Разговор с Каллиопой и Клио. История в избранных стихах и сценах

А. Н. Вершинский, 2022

Каллиопа – покровительница эпической поэзии, Клио – истории. Две музы, две сестры стали собеседницами автора этой книги. Плод их доверительного разговора – исторические стихотворения, поэмы, драматические сцены в стихах. Читателя ждёт познавательное путешествие в давние века и во вчерашний день. В числе героев книги Александр Невский и Пётр Первый, монгольские ханы и китайский император, художники Минойского царства и воины отечественных сражений новейших времён. Верность исторической правде – кредо автора.

Раздел I

Стихотворения

Священный холм единения России близ Изборска.

Фото автора

Изборский холм

Где ледник проутюжил покровы Печорской земли,

из камней допотопных под выклики «с Богом!» и «любо!»

над безвестной могилой соборно курган возвели

православные люди — предтечи Изборского клуба.

Посредине кургана поклонный поставили крест

из листвяжного бруса, вовек неподвластного гнили,

и живою землёй, принесённой из памятных мест,

валуны ледниковые кровно связали — сроднили.

От полярного дна до безводного моря Луны

и от Гроба Господня до братских могил под Смоленском

нет числа приношеньям с путей-перепутий страны,

будь то звёздный большак иль тропа на лугу деревенском.

Каждой ноши, согретой у сердца, хватило на пядь

этой каменной кладки — воистину малая горстка.

Но Курилы и Крым у России уже не отнять:

их частицы лежат на Священном холме у Изборска!

…У подножья кургана сегодня со мною друзья,

хоть не всех узнаю, ну а многим и сам я неведом,

но дорога сюда — это общая наша стезя,

где оставленный след помогает идущему следом.

Вот на холм поднялся богатырского склада поэт,

на Словенское поле^[1] он прибыл с предгорий Урала.

Как библейский пророк, пышногрив, бородат он и сед:

самолично судьба для него серебро собирала.

Головой в небеса, он стоит у незримых ворот

и беззвучно поёт, созывая нетленные тени.

Он ссыпает с ладони крупицы уральских пород,

и ответно пустеют раскрытые длани видений.

И всё выше курган, и слышней седовласый рапсод.

Он уже стоязык и прославлен под ста именами…

Нам отмерен предел для вещественных нужд и высот.

Для духовных — пределом лишь горнее Царство над нами.

1–10 августа 2018

«Схизматики»

Мы не живём текущим днём —

мы прошло-будущим живём,

послушны зову

нравоучений старины,

предначертаний новизны —

короче, слову.

Мы ценим западную прыть

и с Европейцем рады жить

как побратимы.

Но поклонение мощам

и поклонение вещам

несовместимы.

И не уплыть отселе нам

к чужим кисельным берегам

по млечным рекам.

Полжизни свеиваем снег.

Полжизни склеиваем век

с грядущим веком.

1993, 2020

Вкус

Не доблестями князя-самовластца,

но храмами на Клязьме и Нерли

прославлен и забвенью не предастся

Андрей, держатель Суздальской земли.

И царь Иван, переписавший дерзко

ордынское наследство на Москву,

отмечен в ней не бронзою имперской —

цветным собором Покрова на рву.

Архитектура — зеркало эпохи,

а зеркала шлифуют мастера.

Петровские реформы были плохи,

но чуден величавый град Петра.

Мы в отчимы зачли «отца народов»,

но в сталинских высотках — дух страны,

которую с лоскутных огородов

в открытый космос вывели сыны.

У тех, кто строил Русскую державу,

Российскую империю, Союз,

в придачу к необузданному нраву

был недурной художественный вкус.

2006, 2010

Держава

Открытости сильных учусь на земле

от Мсты до Эвксинского Понта —

той самой земле, где на псковском столе

я вижу литовца Довмонта;

где стольный Владимир по праву родства

с князьями аланской землицы

их барса на щит помещает сперва,

потом — заменяет фигурою льва,

а барса во Псков отряжает Москва

по долгу верховной столицы;

где зоркая птица о двух головах,

наследье царевны ромейской,

гнездится на невских сырых островах,

грозя акватории свейской;

где чуть обрусевшая немка — одна

стоит у штурвала державы,

чей киль никогда не касается дна,

а скрытые скрепы не ржавы;

где в нежных объятьях лесных волостей

под благовест каменных звонниц

становится русским до мозга костей

и швед, и француз, и чухонец.

8–15 апреля 2017

Наследие державы островной

Артефакты

Меж трёх морей возвысившийся остров,

ты чем привлёк меня издалека?

Не тем же, что пополнил свору монстров

гибридом человека и быка.

Не пляжами, где даже и без кремов

сентябрьский ветер обгореть не даст.

Не тем, что чтил тебя Иван Ефремов,

любимый в пору юности фантаст.

Но тем, что люди, вечно занятые,

взрастили здесь плоды (им нет числа),

которые Эллада — Византии,

а та уже — Руси передала.

