Бычки в томате. Иронический детектив

Агния Шугурова

Смерть пожилого владельца замка в Германии кажется вполне естественной, и никому и в голову не приходит искать во внезапной кончине криминальный след. Однако, с остальными обитателями замка вскоре начинают происходить необычные вещи… Волею судеб в роли детектива приходится выступить реаниматологу в отставке из далёкой России, Дуне Молодцовой. Компанию ей составляет незадачливый немецкий сыщик Леон Миллер. Смогут ли они разгадать запутанный кроссворд, созданный изощренной фантазией преступника?

Глава 5

— Девушка! Вы из карманов все вытащили?

— А? Что? Ах да, конечно все.

Какая неприятная приемщица, вроде молодая, а уже такая уставшая от жизни… Лицо хмурое, волосы неухоженные, губы сложены в куриную гузку, вон, даже кожа под эту гузку уже привычно замята. Маникюр и макияж потерялись по дороге на увлекательное шоу под названием «Жизнь в российской глубинке».

— Пуговицы металлические есть? Нет? Проверьте все еще раз, а то потом вещь умрет по Вашей невнимательности, а виноваты мы окажемся! — бурчала сотрудница химчистки верхней одежды.

«Ни фига себе ты, Дусенок, хорошо сохранилась — ишь!.. Девушка… Скоро при покупке сигарет паспорт начнут спрашивать. Хотя не спросили же? Купила ж ты своего «Герасима», слава Богу, целый блок. Даа, жизнь у приемщицы, наверное, нелегкая… «Отчего ты грустна, моя милая? Отчего тебе, солнышко, больно? Что ж всегда ты такая унылая? Чем ты вечно,.. хм, хм,.. звезда, недовольна?». Но ведь кто-то ее и такую унылую, наверное, любит. А ты вот, Молодцова, людей не любишь. И они тебя — тоже. А за что им тебя любить?? Это ж надо, иголками в живого человека! А те, кого ты спасла — так они тебя не видели и не узнают никогда, кто в них жизнь по каплям вдыхал. У кого жизнь-то легкая, у тебя что ль, Молодцова?

С этими размышлениями Дуня машинально ощупывала пальто, залезла в правый нагрудный карман и извлекла из него столовую ложку. Даа… Либо наш друг «Пиши-Читай» слишком предусмотрительный малый, либо клептоман и… Оп, а тут что? Вытащив из сумочки маникюрные ножницы, Дуня подпорола подкладку левого нагрудного кармана и достала из-под нее туго обмотанный целлофановой пленкой кусочек пластика. «Интересный кадр этот немец, может, шпион? А ты его консервами кормишь! Ну-ка быстренько за капустой и борщ вари, чтоб провалил он с позором свою шпионскую миссию!» — не унимался внутренний голос. «Цыц! Ты еще поговори мне! Сама разберусь». Дуня перекинула через стойку пальто, оплатила счет и выскочила на улицу. Сев на ближайшую лавочку, она принялась разворачивать плотный целлофан, слой за слоем, и еще, и еще… И вот, наконец, миру явился пластиковый прямоугольник золотистого цвета с кучей букв и цифр. Дуня иностранные языки только в школе изучала, но имя и фамилию, выбитые на карте, она разобрала: Леон Миллер, 1974. Фух! Хотя… В Дуниной душе проклюнулся и стал набирать силу противный скользкий росток недоверия. Ведь он мог пользоваться чужой картой? Мог. И сказать чужое имя мог. А убить владельца карты? Легко! А ты кота с ним наедине оставила, дурында! Стоп, а вот тут еще бумажка, тоже имя и фамилия, написаны от руки, а почерк… Почерк у всех стариков мира одинаковый. Стариковский. И не важно, на каком языке пишет пожилой человек. Но Дуня почему-то была уверена, что записка написана именно пожилым человеком. «Леонард 26.06.1974»…

Ноги несли Дуню домой. Прыгая через две ступени, она подвернула лодыжку и оторвала ремешок у туфли, трясущимися руками с третьего раза смогла попасть в замочную скважину. И да, она сама усложнила себе работу — а потому что не надо было закрывать квартиру на два замка!

— Дуня, ты убегаешь от полиции?

— Сейчас ты у меня будешь бегать от полиции. Давай, Леон Миллер, или как тебя там, колись, кто ты есть на самом деле и кто такой Леонардо? Что за записка у тебя была зашита в пальто? Кто ее написал? Чья, черт возьми, это карта?

Дуня все еще продолжала хватать ртом воздух, как большая рыба, выброшенная прибоем на берег и не заметила, что Леон тащит ее, перекинув через плечо, словно барана.

— Поставь, откуда взял!

— Ты сама не дойдешь, у тебя лодыжка вывихнута, возможно, связки повреждены. Смотри, как нога опухла!

