда вообще появилась моя кандидатура? Я военный, а не педагог, — поинтересовался генерал.

— Недавний рецидив болезни Алексея побудил императора проявлять к сыну больший интерес. Его величество заметил, что только вы и барон Рудницкий могут сделать так, чтобы цесаревич выполнял распоряжения не только послушно, но и осознанно. Ну и Алексей вас любит, что тоже немаловажно, и его величество не хотел бы навязывать сыну того, кого он принял бы только из-за необходимости.

Самарин вытащил портсигар и предложил сигарету собеседнику.

— Мне нужно время подумать, — сказал он. — Я не знаю, как отнесется к этому моя жена, и не приму предложение, если она будет против.

— Конечно. Относительно вашей жены: ей не скучно в провинции? Если вы примете предложение его величества, и ей нашлось бы занятие при дворе.

— В каком смысле? — наморщил брови генерал.

— Учительницы, конечно же.

— И кого бы она учила?

— О, с этим не было бы проблем, — ответил Воронцов. — Многие дети нуждаются в специальном подходе и в опытном педагоге, таком, как Анна Петровна.

— Вы же не думаете про эту маленькую дьяволицу?

— Что ж, работа с ее императорским высочеством Анастасией — это один из вариантов. Нет и речи о принуждении, но, возможно, ваша жена хотела бы принять этот вызов?

Самарин засмеялся.

— В свое время я чуть не арестовал Анну за распространение нелегальных учебников по истории Польши, — сказал он, с трудом совладав со смехом. — Сразу после свадьбы она пробовала крепкие напитки и сигареты, до этого ездила на коне, сидя по-мужски, а один из моих родственников научил ее стрелять и драться с ножом. Это самая большая проказница! Я уверен, что вместе с княжной Анастасией они создадут прекрасный дуэт, который впоследствии мог бы довести императрицу до апоплексического удара.

— Я думаю, что это будет не так уж и плохо, но мое задание — найти наставника для Алексея. Все остальное имеет второстепенное значение.

— Сколько у меня есть времени?

— Недели хватит?

— Хватит. А сейчас извините: обязанности хозяина.

— В таком случае не смею вас больше задерживать, — советник дружелюбно кивнул.

Самарин вернулся в бальный зал. Большинство гостей танцевали, некоторые, как Мария Павловна, сидели за столиками, разговаривали или наблюдали за танцующими парами. Невозможно было не заметить, что некоторые дамы были явно недовольны. Княгиня подозвала Самарина.

— Что случилось? — спросил он. — Не хватает алкоголя?

— Где ты пропадал? — буркнула Мария Павловна. — Я ищу тебя и ищу!

— Я разговаривал с Воронцовым, — пояснил он. — Что случилось?

— Потом про него расскажешь, — отмахнулась княгиня. — Сейчас у нас большие проблемы.

— Какие?

— Никто не приглашает на танец старших дам. Что за воспитание! Представь себе, как сплетники будут комментировать наш бал? Конечно, о тебе ничего не скажут, но Анна получит свое.

— Я не подумал об этом, — признал офицер. — Я привык, что в Варшаве с этим не было проблем.

— Конечно, поляки такие джентльмены.

Офицер закашлялся, стараясь спрятать за кашлем веселость.

— Что такое? — наморщила брови Мария Павловна.

— Как бы вам объяснить… В польских полках, особенно в кавалерии, существуют специфические обычаи. Один из них обязывает офицеров до полуночи танцевать исключительно с дамами старше сорока. Лишь потом они могут приглашать на танец молодых дам. И любезность тут ни при чем, польские уланы называют это «перетаскиванием шкафов» и воспринимают как тяжелую повинность.

Княгиня гневно фыркнула, но губы дрогнули в сдерживаемой улыбке.

— Коль тут нет польских уланов, вся надежда на тебя, — сказала она. — Может, ты подашь пример, и другие поймут, в чем дело.

— С удовольствием, — произнес Самарин. — Вы окажете мне честь, тетушка?

Мария Павловна позволила вывести себя в центр, вскрикнула от страха, когда оркестр заиграл малопопулярный еще в Европе фокстрот, но уверенно держалась за внука.