Но, через третьи руки принимая

наследие державы островной,

я чувствую, что есть и связь прямая

меж древностью чужою и родной.

Сличите артефакты на досуге:

от Кносса^[2] до Тобольского кремля

одно лицо — богиня-Мать на Юге

и северная Мать Сыра Земля.

Секрет

Тысяча снимков из краткой поездки.

Лишь на одном — драгоценный кулон.

Вынесло золото древней подвески

то, что не выдержал камень колонн…

Мастер из Малии^[3] сканью и зернью

выложил пчёл над цветком луговым,

чтобы гордилась пред знатью и чернью

царская дочь амулетом своим.

Символ слиянья природного дара

с бережным знанием тайн ремесла:

пчёлке-приёмщице каплю нектара

передаёт полевая пчела…

Боги явили последнюю милость:

память о царстве Минойском жива.

Сто пятьдесят поколений сменилось,

лишь неизменна цена мастерства.

Вижу в музее земли закордонной,

залы которого редко пусты:

мастер из Малии ждёт за колонной.

— Брат, передай мне секрет красоты!

Зоркость

Развалины древней постройки

вросли в островной краснозём…

Лишь оттиски времени стойки

на камне, на глине, на всём.

Руины у кромки лощины

сливаются с рыхлой скалой.

Скалу испещрили морщины,

как патина красочный слой.

А сверху на что же похожи

долины, предгорья, хребты?

На складки стареющей кожи

походят они с высоты.

Но, с юности помня о чуде

и в небо взлетая за ним,

любуются зоркие люди

морщинистым ликом земным.

К пещере Зевса

Замощённая камнем просека.

Крут подъём и не скоро кончится.

Кто ослаб, нанимает ослика:

стар ишак, но юна погонщица.

Только способ не слишком благостный:

на осляти — в капище Диево^[4].

Да и путь не такой уж тягостный,

чтоб проехать, а не пройти его.

Ну а что касается ослика,

в сувенирной лавчонке — эврика! —

я купил себе малорослика

за четыре наличных еврика.

И дорога под ноги стелется,

будто лестница поднебесная,

с талисманом, что рукодельница

не заморская сшила — местная.

Наследие

Держава пала, по свету рассеяв

сокровища свои… Гостей музеев

чаруют фрески Кносского дворца

и росписи покоев Санторини,

где их под слоем пепла сохранили

останки стен из кирпича-сырца.

Истлели рекордсмены долгожитья —

дубовые столбы и перекрытья,

бетонные взамен обрёл фасад.

Фальшивы новодельные колонны,

но краски фресок подлинны, исконны,

свежи, как тридцать пять веков назад.

И, глядя на безоблачные лица

красавиц, чьё уменье веселиться

угодно их земному божеству,

на дружескую схватку двух мальчишек,

на рыболова, чувствую излишек

довольства жизнью… жёсткой наяву.

Как будто то, что есть на свете войны

и рабский, человека не достойный,

удел, счастливцам этим невдомёк;

как будто униремы^[5], что готовы

на пристани родной отдать швартовы,

домой вернулись без потерь и в срок;

а склонные играть с быком гимнасты,

которые по-птичьи голенасты,

ему не попадались на рога;

и миф о Минотавре-людоеде

придумали заморские соседи,

дабы демонизировать врага…

В отравленной чернухою державе

за это «приукрашиванье» яви

художникам бы дали окорот,

но, мысленно сведя в одну картину

творения минойцев, я не кину

свой камешек в их чудный огород.

И разве я о древности толкую?

О вас, потомки, думаю: какую

мы память о себе оставим вам?

Наследие духовного банкротства? —

с полотнами, плодящими уродства,

и книгами, смакующими срам?

Смена

Ценители минойского искусства

уверены, что образам его,

будь это человек иль божество,

предписано смягчать людские чувства.

От ужаса, от низменных страстей

избавлен созерцатель артефакта,

в котором откровенность чувством такта

уравновесил мастер-чудодей.

На фреске, на керамике, на глипте^[6] —

в любом творенье критском не найти

брутальных сцен, которые в чести

и в Междуречье были, и в Египте.

Сюжеты «настоящих мужиков»,

ценимые в художническом цехе:

война, охота, плотские утехи —

не трогали минойских мастаков.

Иль был на то запрет? И я представил

уклад, где волей Матери-Земли

закон и нравы женщины блюли,

мужчины лишь придерживались правил.

Ослушник оставался не у дел…

Не думал, что секрет критян раскрою,

пока в Афинах, рядом с Агорóю^[7],

художниц молодых не углядел.

Они вдвоём расписывали стену.

Ещё вчера стена была сера…

Когда со сцены сходят мастера,

приходят мастерицы им на смену.

Крит — Афины — Москва

Сентябрь — декабрь 2019

Фанагóрия. Стела Дария Первого

В Милете, одержав победу над восстаньем,

успех отметил царь плитою с назиданьем,

но стелу город снёс, когда вернул свободу,

а камни уступил торговцу-мореходу.