С Дуней впервые за много лет разговаривали так уверенно и спокойно. Она привыкла все решать сама, как на работе, так и в жизни, чувствовать себя Железным Дровосеком, а тут за нее все решили и несут! Непорядок! И Дуня в голос разревелась, словно маленькая девочка. От боли в ноге, от неизвестности, от усталости, от того, что прямо все и сразу вот так навалилось. Но внутренний голос точно знал причину ее слез! Да-да, она боялась, что все ее предположения насчет Леона окажутся верными. Она ждала объяснений! Немедленно! Сейчас же! Только сначала пусть он принесет пепельницу и сигареты из сумки.

— Предупреждаю, рассказ будет нудным и обстоятельным, поскольку я отчасти немец и буду делать рассказ так, как я привык. Опущу некоторые подробности и буду говорить только о том, что действительно важно.

Надо же, как прикольно заговорил… Да и фиг с ним, немец — он и в Африке немец.

***

Мама Элеонор, папа Клаус и Леон жили дружной семьей в тепле и достатке на окраине Виршема — это такая крошечная деревушка типа коммуны в Германии. Маленькая площадь Виршема (всего около 8,32 квадратных километров) предопределяет небольшое количество жителей. Люди там живут из века в век, наследуют земли и дома, и все друг друга знают. Соседи становятся почти родными, и это действительно так, ибо браки в деревушке также заключаются «между домами», при этом объединяются и земли, и капиталы.

Отец был востребованным адвокатом, а мама родила Леона и обеспечивала своей семье надежный тыл и уютный очаг. Матушку отец привез из России, где, как известно, водятся самые лучшие жены в мире. В своей родной Рязани Элеонор работала медсестрой в центральной городской больнице. Когда и как познакомились его родители — Леон не интересовался, а мать с отцом и не спешили открывать сыну все тайные тропинки, по которым хитрый Гименей привел их друг к другу. Семья никогда и ни в чем не нуждалась, жили во взаимном уважении, сын не боялся доверять родителям самые страшные свои секреты, зная, что только у них он получит в нужный момент необходимые слова поддержки и только они — его истинная и самая сильная защита на всем свете. Мать была несколько суховата, но папа у Леона был самым лучшим отцом в мире.

Леон закончил с отличием местную школу, поступил в колледж в Мюнхене, а затем и в университет — пошел по стопам отца. Но тут что-то пошло не так. Юноша понял, что не может защищать подлецов, коих было большинство, в качестве клиентов, ни за какие деньги и ушел с факультета. Это было причиной первой и последней ссоры между отцом и сыном, которая, к несчастью, стала фатальной для Клауса. Отец умер в 2005 году от сердечного приступа. Мама всеми силами старалась простить сына, но так до конца и не смогла смириться с мыслью, что Леон спровоцировал смерть отца. Общение у них потихоньку сходило на нет, мама продолжала заботиться о Леоне, но все у нее получалось как-то неискренне, через силу. Она стала холодной и отстраненной, все время была задумчива и часто уходила в себя. Их общение переросло из искренней потребности двух близких людей в неприятную обязанность. После недолгих раздумий, юноша покинул деревушку и уехал жить в Мюнхен. Мама была не против. К тому же, после похорон отца Элеонор старалась как можно меньше находиться дома, где каждая мелочь напоминала ей о счастливых годах, проведенных бок о бок с мужем. Она устроилась на работу в одну очень хорошую семью, где были востребованы ее медицинские знания и умения. Насколько известно Леону — она находится в здравом уме, доброй памяти и по сей день работает в этой семье.

Отец оставил сыну хорошее денежное содержание, поэтому Леону удалось арендовать и оплатить на год вперед уютную квартирку с окнами, выходящими на городскую ратушу. Первое время ему даже в голову не приходило думать о хлебе насущном — он наслаждался свободой и одиночеством, бродил по красивым старинным улочкам Мюнхена, слушал звон огромного колокола. В тот период у него было достаточно времени, которое он мог посвятить себе, и он взахлеб начал читать детективы. Это занятие так увлекло его, что он стал воображать себя сыщиком, начал проявлять внимание к мелочам и развивать дедукцию, завел блокнот и отрастил усы. Да-да, усы были ему необходимы для того, чтобы наиболее полно вжиться в образ детектива.

Однажды из ратуши пропал ларец с пожертвованиями. Немного поднапрягши мозг, Леон раскрыл это дело, и ларец вернулся в церковь. Потом была исчезнувшая невеста герра Шмулле, украденный мотоблок соседа Гейнца, сбежавшая кошка престарелой Фрау Вирх. В общем, слава о нем начал расползаться по Мюнхену, как предрассветный туман. К нему начали обращаться даже из отдаленных уголков Германии. В итоге, Леон через год смог выкупить уютную квартирку с окнами на ратушу.