— Сейчас тебе стоит найти другой шкаф, — запыхавшись, произнесла она. — Начни с баронессы фон Лушке, — посоветовала она.

— Может, сначала мотивирую молодежь? — предложил Самарин.

Баронесса принадлежала к одной из наименее любимых аристократок, а ее категоричный и едкий юмор оброс легендами, но из-за огромного состояния и влияния мало кто отваживался не прислать ей приглашение.

— Ты потанцуешь с ней! — тоном, не терпящим возражений, сказала княгиня.

— Потанцую, — со вздохом пообещал генерал.

Госпоже фон Лушке было за шестьдесят. Узким, угловатым лицом и проворными движениями она напоминала хищную птицу. Впечатление усиливало серое платье, украшенное коричневыми рюшами. Баронесса сидела — какая неожиданность! — одна, за угловым столиком, потягивая лимонад.

Проходя мимо группы молодых офицеров, генерал на мгновение остановился и тихо напомнил, что на танец рассчитывают и остальные дамы. Не ожидая ответа, он двинулся дальше, избегая других гостей. У него была миссия…

Баронесса не выглядела довольной его появлением. Самарин с трудом сдержал нервную гримасу, вызванную пристальным взглядом желтых, как у ястреба, глаз. Узкие губы женщины растянулись в язвительной улыбке.

— Что побудило вас составить мне компанию? — спросила она.

— Вы позволите? — Он указал на свободное кресло.

— Прошу.

Чтобы выиграть время, генерал налил себе лимонад. После первого глотка он закашлялся: кто-то добавил в напиток чистый спирт.

— Извините, — сказала баронесса без тени сожаления. — Не успела вас предупредить.

— Мне казалось, что в моем доме хватает алкоголя, гостям не нужно приносить свой, — заметил он, справившись с удивлением.

— Вы представляете, какие пошли бы сплетни, если бы меня поймали за распитием коньяка?

— Я думал, это вы решаете, кто и о чем сплетничает, — произнес он.

— Не совсем так, молодой человек, не совсем так.

— Не окажете ли мне…

— Нет, — бесцеремонно прервала она. — Не окажу.

Офицер поднял брови, отказ от приглашения на танец считался непростительной грубостью. Похоже, баронесса полагала, что не обязана следовать общепринятым правилам.

— Я больна, — заявила она, прикусив губу. — Я контролирую боль, пока хватает немного алкоголя, но уже не могу танцевать. Теперь вы знаете тайну ведьмы фон Лушке, — добавила она с горечью. — Теперь вы можете оставить меня в покое!

— Я — хозяин, и в мои обязанности входит забота о гостях, — сказал он. — И не беспокойтесь, я никому не скажу.

— Даже Марии Павловне? — Она посмотрела на него исподлобья.

— Если вы не хотите…

— Не хочу!

— Что с вами?

— Рак, — ответила она. — Только не утешайте меня, не выношу этого!

— Не буду, — пообещал он. — Часто это смертельная болезнь.

Баронесса посмотрела на него с любопытством.

— А вы мне нравитесь, — сказала она. — Может, ваше общество и не будет таким утомительным, как я боялась. Коль мы не можем танцевать, развлеките меня разговором.

— С удовольствием. Вы советовались с докторами?

— Это самый банальный вопрос. Советовалась. Ни один не может мне помочь. Есть еще алхимия и магия, но я не доверяю этим шарлатанам. К тому же они не занимаются лечением.

Самарин задумчиво крутил бокал в руках, потом сделал очередной глоток.

— Совсем неплохо, — сказал он.

— Вы выглядите рассеянным, вам скучно?

— Нет, что вы! Просто думаю, сказать это или лучше сменить тему.

— И что же это такое? — с недоверием спросила баронесса. — Вы же не собираетесь меня жалеть?

— Ни за что! — искренне заверил генерал. — И я думаю, вы зря беспокоитесь: среди чувств, что вы вызываете, точно нет жалости.

Женщина какое-то время смотрела на него, а потом засмеялась.

— Тогда чего же вы боитесь?

— Видите ли, так сложилось, что я знаю одного алхимика и лекаря…

— Это уже не банальщина, а смертельная тоска. Вы знаете, сколько таких советов я уже получила?