И знак триумфа стал, как то бывает часто,

востребованным вновь лишь в качестве балласта.

Купеческий корабль исчез в морском тумане —

и вёсла осушил у берега Тамани…

За двадцать пять веков от многих государей

остался только прах. А что оставил Дарий?

На мраморной плите, раскопанной недавно, —

хвала царю царей, ушедшему бесславно.

20–21 марта 2018

Излука

…и нарекошася полочане, рѣчькы ради, яже втечеть въ

Двину, именемъ Полота… <…>

…разболѣлся Володимиръ очима и не видяше ничтоже…

И епископъ же корсуньскый… крести Володимѣра. И яко

возложи руку на нь, и абье прозрѣ… <…>

И нача ставити по градомъ церкви…

«Повесть временных лет»

I

Лесным туманом повита,

снизав озёра и болотца,

Двине их дарит Полота;

подарок морю достаётся.

Двиною встречь Днепру — туда,

где волок связывает реки,

плывут из Балтики суда:

днепровский путь — дорога «в греки».

И весел вёсел переплеск,

и люб Смоленску и Плескову!

Над Полотою — Полотескъ,

излукой выгнутый в подкову.

Сюда и двинулся, стремясь

найти друзей в борьбе за Киев,

мятежный новгородский князь

на лодьях с головами змиев.

Посватав здешнюю княжну,

он получил отказ, и с бою

взял Полоцк, и поял жену…

И был наказан — слепотою.

Слепца крестил епископ-грек,

и дал обет прозревший мститель:

над Полотой, на стрелке рек,

построить церковь и обитель.

II

Субботним Полоцком иду,

на свадьбы встречные глазею.

Воркуют парочки в саду,

туристы тянутся к музею.

Гощу в уездном городке,

чью древность обновленья скрыли.

Ищу, петляя в лад реке,

ещё языческие были.

Тысячелетние следы

ведут на дно речной долины.

Багровы отблески воды,

но это цвет не крови — глины.

Из плинфы, сиречь кирпича,

сложил умелец византийский

взамен сгоревшей как свеча

обетной церкви — храм Софийский.

А кровь — от Красного моста^[8]

до взлобка, где стоял детинец, —

замыла речка Полота.

В версте от клубов и гостиниц…

Не раз поверженный во прах,

но вросший в яр, как древо корнем,

стоит собор — на всех ветрах,

во всех мирах: земном и горнем.

23 июня — 21 июля 2017

Альтернативная история

(По списку летописи из параллельной вселенной)

Мудрый не покоряется безрассудной воле толпы,

а сам даёт ей направление.

И. И. Лажечников

Лета шесть тысяч какого-то (стёрто, какого)

князь (не читается имя за ветхостью списка)

люд податной и дружину созвал, чтобы слово

мудрое молвить о том, что спасение близко.

Надо лишь новую веру принять, а сначала

смыть благодатной водою грехи многобожья.

«Мыслите, мы собрались у речного причала?

Нет, перед горним престолом стоим — у подножья.

Новая вера, единая с Южной страною,

наше княжение с нею подружит навеки.

В духе сливаясь, как в море сливаются реки,

вместе управиться сможем с ордою степною.

Вот омовения место!» — и, вытянув руку,

подданным князь указал на речную излуку.

«Нет, — возмутился вожак промысловой ватаги, —

этак без рыбы останемся, босы и наги.

Именно там её ловим, и — чуете запах? —

вялим, и шлём с караваном гурманам на Запад».

«Любо», — одобрил правитель, и княжья десница

вновь поднялась, выбирая для таинства место.

Лихо теперь корабелам от этого жеста:

«Рядом с военною верфью негоже тесниться».

Внял возражениям князь и сказал несогласным:

«Выбор, народ, за тобой!» — и движением властным

руки простёр над людьми, чьи несходственны цели…

Спорили долго. Согласья достичь не сумели.

Ждать утомились посланники Южной державы

и удалились, ругая дикарские нравы…

Лета шесть тысяч пятьсот… (неразборчиво дале)

Южное царство кочевникам жители сдали.

Княжество славное вслед за державой соседней

пало, по устным преданиям, в год Крокодила…

Так самовластие воля толпы победила

в первый, наверное, раз и уж точно в последний.

22–23 мая 2019

Каменный чертёж

Былое уничтожить без следа

не в силах ни пожары, ни подрывы.

Лежащие в руинах города

фундаментами каменными живы.

Любые стены можно разломать,

сравнять с землёй и крепости, и зданья,

но бережно хранит природа-мать

их вросшие в планету основанья.

Раскопками раскроется чертёж,

где чётко прорисован мир вчерашний.

На карте циклопической прочтёшь:

тут были храмы, там стояли башни.

Вверху — амфитеатр на сотни мест,

у моря — склад, общественные бани.

Часами изучать не надоест

историю на самом крупном плане…

Над бухтой чайки вьются и кричат.

