Пределов не ведающий

А. Фёдоров (2024)

Молодой исследователь, обладающий выдающимися способностями, не только внедряет свои изобретения в повседневную жизнь, но и совершает ряд удивительных открытий. Он создаёт порталы, позволяющие мгновенно перемещаться в пространстве, посещает Луну, где обнаруживает уникальное месторождение удивительных кристаллов. Кроме того, он открывает планету, населённую разумными существами, внешне не похожими на человека. Таким образом, начинается первый контакт представителей двух разных миров. Друг изобретателя, в свою очередь, создаёт универсальную теорию полей, становясь основателем нового раздела науки.

Глава 2

Главные изобретения Бронислава Николаевича Смирнова продолжали постепенно внедряться в повседневную жизнь. Основных было-то всего два: энергетические батарейки и брониславка. Батарейки в порядке эксперимента приобрел автопром для пробной модели электромобиля. Но, если батарейки можно было штамповать тысячами штук, то производство автомобилей — это определенный последовательный технологический процесс, поэтому для создания экспериментальных авто нужно было время. Некоторые малые производства хотели бы иметь энергетические батарейки, но дело начало упираться в экономические величины: никто не мог рассчитать цену продукта, получаемого практически даром. Отдавать «за так» завод не хотел, а финансисты-экономисты не могли рассчитать, сколько это будет стоить. Правительство, которое могло внести определенную ясность в этот практический вопрос, тоже молчало. Дело в том, что появление, как по волшебству, дарового продукта, который к тому же экономит прорву энергии, воспринималось, как сказка, как сон. Вся практика показывала, что даром ничего не дается, а может просто, в одно мгновение ока исчезнуть так, как и появилось. Консерватизм в чистом виде. Только два человека были абсолютно уверены в прочности и стойкости «волшебных» изобретений — Бронислав и Семён, — но и они не знали, насколько заполнена та непонятная пока «емкость», из которой черпалась энергия и вещество. В общем, абсолютной веры в бесконечность использования батареек и той же брониславки ни у кого не было. Поэтому внедрение их проходило с большим напрягом.

Правда весь корпус, где находился экспериментальный цех военного завода и спецлаборатория Бронислава-Семена, запитался электроэнергией от батарейки. Директор завода было хотел распространить эту практику на все производственные цеха, но в Министерстве порекомендовали немного обождать. Узнав о батарейках и их действии, начало, в известной степени, вставлять палки в колеса и Министерство Энергетики, которое, естественно, не могло терять прибыли, получаемой от продажи энергоносителей. И еще, важно то, что производство батареек, хотя и было уже хорошо известно, все-таки находилось в границах секретного производства.

Что касается главного изобретения — брониславки, — то она оставалась крайне востребованной в силовых подразделениях. Неуязвимость, даруемая тканью, раскрепощала бойцов, позволяла им действовать без оглядки на опасность. При всем при этом потерь любого вида в этих отрядах не было. Военные психологи, правда, предупреждали, что эта безоглядность может привести к плачевным последствиям, поскольку может сохраниться и по снятии защитного комплекта, в этом случае возможны совершенно нелепые смерти, но их пока никто не слушал.

Произошедшее в №-ском отряде событие укрепило славу брониславки. Однажды группа готовилась к выезду на задержание, бойцы, надевшие весь защитный комплект, стояли позади огромного грузовика и негромко переговаривались в ожидании команды: «На взлет!» Трудно было потом установить, что взбрело в голову водителя грузовика, то ли желание поровнее поставить машину, то ли еще какая причина, но он вдруг резко и быстро сдал назад. Бойцы шустро порскнули в разные стороны, но боец Петрухин, неловко зацепившись за что-то, грохнулся плашмя на землю прямо под колесами, и те въехали на его тело, автомашина остановилась.

Водитель грузовика почувствовав, что наехал на какой-то бугорок, заглушил двигатель и выскочил из кабины. Картина, представшая перед ним, заледенила его как истукана, он замер, не в силах ни двинуться, ни охнуть, ни вздохнуть, лицо его приобрело цвет того благородного мрамора, из которого древние ваятели создавали свои вечные шедевры: из-под массивных счетверенных колес грузовика торчали человеческие ноги, само тело было под колесами, а снизу неслась звучная, сочная, щедро украшенная эпитетами, сравнениями и даже метафорами не вполне литературная речь. Проще говоря — совсем нелитературная.

— Что стоишь!!! — заорали на водилу отрядники. — Давай вперед!!!

С белым, перекошенным какой-то жуткой, не поддающейся никакому контролю гримасой лицом, дрожа всем телом, водитель метнулся в кабину, перевел на первую скорость, рванул вперед. Вылезти из кабины он уже не смог, тело и мозг охватили бессилие и апатия, и только одна мысль осталась: «Если что — пойду, повешусь!»

