Бычки в томате. Иронический детектив

Агния Шугурова

Смерть пожилого владельца замка в Германии кажется вполне естественной, и никому и в голову не приходит искать во внезапной кончине криминальный след. Однако, с остальными обитателями замка вскоре начинают происходить необычные вещи… Волею судеб в роли детектива приходится выступить реаниматологу в отставке из далёкой России, Дуне Молодцовой. Компанию ей составляет незадачливый немецкий сыщик Леон Миллер. Смогут ли они разгадать запутанный кроссворд, созданный изощренной фантазией преступника?

Глава 2

Божественное осеннее солнце краем глаза с любопытством заглянуло в темную гостиную, бросив мягкий луч на старинный комод из мореного дуба. Но тут же отвело свой взгляд, потому что Солнцу стало понятно, что здесь ему не рады. В одной из самых больших в доме комнат с высокими потолками и стрельчатыми витражными окнами не было места свету. Темные гобелены на стенах с рисунком в виде струящихся причудливых растений и диких животных захватывали в плен случайные шальные лучики, а тяжелые бархатные темно-бордовые драпировки на окнах выносили им окончательный приговор. На стенах висели огромные портреты величественных хмурых людей — мужчин в старинных камзолах и нелепых шляпах с перьями и женщин в платьях с необъятными кринолинами. Несмотря на непривычно теплую в этом году в Германии осень, в углу горел камин, глухо потрескивали поленья, по которым пробегали ярко-красные огненные змейки и изредка судорожно вспыхивали язычки пламени. Причудливые тени ложились на чопорные лица нарисованных вельмож, от чего казалось, что они злобно гримасничают и постоянно за всем наблюдают. Прямо под картинами, а, точнее, спинкой к ним, стоял безумно старый, дорогой и ужасно помпезный диван с высокой спинкой, вычурными резными подлокотниками и выцветшей гобеленовой обивкой с каким-то крупным цветочным орнаментом. Диван, безусловно, очень гордился своим возрастом, происхождением и, конечно, своей стоимостью. Можно даже было в прямом смысле сказать, что это варварское великолепие «знало себе цену», поскольку, как только кто-нибудь в этом доме по великому недоразумению вознамеривался усадить в него свою пятую точку, этот «кто-нибудь» тут же начинал беспричинно паниковать и искать другой плацдарм для мягкой посадки. К тому же возникала необъяснимая уверенность, что, стоит только устроиться на этом диване поудобнее, как один из шаловливых картинных дворян плюнет тебе за шиворот.

Вся обстановка комнаты вызывала какой-то странный, средневековый трепет. Впечатление усиливал стоящий в углу под старинными часами рыцарь в полный человеческий рост. Само собой, доспехи были пустыми, но порождали навязчивое желание постоянно оглядываться в их сторону. Это уже вошло в привычку у всех домашних, и они откровенно потешались над гостями, когда вдруг именно в этой гостиной кто-нибудь из гостей начинал беспричинно озираться. «Вишенкой на торте» во всем этом мрачном великолепии были мыши, которые чувствовали себя единственными и полноправными хозяевами величественного жилища. Более того, мыши были полностью уверены в своей безграничной власти! С ними боролись в течение многих веков различными методами, но ни жестокость, ни хитрость, ни химия не помогли; мыши жили в замке с его рождения, они умрут вместе с ним. Однозначно, мышиная возня в вентиляционных шахтах была фоновым шумом и не доставляла владельцам жилища особых проблем. Многие годы большая часть замка не использовалась вообще. Приводились в порядок и отапливались только одна из гостиных, кабинет, две спальни, две гостевых комнаты, три санузла и широкий коридор. Несколько лестниц соединяли все эти пригодные для жилья помещения с общим огромным холлом внизу. Остальная львиная доля монументальной постройки двенадцатого века была наглухо заколочена и отдана на откуп мышам и привидениям.