— Это тот, кто вылечил наследника престола.

— Это этот… Руджс… Рудки…

— Рудницкий, — помог генерал.

Госпожа фон Лушке забарабанила пальцами по столешнице, после чего сделала большой глоток лимонада.

— Что-то подозрительно быстро вам пришло это в голову, — ответила она тоном, в котором смешались недоверие и надежда. — Вы хотите отомстить? — резко спросила она. — Чем я вас обидела? А может, кого-то из ваших знакомых?

Самарин глубоко вздохнул, пытаясь не выказывать нетерпение. Похоже, мнение о баронессе было более чем заслуженным.

— Я солдат, а не придворный, — спокойно сказал он. — Если бы у меня были какие-нибудь претензии к вам, я бы выложил их прямо вам в глаза, а не сплетничал за спиной. Что касается Рудницкого, я уже думал о нем в таком контексте, к сожалению, о болезни близкого мне человека я узнал лишь спустя время.

— У вас кто-то умер?

— Няня.

Генерал ожидал криков недоверия или насмешки, аристократия редко замечала слуг и почти никогда не беспокоилась за их судьбу, но его собеседница понимающе кивнула.

— Я тоже любила свою няню, — призналась она. — От чего умерла ваша?

— От рака.

— Вы уверены, что этот Рудницкий мог бы помочь?

— В таких делах никогда нет уверенности, но это известный алхимик и один из самых компетентных врачей, каких я только встречал. Кроме того, что он сделал для цесаревича, он спас жизнь мне и помог тетке. Когда-то она очень мучилась от ревматизма, — пояснил он.

— Он правда ваш кузен? Я слышала, что Мария Павловна включила его в свое завещание, — сказала она со злорадством.

— Конечно, — хладнокровно подтвердил генерал. — Но это очень далекое родство. А относительно завещания я не имею ничего против, но сомневаюсь, что Олаф примет хоть что-либо от тетки. У него и у самого огромное состояние. Вы слышали об «экстракции Рудницкого»?

— Что-то слышала, но не помню деталей.

— Это новый, самый эффективный метод получения первичной материи. Мой кузен изобрел его и запатентовал.

— Вы уверены, что он еще практикует? — с недоверием спросила баронесса. — У него столько богатства? Когда в последний раз вы его видели?

— Два месяца назад в Варшаве. Практикует ли? Думаю, да, но это не имеет большого значения. Если вы хотите, я напишу ему, чтобы он занялся вами.

— И он послушает вас?

— Послушает, — ответил Самарин.

Его отношения с алхимиком были запутанными, а последние события еще больше их усложнили. Трудно смириться с тем фактом, что именно Олаф начал польское контрнаступление, что остановило почти победившую Восьмую армию. Не вызывало сомнений, что господин алхимик убил больше россиян, чем несколько польских полков, вместе взятых. Потому генерал не торопился налаживать личные контакты с Рудницким — они не разговаривали со времени подписания мирного договора, — хотя не сомневался, что тот исполнит его просьбу и поможет баронессе.

— Сколько мне это будет стоить?

— Дорого, — с раздражением буркнул генерал. — Вам придется сказать «спасибо», если он вас вылечит, поскольку Олаф не примет никакого денежного вознаграждения.

Баронесса гневно фыркнула, она вытащила платочек и вытерла подозрительно заблестевшие глаза.

— Вам плохо? — беспокойно спросил Самарин. — Может, вызвать лекаря?

— Нет, ничего не нужно.

— Но…

— Я же сказала, что ничего не нужно! — рявкнула она. — Просто на мгновение позавидовала Марии Павловне, что у нее такая семья. Моя семья жаждет от меня только денег, а внуки решили через суд признать меня умалишенной.

— Как я понимаю, безрезультатно?

— Я знаю их не первый день, — ответила женщина. — Я указала в завещании, что в случае моей внезапной смерти или признания меня сумасшедшей все мое имущество переходит нескольким выбранным мною фондам. Покровителем одного из них является царица, поэтому нет и речи о каких-либо судебных махинациях.

— Внезапной смерти? — задумчиво повторил офицер. — Вы считаете, что кто-то… — Он замолчал, не закончив предложения.