Залётный люд на древности дивится.

Блаженны те, кто зорок и крылат,

кто смотрит в мир глазами очевидца!

Что смог увидеть, то в душе сберёг.

Ведь я не только ради интереса

излазил за день вдоль и поперёк

ожившие кварталы Херсонеса.

21–23 сентября 2021

Легенда об Искандере, князе урусов

1

От засек Залесья до застав Сарая

добрых две недели конного пути.

Это если ехать, устали не зная,

и коней подменных в поводу вести.

Устали не знает старший Ярославич;

в думах князя — участь русских городов:

сборщиков налогов выдворили давечь

Суздаль и Владимир, Углич и Ростов.

Бесермен побитых жалко Берке-хану:

«Искандер, теперь ты у меня в долгу,

но в Орду урусов угонять не стану,

коль отбить поможешь натиск Хулагу».

На холмах персидских новую державу

создали от сопок отчих вдалеке

внуки Чингисхана. По какому праву

Хулагу добычу отнял у Берке?

2

Зимняя дорога — шёлковая лента.

Над протокой — мостик, над болотом — гать.

От застав Сарая до ворот Дербента

добрую неделю коннице скакать.

С малою дружиной, да велик отвагой,

взять ордынцу крепость пособил урус;

и с остатком войска, точно тать с ватагой,

Хулагу вернулся в родовой улус.

Нет, не завершилась миром эта ссора,

но полки в Залесье не верстал Сарай.

От сиротской доли, страха и разора

старший Ярославич спас отцовский край.

По дороге к дому слёг от ратных тягот

и скончался, приняв схиму, в Городце.

…Русские и после за Дербент полягут —

драгоценный камень в царственном венце!

Февраль — март 2016

Сказание о сарьмятах, известных нам как чалдоны

«…А всядемъ, братие, на свои бръзыя

комони, да позримъ синего Дону!»

«Слово о полку Игореве»

Окрестили «сарьмятами» их — за соседство

с племенами сарматов, освоивших Дон

и ушедших на запад, оставя в наследство

всё Подонье славянам до края времён.

Но теснила их Степь. На Оку. И за Камень.

Этим именем русичи звали Урал.

А в поход снарядясь, восклицали: «На комонь!»

И лошажьими гривами ветер играл!

Подзабытое Русью в тринадцатом веке,

слово «комонь» ещё в обиходе пока

у чалдонов, обживших сибирские реки, —

угадайте-ка сами, в какие века!

26–27 января 2018

Князь и писарь

(По мотивам старинной хроники)

«…Сего же лета бысть пожар».

Сгорело сорок сёл.

Но дал Господь просимый дар:

стеною дождь прошёл.

Из мест, нетронутых огнём,

в столицу ехал князь.

Придворный писарь был при нём

в возке, месившем грязь.

И оба слушали гонца:

— Народ посадский лют.

Без дозволения Дворца

на площадь вышел люд.

Кричали: «С нами князь расторг

отцовский договор —

и правый суд, и вольный торг

у нас украл, как вор!»

С трудом оружные мужи

скрутили крикунов,

предупреждая мятежи

с крушением основ…

— Cмутьяны! — вздрагивает князь. —

Набатов мало вам?

На площадь вышли не спросясь?

Дубьём по головам!

А княжий писарь (чином дьяк,

но званием холоп)

запоминает, что да как,

и морщит битый лоб.

«Прямые, свойские слова

близки простым сердцам.

Умён хозяин, голова…»

И вздрагивает сам.

2–9 сентября 2010

Родовая память

Если странник из края, что холодом скован,

направляется в край раскалённых песков,

по пути непременно заедет во Псков он.

Впрочем, имя покамест у града — Плесковъ.

И покамест починкой — отнюдь не ремонтом

называет народ поновление стен,

у которых завещано князем Довмонтом

не склонять ни пред кем, кроме Бога, колен.

Но крепчает Москва: среднерусские земли

под орлиные крылья уже собрала

и на Северо-Запад косится: приемли,

господарство Псковскóе, защиту орла!

Князь великий Василий, преемник Ивана,

на последнее вече призвал псковичей,

и, в посулах его не почуяв обмана,

те склонились пред ним — под угрозой мечей.

Ну а князь не сдержал уговора, ударив

по живому людей, не чинивших злодейств:

увезли на Москву, под пригляд государев,

триста самых влиятельных здешних семейств.

И отметил хронист: «Разлучения ради

бысть во Пскове и плач, и великая скорбь».

А взамен выселенцев осели во граде

княжьи слуги — надменные, с ними не спорь!

Нрав истории крут, и не надо истерик.

С толкованьями прошлого как ни чудесь,

над рекою Великою вписано в берег,

что Россия — читай! — начинается здесь.

Протираю очки полинялой бархоткой.

Различаю обозы в январской ночи…

Пять столетий прошло, но поныне с охоткой,

как на родину, едут во Псков москвичи.

