Трубы

А. С. Коваленко, 2016

Книга написана на основе сна, ее автор мало и плохо спит, и иногда ему снятся сны, которые он записывает, как в случае с этой книгой. В ней изложены события и ощущения человека, который побывал в нескольких разных мирах. Мы очень любим фантастику и мечтаем о выдуманных мирах, где будем жить другой интересной и полной жизнью. Но и наш мир тоже может быть фантастичным и придуманным кем-то, миром, из которого не так просто выбраться. Но все ли миры такие светлые, добрые и интересные? Эта книга для каждого умного человека, который хоть раз в жизни остановился и подумал: «А что я тут, собственно, делаю? На своем ли я месте? И где это мое место?»

Глава 3. Новый день / Званый ужин

— Она же душит меня.

— Ты как маленький, зато очень красиво!

— И очень непрактично, мне так кусок в горло не полезет.

— Тем лучше, в гостях много есть неприлично.

Я ворчал, крутился у зеркала, я пытался хоть палец засунуть за ворот рубашки. Бабочка темно-синего цвета явно покушалась на меня. А я думал, как избежать таких телесных мук. Я надеялся найти выход, лазейку, которая бы спасла меня от этой бабочки. Потерять ее? Глупо. Придумать очередной довод? Тоже глупо. Все было бесполезно, я почувствовал свою полную беспомощность в борьбе с бабочкой при массированной поддержке моей милой. Иногда мы такие беспомощные, и любая мелочь может взять верх над нами, и какие бы горы мы ни сворачивали, какие бы страны ни бросали к ногам любимых, всегда есть маленькая бабочка из темно-синей твердой ткани, которая будет душить тебя, и ты ничего не можешь сделать с этим. Что для меня было перенести тяжелее? Беспомощность в вопросе выбора одежды или удушье, которое грозило более радикальными, но телесными муками? Что чувствуешь ты, император вселенной, громовержец и хозяин всего, когда тебе надо надеть бабочку? И ты не можешь ее снять, противиться этому нет никакой возможности! Было бы приятнее, если эта необходимость, твой злой рок, путы твоей шеи приносили тебе радость и удовольствие. Тогда можно было сказать себе внутри — я согласен с этим, потому что мне это нравится самому, так сложились звезды, и я, император вселенной, принимаю эти правила игры. Если эту игру нельзя назвать приятной, а себя обмануть нельзя, никогда нельзя, мы ищем причину, повод найти в этом что-то, что не унизило бы наше достоинство — это испытание, я должен пройти его до конца! И таким образом мы смиряемся с удавкой на шее. В такие чувственные для своей шеи миги понимаешь, как силен человек в большом и как слаб в малом.

Перебрав в голове еще несколько вариантов, но не найдя спасительной соломинки, я тяжело вздохнул, надел пиджак и, ворча про себя, проклиная эту бесполезную деталь, которая была не к месту, не к делу, спустился вниз на кухню.

Внизу в гостиной уже сидел сын и возился с солдатиками, ему повезло чуть более моего — бабочки у него не было, и он был просто торжественно и немного по-деревенски одет. Детские костюмы и рубашки всегда смотрятся немного кукольно и забавно. Так наряжают детей на званые обеды в деревнях. Собственно, практически все так и обстояло на самом деле. И он полностью соответствовал своему образу.

Я попытался еще раз засунуть палец под ворот своей рубашки в надежде выиграть немного места для моей шеи, дышать становилось все сложнее. Выиграть не получилось, все было тщетно.

— Дорогой, твой кофе готов!

Я прошел на кухню, милая возилась с каким-то блюдом, мы должны были взять его с собой в гости. Я сел за стол и взял в руку кружку кофе, привычное пятно, на том же самом месте, загадочно улыбалось мне, если, конечно, пятно на белой кружке может улыбаться. Кофе уже безнадежно остывал, видимо, выпить горячий кофе было невозможно, и я второй раз за утро покорился своей судьбе.

День был солнечный, всегда солнечный и теплый. Теплый зной, томные длинные тени от дома и забора, сверкающий асфальт перед домом и блики на зданиях через дорогу — это был очень хороший день.

Из дома мы всей торжественной процессией вышли к тротуару, прошли пять метров вправо и повернули к соседскому дому. Я предпринял последнюю попытку немного ослабить бабочку на моей шее, это было бесполезно.

Позвонили в синий звонок, нам почти сразу открыли.

Жена соседа была одета в полосатое зеленое платье, что было удивительно при их нездоровой мании к синему цвету, которая уже бросалась в глаза. В доме у них было шумно, видимо, это не только у нас большое событие.

Сосед в своей любимой жилетке синего цвета сидел перед телевизором, а его двое сыновей носились по дому. Мы вошли внутрь, сосед подошел к нам, крепко пожал мне руку и вернулся обратно. Ему обязательно надо было досмотреть этот кусок передачи до конца. Я оставался еще в холле, но через диван и голову соседа видел телевизор. Очень странно, мне казалось, что я уже видел эту передачу, и этот момент хорошо отпечатался в моей памяти. Это было вчера? Позавчера? Не помню.

Приятные хлопоты поглотили наших женщин, они скрылись на кухне, сын пошел играть с соседскими ребятами. И только я не хотел идти на диван и смотреть это шоу по телеку. Я понимал, это неизбежно, но сей миг хотелось оттянуть подольше. Мне нужен был повод, и я его нашел — меня выручила стена прихожей. Вдоль всей стены, которая была частью лестницы на второй этаж, были повешены квадратные рамки с фото. Маленький черный стол, и на нем телефон. Вот и все мое поле битвы, где мне предстояло выиграть хоть немного времени.

— Что-то сегодня долго.