Красивая девушка лет двадцати восьми расположилась в объятиях безразмерного кресла, положив ножки в ковбойских сапогах на журнальный столик с инкрустацией из красного дерева. Она была единственным не вписывающимся в обстановку предметом в этой комнате — юная, цветущая, с, вьющимися, распущенными по плечам светлыми волосами, в голубых обтягивающих стройную фигурку джинсах с рваными коленками, в яркой блузке с глубоким декольте. Девушка громко разговаривала по мобильному телефону, чем вызывала новые и новые приступы праведного гнева на лицах картинных вельмож.

Ее звали Рут. Рут фон Глюк. Она давно привыкла и к картинам, и к мышам, и к пустоголовому рыцарю. Она провела в стенах этого замка практически всю свою жизнь. Конечно же, в детстве ее все это пугало до колик в животе, но мудрая мама объяснила, что на картинах ее пра — пра — какие-то там бабушки и дедушки, рыцарь — всего лишь груда металла, а мышки — милые и безобидные божьи твари, которые тоже хотят жить, кушать, жениться и водить деток в детские садики, которые как раз находятся в вентиляционных шахтах. Когда Рут подросла, она задалась целью найти хотя бы один мышиный детский садик и сама заниматься воспитанием мышат. Но вмешался мудрый папа, который объяснил девочке, что лучше, чем мышь, мышонка никто воспитать не сможет. Рут все поняла и теперь положила глаз на рыцаря: ей безумно хотелось убедиться, что он действительно пустой. Но вдруг, неожиданно для самой себя, маленькая Рут выросла, поступила в колледж, и мысли о рыцаре были начисто вытеснены из ее прелестной головки мечтами о самом красивом мальчике в классе.

Блестящее окончание колледжа, поездка в Штаты на стажировку, престижная профессия дизайнера интерьеров и, конечно же, любовь к деньгам отшлифовали малышку до бриллиантового блеска. И сейчас она, сверкая всеми своими выгодными гранями в отблесках каминного огня, была на пике того состояния, которое знающие люди называют Счастьем. Рут упивалась своей молодостью, красотой, обаянием, богатством, положением в обществе. Весь мир был открыт перед ней. К тому же, сегодня ранним утром она вернулась в отчий дом. Хотя повод для этого и был весьма прискорбным — умер всеми любимый и уважаемый дедушка Абрахам фон Глюк, который, собственно, и являлся владельцем поместья. Причиной смерти, как поняла Рут из письма, полученного накануне от управляющей поместьем фрау Хелен Зейц, был инсульт. Рут не была сильна в медицине, но надеялась, что смерть деда была не мучительной и быстрой. Абрахам при жизни принимал кучу всяческих дорогих и разнообразных лекарств — от подагры, гипертонии, мигрени и много, от чего еще — всего и не упомнишь. У него постоянно ныла травмированная когда-то давно нога и нападали приступы беспросветной меланхолии. К тому же, дедушка был большим любителем крепких сигар. Такая кончина Абрахама была вполне ожидаема: ведь так принято на свете, что старые люди умирают от апоплексии. Кем принято — неизвестно, но естественная смерть в преклонном возрасте никогда и ни у кого не вызывает вопросов. И поэтому вскрытия тела Абрахама, согласно его воле при жизни, не проводили.

Дедушка Абрахам был баснословно, бессовестно богат. Откуда взялось его богатство, Рут не интересовало. Самое главное — никто из членов семьи никогда и ни в чем не нуждался. Сам дед, равно как и все родственники, предпочитали помалкивать о его прошлом, и оно было таким же темным, таинственным, интригующим и полным загадок, как и сам замок. Дедушка Абрахам был очень замкнутым суровым стариком (иногда Рут казалось, что он уже родился старым), сторонился светских раутов и шумных компаний, предпочитая запираться в своем кабинете и шуршать бумагами или курить сигары — сладковатый приторный запах дорогих сигар всегда сопровождал Рут и был такой же неотъемлемой частью ее детства, как мышиная возня и пустоголовый рыцарь в гостиной.

Рут порой казалось, что дедушка и дом — единое целое. Когда девочке нужен был дедушкин совет, она мысленно задавала свой вопрос замку, и получала в своей голове прямой и четкий ответ. По крайней мере, Рут знала наверняка, что замок живой и обладает неисчерпаемой мудростью и магической силой.