Пересилив себя, водитель неловко выглянул из кабины, «раздавленный» стоял на своих двоих и продолжал свою речь, но более сдержанно и не столь экспрессивно, как под колесами грузовика. Пораженный в самое сердце своим нелепым падением, Петрухин и желал бы сорвать злость на водителе, но прекрасно понимал, что брониславка защитит от ударов не только его самого, но и «обидчика». Тут, очень кстати, подбежал командир отряда и скомандовал вылет, ситуация заглохла.

Продолжение наступило вечером, когда в обиталище спецов постучали. На разрешение войти дверь открылась, и появился тот самый злополучный водитель, нагруженный сумками и пакетами по самое не балуйся. На немые вопросы, зачем он здесь, водитель, запинаясь, произнес:

— Я… это… в порядке… э-э-э… искупления вины, — и стал выгружать из пакетов стеклянную тару, наполненную розоватой жидкостью и множество съестных припасов. При виде такого, Журавлев, самый крупный представитель отряда прогудел:

— А ты знаешь, что спецы не пьют?

— И не курят, — в тон ему отозвался Петрухин, а потом они хором произнесли:

— Но, если от чистого сердца…

— От чистого, ребята, от чистого, — затараторил осмелевший водила, — я виноват, как получилось — и не знаю. Это все, — он обвел взглядом стол, — просто по-товарищески.

— Тогда, ладно, — пробасил Журавлев, — по чуть для примирения и за знакомство — вполне приемлемо.

Таким образом был улажен конфликт, возникший рано утром.

В начале следующего дня к полету на воздушном шаре готовился Мирон Вяльцев. Он предпочитал летать в одиночестве, ему нравилось наблюдать движение по земной поверхности с высоты птичьего полета, естественно, в хорошую погоду. А сегодня погода обещалась, по внешним признакам, быть замечательной, хотя прогноз и грозил появлением некоторого скопления облаков и незначительным усилением ветра — но ничего критичного. Когда он уже готов был подняться в корзину, подошел Ефим Петрович Катин, начальник аэродрома, грузный мужчина средних лет, с задорно торчащими усами и пепельной головой из-за смешавшихся на ней седых и черных волос.

— Прогноз слушал?

— Конечно, Ефим Петрович, — ничего критического.

— Смотри, ты же знаешь, как непогодники могут ошибиться.

— Ну, не настолько же.

— Слышал, вчера в Дубове мой дружок, Кристиан, намахнулся с двухсот метров? Если бы не мой подарок ему, сегодня бы и отпели.

— Хороший, видно, подарок, мне бы такой.

— Пошли, организую.

— Нет, Петрович, не хочу возвращаться — пути не будет, давай завтра.

— Стой, жди меня, я сейчас.

Петрович развернулся и спорым шагом направился к строению, где был его кабинет. Через несколько минут он протягивал Мирону что-то нежно-воздушное серого цвета. Развернув предложенную Катиным тряпицу, летун захлебнулся смехом, но Петрович оставался абсолютно серьезным.

— Надевай при мне, не хохочи, — сказал он, — дали нам десять комплектов, а я решил, что нам, летунам, и одной детали хватит, полный комплект — это от пуль и осколков, а нам — лишь бы с высоты не сверзиться. Надевай, надевай, и не вздумай снимать, кстати, передарить тоже нельзя — пустой номер.

Смирившись с суровым начальником, Мирон натянул футболку и полез в корзину.

Двигаясь на немалой высоте, воздухоплаватель озирал окрестности, готовил аппаратуру для фотосъемки. Когда шар пролетал над густым лесом, приближаясь к виднеющейся вдали реке, внезапно Мирон почувствовал запах озона, потом раздался хлопок, и шар, ни на что не годными лохмотьями, скользнул вниз. Одновременно с этим летчик почувствовал рывок свободного падения, но испугаться не успел, потому что падение тут же замедлилось. Корзина заскользила над верхушками деревьев, волоча за собой ошметки, некогда бывшие воздушным шаром. Мирон выхватил нож и обрезал веревки, остатки шара ухнули вниз, а корзина продолжила свое скольжение, словно с невысокой горки. Страха почему-то у Мирона не было, то ли он поверил Петровичу, что защищен от всех бед, то ли потому, что не ощущал свободного падения, то ли потому, что не верил, как всякий человек в неизбежность страшного окончания личной жизни. Во всяком случае он, подобно Бабе-Яге, только без метлы, пролетал над лесом.