— Не знаю, я предпочитаю этого не проверять.

— Как они себе это представляют? — с недоверием спросил Самарин. — Они думают, что засунут вас в дурдом, и никто этим не заинтересуется? Насколько я помню, вы были фрейлиной Марии Федоровны. Его величество точно приказал бы расследовать это дело.

Госпожа фон Лушке грустно улыбнулась и махнула рукой, чуть не сбив бокал.

— Кто будет беспокоиться о старой женщине?

Неожиданно ее грустная улыбка превратилась в гримасу боли.

— Помогите мне дойти до кареты, — процедила она сквозь стиснутые зубы.

— Что случилось?!

— Ничего такого, обычная боль.

— Я немедленно вызову лекаря.

— Вы хотите унизить меня перед всеми этими… кумушками?! Я никогда на это не соглашусь!

— Ну хорошо, тогда я проведу вас в свои апартаменты, — предложил генерал. — Вы отдохнете, а я покопаюсь в аптечке, может, найду опиум или морфий.

Аристократка приняла предложенную ей руку и позволила провести себя к выходу. Стекающие по вискам капли пота свидетельствовали о том, сколько усилий ей стоил каждый шаг.

— Вы знаете, как соблазнить девушку, — сказала она охрипшим голосом. — Если бы я была моложе лет так на двадцать, вашей жене пришлось бы туго!

Слуга помог открыть двери, и через минуту Самарин уложил свою гостью в шезлонг.

— Боюсь, это не поможет, — отозвалась баронесса. — Как вы думаете, почему я употребляю алкоголь? Обезболивающие на меня не действуют, если только в дозе, что приведет к потере сознания.

— Это невозможно!

— Возможно, возможно… Поэтому ни один коновал, к кому я обращалась, не помог мне. Но я вижу, что у вас есть телефон. Может, проконсультируетесь с кузеном?

— Сейчас?! В полвторого ночи!

— Я думала, что врач должен быть доступен для пациента в любое время, — парировала она.

Офицер хотел сказать баронессе, что она еще не пациентка Рудницкого, но подошел к телефону и заказал разговор с Варшавой.

— Рудницкий, — отозвался хриплый голос в трубке.

Самарин тяжело вздохнул: похоже, друг был в плохом настроении. Вообще-то ничего удивительного, никто не любит, когда его поднимают с кровати посреди ночи.

— Извини за звонок в такое время, но мне нужен твой врачебный совет, — сказал он.

— Сашка, ты? Телефонистка так промямлила, что я не расслышал фамилию.

— Да, это я.

— Кто-то заболел? — с беспокойством спросил Рудницкий.

— Никто из семьи, это непредвиденный случай. У меня бал и…

— Поздравляю! — прервал его алхимик. — А нас тут темная ночь! Но ладно, рассказывай, что случилось.

— Одной из приглашенных, баронессе фон Лушке, стало плохо. Она говорит, что у нее рак. Я предложил ей опиум, но она утверждает, что такие лекарства ей не помогают. Такое возможно? — неуверенно спросил он. — Но, знаешь, она много пьет, утверждая, что так усмиряет боль, может, это алкоголизм? — сказал он, перейдя на польский язык.

Гневное фырканье подтвердило его опасение: баронесса поняла, что он сказал.

— Может, сначала спросишь, что у нее болит? — со вздохом предложил Рудницкий.

— Что у вас болит? — повторил Самарин.

— Руки, — буркнула баронесса. — Особенно левая.

— Дай ей трубку, — распорядился алхимик.

Генерал послушно передал трубку, с облегчением избавляясь от роли посредника. Разговор длился довольно долго, наконец женщина протянула трубку Самарину.

— Ну и? — нервно спросил он. — Что с ней?

— Я не уверен, но, прежде чем поставить диагноз, я должен провести пальпацию.

— Что?!

— Я сам не смогу этого сделать на расстоянии, — пояснил алхимик. — Баронесса согласилась.

— На что, черт возьми, она согласилась?! Что за пальпация?

— Ничего такого, ты должен только пощупать баронессу.

— Что?!

— Я не шучу, — заверил Рудницкий. — Сначала нажми на живот, потом осмотри суставы. Плечи, локти, колени. Только осторожно, они могут быть опухшими.