29 августа 2018

Друкарь

Как несколько земель, чья слава — не химера,

оспаривали честь быть родиной Гомера,

так несколько Церквей, чьи прения старинны,

не сходятся насчёт конфессии Скорины.

Франциску Лукичу покоя нет в могиле:

католики его папистом объявили,

а волей лютеран философ именитый

в предшественники их зачислился — в гуситы.

Свои резоны есть у братьи православной:

сплочение славян сочтя заботой главной,

Писание друкарь издал не на латыни —

на языке Руси, что Белой звать поныне.

26 июня 2018

Послание

«О людях по богатству

судить вы не должны.

Какому быть тут братству,

где люди не равны,

где знатному пороки

прощают наперёд?»

Кто пишет эти строки?

Куда посланье шлёт?

Бумага и пергамент

правдивее легенд…

Не Томас Мор — в парламент,

не Робеспьер — в Конвент,

не Пушкин — в рудоносный

острожный край Сибирь.

Иван IV Грозный —

в Кириллов монастырь.

12–31 декабря 2008

Топонимика

В допетровской Руси города называли обычно по рекам,

на которых и ставили их как надёжный оплот от врагов.

Реформатор в народе не зря нечестивым прослыл человеком:

хоть шутейно, да славил чужих, греко-римских, античных, богов.

Но для стольного города Пётр покровителем выбрал святого,

в честь которого был окрещён и которого чтил он всегда.

С императора взяли пример продолжатели дела петрова —

в честь небесных патронов своих стали новые звать города.

Ну а если бы раньше на век расцвести топонимике царской —

при царе Михаиле, кого после Смуты призвали на трон,

как бы стал называться острог, что возник на земле красноярской?

Да и сам удивительный край — чьим бы именем был наречён?

20 октября 2018

О вреде канцеляризмов

До Петра и остзейской атаки

на устои соборной Руси

утвердили бояре и дьяки

всенародное право: «Проси!»

Коль придётся особенно тяжко

и невмочь помирать ни за грош,

бей челом, низкородный Ивашка,

в лучшем случае шишку набьёшь!

И досель за свою же работу,

где и рубль уподоблен грошу,

я пишу в заявленьях без счёту

заповедное слово «прошу».

И доселе казённые зданья,

чьи насельники в «слугах» у нас,

именуют свои предписанья

по-военному грозно: «Приказ».

Пострашнее стенного похабства,

что всего лишь изнанка реклам,

канцелярские формулы рабства,

с малолетства вестимые нам.

Я не знаю надёжного средства,

чтоб очистить родимый язык

от шаблонов поры военпредства,

от клише дооктябрьских владык.

Но живу я мечтой неизбывной:

всё, что вам излагаю сейчас,

не покажется блажью наивной

и заставит задуматься вас…

1992

Мемориал Крымской войны в Лондоне

На площади Ватерлоо, в квартале от Пикадилли,

девчушка из Подмосковья, заядлая англоманка,

спросила себя — на русском, естественно, языке:

«Погибшие англичане — зачем они приходили

с оружием в Крым российский? Какая же лихоманка

подвигла их биться насмерть от родины вдалеке?»

А в паре кварталов к югу от статуй «героев» Крыма

(«герои» пишу в кавычках, имея на то резоны),

в Вестминстере, близ Биг-Бена, стоит монумент иной.

Там кельтская королева на бой с легионом Рима

зовёт племена британцев — не ради своей короны,

но чтобы смести пришельцев с ладоней земли родной.

Святыни свои — у разных народов, держав, конфессий;

кто их осквернит, заслужит прозвание святотатца;

кто памятники оспорит, доспорится до войны.

Но трудно понять девчушкам из русских градов и весей,

как может мирская слава с бесславием сочетаться

в пределах одной и той же довольной собой страны.

13 апреля 2019

Род

Прилегла под плитою каменной,

не закрыв калитку в оградке…

После тихой кончины маминой

что-то пишет отец в тетрадке.

Долгий век достался недёшево.

Сил хватает — на помощь птицам:

щиплет булку и сыплет крошево

голубям, воробьям, синицам.

Отлучив старика от горести

просто тем, что приехал в гости,

не хочу о былом разговор вести,

да не все в нём отпеты кости.

О душевном ли равновесии

помышлять в родословном сыске?!

— Ты подростком застал репрессии.

Это дедовы братья — в списке?

Та ж фамилия, то же отчество.

Семьянины, отцы, кормильцы…

Вытер батя столешню дочиста.

— Нет, — ответил. — Однофамильцы.

Вскоре он ушёл вслед за мамою

в край, где все калитки открыты.

Не вписавшейся в память драмою

тайна рода легла под плиты.

Лишь недавно в архиве Ачинска

я обрёл в метрических книгах

сельский мир, позабытый начисто

в тектонических наших сдвигах.

В нём венчались, крестили детушек.

Умирали — обидно рано.

В нём сходились в корнях прадедушек

два чалдонских семейных клана.

