Вешние воды Василия Розанова

А. Малышевский, 2020

Перед читателем результат многолетнего исследования доктора философских наук, профессора, заслуженного деятеля науки РФ А. Малышевского замысла книги о жизни, исканиях и наблюдениях студентов и курсисток, нереализованного замечательным русским писателем и философом В. Розановым (1856—1919). Основанное на документальных и архивных материалах воспроизведение нетрадиционного образа мышления в решении проклятых вопросов бытия, анализе пограничных состояний между верой и знанием, смертью и бессмертием, разумом и безумием, верой и церковью, революцией и прогрессом, войной и миром, любовью и цинизмом, семьей и сексом, полом и Богом.

Оглавление

Второе вступление. Поэма без героя

Я к вам травою прорасту, / попробую к вам дотянуться…

Геннадий Шпаликов[123]

Пока читатель читает мою книгу, он будет в одном со мною, и, пусть верит читатель, я буду с ним в его делишках, в его дому, в его ребятках и, верно, в приветливой милой жене. У него за чаем

Василий Розанов[124]

Если на протяжении какого-то времени творится зло, разрушительное для человечества, оно непременно отзовется на последующей жизни людей…

Наталья Громова[125]

Правда — выше солнца, выше неба, выше Бога: ибо, если бы сам Бог не с правды и начинался, — он не Бог, и небо — трясина, и солнце — медная посуда.

Василий Розанов[126]

И вот когда горчайшее приходит: / Мы сознаем, что не могли б вместить / То прошлое в границы нашей жизни…

Анна Ахматова[127]

Среди ахматовских фрагментов прозы к «Поэме без героя»[128] имеется запись от 6–7 января 1962 года: «Маскарад. Новогодняя чертовня. Ужас в том, что на этом маскараде были все. Отказа никто не прислал. И не написавший еще ни одного любовного стихотворения, но уже знаменитый Осип Мандельштам[129] («Пепел на левом плече»[130]), и приехавшая из Москвы на свой «Нездешний вечер»[131] и все на свете перепутавшая Марина Цветаева[132], и будущий историк и гениальный истолкователь десятых годов Бердяев. Тень Врубеля[133] — от него все демоны XX в., первый — он сам. Таинственный деревенский Клюев[134], и (конечно, фактически не бывший там) заставивший звучать по-своему весь XX век великий Стравинский, и демонический Доктор Дапертутто[135], и погруженный уже пять лет в безнадежную скуку Блок (трагический тенор эпохи), и пришедший как в «Собаку»[136] — Велимир I[137], и бессмертная тень — Саломея[138], которая может хоть сейчас подтвердить, что все это (было так) — правда (хотя сон снился мне, а не ей), и Фауст — Вячеслав Иванов[139], и прибежавший своей танцующей походкой и с рукописью своего «Петербурга» под мышкой Андрей Белый[140], и сказочная Тамара Карсавина[141], и я не поручусь, что там, в углу, не поблескивают очки Розанова и не клубится борода Распутина[142]…».

Анна Андреевна Ахматова, лично не знавшая Василия Васильевича Розанова, не просто так ввела его в круг своих литературных героев; для нее Розанов был знаковой фигурой Серебряного века[143] и по личным оценкам человеком гениальным.

«Это был человек гениальный. Мне давно Надя[144], дочь его, говорила, что они все любили мои стихи и спрашивали у отца, знал ли он меня. Он не знал меня и, кажется, стихов моих не любил, зато очень любил Мариэтту Шагинян[145]: «Девы нет меня благоуханней»[146]. А я у него все любила, кроме антисемитизма и половой теории… Гениальный был человек и слабый. Мне жаль было его, когда он потом голодал в Сергиеве[147]. Мне рассказывали: ходил по платформе и собирал окурки. Я ничем не могла ему помочь, потому что сама голодала клинически».

Анна Ахматова о Василии Розанове[148]

«Я… пересказала Ахматовой один розановский рассказ в «Опавших листьях»[149], который всегда возмущал меня: как пожилая дама, мать, посоветовала студенту, влюбленному в ее младшую дочь, жениться лучше на старшей, ибо была озабочена зрелостью старшей дочери. Студент послушался… женился на старшей, и теперь дома нянчит внука-здоровяка. Анна Андреевна махнула рукой. — Ничего этого не было. Ни дамы, ни дочерей, ни внука. Все это он сам, конечно, выдумал, от слова и до слова…»

Лидия Чуковская[150]

Ахматова помнила Розанова[151]… Как помнила все, что было в ее прошлой жизни… связывало ее с ней… В июне 1964 г., собираясь в Италию, где ей была вручена премия Европейского сообщества писателей «Этна Таормина», говорила: «Что такое Италия для меня? Названия итальянских городов в правом углу писем Герцена[152], Тургенева[153], Толстого[154]. «Итальянские стихи» Блока[155]. «Итальянские впечатления» Розанова[156]»[157]… Помнила… помнила все, что было в ее прошлом… Им дорожила… им жила… за него отвечала перед свершившимся настоящим… Не предавала[158]