Неделю назад он получил письмо со своей малой родины от соседа, старого Вилли. Старик слезно просил Леона отыскать его сына Леонардо, увезенного в Россию более сорока лет назад. К тому же, старый Вилли рассказал в письме о том, что умер его брат Абрахам, что все члены семьи фон Глюка, включая его экономку, получили наследство. Свою долю получил и увезенный в Россию много лет назад приемный сын старого Вилли, Леонард, и теперь он является наследником очень и очень неплохого состояния, учитывая, какими старик Абрахам обладал деньгами. Один его старинный замок и прилегающие к нему земли чего стоят!

Оставив своего кота Фицджеральда под опекой старухи фрау Вирх, Леон позвонил маме. Трубку никто не снимал, и сыщик наговорил голосовое сообщение на автоответчик: «Мама, здравствуй, Это я, Леон. Мне нужно уехать в командировку по неотложным делам, это большая просьба Вилли. Так что не волнуйся, как приеду — дам знать, пока».

Хотелось бы Леону, чтобы мама за него волновалась… Сыщик глубоко вздохнул и начал готовиться к отъезду.

В общем, прилетев в Россию, Леон сначала решил навестить родину матери и отправился в Рязань. Там у Элеонор осталась маленькая квартирка, которую она сдавала в аренду, с этой квартирки на матушкин счет капали небольшие деньги. А уж потом Леон планировал заняться поисками сына старого Вилли. Правда, он даже не представлял, с чего начинать поиски. Одно дело — искать пропавшую кошку старухи Вирх в относительно небольшом Мюнхене, и совсем другое — человека в необъятной России.

Погруженный во все эти мысли, Леон забрался в поезд, в вагоне познакомился с разбитными мужичками, которые так искренне разделили его переживания, что один из них даже выпустил на волю скупую мужскую слезу. Они наливали и наливали Леону мутную, пахнущую ножкой описанной котом табуретки, жидкость из стеклянной банки, и Леону значительно полегчало — и тяжелые, и легкие мысли покинули его, дружно взявшись за руки, мозг отключился, не пожелав больше быть участником этого безобразия. До Рязани он так и не доехал — судьба дала ему крепкого молниеносного пенделя на благословенном «725-м километре». И вот он здесь — без вещей, без наличности. Слава Богу, что Дуня нашла карту под подкладкой пальто, на этой карте все, что Леон сумел скопить за годы своей работы детективом. А клочок бумаги с именем — это часть письма старого Вилли. Вот, собственно, и весь рассказ.

— А русская матушка не научила тебя пришивать к трусам кармашек?

— Что? К чему… кармашек?

— У нас на Руси традиция такая. Вот, к примеру, что давала Дама сердца рыцарю, уходящему в дальний поход? Она долгими ночами вышивала платок со своими инициалами. Так вот, русские Дамы испокон веков долгими ночами пришивали к трусам благоверного карман для наличных денег перед тем, как спровадить его в дальний поход. Разумеется, с внутренней стороны трусов. Вышивка на кармане была предусмотрена, но необязательна — все равно любоваться ею благоверному будет не очень удобно. Но денежки останутся при нем, ибо находятся в таком месте, куда даже Макар своих телят гонять стесняется… в надежном месте, короче. Ясно тебе, Пуаро?

— О, майн Гот…

Немец крякнул и покраснел.

Чтобы как-то разрядить неловкую паузу, Дуня решила развернуть мысли Леона от злосчастного кармашка к его собственной персоне.

— А не ты ли, часом, тот самый наследник?? Возраст подходит, сам из Вишр… как его там… Виршема, да и имя у тебя Леон, может, это сокращенный вариант от Леонарда?

— Нет. Я — Леон. Леон Миллер. А он — Леонард. Леонард фон Глюк. Я не стал брать все письмо с собой, вырезал только часть, где написаны имя и дата рождения сына старого Вилли. Зачем? Лист занимает много места, а необходимая информация уместилась в двух словах. Поэтому я вырезал часть письма и зашил вместе с картой в подкладку. А само письмо вроде выбросил… Или нет… Не помню. Да и Бог с ним, с письмом.

«Какая смешная фамилия, — подумала Дуня, — будто камешек плюхнулся в воду…» А еще — ассоциация с глюкозой, уровень которой она постоянно замеряла пациентам на вызовах.

— А ложка тебе зачем?

— Какая ложка?

— Столовая. У тебя в нагрудном кармане пальто лежала, обычная ложка, с надписью «нерж», хорошая, однако!

— Дуня, я честно не знаю. Может быть, когда в поезде закусывал со своими новыми знакомыми…

— Собутыльниками?

–…собутыльниками, я ее в карман сунул, решил помыть потом в туалете.

— Ладно, не нервничай, Пуаро, тихо стырил и ушел — называется, «нашел». Ты с этими славными ребятами за ложечку уже сполна расплатился.

Молодцова только сейчас заметила, что Модест неподвижно сидит у Леона на коленях и щурит свои изумрудные глаза. Леон тоже щурит глаза от дыма Дуниной сигареты, и выражение морды лица у них обоих совершенно одинаковые.