Род отца избежал насилия,

а другой — не ужился с властью…

Крепко вбита наша фамилия

в грунт пути к «народному счастью».

2012

Память

По узенькому перешейку,

по гати из листвяжных слег

уходят, вытянувшись в змейку,

мужчины — двадцать человек.

— Живи, земля, и слёз не ведай:

недолог будет ратный труд.

Прощай, округа, жди с победой,

до скорой встречи, милый пруд!

А он, знакомый от рожденья,

неузнаваемо притих.

В воде мелькнули отраженья —

и снова рябь сокрыла их…

Вовек родимые подворья

не знали горших проводин.

Из двадцати вернулись двое.

А жив поныне лишь один.

И каждый год порой весенней

приходит он на старый пруд,

глядит — и двадцать отражений

из глубины к нему идут…

1982

Укрепрайон

…дело прочно,

Когда под ним струится кровь…

Н. А. Некрасов

Долгая пустошь ежами уставлена.

Дол — как терновый венец на челе.

Доты и надолбы. «Линия Сталина»…

Юный Союз, на имперской земле

цепь укреплений в лихие тридцатые

вдоль усечённых границ возведя,

в тридцать девятом столбы полосатые

сдвинул на запад по воле вождя.

К новым кордонам щиты оборонные

переместить не успела страна —

в западнорусские земли исконные

лютою бестией вторглась война…

Кровля небес — ослепительно синяя.

Мир на ухоженных минских полях.

«Линия Сталина» — людная линия,

к ней не прервётся наезженный шлях.

Память не станет безжизненным остовом,

в омут не канет, не сгинет в золе…

Схожий музей обустроен под Островом,

славной твердыней на Псковской земле.

Есть и на юге подобные крепости.

Жаль, обветшал укреплённый район

западней Киева. Верхом нелепости

видится то, что не ценится он.

Видится злым извращеньем сознания

то, что насельники южной страны

в тяжком угаре крушат изваяния

общих героев победной войны.

В братских могилах, в безвестности мертвенной,

замерли тени убитых солдат.

Как за попрание памяти жертвенной

павшие — падших живых устыдят?

Пятая… сотая статуя свалена.

Варвары топчут пустой пьедестал…

Тщетны старания: линию Сталина

потом и кровью народ начертал.

7–21 июня 2019

Судьба

Памяти моего отца Николая Николаевича Вершинского

Город Жуковский. То место, откуда

с аэродрома военной поры

шли бомбовозы на запад. От гуда

стёкла дрожали, как будто с горы

камни катились… Крылатое войско

с неба разило врага наповал.

Стала гвардейской на службе геройской

часть, где отец-сибиряк воевал…

Случай всегда в полушаге от чуда.

В эти края занесённый судьбой,

позже узнал от отца я: отсюда

в лётном полку он отправился в бой.

1–5 октября 2018

В ожидании героя

Юные нуждаются в кумирах.

С детства у читателей в чести

фэнтези, где немощных и сирых

сильные стараются спасти.

Маясь от назойливого стука

дождика ночного у крыльца,

вместо сказки лучше перечту-ка

записи покойного отца…

Скромному курсанту лётной школы,

лишь по сводкам знавшему врага,

в сорок третьем славный и тяжёлый

выпал жребий — Курская дуга.

Полк их, силу вражью перевесив,

стал подобен мстящему клинку.

Где судьбу испытывал Маресьев?

В этом истребительном полку!

Сдюжил, свыкся с болью от протезов…

Накрепко запомнил мой отец

то, как, тройку «Фокке-Вульфов» срезав,

ас пошёл снижаться наконец.

До аэродрома незадолго

кончился бензин, и верный «Ла —

пятый» на одном лишь чувстве долга

долетел! Судьба не подвела.

И качали лётчики пилота

за его отвагу и талант.

И гордился этим отчего-то

мой отец, механик-практикант…

Персонажи сказочные круты,

я за добрый вымысел — горой,

но зовёт на подвиги не дутый,

не воображаемый герой.

13–16 октября 2018

«Место захоронения неизвестно…»

Помянем дедушку Петра

победною весной!

Не виноваты доктора:

война тому виной,

что канул дедушка во мрак

в числе других больных

в могиле, общей, как барак

брюшнотифозный их.

У смерти логика своя:

нагрянула война —

и значит, каждая семья

отдать ей дань должна.

На поле брани пасть могли б

отец мой и дядья.

Но дед один за всех погиб…

до фронта не дойдя.

Не годный к службе строевой,

сражался не в бою —

как трудармеец рядовой

он принял смерть свою.

Залили хлоркой дедов прах

в одной из тысяч ям…

На чьих мы топчемся костях,

никто не скажет нам.

3 марта 2020

Колокола Хатыни

Даже если бы скорбный звон

заглушило парадным гулом,

был бы мною распознан он

по сведённым от боли скулам.

Даже если бы ожил прах

палачей, порождённых адом,

их размёл на семи б ветрах

гнев идущих со мною рядом.