А вот с той же Мариэттой Шагинян все было иначе… Вот фрагмент ее дореволюционной статьи «В. В. Розанов», в которой она разбирает философскую книгу Розанова «О понимании»[159], отмечая новое, что внесено автором в философию: «Розанов, помимо гениальности, ни для кого не сомнительной, представляет собою огромную проблему для русской философской мысли… Гениальный аналитик и несравненный художник деталей, Розанов умел доказать все, за что бы ни брался. Лучшие его писания — о проблеме пола — тоже двулики; тут и ветхозаветный юдаизм с анафемой аскетизма, страницы о христианской культуре»[160]. Много лет спустя, овладев методом социалистического реализма, Шагинян дает совсем иной портрет Розанова: «Когда Лиина[161] в первую же зиму (конец 1909 года) приехала ко мне на Рождество, Гиппиус[162] взяла нас обеих на какое-то важное собрание… Зина крепко держала нас за руки… А потом вдруг заторопилась и стала тащить за собой, говоря кому-то через плечо, чтобы он отстал и не приставал. Небольшой, похожий на гриб поганку, с губами, вытянутыми вперед червячком, с какими-то влажными, плавающими в темных дряблых веках умильными глазами, человек догонял нас и просил познакомить с барышнями, Зинаида Николаевна, обязательно познакомить, как они попали сюда? Он потряс мне и Лине руки, позвал к себе в гости, пока Зина круто не повернулась в сторону от него, сказав как-то насмешливо: Ну, довольно, довольно. Неприятный человек, запомнившийся мне навсегда в каком-то влажном, слезливо-чувственном, прилипчивом виде, со свинячьими глазками, был Василий Васильевич Розанов, активнейший нововременец (сотрудник черносотенного Нового времени), называемый почему-то в наших советских энциклопедиях философом. Как не велика наша потребность сохранять все ценное из русского прошлого, чтобы ничто не было сброшено зря в мусорную корзину, нельзя при таком коллекционировании мыслителей прошлого забывать учение Ленина[163] о двух культурах… Нам же в ту пору Розанов не казался философом. Он был для нас политически и нравственно испачканным человеком, а писания его, при всей их оригинальности, но при постоянном уходе в чувственную мистику, в нездоровую религиозность, павшую чем-то непристойным, читать было тягостно. Было как-то обидно видеть, что попадавшие иногда его умные, подчас глубокие и верные оценки, точный критический вкус, правильные мысли утопали, словно золотые монетки в грязи, в их нездоровой и нравственно неопрятной подаче. Чтобы их достать из грязи, надо было испачкать пальцы»[164].

Хочется верить, что и в первом, и во втором случаях Шагинян была искренна… и дело в самом Розанове… Парадоксальный, дерзкий, ироничный, пламенный и страстный, одинокий и бескомпромиссный… Взгляды Розанова на историю, религию, мораль, литературу, культуру были под пристальным вниманием интеллектуалов. Его читали с наслаждением, ибо литературный дар его в русской прозе был изумителен. Он обладал подлинной магией письменной речи!!.. Становясь одним из самых популярных авторов рубежа XIX–XX веков, Розанов не ублажал публику, а шокировал текстами. Тем более что розановское печатное слово в любом устном изложении или пересказе неизменно теряло свои глубинные смыслы.

Одни Розанова славословили и мистифицировали, другие не понимали, порицали, подвергали наветам… Для приверженцев так называемых традиционных ценностей он был циник, развратник и растлитель… Для истых православных — хулителем веры, разрушителем церковных устоев, дьяволом во плоти… Для либералов — ярым антисемитом и черносотенцем, реакционером и мракобесом… Отстраненного равнодушия В. В. Розанов не знал.

Современники усматривали в Розанове художественный образ, зародившийся в воображении Ф. М. Достоевского, — воплощение в реалиях жизни черт литературного героя «Братьев Карамазовых» — Федора Павловича Карамазова. Тем более что Розанов обладал типичными чертами хитрого рыжего костромского мужика, но вместе с тем ни на кого не был похож. Мысли свои ни с того ни с сего высказывал собеседнику на ухо, пришептывая и приплевывая[165]. Будучи, как и все талантливые люди, фигурой спорной, Розанов натягивал на себя личину одиозности, провоцируя общественное мнение и взглядами, и поступками. Более всего о нем уничижительно говорили как о человеке оригинальном… Избирательно относили к людям необыкновенным… Почитатели считали настоящим уникумом… И только те немногие, с кем Василий Васильевич Розанов был духовно односущен, знали, что в нем нет фальши, какого бы то ни было лукавства, ему претит ханжество и морализм, его отличает предельная откровенность в самых, казалось бы, потаенных вопросах человеческой жизни.

«Своим мелким неразборчивым почерком наносил Василий Васильевич Розанов на случайные листки бумаги не только тексты сочинений, но и разрозненные, как бы бросовые мысли. Мысли обо всем виденном и смешанном и мыслимом и немыслимом. Едва ли кто из наших писателей оставил такой богатый материал для раскрытия собственного внутреннего мира, каждодневных переживаний и настроений, когда с каждой новой зорькой рождались новые, подчас совсем иные, противоположные мысли».

Жизнь замечательных людей[166]

Ясность и проникновенность философского языка, интимность литературных отношений с читателем, высочайшее интеллектуальное напряжение в постановке и разрешении сложнейших проблем бытия человека в тварном мире, в поисках русской идеи и религиозно-национальной идентичности уготовили Василию Розанову судьбу величайшего пророка Нового Завета. Он, наделенный чисто пророческой участью, был обречен стать мыслителем на все времена… Но (!) что-то в истории пошло не так… Розанова по идеологическим соображениям подвергли официальному забвениюсузили[167] на долгие десятилетия до библиографической единицы спецхранов: нежелательный литератор, философ и публицист.

«Но ни в чем, может быть, не обнаружилось с такой интимной убедительностью опустошение и гниение интеллигентского индивидуализма, как в повальной нынешней канонизации Розанова: гениальный философ, и провидец, и поэт, и мимоходом рыцарь духа. А между тем Розанов был заведомой дрянью, трусом, приживальщиком, подлипалой. И это составляло суть его. Даровитость была в пределах выражения этой сути.

Когда говорят о гениальности Розанова, выдвигают главным образом его откровения в области пола. Но попробовал бы кто-нибудь из почитателей свести воедино и систематизировать то, что сказано Розановым на его приспособленном для недомолвок и двусмысленностей языке о влиянии пола на поэзию, религию, государственность, — получилось бы нечто весьма скудное и нимало не новое. Австрийская психоаналитическая школа (Фрейд, Юнг, Альберт Адлер[168] и др.) внесла неизмеримо больший вклад в вопрос о роли полового момента в формировании личного характера и общественного сознания. Тут по существу дела и сравнивать нельзя. Даже и парадоксальнейшие преувеличения Фрейда куда более значительны и плодотворны, чем размашистые догадки Розанова, который сплошь сбивается на умышленное юродство и прямую болтовню, твердит зады и врет за двух.

И тем не менее должно признать, что не стыдящиеся славословить Розанова и склоняться перед ним внешние и внутренние эмигранты попадают в точку: в своем духовном приживальстве, в пресмыкательстве своем, в трусости своей Розанов только доводил до крайнего выражения их основные духовные черты, — трусость перед жизнью и трусость перед смертью.