Проскользив над деревьями, корзина медленно и плавно опустила воздухоплавателя на матушку-землю. Позвонив на аэродром, Мирон стал дожидаться спасательной команды. Которая не замедлила прибыть во главе с самим Петровичем. Погрузив все оставшееся имущество в грузовик, команда спасателей вместе с Мироном вернулась на аэродром.

Огромный авиалайнер, несущий в своем брюхе двести пятнадцать пассажиров и девять членов экипажа, взревел двигателями, набрал скорость и нехотя оторвался от земли. Сделав круг над аэродромом, он взял устойчивый курс на восток. Предполагаемое время рейса составляло восемь часов, и все — и пассажиры и экипаж — надеялись на благополучный, необременительный полет. К этому располагали и замечательная погода, предсказанная для всего маршрута, и ровный, мощный, какой-то успокаивающий рокот двигателей, и настроение экипажа.

Как известно, все хорошее проступает не сразу, а как-то неохотно, постепенно; так солнце, вставая по утрам, сначала показывает свои лучи где-то на уровне горизонта, потом появляется его макушка, но неявно, постепенно, ненавязчиво. Подъем медленный, осторожный, словно бы светило сомневается: «А стоит ли просыпаться так скоро?» Но время, теребя неторопливое светило, заставляет его проснуться, расправить плечи — и вот оно выплыло из-за горизонта во всей сияющей красе, заявляя окружающему миру о своей сегодняшней и вечной благосклонности. И в обычной жизни людей редко кому везет сразу схватить удачу, да и вообще что-нибудь хорошее, прямо сразу за хвост. Удача, конечно, не минует большинство людей, но проявляется не сразу, а постепенно, сначала только показывая свое личико, но не выказывая своего расположения, и только через время позволяет себя поймать, но все равно так и норовит выскользнуть из рук, словно ей нравится играть в прятки-догонялки.

И совсем другое — какая-нибудь гадость. Эта сразу появляется в полной красе, показывая кривые заточенные когти, острые игольчатые зубы, набрасывается мгновенно безо всякого времени на раскачку, погружает в темень, в пучину — да что там, в пучину, — в бездонную пропасть отчаяния, где падение будет, кажется, вечным. Давя на психику, охватывая депрессией, зло настойчиво пытается вытолкнуть человека, сначала с уже завоеванных позиций, а потом и из жизни. И уходит оно не вдруг, а оглядываясь, пытаясь вернуться, что-то ворча и шипя напоследок. Силу, и не малую, надо иметь, чтобы пережить период наступления зла.

Так, например, землетрясение. Оно иногда предупреждает о своем приближении легким потряхиванием, беспокойством животной жизни, но, все-таки, чаще ударяет сразу в полную силу, потряхивая земную кору с шумом, треском и грохотом, словно гулко похохатывая над удавшейся мелкой шалостью. А в это время рушиться все, что сотворено руками и разумом человека, уничтожается, без разбора живое вне зависимости от того, разумно оно или нет, гробятся жизни людей, навсегда меняются их судьбы, судьбы их родных, знакомых, соседей. А потаенному злу, лежащему в глубинах земли, просто смешно.

Или самая распространенная, наверное, неприятность, известная всем и каждому. Воскресный день, солнышко весело овевает своими лучами все живое, люди, семьями и поодиночке, выбрались на природу, подышать воздухом, передохнуть от насущных забот, проще говоря, прикоснуться к природе. Небо ярко-голубое или синее, облачка на нем беленькие, прозрачные, что даже не особенно сдерживают солнечные лучи, верещат кузнечики, щебечут, пролетая, птицы, бегают по зеленой летней траве, смеясь, дети. И вдруг все меняется так резко, что хочется крикнуть: «Да что это такое!?» Откуда-то из-за леса вылетает на полной скорости, словно локомотив, огромная серо-бело-черная туча, своей свирепой клубящейся массой охватывая небо от края и до края, погружая все вокруг в полувечерний сумрак. И начинается сумятица, люди бегут к машинам или автобусам, если они есть, мамы созывают своих деток, чужих тоже, чтобы никто не потерялся, мелкая живность, прекратив песни, прячется, куда может, но, чаще всего, никто не успевает укрыться достаточно хорошо. Хлестнув, для порядка, ледяным (летом!) порывом ветра, туча, не мудрствуя лукаво, раскрывает все жалюзи, на землю льется ливнем вода, высыпается град, накопленный специально для этого случая, усиливаются порывы ветра, бьющие наотмашь, срывающие кепки, панамки, легкие шляпки, развевающие полы одежды. В разные стороны мечутся извилистые пики молний, хорошо, если не бьют они в землю, а ссорятся между собой.

Натворив всяческих неприятностей, туча может быстро исчезнуть, оставив следы своего недавнего присутствия.