Не усматривая врагов

в чужеземце и чужеверце,

здесь и двух не ступлю шагов,

не споткнувшись о чьё-то сердце…

15–19 июня 2018

Быль о кедровой бочке. 1947 год

Светлой памяти моей бабушки, Анны Васильевны

Дмитриевой, урождённой Хижненко

1

Как с японской войны воротился солдат,

разрыдались от радости сёстры,

и заплакала мать, и свой траурный плат

поменяла на праздничный пёстрый.

Уж не чаяла сына дождаться, а то б

разве стала реветь, как белуга?

Он в болотах маньчжурских едва не утоп;

застудился и слёг от недуга.

Продержали парнишку без малого год

за дверьми госпитальной палаты,

подлечили, надеясь на добрый исход…

Помирать отпустили до хаты.

Только смерти сказала хозяйка избы:

«Не отдам вслед за мужем сыночка!

Не нужны мне гробы, что растут, как грибы,

а нужна мне кедровая бочка».

2

Поляна красива:

полынь и крапива,

чабрец, зверобой и пустырник;

спорыш-бескорыстник

и тысячелистник,

седой, как черниговский лирник;

невесты-ромашки

с ватагою кашки,

что клевером в книгах зовётся;

душица и мята —

для сына и брата.

Живая вода — из колодца!

3

Кто открыл хуторянке способности трав?

Не её ли батьки́ с Поднепровья?

Иль орловка-свекровь, кошенину собрав,

речь вела о поправке здоровья?

Или сватья-чалдонка по долгу свойствá

рассказала о средстве старинном?..

В чистой бочке запáрила травы вдова —

воспари́ла надежда над сыном!

Вдалеке от больниц, в деревеньке лесной

я дивлюсь рукотворному чуду:

растворяет хворобу настой травяной,

изымает из тела остуду.

Ради сына, чью плоть истомила война,

долго травница кланялась лугу.

Ну а душу его отмолила она

в дальней церкви, одной на округу.

26–31 мая 2016

Земля́чки

Как много вместилось в неделю

и лет, и событий, и стран!

И снова льняную куделю

прядёт подмосковный туман.

Знакомый простор перед нами,

но каждый обыденный штрих

мы видим другими глазами —

вернее, глазами других.

Глазами девчонок-землячек,

которых почёл за ясырь

жестокий и сильный захватчик,

окинем российскую ширь,

пределы степной Украины,

края белорусской земли:

сквозь мёртвые рвы и руины

невольничьи шляхи прошли…

Спасители пленных славянок

невест увозили в Брюссель.

Но помнился им полустанок

за тридевять смежных земель,

и снились белёные хаты

в цветастых фламандских домах,

и красками были богаты

виденья сквозь слёзы впотьмах.

Стране ясноглазого Тиля,

дотоле неведомой им,

они патриотов растили,

но песням учили — своим.

Спасибо, чужая землица,

за то, что умела беречь

их стать, их открытые лица,

их вольную сельскую речь.

1987, 2016

Цвет на карте

Саксонская весна. Шестнадцатое марта.

Преддверие больших германских перемен.

И года не пройдёт, а северная карта

успеет полинять, как старый гобелен…

Мне вспомнились холмы и замки Будишина^[9],

несуетный уклад укромных площадей,

где серенький Трабант, бедняцкая машина,

сподручнее Тойот зажиточных людей.

Промозглая с утра весенняя погодка

ерошила вихры, трепала пиджаки.

И, угольным дымком попыхивая кротко,

глядели на меня, прищурясь, чердаки.

Я в лавку забегал в стремлении простецком

погреться у огня в железном камельке,

вымучивал вопрос на ломаном немецком,

чтоб выслушать ответ на русском языке.

На этих площадях ещё не позабыли

недальнее родство, двоюродную речь

и, может, потому от копоти и пыли

отеческую речь сумели уберечь.

…Когда грядущий век в деляческом азарте

по-новому скроит лоскут материка,

отыщется ли цвет на вылинявшей карте

для этого, душе родного, уголка?

Сентябрь — октябрь 1990

Вещи

1

В чулане жилья городского,

отвыкшие жить напоказ,

соседствуют шина с подковой,

с электроплитой — керогаз.

Со сбитой по обух литовкой —

обрезки сосновых досок,

с пропахшею клеем спецовкой —

сведённый косою брусок.

Какого уклада в предвестье

судьба вековая свела

кричащие краски предместья

и вещие знаки села?

…На месте фабричной слободки,

месившей столетнюю грязь,

за срок, небывало короткий,

бетонная башня взнеслась.

Покрыла по замыслу зодчих

ее величавая сень

четыре квартала рабочих

и дворики двух деревень.

Охочи до нового быта,

снесли по закутам жильцы

свои примуса и корыта,

свои чугуны и ставцы…

2

На каждый предмет обихода,

который на что-нибудь гож,

так быстро меняется мода,

что скоро в чулан не войдёшь.