Некий Виктор Ховин[169] — теоретик футуризма, что ли? — удостоверяет, что подлая переметчивость Розанова проистекала из сложнейших и тончайших причин: если Розанов, забежав было в революцию (1905 г.), не покидая, впрочем, “Нового времени”, повернул затем вправо, то единственно потому, что испугался обнаруженной им сверхличной банальности; и если добежал до выполнения щегловитовских[170] поручений по ритуалу[171], и если писал одновременно в “Новом времени” в правом направлении, а в “Русском слове”, за псевдонимом, — в левом, и если в качестве сводни сманивал к Суворину[172] молодых писателей[173], то единственно опять-таки от сложности и глубины душевной своей организации. Эта глуповатая и слащавая апологетика была бы хоть чуть-чуть убедительнее, если бы Розанов приблизился к революции во время гонений на нее, чтобы затем отшатнуться от нее во время победы. Но вот чего уж с Розановым не бывало и быть не могло. Ходынскую катастрофу[174], как очистительную жертву[175], он воспевал в эпоху торжествующей победоносцевщины[176]. Учредительное собрание и террор, все самое что ни на есть революционное, он принял в октябрьский период 1905 г., когда молодая революция, казалось, уложила правящих на обе лопатки. После 3 июня (1907 г.) он пел третьеиюньцев[177]. В эпоху бейлисиады доказывал употребление евреями христианской крови. Незадолго до смерти писал со свойственным ему юродским кривлянием о евреях как о первой нации в мире, что, конечно, немногим лучше бейлисиады, хоть и с другой стороны. Самое доподлинное в Розанове: перед силой всю жизнь червем вился. Червеобразный человек и писатель: извивающийся, скользкий, липкий, укорачивается и растягивается по мере нужды — и как червь, противен. Православную церковь Розанов бесцеремонно — разумеется, в своем кругу — называл навозной кучей[178]. Но обрядности держался (из трусости и на всякий случай), а помирать пришлось, пять раз причащался, тоже… на всякий случай. Он и с небом своим двурушничал, как с издателем и читателем. Розанов продавал себя публично, за монету. И философия его таковская, к этому приспособленная. Точно так же и стиль его. Был он поэтом интерьерчика, квартиры со всеми удобствами. Глумясь над учителями и пророками, сам он неизменно учительствовал: главное в жизни — мягонькое, тепленькое, жирненькое, сладенькое. Интеллигенция в последние десятилетия быстро обуржуазивалась и очень тяготела к мягонькому и сладенькому, но в то же время стеснялась Розанова, как подрастающий буржуазный отпрыск стесняется разнузданной кокотки, которая свою науку преподает публично. Но по существу-то Розанов всегда был ихним. А теперь, когда старые перегородки внутри образованного общества потеряли всякое значение, равно как и стыдливость, фигура Розанова принимает в их глазах титанические размеры. И они объединяются ныне в культ Розанова[179]: тут и теоретики футуризма (Шкловский[180], Ховин), и Ремизов[181], и мечтатели-антропософы, и немечтательный Иосиф Гессен[182], и бывшие правые, и бывшие левые! “Осанна приживальщику! Он учил нас любить сладкое, а мы бредили буревестником и все потеряли. И вот мы оставлены историей без сладкого…”».

Лев Троцкий[183][184]

Так что… устойчивость взглядов Анны Ахматовой на жизнь и творчество Василия Розанова было отнюдь не правилом… исключением из правил… особым ахматовским исключением… ибо она не трансформировала свою память в угоду официальной марксистско-ленинской идеологии, не перестраивала жизнь по трафарету съездов и постановлений коммунистической партии, культурная политика которой складывалась вне умершего 5 февраля 1919 г. Розанова, вне живущей вопреки обстоятельствам Ахматовой… Они были из одной эпохи… она просто задержалась в чужом времени… закольцовывая их общий век…

«Россию подменили. Вставили на ее место другую свечку. И она горит чужим пламенем, чужим огнем, светит не русским светом и по-русски не согревает комнаты. Русское сало растеклось по шандалу. Когда эта чужая свечка выгорит, мы соберем остаток русского сальца. И сделаем еще последнюю русскую свечечку. Постараемся накопить еще больше русского сала и зажечь ее от той маленькой. Не успеем — русский свет погаснет в мире…».

Василий Розанов[185]

«Меня, как реку, / Суровая эпоха повернула. / Мне подменили жизнь. В другое русло, / Мимо другого потекла она, / И я своих не знаю берегов. / О, как я много зрелищ пропустила, / И занавес вздымался без меня / И так же падал. Сколько я друзей / Своих ни разу в жизни не встречала, / И сколько очертаний городов / Из глаз моих могли бы вызвать слезы, / А я один на свете город знаю / И ощупью его во сне найду. / И сколько я стихов не написала, / И тайный хор их бродит вкруг меня / И, может быть, еще когда-нибудь / Меня задушит… / Мне ведомы начала и концы, / И жизнь после конца, и что-то, / О чем теперь не надо вспоминать. / И женщина какая-то мое / Единственное место заняла, / Мое законнейшее имя носит, / Оставивши мне кличку, из которой / Я сделала, пожалуй, все, что можно. / Я не в свою, увы, могилу лягу. // Но иногда весенний шалый ветер, / Иль сочетанье слов в случайной книге, / Или улыбка чья-то вдруг потянут / Меня в несостоявшуюся жизнь. / В таком году произошло бы то-то, / А в этом — это: ездить, видеть, думать, / И вспоминать, и в новую любовь / Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем / Измены и еще вчера не бывшей / Морщинкой… // Но если бы оттуда посмотрела / Я на свою теперешнюю жизнь, / Узнала бы я зависть наконец…».

Анна Ахматова[186]

«Я победил мир (перед смертью). (Замечательно, что на всех языках, во всеобщем — всемирном чистописании символ Христа, символ креста, — знаменует собою смерть.) Но хотя бы ты был ТЫ, ТЫ, ТЫ, и наполнил вселенную хвастливым Я, Я, Я: тем не менее, пока в мире есть зерно, хотя бы одно зернышко, невидное, крутое, маленькое, — на самом деле ты не победил Мира.