— Ты шутишь!

— Упаси Боже!

Несмотря на решительное отрицание, офицер ощутил в голосе друга веселость.

— Это часть медицинской процедуры.

— Ну да, конечно!

— Мне долго так лежать?! — нетерпеливым тоном спросила баронесса.

Офицер подошел к пожилой женщине и положил руки ей на живот, несколько раз нажал, меняя положение рук.

— Живот не болит, — отчитался он.

— Теперь суставы.

Баронесса закатала рукава платья, демонстрируя отек левого плеча.

— Одна рука сильно опухла, — подтвердил Самарин. — Я боюсь ее трогать.

— Не нужно, — хмуро ответил алхимик. — Мои коллеги были правы, это, скорее всего, рак костей.

— Что мне с ней делать? Баронесса выглядит так, словно сейчас потеряет сознание. У нее страшные боли.

— Да, — подтвердил Рудницкий. — И, честно говоря, в случае рака костей никакие анальгетики не помогают.

— И что теперь?

— Тетушка на балу?

— Да, а что?

— Когда у нее были приступы ревматизма, я создал для нее сильное противовоспалительное. Это такие ампулы, наполненные темной, слегка радужной жидкостью. У тетушки они наверняка есть при себе.

Самарин вышел в коридор и отдал распоряжение слуге.

— Я оправил слугу за ампулами, — сказал он. — Что дальше?

— Мария Павловна держит эти лекарства в футляре вместе со шприцами. Ты сделаешь укол баронессе.

— Ты спятил?! — воскликнул офицер. — Я никогда не держал в руках шприц!

— Всегда бывает первый раз. Тут ничего трудного, это просто внутримышечный укол.

— Может, это и ничего трудного для тебя. Я даже не знаю, куда колоть.

— В любую выступающую часть баронессы, — с иронией ответил алхимик.

— Это же больно. Что, если она начнет вырываться? Я не могу с ней драться!

— Тебе не придется, она так мучается от боли, что даже не почувствует укола.

— Я могу попросить Анну, но боюсь, что люди начнут сплетничать, если и она неожиданно исчезнет из поля зрения гостей.

— Тут действительно ничего трудного, — успокоил его Рудницкий.

Их разговор прервал стук, и в комнату вошел слуга. Он положил на стол небольшой стальной цилиндр и вышел, отправленный нетерпеливым взмахом генерала.

Самарин открыл цилиндр, внутри лежало несколько ампул и зловеще блестящий шприц.

— У меня все есть, — сказал он в трубку. — Что теперь? Только без твоих шуточек!

— Открой одну ампулу и наполни шприц. И выбери иглу среднего размера.

— Сделал.

— Хорошо, у тебя два варианта: ягодица или плечо. Во втором случае лекарство подействует быстрее.

Офицер подошел к баронессе, та молча снова закатала рукав, Самарин стиснул зубы: под кожей женщины сформировалась хорошо заметная опухоль. Генерал решительным движением воткнул иглу в слабые мышцы и нажал на поршень. Баронесса вскрикнула, ее лицо искривилось в мучительной гримасе.

— Она должна была ничего не почувствовать! — рявкнул офицер.

— Я не хотел тебя пугать, — сказал Рудницкий. — Я так понимаю, ты закончил?

— Конечно!

— Она должна ощутить облегчение через пару минут.

— Это ее вылечит?

— Нет, но уменьшит боль.

Самарин посмотрел на баронессу, женщина беспомощно лежала в шезлонге, но казалось, что ее кожа утратила серый оттенок.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он.

— Рука болит, как гнилой зуб, но этот препарат, кажется, действует. Мне уже легче.

— И как там моя пациентка? — спросил Рудницкий.

— Твоя? — процедил Самарин. — Я думал, что моя! Кажется, ей легче, — неохотно сказал он.

— Это хорошо, — зевнул в трубку алхимик. — А теперь, если позволишь…

— Минутку! — беспокойно остановил его Самарин. — Что дальше? Кто-то же должен продолжить ее лечение?

— Лечение рака костей? — переспросил Рудницкий. — К тому же поздней стадии.

— Хочешь оставить ее так?