Поместье располагалось на вершине скалы в долине речушки Эльц и было, предположительно, построено в двенадцатом веке. С трех сторон замок окружала река. Холмы вокруг поместья покрывал густой темный лес, на который щедрая Осень небрежной рукой расплескала теплые, желтые, оранжевые и бордовые, краски. К центральным воротам замка вел подвесной мост. В старые времена мост поднимался, чтобы защитить обитателей поместья от незваных гостей, но сейчас в этом не было необходимости, поэтому мост, как и все старики, смирился со своей долей, скрипел, ворчал и был очень важной частью архитектурного комплекса, чем безмерно гордился.

Рут бросила взгляд сквозь окно на открывающуюся перед ней величественную матушку Природу, и, впервые за много лет, ей стало грустно. Она положила телефон на столик и подошла к окну. Одиночество деда в доме, полном родственников, теперь стало понятно девушке. Она внезапно осознала, насколько старик был несчастен в своем замке со всем своим несметным богатством… Она вдруг поняла, что во всем происходящем сейчас есть что-то пугающее и таинственное, будто дед приоткрыл дверь в кабинет, и сквозь узкую щель вместе с дымом сигар дом наполняется густой тревогой.

***

Родители Рут поженились совсем детьми, им было по восемнадцать. Кнут привел Грету за руку и познакомил с Абрахамом. Несмотря на свой сложный характер и положение в обществе, Абрахам принял в дом будущую маму Рутхен, как своего собственного ребенка. А потом у молодой семьи фон Глюков родилась дочь. Они были дружной, большой, гостеприимной семьей. Иногда, как клочья тумана, выплывали смутные воспоминания об играх на лужайке, маленьком пони, на котором Рут очень боялась сидеть, а дедушка Абрахам страховал ее в седле, мама в каком-то пестром сарафане, музыка… А потом клочья тумана таяли, как сон: вот, он был — и в следующую секунду ты уже ничего не помнишь.

Мать и отец девочки погибли в автокатастрофе пятнадцать лет назад, в две тысячи шестом. Им обоим было чуть за тридцать, почти одного возраста с сегодняшней Рут. В причинах особо тогда разбираться не стали, списали несчастный случай на стечение неблагоприятных обстоятельств — плохую видимость из-за тумана, мокрое дорожное полотно серпантина в горах, на то, что отец, который был за рулем, не справился с управлением, возможно, задремал за рулем. Так или иначе, Рут осталась сиротой в 13 лет и продолжала жить с дедом в их мрачном доме. После гибели родителей замок стал еще угрюмее и неприветливее. Больше не слышно было маминого звонкого смеха и папиных остроумных шуток. А дед сразу после гибели сына и невестки замкнулся и ушел в себя, так что у Рут фактически не осталось близких ей людей в этом доме. Воспитание девочки легло на прямые, как вешалка для пальто, плечи чопорной и холодной фрау Зейц, которая, кроме воспитания Рут, несла на себе обязанности управляющей, экономки и повара в доме дедушки Абрахама, железной рукой в ежовой рукавице вела огромное хозяйство, а зорким глазом следила — не случилось бы чего с хозяином и его внучкой. О ее жизни до замка Рут ничего не было известно. Вильям как-то говорил, что она не немка. У фрау Зейц присутствует едва заметный акцент, но какой — так никто до сих пор и не понял, да это особо никого и не интересовало, самое главное, что экономкой и управляющей она являлась превосходной.

Хелен Зейц появилась в их семье за год до гибели родителей. Сколько Рут помнит фрау Хелен в их с дедушкой Абрахамом жизни — экономка совершенно не изменилась. Та же прямая спина, те же идеально уложенные в гладкую прическу волосы, строго поджатые губы, черное узкое платье в пол и кипенно-белый воротничок, те же руки без маникюра, сложенные в замок. Фрау Зейц имела привычку разминать пальцы — от постоянной домашней работы руки ее сильно уставали.