Травка выбежала в поле…

Скромная, милая, тихая… Незаметная… О, как она хороша в незаметности своей. Поистине, эта незаметность есть на самом деле незаметность…».

Василий Розанов[187]

«Здесь все меня переживет, / Все, даже ветхие скворешни / И этот воздух, воздух вешний, / Морской свершивший перелет. // И голос вечности зовет / С неодолимостью нездешней. / И над цветущею черешней / Сиянье легкий месяц льет. // И кажется такой нетрудной, / Белея в чаще изумрудной, / Дорога не скажу куда… // Там средь стволов еще светлее, / И все похоже на аллею / У царскосельского пруда».

Анна Ахматова[188]

«До какого предела мы должны любить Россию… до истязания, до истязания самой души своей. Мы должны любить ее до наоборот нашему мнению, убеждению, голове. Сердце, сердце, вот оно. Любовь к родине — чревна… Любите русского человека до социализма, понимая всю глубину социальной пошлости и социальной братство, равенство и свобода. И вот несите знамя свободы, эту омерзительную красную тряпку, как любил же ведь Гоголь[189] Русь с ее ведьмами, с повытчик Кувшинное рыло[190], — только надписав моим горьким смехом посмеюся[191]. Неужели он, хохол, и, следовательно, чуть-чуть инородец, чуть-чуть иностранец, как и Гильфердинг[192], и Даль[193], Востоков[194], — имеют права больше любить Россию, крепче любить Россию, чем великоросс? Целую жизнь я отрицал тебя в каком-то ужасе, но ты предстал мне теперь в своей полной истине. Щедрин[195], беру тебя и благословляю. Проклятая Россия, благословенная Россия. Но благословенна именно на конце. Конец, конец, именно — конец. Что делать: гнило, гнило, гнило. Нет зерна, — пусто, вонь; нет Родины, пуста она. Зачеркнута, небытие. Не верь, о, не верь небытию, и — никогда не верь. Верь именно в бытие, только в бытие, в одно бытие. И когда на месте умершего вонючее пустое место в горошинку, вот тут-то и зародыш, воскресение. Не все ли умерло в Гоголе? Но все воскресло в Достоевском. О, вот тайны мира; тайны морального «воскресения», с коим совпадает онтологическое, космологическое воскресение. Египет, Египет… как страшны твои тайны. Зову тебя, зову… умерло зерно; и дало росток «сам-шест»[196]. Никакого уныния, — о, никакого уныния. «Сам-шест», помни единое языческое «сам-шест Деметры[197]». Прозерпина[198] ищет дочь свою. Ее «похитил Аид[199]». Боже — вот разгадки Аида. Какая истина в мифах древности… «Кора[200] в объятиях Аида». Душа, где она? В преисподней. Объяснение Преисподней. «Душа русская в революции». Где? Нет ее! Будем искать Кору, как помертвелая от страха и тоски Прозерпина. Зерно — о, как оно морально. В зерне ли мораль? «Ведь растение», «не чувствует». Не ползает, не бегает. И вдруг в зерне-то и открывается, что оно-то и есть ноумен не только онтологии, но и вместе, что этот онтологический ноумен совпадает и единое есть с моральным.

Феникс[201], «через 500 лет воскресающий», — Египет, мне страшно тебя. Ты один все понял

О, старец… Священный Ибис[202], священный Апис[203]

«После Гоголя и Щедрина — Розанов с его молитвою».

Ах, так вот где суть… Когда зерно сгнило, уже сгнило: тогда на этом ужасающем уже, горестном уже, слезном уже, что оплакано и представляет один ужас — ужас небытия и пустоты, и полного nihil’я[204], — становится безматерьяльная молитва

Ведь в молитве нет никакой материи. Никакого нет строения. Построения.

Нет даже — черты, точки

Именно — nihil. Тайна — nihil.

Nihil в его тайне.

Чудовищной, неисповедимой.

Рыло. Дьявол.

Гоголь. Леший. Щедрин. Ведьма.

Тьма истории.

Всему конец.

Безмолвие. Вздох. Молитва. Рост.

«Из отрицания Аврора[205], Аврора — с золотыми перстами построения».

Ах: так вот откуда в Библии так странно, концом наперед, изречено: «И бысть вечер (тьма, мгла, смерть) и бысть утро — День первый»[206]. Разгадывается Религия, разгадывается и История.

Строение Дня… и вместе устройство Мира.

Боже, Боже… Какие тайны. Какие Судьбы. Какое Утешение.

А я-то скорблю, как в могиле. А эта могила есть мое Воскресение».

Василий Розанов[207]

«…И уже подо мною прямо / Леденела и стыла Кама, / И «Quo vadis?»[208] кто-то сказал, / Но не дал шевельнуть устами, / Как тоннелями и мостами / Загремел сумасшедший Урал. / И открылась мне та дорога, / По которой ушло так много, / По которой сына[209] везли, / И был долог путь погребальный / Средь торжественной и хрустальной / Тишины Сибирской Земли. / От того, что сделалась прахом, / Обуянная смертным страхом / И отмщения зная срок, / Опустивши глаза сухие / И ломая руки, Россия / Предо мною шла на восток».

Анна Ахматова[210]

Говорят, что в России время читать Розанова[211] (?!). После столетия распавшейся цепи времен[212]?! Без звеньев, разбросанных по миру большевистским переворотом 1917 г. и крушением Российской империи («…и изгнания воздух горький — как отравленное вино…»[213]), или уничтоженных Гражданской войной и массовыми репрессиями… Второй мировой войной и послевоенными политическими процессами… людей, определявших литературно-философский контекст эпохи, язык которых был свободен от третьих, седьмых и двадцать девятых смыслов[214], ибо для него не было текстовых иносказаний… в них была его суть…

Читать Розанова (?!)… После того как спецслужбы и красная профессура[215] выполнили свою, как им казалось, эпохальную миссию. Бывшие люди[216] с их идеями и взглядами отошли в небытие… правда подменилась правдоподобностью… истина трансформировалась в идеологему… реальность уступила место мифу… Время скукожилось до образовательного дискурса… пространство — до культурной резервации… Everybody’s dead, Dave![217]

Но ведь смерти нет — это всем известно[218]… Нет мертвых душ[219]… Это нонсенс… гоголевская аллегория… Душа не может быть мертвой — она бессмертна… просит молитв… поминовения… прощения… покоя… Умереть обречены персонажи[220]все[221], кого жалко… и, конечно, главный герой[222], с особым упором на мелодраматичность… А. А. Ахматова понимала это и отпустила души близких себе людей на покаяние… придав им художественный образОтдалила от себя, дав возможность арендовать их чувства[223] другим… Василий Розанов мог стать, согласно замыслу, тропнеймером[224] ахматовского зазеркалья, однако ни в одну из редакций «Поэмы без героя» не вошел… Для Розанова в России время застыло?!..