— Но я не могу лечить баронессу на расстоянии! И к тому же я никогда не занимался лечением рака, бог миловал. Я могу самое большее уменьшить ее боль.

— И каким это образом? Ты же говорил, что лекарства не подействуют?

— Помнишь того украинца, который…

— Да! — прервал его Самарин. — Теперь понимаю.

Современный аппарат хорошо передавал звуки, и генерал не собирался знакомить фон Лушке со своими проблемами с Amici Mortis.

— Ты займешься лечением баронессы, если она приедет в Варшаву?

— Могу попробовать, если ты так беспокоишься. Это какая-то знакомая тетушки?

— Да.

— Ладно, постараюсь уговорить власти, чтобы ей как можно быстрее разрешили въезд.

Самарин поблагодарил и положил трубку. После последнего столкновения каждый россиянин, который хотел въехать на территорию Варшавской республики, должен был получить определенное разрешение.

— Вы слышали? — спросил он у баронессы.

Женщина кивнула.

— Ваш кузен сможет мне помочь? — спросила она с сомнением в голосе. — Я слышала, что такие дела длятся неделями. А вы понимаете, что в моем состоянии я могу не дождаться. Я не боюсь смерти, но эта боль… Она невыносима. Если бы у меня было больше отваги, я давно бы выстрелила себе в лоб.

— Обычно уговаривания Олафа напоминают ампутацию без наркоза, — скривился Самарин. — Странно, что сейчас все прошло так легко. Возможно, потому, что я представил вас как знакомую тетушки? Тем не менее когда он что-то обещает, то держит слово и обычно принижает свои способности, чем наоборот.

Баронесса села и осторожно пошевелила больной рукой.

— Боль можно терпеть, — сказала она. — Только бы это подольше продлилось! Я немедленно отправлю господину Рудницкому вознаграждение! Это невероятно! — дрожащим голосом сказала она. — Какое лекарство могло подействовать так быстро?

— Подробности спросите у Олафа, я в этом не разбираюсь. И на вашем месте я бы не спешил с деньгами. Я не исключаю, что какая-то компенсация была бы приемлема, некоторые из алхимических ингредиентов стоят целое состояние, но только по просьбе Олафа. Этот олух может обидеться, как институтка, — сказал он, дотрагиваясь до своей щеки. — Лучше, чтобы он не чувствовал себя обиженным.

— Я вижу, вы в близких отношениях с кузеном, — заметила она с тенью улыбки на бескровных губах.

Офицер с неодобрением посмотрел на фон Лушке и двинулся к бару, потом вернулся к столу с бутылкой водки и одним стаканом.

— Имею право после всего этого, — буркнул он. — Вам я не предлагаю, поскольку черт его знает, как алкоголь сочетается с этим лекарством.

Аристократка пренебрежительным жестом отклонила его объяснения и подошла к дверям.

— Было бы неплохо, если бы вы меня проводили, — едко сказала она. — Перед тем как я уйду, я хотела бы поблагодарить вашу жену за чудесный прием.

«Хоть что-то хорошее, — подумал Самарин, отставляя стакан. — Все женщины петербургского общества будут восхвалять Анну следом за баронессой. Тетка должна быть в восторге».

* * *

Светало. Падающие из окна лучи солнца изгоняли остатки ночного мрака из спальни. Самарин растерянно погладил жену по голове и осторожно отодвинулся, поднимаясь с кровати. Бал недавно закончился, было пять утра, но генерал не мог заснуть, несмотря на усталость. Предложение Воронцова выбило его из равновесия.

Анна что-то промурлыкала и притянула мужа к себе.

— Куда ты? — спросила она сонным голосом. — Все время крутишься!

— Не могу заснуть, — признался генерал.

Взволнованная Анна села на кровати.

— Что случилось? И что ты делал с баронессой фон Лушке? Я хотела спросить раньше, но заснула как убитая. Вы исчезли на целый час. Говорят, что она мегера, а она хвалила меня при всех, словно я была ее любимой внучкой. Ну давай, рассказывай. — Она толкнула мужа голой пяткой.

— Ну, мы играли в доктора и пациентку, — злорадно произнес Самарин. — Я делал ей укол, — добавил он серьезно.