Это сказал я себе, и сам не понял, что я имел в виду. Роящиеся мысли в голове напали на меня, но я встряхнул голову и стал подробно рассматривать фотографии в рамках. Впрочем, они все были похожи, были скучными и однотипными. Их семья в сборе на этой фотографии, потом их семья в сборе на следующей, и так, сколько хватало глаз. Создавалось впечатление, что они даже сняты были в один день. Одежда на всех была почти одинаковая и отличалась лишь деталями, присутствием пиджака или отсутствием жилетки на соседе. Даже его одинаковая щетина кочевала из фото в фото, видимо, из-за этого и складывалось такое впечатление.

Меня звали, я сделал вид, что не слышал этого и очень погружен в разглядывание фотографий. Прошло несколько секунд, меня позвали опять, и теперь уже надо было реагировать. Несколько секунд — это тоже неплохо, особенно для тех, кто не торопится.

— Соседушка, ты слышишь меня?

Меня передернуло от этих слов, надеюсь, этого не было заметно, внутри все съежилось, и захотелось орать.

— Да?

— Иди сюда, ко мне, посидим вместе, сидя лучше нагуливается аппетит!

Он похлопал рукой по обивке дивана, я подошел и сел рядом с ним. Надо было что-то у него спросить — соседская вежливость.

— Ну как дела?

— Делишки великолепно!

Его отвратительная манера искажать слова, как в старых фильмах, очень выводила из себя, или это я просто такой нервный?

— Что ты так долго в прихожей возился? Передача закончилась интересная!

— На ваши фото засмотрелся, очень мило, надо нам в прихожей тоже повесить свои.

Мимо шла моя милая, она вставила:

— Да, ты прав, дорогой, отличная идея!

Теперь меня передернуло от милой, сегодня я был явно злой и нервный, но этого нельзя было показывать. Я решил замаскироваться и всячески с ними согласиться.

— Конечно, милая, сегодня же вечером выберем фото!

Она ничего не ответила и ушла обратно. Тут вставил пару слов сосед:

— Не знаю, не знаю насчет вечера!

Я не понял его.

— Что это ты не знаешь?

Я уже начинал злиться, а удавка на моей шее становилась ошейником с шипами настоящего боевого пса.

— Не бери в голову, соседушка!

Я промолчал, потом он задал еще несколько вопросов, рассказал про свою проблему — у него на ветру шатался забор впереди дома, и он спрашивал моего совета, как бы его укрепить.

После этого всех позвали на кухню, сосед стремительно побежал вперед меня, видимо, так сильно гнал его голод, в его глазах бегали нездоровые огоньки, этот возбужденный взгляд мне совсем не понравился.

Потом прибежали дети, я же замыкал шествие. Все мы уселись за длинный стол на кухне, и это было единственное помещение в их доме, где не преобладал синий. Я почувствовал себя спокойнее и добрее.

Во время еды я предпочитал молчать, и только сосед иной раз вставлял свои слова и искал одобрения, скользя по мне своим недобрым взглядом с огоньком. В основном говорили женщины, детишки ели и иногда перебрасывались двумя или тремя словами.

Моя милая была в классическом белом накрахмаленном платье с красными маками, платье было почти бумажным, казалось, что от любого ее движения исходил шелест бумаги. После каждой фразы она мило улыбалась, показывая маленькие ямочки щек. Она была прекрасна, волосы убраны в хвост, получился званый ужин в ретро-стиле.

— Правда, соседушка?

С милой взгляд вернулся к соседу, я, видимо, засмотрелся и перестал слушать.

— Что правда?

— Я так и знал, что ты меня не слушаешь!

— Извини, я сегодня какой-то рассеянный, мыслями где-то далеко, но я же не порчу тебе этим аппетит? И вообще, если знал, что не слушаю, зачем говорить-то? Мог и подождать!

Я многозначительно посмотрел на его тарелку, она была пуста, и вся еда в пределах длины его рук тоже отсутствовала. Видимо, последняя фраза прозвучала немного грубовато, и мне стало немного стыдно, ее говорить не стоило.

В целом он неплохой человек, хороший даже, но сегодня меня все нервировало, мне было тяжело дышать от дурацкой бабочки, а еще было очень тревожно на душе, и эта тревога выливалась во внутреннее раздражение.

Говорили о том о сем и ни о чем конкретно, все было буднично, как всегда, как мы и привыкли. Как только тема меняла свое направление, прошлая сразу стиралась из памяти без следа. Я опять ушел мыслями куда-то очень далеко, погрузился в дальние дали.

Я посмотрел на него, а увидел лишь дуло дробовика, которое смотрело прямо на меня. Что происходит?

Я перевел глаза на милую и не узнал ее. Она лежала головой в тарелке, все платье было красное от крови, волосы разбросаны по столу и тоже все в крови. Ее руки были на столе, пальцы лежали в салате. За ее спиной с пистолетом стояла его жена, я посмотрел на сына. Он лежал примерно так же, костюм был весь в крови. За ним стояли два сына соседа. Я встретился взглядом с дулом, а потом и с глазами соседа, они пылали совсем не добрым огнем.

До меня дошла суть происходящего, первые несколько секунд были для меня дурным сном или непонятной картинкой, суть которой сначала непонятна, и лишь всмотревшись в нее, видишь весь ужас.

Я инстинктивно вскочил с места, стул с шумом упал за мной. Тяжело дышал, удавка еще сильнее душила меня. Лихорадочно вертя головой, я смотрел на волосы милой в крови, на сына.

Потом опять дуло, опять глаза с огоньком.

Я не сказал, я прохрипел:

— Зачем?

Раздался выстрел, меня отбросило, все погасло.