Примечания

123

Геннадий Федорович Шпаликов (6 сентября 1937 г., Сегежа, Карельская АССР — 1 ноября 1974 г., Переделкино, Москва), «Я к вам травою прорасту…» («Я к вам травою прорасту, / попробую к вам дотянуться, / как почка тянется к листу / вся в ожидании проснуться, / однажды утром зацвести, / пока ее никто не видит… / а уж на ней роса блестит / и сохнет, если солнце выйдет. / Оно восходит каждый раз, / и согревает нашу землю, / и достигает ваших глаз, / а я ему уже не внемлю. / Не приоткроет мне оно / опущенные тяжко веки, / и обо мне грустить смешно / как о реальном человеке. / А я — осенняя трава, / летящие по ветру листья, / но мысль об этом не нова, / принадлежит к разряду истин. / Желанье вечное гнетет — / травой хотя бы сохраниться. / Она весною прорастет / и к жизни присоединится»).

124

Розанов В. В. Собрание сочинений. Сахарна. М.: Республика, 1998.

125

Наталья Александровна Громова (род. 8 октября 1959 г., Приморский край), «Ключ. Архивный роман» («Если на протяжении какого-то времени творится зло, разрушительное для человечества, оно непременно отзовется на последующей жизни людей. Придут поколения, лишенные сил и вдохновения, апатично и равнодушно взирающие на все вокруг. Их души будут выжжены, они устанут еще задолго до своего рождения. Так сегодня век двадцатый тенью ложится на двадцать первый. Непрожитая жизнь расстрелянных, замученных не могла исчезнуть. Их время, скорее всего, беззвучно течет рядом с нами. Спасение последующих поколений в том, чтобы услышать и увидеть эти жизни, дать каждой загубленной душе, напрасно погибшему человеку возродиться уже в нашем времени. Пространство — категория нравственная. Неслучайно так долго выбиралось место для монастырей и церквей, так вслушивались и вчувствовались мастера в шепот данного места, пытаясь узнать, что там происходило задолго до их времени. Мне кажется, что есть невидимая карта, где пересекается непрожитое время и несозданное пространство тех, кто так легко был выброшен из жизни только потому, что родился в темное время. Я вглядываюсь и вглядываюсь в эту карту, которая все равно станет зримой для всех, и чувствую бесконечную вину и невыразимую жалость. Какое я, собственно, имею отношение к тому, что до меня воевали, убивали, лгали, ломали человеческую природу? Почему я должна отвечать за ужасный двадцатый век? Но разве в этом дело? Незаметно рядом возникают странные существа с мертвым сердцем, холодным взглядом. Они что-то вещают со страниц газет, из телевизора и радио, выполняют какие-то поручения, что-то возглавляют. Время, взошедшее на костях, длится и длится»).

126

Российская национальная библиотека (РНБ). Фонд 124 Вакселя П. Л., № 3686.

127

Анна Андреевна Ахматова, урожденная Горенко (11/23 июня 1889 г., Большой Фонтан, Одесса — 5 марта 1966 г., Домодедово, Московская область), «Северные элегии. Шестая» («Есть три эпохи у воспоминаний. / И первая — как бы вчерашний день. / Душа под сводом их благословенным, / И тело в их блаженствует тени. / Еще не замер смех, струятся слезы, / Пятно чернил не стерто со стола, — / И, как печать на сердце, поцелуй, / Единственный, прощальный, незабвенный… / Но это продолжается недолго… / Уже не свод над головой, а где-то / В глухом предместье дом уединенный, / Где холодно зимой, а летом жарко, / Где есть паук и пыль на всем лежит, / Где истлевают пламенные письма, / Исподтишка меняются портреты, / Куда как на могилу ходят люди, / А возвратившись, моют руки с мылом / И стряхивают беглую слезинку / С усталых век — и тяжело вздыхают… / Но тикают часы, весна сменяет / Одна другую, розовеет небо, / Меняются названья городов, / И нет уже свидетелей событий, / И не с кем плакать, не с кем вспоминать. / И медленно от нас уходят тени, / Которых мы уже не призываем, / Возврат которых был бы страшен нам. / И, раз проснувшись, видим, что забыли / Мы даже путь в тот дом уединенный, / И, задыхаясь от стыда и гнева, / Бежим туда, но (как во сне бывает) / Там все другое: люди, вещи, стены, / И нас никто не знает — мы чужие. / Мы не туда попали… Боже мой! / И вот когда горчайшее приходит: / Мы сознаем, что не могли б вместить / То прошлое в границы нашей жизни, / И нам оно почти что так же чуждо, / Как нашему соседу по квартире, / Что тех, кто умер, мы бы не узнали, / А те, с кем нам разлуку бог послал, / Прекрасно обошлись без нас — и даже / Все к лучшему…»).

128

«Поэма без героя» — произведение А. А. Ахматовой, над созданием которой она трудилась начиная с 27 декабря 1940 г. практически до своей смерти.

129

Осип Эмильевич Мандельштам, имя при рождении — Иосиф (2/14 января 1891 г., Варшава — 27 декабря 1938 г., Владивостокский пересыльный пункт Дальстроя) — русский поэт, прозаик, переводчик, эссеист, критик, литературовед.

130

Ахматова вспоминала, что, когда Мандельштам курил, он всегда стряхивал пепел как бы за плечо, однако на плече обычно вырастала горка пепла («Листки из дневника»).