— Она плохо себя чувствовала?

— Что-то в этом роде.

— А конкретнее?

— Я не могу об этом говорить, я дал ей слово.

Анна пошевелилась, позволив и без того короткой ночной рубашке съехать с ее плеча, оголяя часть груди. Она подтянула ноги, чтобы продемонстрировать круглые, полные бедра. Самарин протянул руку, Анна ударила его по пальцам.

— Сначала информация! — потребовала она. — Эта маленькая процедура тебя так расстроила?

— Нет, дело в Воронцове.

— Советнике? Я все думала, зачем он принял приглашение, он не сторонник таких развлечений.

— У него было предложение для меня. Спокойно! Это не имеет ничего общего с армией! — заверил он, видя выражение лица жены. — Он хотел, чтобы я стал наставником Алексея. Это двойная сделка: если захочешь, можешь заняться обучением Анастасии.

— И что ты думаешь об этом?

— Я колеблюсь. С одной стороны, это спокойное занятие, а с другой — требует постоянного присутствия при дворе. А я не перевариваю этих придворных паразитов. Ну и хотел с тобой посоветоваться.

— Наставник цесаревича? Ну не знаю…

Самарин наморщил брови и вопросительно посмотрел на жену.

— Что я получу, если соглашусь? — рассмеялась она. — Если хочешь, я даже могу учить эту маленькую негодницу.

— Что только захочешь, — галантно заявил он, целуя жену в колено.

Анна кинула на него невинный взгляд из-под опущенных ресниц.

— Правда?

— Что ты придумаешь в этот раз? — смиренно спросил он. — И сколько мне это будет стоить? Мне построить еще одну школу для крестьянских детей? А может, молочную ферму? Представь себе все эти соски? Как начнут меня благодарить…

Графиня Самарина уперлась в грудь мужа ногами и резким движением столкнула его с кровати.

— Я тебе дам соски! — зловеще произнесла она. — Даже не думай! И не забывай, что у меня есть при себе сальвавирго.

— Это весомый аргумент, — произнес генерал, поднимаясь с пола. — Обещаю, что даже не посмотрю ни на одну доярку, пока у тебя при себе нож. Ну так что?

— Не хочешь устроить небольшие состязания?

— Конные?

— Ну не на собачьих упряжках, не то время года.

— И как ты себе это представляешь?

— Я чувствую себя немного не по себе из-за всех этих провокаций на балу, — ответила она с невинной улыбкой. — Но, знаешь, не сильно, чуть-чуть…

— И что? Хочешь реабилитироваться?

— Что-то в этом роде. Мы могли бы утром посоревноваться, я взяла бы Арабеллу, а ты — Баярда.

— И что дальше?

— Ты дашь мне три минуты форы и поскачешь за мной. Дистанция от дворцовых ворот до винокурни.

— Это десять верст, а утром у леса туман. Это опасно. Может, в полдень.

— Никаких в полдень! И не преувеличивай, мы знаем эту дорогу как свои пять пальцев.

Самарин неохотно согласился, тропа до винокурни была их любимой прогулочной трассой, и они пользовались ею в любое время суток.

— Ладно.

— Проигравший станет рабом победителя на полчаса.

— На час, — сразу же согласился генерал.

— Согласна! Но ты должен быть в парадном мундире и с саблей.

— Это нечестно! Мундир неудобный, а дополнительное снаряжение будет утяжелять лошадь.

— Боишься проиграть девушке? — провокационно спросила она.

Офицер выругался и попытался обнять жену, но Анна увернулась.

— Значит, да? Ты согласен на мои условия?

— Ладно! — буркнул он. — А сейчас ты поможешь мне уснуть, развратница!

— Что только прикажет мой господин, — прошептала Анна, имитируя говор крестьянки из ближайшей деревни.

Самарин одним движением стянул ночную рубашку с жены. В этот раз Анна не только не защищалась, но и сама прижалась к мужу, и генерал сразу же забыл об усталости.

* * *

Самарин поправил саблю и со вздохом засунул в кобуру «наган», и это все под насмешливым взглядом жены. Офицерская честь требовала не упустить ни одного элемента экипировки: если парадный мундир, то парадный мундир.