Возможно, из-за отсутствия проявления каких-либо чувств, у фрау Зейц не было предпосылок к формированию мимических морщин, но то, что эта женщина никогда ни при каких обстоятельствах не пользовалась макияжем и неистово ругала Рут за попытки нанести помаду — суровая правда. Это экономка отправила для Рут в Штаты извещение о смерти дедушки Абрахама. Это она полностью взяла на себя организацию похорон. Она и сейчас молчаливой тенью скользит по дому, приводя в порядок вещи и документы. Она встретила Рут, когда та приехала в замок, приготовила ей ужин и комнату. Хорошая женщина. Правильная. Но она не любит их — ни Рут, ни Абрахама. Она просто выполняет свою тяжелую работу. И поэтому представления о настоящей семье у девочки формировались на примере семьи старого Вилли — дедушки Вильяма, родного брата Абрахама, которого старик, пожалуй, любил больше всех своих родных. И Вилли отвечал ему взаимностью. По крайней мере, Вильям был единственным человеком, который был удостоен чести быть вхожим в дедов кабинет, где они закрывались и часами вместе шуршали бумагами, а дед спокойно курил свои сигары. Единственным, не считая почтенной фрау Зейц, которая приносила старику какао и делала обезболивающие уколы. После посещения старого Вилли дедушка Абрахам на время будто превращался в обычного человека — он мог прогуливаться по замку, опираясь на свою массивную трость с набалдашником в виде головы злобно оскалившейся собаки, потрепать по волосам подвернувшуюся под руку Рут, поговорить о погоде, подагре и политике. Через час-полтора дед удалялся в свой кабинет мрачнее тучи, запирался там и снова погружался в пучину своей бездонной, как черная дыра, таинственной души.

Дедушка Вильям — полная противоположность Абрахаму, будто они вовсе не родные братья, и, если бы не крепкая братская привязанность, Рут была бы на сто процентов уверена, что они не родные. Абрахам был высоким, сутулым, массивным, его мрачное лицо с выраженными надбровными дугами украшали близко посаженные карие глаза под кустистыми бровями, а левую щеку пересекал безобразный грубый рубец, который оттягивал левый угол рта книзу и придавал лицу деда еще больше брутальности. Волосы у Абрахама были густыми и непослушными, причем, совершенно седыми. Демонический облик деда всегда вызывал ассоциацию с Бетховеном. По крайней мере, Бетховен в качестве родного брата подошёл бы ему намного больше, чем Вильям.

Старый Вилли, ровесник Абрахама, был его полным антиподом — круглый, шумный, веселый, абсолютно лысый старикан, который практически всегда ходил вприпрыжку, отчего возникало ощущение, что он постоянно пританцовывает. У Вильяма была такая же круглая и веселая супруга Трина. Детей, насколько известно Рут, господь им не дал, и поэтому всю свою нерастраченную родительскую любовь они отдавали внучатой племяннице Рутхен.

***

Старый Вилли и Трина жили на окраине Виршема. У них был добротный двухэтажный дом и огромное приусадебное хозяйство. Вильям слыл талантливым фермером — его поросята, кролики и курочки пользовались у горожан огромным спросом, а Трина обладала даром вырастить райское дерево из воткнутой в землю коряги. В их руках каждая мелочь приобретала совсем другой, сакральный, смысл. Эти люди жили и творили вокруг себя свой собственный, светлый и уютный мир, в котором находилось место каждому.