131

«Над Петербургом стояла вьюга. Именно — стояла: как кружащийся волчок — или кружащийся ребенок — или пожар. Белая сила — уносила. / Унесла она из памяти и улицу, и дом, а меня донесла — поставила и оставила — прямо посреди залы — размеров вокзальных, бальных, музейных, сновиденных. / Так, из вьюги в залу, из белой пустыни вьюги — в желтую пустыню залы, без промежуточных инстанций подъездов и вводных предложений слуг. / И вот, с конца залы, далекой — как в обратную сторону бинокля, огромные — как в настоящую его сторону — во весь глаз воображаемого бинокля — глаза. / Над Петербургом стояла вьюга, и в этой вьюге — неподвижно, как две планеты — стояли глаза…»

132

Очерк Марины Ивановны Цветаевой (26 сентября / 8 октября 1892 г., Москва — 31 августа 1941 г., Елабуга) посвящен памяти поэта Михаила Алексеевича Кузмина (6/18 октября 1872 г., Ярославль — 1 марта 1936 г., Ленинград). Название заимствовано из книги стихов Кузмина «Нездешний вечер» (Пг., 1921). События, описываемые Цветаевой, происходили в доме инженера-кораблестроителя Иоакима Самуиловича Канегиссера (1860–1930) — Петербург, Саперный переулок, 10.

133

Михаил Александрович Врубель (5/17 марта 1856 г., Омск — 1/14 апреля 1910 г., Санкт-Петербург) — русский художник, работавший практически во всех видах и жанрах изобразительного искусства: живописи, графике, декоративной скульптуре и театральном искусстве. Искусствовед Нина Александровна Дмитриева (24 апреля 1917 г., с. Богоявленское, Тамбовская губерния — 21 февраля 2003 г., Москва) сравнивала творческую биографию Врубеля с драмой в трех актах с прологом и эпилогом. Под «прологом» подразумеваются ранние годы учения и выбора призвания. Акт первый — 1880-е годы, пребывание в Академии художеств и переезд в Киев, занятия византийским искусством и церковной живописью. Акт второй — московский период, начатый в 1890 г. «Демоном сидящим» и завершившийся в 1902 г. «Демоном поверженным» и госпитализацией художника. Акт третий: 1903–1906 годы, связанные с душевной болезнью, постепенно подтачивавшей физические и интеллектуальные силы живописца. Последние четыре года, ослепнув, Врубель жил уже только физически. На похоронах Врубеля А. А. Блок говорил: «Нить жизни Врубеля мы потеряли вовсе не тогда, когда он сошел с ума, но гораздо раньше; когда он создавал мечту своей жизни — Демона… Говорят, он переписывал голову Демона до сорока раз; однажды кто-то, случайно заставший его за работой, увидел голову неслыханной красоты. Голову Врубель впоследствии уничтожил и переписал вновь — испортил, как говорится на языке легенды; этот язык принуждает свидетельствовать, что то творение, которое мы видим теперь в Третьяковской галерее, есть лишь слабое воспоминание о том, что было создано в какой-то потерянный и схваченный миг» («Памяти Врубеля»).

134

Николай Алексеевич Клюев (10/22 октября 1884 г., деревня Коштуги, Олонецкая губерния — между 23 и 25 октября 1937 г., Томск) — русский поэт, представитель новокрестьянского направления в русской поэзии XX в.

135

«Дапертутто» — один из псевдонимов театрального режиссера Всеволода Эмильевича Мейерхольда, при рождении — Карл Казимир Теодор Мейергольд (9 февраля 1874 г., Пенза — 2 февраля 1940 г., Москва), позаимствованный им из повести немецкого писателя-романтика Эрнста Теодора Вильгельма Гофмана (24 января 1776 г., Кенигсберг, Пруссия — 25 июня 1822 г., Берлин) «Приключения в Новогоднюю ночь», в которой все строится на идее прозрачности границы, разделяющей внутренний мир и мир внешний (вымышленные персонажи с легкостью вторгаются в окружающий героя внешний мир и начинают обходиться с ним по-приятельски, словно старинные знакомцы).

136

«Подвал Бродячей собаки» — литературно-артистическое кабаре в доме № 5 по Михайловской площади Петрограда, один из центров культурной жизни Серебряного века. Было открыто антрепренером Борисом Константиновичем Прониным (17 декабря 1875 г., Чернигов — 29 октября 1946 г., Ленинград) 31 декабря 1911 г. и закрыто 3 марта 1915 г. вскоре после антивоенного выступления Владимира Владимировича Маяковского (7/19 июля 1893 г., Багдати, Кутаисская губерния — 14 апреля 1930 г., Москва). Стены кафе были расписаны художником Сергеем Юрьевичем (Георгиевичем) Судейкиным (7/19 марта 1882 г., Санкт-Петербург — 12 августа 1946 г., Найак штата Нью-Йорк). В названии обыгран образ художника как бесприютного пса. Здесь устраивались театральные представления, лекции, поэтические и музыкальные вечера. Именно там впервые прочитывались многие стихи и звучали музыкальные пьесы. Славу арт-подвала составили его посетители: Анна Ахматова, Осип Мандельштам, Николай Гумилев, Игорь Северянин, Надежда Тэффи, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников, Всеволод Мейерхольд, Михаил Кузмин, Артур Лурье, Константин Бальмонт, Тамара Карсавина, Алексей Толстой, Аркадий Аверченко, Сергей Судейкин, Николай Сапунов, Николай Кульбин, Николай Евреинов, Рюрик Ивнев, Паллада Богданова-Бельская, Дмитрий Темкин, Алексей Лозина-Лозинский и др. «Основной предпосылкой «собачьего» бытия было деление человечества на две неравные категории: на представителей искусства и на «фармацевтов», под которыми подразумевались все остальные люди, чем бы они ни занимались и к какой бы профессии они ни принадлежали», — поэт-футурист Бенедикт Константинович Лившиц (25 декабря 1886 г. / 6 января 1887 г., Одесса — 21 сентября 1938 г., Ленинград). Ахматова посвятила «Бродячей собаке» стихотворения «Все мы бражники здесь, блудницы…» («Все мы бражники здесь, блудницы, / Как невесело вместе нам! / На стенах цветы и птицы / Томятся по облакам. / Ты куришь черную трубку, / Так странен дымок над ней. / Я надела узкую юбку, / Чтоб казаться еще стройней. / Навсегда забиты окошки: / Что там, изморозь или гроза? / На глаза осторожной кошки / Похожи твои глаза. / О, как сердце мое тоскует! / Не смертного ль часа жду? / А та, что сейчас танцует, / Непременно будет в аду») и «Да, я любила их, те сборища ночные…» («Да, я любила их, те сборища ночные, — / На маленьком столе стаканы ледяные, / Над черным кофеем пахучий, зимний пар, / Камина красного тяжелый, зимний жар, / Веселость едкую литературной шутки / И друга первый взгляд, беспомощный и жуткий»).