Также внезапно беда подошла и к самолету, двигавшемуся на невообразимой высоте. Перед всеми членами экипажа была прочитана инструкция о том, что предстоящие полеты будут опытными, экспериментальными. К днищу двух десятков самолетов была нанесена широкая полоса серой ткани, которую называли брониславкой. О чудодейственном влиянии брониславки и была предполетная инструкция. Но экипаж не верил, что тряпочка удержит гигантскую машину в воздухе. Когда, через два часа спокойного, ровного и безмятежного полета, самолет внезапно «клюнул» носом, пилоты не сразу осознали, что произошло самое страшное, что могло произойти на этой высоте: двигатели умолкли. Словно судьба в насмешку подарила именно этому экипажу и именно этим пассажирам испытать всю прелесть испытательного полета. После первого «кивка», который большинством пассажиров был расценен, как провал в воздушную ямку, паники в салоне не возникло, опытные стюардессы с побледневшими лицами успокаивали пассажиров, говоря стандартизированные фразы и не слыша шума двигателей. Но самолет не падал, что успокаивало. Он неспешно скользил над каким-то населенным пунктом, смещаясь к востоку и медленно, очень медленно теряя высоту. Командир, не отрывая взгляда от приборов и, прежде всего, показателей высоты, поручил все переговоры с диспетчерской службой второму пилоту. Он видел, что высота неуклонно уменьшается, не ускоряясь (что было удивительно), но и не замедляясь, будто аэромашина плавно стекала с пусть и очень высокой, но весьма пологой горы.

К счастью, или к несчастью, но все — и хорошее, и дурное — в этом мире заканчивается с неизбежностью. Завершилось и это злополучное путешествие, самолет удачно расположился посреди широченного пшеничного поля, не получив ни малейших повреждений, кроме тех, что были уже в его нутре. Пассажиры, ничего до конца не понявшие, строили всевозможные догадки и предположения, пока стюардессы не сообщили, что посадка прошла успешно и следует покинуть салон самолета.

К самолету уже сбегались и съезжались видевшие всю картину приземления-падения. Владетель пшеничного поля во избежание массовой потравы, восприняв случившееся как наказание, сильно возмущаться не стал, завел трактор и проложил две борозды-колеи до стоящего авиалайнера с целью спокойной эвакуации нежданных эксклюзивных посетителей.

Известие о случившемся достаточно быстро облетело всех заинтересованных лиц, и, когда Правительство собралось на плановое, закрытое, неафишируемое заседание, посвященное рациональному использованию продукции спецлаборатории «Брониславка», все присутствующие уже владели информацией о происшествии. Заседание посетил Президент.

Глава правительства, открыв заседание, кратко информировал о происшествии присутствующих и заметил, что заседание назрело в связи с необходимостью расширения использования ткани «брониславка». Было предоставлено слово группе экспертов, изучавших прикладное значение брониславки и энергобатарей. После достаточно обширного освещения вопроса, началось обсуждение, продолжавшееся три часа. В итоге было принято решение о постепенном внедрении брониславки во все опасные отрасли с целью уменьшения случаев гибели или травматизма людей.

Авиационники решили оснастить все летающие машины поддонной защитой, как в случае сегодняшнего самолета.

Автомобилестроители потребовали выделить им квоту брониславки для оснащения всех, вновь создающихся машин, по крайней мере, переднего и заднего бамперов, подчеркнув, что провели полевые испытания таких машин, случаев их столкновения даже при движении друг другу в лоб не произошло ни разу, равно как не происходило и боковых столкновений.

Дорожники предложили защитить брониславкой опоры мостов, дорожные ограждения, которые будут действовать на автомобили без защиты. Кроме того, они выдвинули и план строительства и ремонта дорог на основе брониславки, причем, по их расчетам, существенного уменьшения рабочих мест в дорожном строительстве не произойдет, но облегчение тяжелых видов работ будет значительное.

Что касается энергобатарей, то было решено постепенно оснастить ими все вновь открывающееся предприятия малого и среднего бизнеса, также перевести на батарейное энергообеспечение многоквартирные дома. При этом снижения наработки энергии за счет электростанций всех типов не допускать.

Подвел итог проведенной дискуссии и принятым решениям, как и положено, Президент. Он одобрил разумность поступивших предложений, подчеркнул, что надо использовать такую внезапно появившуюся возможность использовать для защиты материал, который получается практически бесплатно. Президент и предложил снять завесу секретности с брониславки потому, что производится она на одной установке, похитить которую невозможно, а сам состав ткани до сих пор не изучен и, вероятней всего, никому не удастся воспроизвести брониславку, кроме самого Бронислава Смирнова. А если и удастся кому-то создать нечто подобное, что ж, мы не можем обуздать научно-технический прогресс.

На мажорной волне заседание было закончено.