И вот на семейном совете,

вчерашние куклы забыв,

заводят хозяйские дети

все тот же нехитрый мотив.

Что время спровадить на свалку

и ветхую плотничью снасть,

и сбитую косу, и прялку,

с годами отвыкшую прясть.

Устав от ребячьей докуки,

с детьми соглашается мать.

Но вновь опускаются руки,

не зная, с чего им начать.

В скоплении ржавых жестянок,

в тряпье и обрезках досок

то встретится батькин рубанок,

то сестрин мелькнёт туесок.

И старое тёткино сито.

И матушкины кружева…

Извечные мелочи быта,

которыми память жива.

1992

Сады

Есть ли что на свете краше

рукотворной красоты?

Вековое чудо наше —

монастырские сады!

Забредя в обитель, вдруг ты

видишь, глядючи окрест,

экзотические фрукты,

ягоды из южных мест.

В Соловках растят арбузы,

а в Сибири — виноград

и не видят в том обузы

инок Нил и брат Кондрат.

И крестом в нездешних кущах

светлый старец Иоанн

осеняет всех живущих

и усопших прихожан.

В этой жизни скоротечной

знатный был садовник он:

вертоград любви сердечной

в наших душах им взращён!

Не избыть земной заботы

у небесного крыльца:

садоводческой работы

много в Царствии Отца.

Что представлю, обмирая

от болезни, от беды?

Чудотворный образ рая —

монастырские сады.

Валаам — Соловки — Печоры

9–10 июня 2017, 3–4 апреля 2020

Хранители Нотр-Дам-де-Пари

Как стражники в бессменном карауле,

с высот собора, изо всех углов,

следят за мной замшелые гаргульи —

драконье войско, стая в сто голов.

И слышу я глухие их упрёки:

«Доколе слыть чудовищами нам?

Не монстры мы — всего лишь водостоки,

в сезон дождей спасающие храм».

Собор веками скапливал, как улей,

и воск утрат, и мёд удач людских.

Не страх живыми делает гаргулий,

а непохожесть каждой — на других…

Я прочь иду. Навстречу, вдоль ограды,

шагают автоматчики, храня

спокойствие Парижа; их отряды

тревожат, но и радуют меня.

От сырости вечерней сводит спину,

а весело! И верится, как встарь,

что выстоит собор. И я не сгину…

Ударь в колокола, горбун-звонарь!

Париж — Москва

12–18 октября 2016

Ад земной

Разумеется, Данте велик

и Вергилий, его проводник,

именит, но едва ль достоверно

описание Ада — Инферно,

чьи подземные гроты они

обошли в стародавние дни.

Там искусны мучения плоти:

там гневливые тонут в болоте,

а убийцы — в кипящей крови,

там Иуда и Брут — визави

с пожирающим их сатаною.

Ад питается плотью земною?

Но куда же уходит, греша,

христианка дурная — душа?

Разлучённая с миром греховным

подвергается мукам духовным,

обречённая вечно страдать

за отказ принимать благодать.

Послесмертие это и надо

обозначить под именем Ада.

А трясину кровавых болот,

где снедает нас ужас, как плод

поедают садовые слизни,

назовём преисподнею жизни…

28–29 февраля 2020

Шестая

И когда Он снял шестую печать…

произошло великое землетрясение,

и солнце стало мрачно как власяница,

и луна сделалась как кровь. И звезды небесные

пали на землю… И небо скрылось, свившись

как свиток…

И увидел я Ангела, сходящего с неба,

который имел ключ от бездны…

Отк. 6:12–14; 21:1

«Не думаю, что вправе писать об этой роте^[10]», —

по списку павших взором растерянным скользя,

вы скажете без фальши и всё-таки соврёте,

ведь совесть выше права, и промолчать нельзя…

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Словенское поле — обширный луг близ Изборска, исторически значимое место.

2

Кносс — древний город на севере острова Крит, один из центров Минойской державы.

3

Мáлия — городок на севере Крита. Близ Малии находятся руины минойского города, с дворцом, сравнимым с Кносским.

4

Дий — одно из имён Зевса.

5

Унирема — боевой гребной беспалубный корабль с одним рядом вёсел.

6

Глипт — камень с резным художественным изображением на нём; камея, гемма.

7

Афинская Агорá — городская площадь Афин, в древности являвшаяся местом общегражданских собраний.

8

Мост через реку Полоту назван Красным в память о к ровопролитном сражении русских и французов в ходе Отечественной войны 1812 г. На месте прежнего деревянного моста в 1975 г. был возведён железобетонный.

9

Будиши́н (нем. Баутцен) — город в Восточной Германии, культурный центр славянского народа лужичан.

10

29 февраля — 1 марта 2000 г. 6-я рота 2-го батальона 104-го гвардейского парашютно-десантного полка 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии (Псковской) вела неравный бой с отрядом чеченских боевиков под Аргуном в Чечне, на рубеже Улус-Керт — Сельментаузен, удерживая высоту 776. В живых осталось только шесть бойцов…