137

Велимир Хлебников, настоящее имя — Виктор Владимирович Хлебников (28 октября / 9 ноября 1885 г., Малодербетовский улус, Астраханская губерния, ныне село Малые Дербеты, Калмыкия — 28 июня 1922 г., Санталово, Крестецкий уезд, Новгородская губерния, ныне деревне Ручьи, Крестецкий район, Новгородская область) — русский поэт и прозаик, один из крупнейших деятелей русского авангарда; входил в число основоположников русского футуризма; реформатор поэтического языка, экспериментатор в области словотворчества. Свою антимилитаристскую декларацию «Труба Марсиян» он подписал «Велимир I».

138

Саломея Николаевна Андроникова (Андроникашвили), в первом браке Андреева, во втором Гальперн, поэтическое прозвище — «Соломинка» (октябрь 1888 г., Тифлис — 1982 г., Лондон) — княжна, одна из самых примечательных женщин Серебряного века, меценат, модель многих портретов и адресат многих стихотворений.

139

Вячеслав Иванович Иванов (16/28 февраля 1866 г., Москва — 16 июля 1949 г., Рим) — русский поэт-символист, философ, переводчик, драматург, литературный критик, педагог, идеолог дионисийства. В 1903 и 1904 гг. знакомится с русскими символистами Валерием Брюсовым, Константином Бальмонтом, Юргисом Батрушайтисом, Дмитрием Мережковским, Зинаидой Гиппиус, Александром Блоком. В 1905 г. поселился в Санкт-Петербурге. Его квартира на 6-м этаже дома на углу Таврической и Тверской улиц стала идейным центром русского символизма, творческой лабораторией поэтов. На журфиксы по средам на башне — в круглой угловой выступающей комнате (в эркерном выступе) — съезжались все творческие силы Серебряного века: поэты, мыслители, художники. На одной из первых встреч (14 сентября 1905 г.) у Иванова присутствовали Константин Бальмонт, Осип Дымов, Федор Сологуб, Георгий Чулков. Со временем, когда на среды стали приходить около-художники, около-музыканты и около-литераторы, встречи совсем потеряли интимный характер, став слишком многолюдными (18 января 1906 года на башне количество присутствовавших было «41 + 1 кума»). Собрания проходили по определенной программе. Начинались они после одиннадцати вечера и заканчивались, когда толстое солнце палило над крышами. В декабре 1905 года на собраниях была назначена должность председателя (им почти всегда был Николай Бердяев), который управлял ходом диспутов. Предметом обсуждения на средах были такие темы, как «искусство и социализм», «религия и мистика», «актер будущего», «мистический анархизм» и т. п. После дискуссий наступало время для чтения стихов. Вячеслав Иванов видел во встречах прообраз соборных общин и время от времени разнообразил их оригинальными проявлениями своего дионисийства. Так, в мае 1905 г. устроил ритуал братания с литераторами Василием Розановым и Николаем Минским: они пустили кровь из руки оказавшегося рядом молодого музыканта, смешали ее с вином и выпили, обнося по кругу. В 1906 г. Иванов и его жена Лидия Зиновьева-Аннибал сблизились с поэтом Сергеем Городецким с целью образования «духовно-душевно-телесного слитка из трех живых людей». Эта дружба дала Иванову новые темы, и в 1907 г. он выпустил сборник «Эрос». Отношения Иванова с Городецким современники считали более чем дружескими. Позднее его место в «тройственном союзе» заняла художница Маргарита Сабашникова, которая ради этих отношений пошла на развод с Максимилианом Волошиным.

140

Андрей Белый, настоящее имя — Борис Николаевич Бугаев (14/26 октября 1880 г., Москва — 8 января 1934 г., там же) — русский писатель, поэт, критик, мемуарист; один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма в целом. Роман А. Белого «Петербург» (1913) — одно из звеньев петербургского мифа. Так, в годы, когда символисты пользовались наибольшим успехом, Белый состоял в «любовных треугольниках» сразу с двумя собратьями по течению — Валерием Брюсовым и Александром Блоком. Отношения Белого, Брюсова и писательницы Нины Петровской вдохновили Брюсова на создание романа «Огненный ангел» (1907). В 1905 г. Нина Петровская стреляла в Белого. Треугольник Белый — Блок — Любовь Менделеева-Блок замысловато преломился в романе «Петербург». Некоторое время Любовь Менделеева и Белый встречались в съемной квартире на Шпалерной улице. Когда же она сообщила Белому, что остается с мужем, а его хочет навсегда вычеркнуть из жизни, Белый вступил в полосу глубокого кризиса, едва не закончившегося самоубийством.

141

Тамара Платоновна Карсавина (25 февраля / 9 марта 1885 г., Санкт-Петербург — 26 мая 1978 г., Лондон) — русская балерина, солировала в Мариинском театре, входила в состав Русского балета Дягилева и часто танцевала в паре с новатором танца Вацлавом Нижинским.