Рут обожала приезжать к ним в гости. Ей безумно нравился их светлый гостеприимный дом, пропитанный умопомрачительными ароматами выпечки с солений. Ей нравилось, как фрау Трина в каком-то немыслимом фартуке собственного изготовления с вышитыми на нем петухами и огромными карманами, в которых всегда были нежно любимые девочкой конфеты, суетилась около плиты, пела озорные куплеты, пересыпая их забавными случаями из их с мужем жизни и приплясывала, отбивая ритм железными подковками на каблуках своих любимых ботинок на шнуровке. Нравилось, когда старуха просила ее помочь, и Рут с вожделением запускала ладошки в мягкую муку или банку с томатами. Нравилось надевать большие красные Тринины калоши и ходить по грядкам, обрывая с кустиков сахарную клубнику, нравилось, что можно гоняться по улочке с местными ребятишками, пачкаться, лазать на раскидистую яблоню и строить там гнездо для сороки. Нравилось смотреть, как большая толстая свинка, лежа на боку и улыбаясь своим свинским мыслям, кормит крошечных поросят с нежно-розовыми закрученными спиралькой хвостиками. А еще Рут обожала и одновременно до дрожи в коленках боялась двух пугал, охранявших грядки хозяйственной фрау Трины от ворон. Весельчак Вилли изготовил их в свойственной ему манере — с юмором: пугала были в человеческий рост и одеты в одежду хозяев — на одном уродце были дедовы широкие зеленые штаны и клетчатая рубаха, на другом — кофта, юбка и жилет фрау Трины. Вместо голов у них красовались холщовые мешки с ярко намалеванными лицами. На голове у «Вилли» была широкополая шляпа с голубиным пером, а у «Трины» — яркий платок, повязанный назад в виде банданы. Жена старого Вилли любила рассказывать, как они с мужем сооружали их, одевали и раскрашивали несколько дней, а однажды ночью, когда все соседи крепко спали, выставили чудищ на огород. Подошли супруги к этому делу, как и ко всему, за что бы они ни брались, обстоятельно и креативно. В итоге утром, спрятавшись за шторами, старики до слез хохотали, наблюдая, как проходящие мимо соседи кланяются пугалам и отвешивают им поклоны, снимая шляпы.

Дедушка Вильям всегда спускался в погреб и нацеживал для внучки кружечку домашнего пива, хитро подмигивая, и брал с Рут слово, что она под страхом смерти не расскажет об этом дедушке Абрахаму. Трина же накладывала ей огромную миску жареных колбасок с зеленым горошком и, пока Рут трапезничала, по щеке старухи бежала слезинка, растворяясь в лучиках морщин. Когда Рут спрашивала Трину, отчего та плачет, старая фрау отвечала, что ей жаль такую худенькую малышку, и она горюет из-за того, что эту малышку недостаточно хорошо кормят, и Рут верила.

Боже, как же давно она не навещала этих стариков! После отъезда в Штаты Рут в суете забывала звонить им. Она была настолько убеждена в незыблемости этой семьи, этого дома и этого уклада жизни, что даже не переживала за них. Сегодня она всей душой надеялась, что и по сей день Вильям и Катрина Глюк живы и здоровы.

«К черту!» — подумала Рут. Она выдернула из кармана пачку сигарет, взяла одну дрожащими пальцами и прикурила, выпуская дым кольцами. В вентиляционной шахте послышался шелест маленьких лапок. Рыцарь уперся в пространство гостиной своими пустыми глазницами. По дому безмолвной тенью сновала экономка, приводя в порядок дедушкины вещи и бумаги. На секунду Рут показалось, что в гостиную вплыл еле уловимый запах дедушкиной сигары. Надо принять душ и переодеться. После полудня за ней приедет водитель и отвезет ее к нотариусу в Виршем. Свою машину Рут загнала в гараж — все же она проделала нелегкий путь из Штатов к отчему дому, и было бы неразумным самой садиться за руль.

Теперь она — одна из наследников герра Абрахама фон Глюка. И, кстати, нужно заехать к старому Вилли на ферму. Подарок для Трины Рут купила в Америке — это был золотой кулон с тремя небольшими бриллиантами на цепочке, на обратной стороне кулона девушка заказала сделать гравировку «С любовью». А старый Вилли всегда говорит, что самый лучший для него подарок — это Рут! Она улыбнулась. Старики тоже будут присутствовать при оглашении завещания. К тому же, Рут безумно проголодалась, и воспоминания о Трининых колбасках с горошком и кружечке пенистого пива заставили девушку вспомнить о том, где в ее теле Господь предусмотрел желудок.