— Все? — спросила с улыбкой Анна.

Сама она была одета в красную блузку и широкую юбку, разрезанную по бокам, и, конечно же, сидела на коне по-мужски. «Хорошо, что тут никого нет, — подумал офицер. — Поскольку костюм графини оставляет желать лучшего».

— Я готов!

Анна сразу же пришпорила коня и перешла в галоп. Самарин глянул на часы с секундомером. Баярд нетерпеливо фыркал, офицер погладил его по шее, конь чувствовал атмосферу соревнований и хотел как можно быстрее окунуться в нее.

— Ну, старик, — пробормотал генерал, — покажи, на что способен!

Хватило легкого нажатия на бока, и Баярд полетел как стрела, выпущенная из лука. Самарин прижался к шее коня, ветер свистел в ушах, деревья превратились в размытую линию. Постепенно на дорогу выползала белая дымка, видимость уменьшилась до нескольких саженей. Издалека донеслось ржание кобылы, но, к удивлению генерала, жеребец не ответил на него и вместо этого тихо фыркнул, наклонив голову влево. Первобытный, животный страх почти парализовал Самарина. Для службы в Конвое отбирались жеребцы из специального питомника. Каждый из них проходил чрезвычайно сложную подготовку, благодаря чему скакуны взаимодействовали с наездниками в гораздо большей степени, чем обычные кавалерийские кони. Баярд подал сигнал: враг слева.

— Анна! — закричал он. — Caikuna!

Казалось, что это невозможно, но Баярд ускорился. На одном из кавказских диалектов caikuna означало то же, что «пожар», солдаты Конвоя использовали эту команду только в ситуации угрозы жизни. Услышав ее, конь собирал все свои силы и бежал, пока не падал. Раздался выстрел, и на дорогу выскочили двое мужчин, вооруженных карабинами, злобно засвистел воздух, вспоротый лезвием, и на мундир Самарина брызнула кровь.

— Анна!

— Сашка? Что случилось?

Анна вышла из тумана, ведя коня в поводу.

— Немедленно возвращайся домой!

— Но почему? Арабелла чего-то испугалась, и мне нужно было ее успокоить, но… — Она замолчала, заметив окровавленную саблю мужа.

«Слава богу, что эта ловушка была на меня, а не на нее», — с облегчением подумал Самарин.

— Домой! Немедленно! Сообщи слугам, что на нашей территории злоумышленники.

— А ты?

— Поеду сразу за тобой. Езжай!

Анна кинула на него беспокойный взгляд, но выполнила распоряжение и поскакала во дворец. Из тумана раздалось фырканье коня. Не одного коня. Генерал погладил Баярда.

— Еще повоюем, старик, — сказал он. — Покажем им.

Он вытащил револьвер и замер в ожидании, вслушиваясь в удаляющийся топот копыт Арабеллы. Это вопрос двух минут, во дворце Анна будет в безопасности, и тут только одна дорога. Он задержит их на пять, а может, на десять минут. «Этого хватит», — подумал он.

Из молочной дымки начали выныривать всадники. Первые двое погибли в мгновение ока, даже не заметив поджидающего их офицера. Остальные успели вытащить оружие.

— Ничего. — Самарин перевязал носовым платком кровоточащую рану. — Царапина. Справимся.

Он вытащил ногу из стремени, чтобы достать карабин одного из убитых, однако доносившиеся из тумана звуки сказали ему, что он не успеет. Он откинул бесполезный уже револьвер и вытащил саблю.

— Один! — закричал он, нанося удар по шее бородача в мундире драгуна без знаков различия.

Высокий худощавый мужчина ехал прямо на него, но он явно не умел воевать верхом на лошади, поэтому через мгновение упал в траву с удивлением на уже мертвом лице.

— Второй!

Кто-то заехал сбоку. Самарин выкрикнул слово силы и свалил оглушенного противника одним ударом. Едва успел заслониться перед атакой следующего.

— Третий!

Он вскрикнул от боли, чувствуя, как шашка врага врезается ему в ребра, слабеющей рукой он отражал сыплющийся град ударов.

— Четв…

Примечания

7

Ники — имя, каким называла Николая II его жена и близкие друзья.