142

Григорий Ефимович Распутин (9/21 января 1869 г., село Покровское, Тюменский уезд, Тобольская губерния — 17/30 декабря 1916 г., Петроград) — выходец из крестьянской семьи. К 1904 г. стяжал у части великосветского общества славу «старца», «юродивого» и «божьего человека», что закрепляло в глазах петербургского света позицию «святого» или по меньшей мере «великого подвижника». Приобрел влияние на императорскую семью и прежде всего на императрицу Александру Федоровну тем, что помогал ее сыну, наследнику престола Алексею, бороться с гемофилией — болезнью, перед которой оказывалась бессильной медицина. Василий Розанов не раз встречался с Распутиным, наблюдал его в петербургских салонах. Его не интересовали политические амбиции и авантюризм «старца», но пленяла природная одаренность и, как считал Розанов, чисто русская самобытность. Сохранилась его запись о пляске Распутина в одном из домов Петербурга: «…поразительного ума и спокойствия слово старца Гриши, — в литературной компании, в квартире без хозяев среди человек 10–12 гостей… Гриша — гениальный мужик. Он нисколько не хлыст… Это — Илья Муромец. Разгадка всего… / Около Дезари (французский актер) сидела в черном женщина? девушка? лет 26, все время молчавшая, скромная, тихая. Она пошла против Гриши, и они пошли русскую. / Раз… и два… и десять. Она чуть-чуть улыбалась, Гриша ходил носорогом. Чуть-чуть пальцами она касалась юбок, но от этих прикосновений жгло. Мы все хлопали. / — Хорошо! хорошо!.. / — Еще! / — Еще, черт возьми… / Ему 51, и ей 26: заря и заря, — которые в жаркие летние дни встречаются» (Розанов В. В. Собрание сочинений. Мимолетное. М.: Республика, 1994).

143

Понятие «Серебряный век» В. В. Розанов первый раз ввел в статье «Ив. С. Тургенев» (Новое время. 1903. 22 авг.) при характеристике группы писателей второй половины XIX в., сопоставив их с «золотым веком», когда творили Пушкин, Гоголь, Лермонтов. «Все содержание собственно развития русского, каково оно есть сейчас, идет уже от «серебряного периода» русской литературы, уступавшего предыдущему в чеканке формы, но неизмеримо его превзошедшего содержательностью, богатством мысли, разнообразием чувства и настроений» (Розанов В. В. Собрание сочинений. О писательстве и писателях. М.: Республика, 1995).

144

Надежда Васильевна Розанова, по первому мужу Верещагина (9/21 октября 1900 г., Санкт-Петербург — 15 июля 1956 г., Абрамцево, Московская область) — дочь В. В. Розанова, художница.

145

Мариэтта Сергеевна Шагинян (21 марта / 2 апреля 1888 г., Москва — 30 марта 1982 г., там же) — поэтесса, прозаик, литературовед, мемуарист; Герой Социалистического Труда (1976), лауреат Сталинской премии (1951) и Ленинской премии (1972). В свое время В. В. Розанов опубликовал рецензию на второй сборник ее стихов «Orientalia»: «В русскую литературу влилась и вливается пока еще тоненькая струйка армянского ума и сердца, которую нельзя не приветствовать особенно потому, что она усмиряет и сглаживает рознь, которую вводит политика… Стихи очень хороши, очень изящны, очень литературны… Что это за канальственный чабрец растет на Кавказе, от которого не только девы, но и стихи их становятся так душисты, что не в марте бы месяце их читать?» (Новое время. 1913. 24 марта).

146

Строка из стихотворения М. С. Шагинян «Полнолуние» («Кто б ты ни был — заходи, прохожий. / Смутен вечер, сладок запах нарда… / Для тебя давно покрыто ложе / Золотистой шкурой леопарда, // Для тебя давно таят кувшины / Драгоценный сок, желтей топаза, / Что добыт из солнечной долины, / Из садов горячего Шираза. // Розовеют тусклые гранаты, / Ломти дыни ароматно вялы; / Нежный персик, смуглый и усатый, / Притаился в вазе, запоздалый. // Я ремни спустила у сандалий, / Я лениво расстегнула пояс… / Ах, давно глаза читать устали, / Лжет Коран, лукавит Аверроэс! / Поспеши… круглится лик Селены; // Кто б ты ни был — будешь господином. / Жарок рот мой, грудь белее пены, / Пахнут руки чебрецом и тмином. / Днем чебрец на солнце я сушила, / Тмин сбирала, в час поднявшись ранний. / В эту ночь — от Каспия до Нила — / Девы нет меня благоуханней!»).

147

Сергиев Посад.

148

Из разговоров Лидии Корнеевны Чуковской, урожденной Лидии Николаевны Корнейчуковой (11/24 марта 1907 г., Санкт-Петербург — 7/8 февраля 1996 г., Москва) с А. А. Ахматовой («Записки об Анне Ахматовой»).

149

Розанов В. В. Опавшие листья. СПб.: Тип. Т-ва А. С. Суворина «Новое время», 1913; Он же. Короб второй и последний. Пг.: Тип. Т-ва А. С. Суворина «Новое время», 1915. Короб первый (не обозначенный как таковой на книге) был отпечатан 3 апреля 1913 г., тираж 2 400 экз. Короб второй подготовило издательство «Лукоморье», не выставив своей фирмы; тираж 2 450 экз. Книга вышла в конце июля 1915 г. «Уединенное» и «Опавшие листья» Розанов считал своими лучшими, главными сочинениями. «Безумно люблю свое «Уединенное» и «Опавшие листья». Пришло же на ум такое издавать. Два года в их обаянии… Не говорю, что умно, не говорю, что интересно, а… люблю и люблю. Только это люблю в своей литературе. Прочего не уважаю. Сочинял книги… Старался быть «великолепным». Это неправедно и неблагородно. «Уединенное» и «Опавшие листья» я считаю самым благородным, что писал. Там — усилия. Здесь — просто течение во мне. Искусство мое, что я имел искусство поймать на кончик пера все мимолетное, исчезающее, не оставляющее ни памяти и ничего в душе… Прошло — у всех. А у меня — есть. Сегодня мелькнуло на извощике: священное есть. Это мой лозунг и привет миру. А всему говорю: «Здравствуй, священное есть». Да. Это моя суть. Не ошибкой было бы сказать, что в «Уединенном» и «Опавших листьях» я стал как распятие. Плывут облака надо мной, и я говорю: хорошо. Гнездится мышка в корнях моих, и я говорю: милая. Гуляют вокруг меня люди: и я говорю — «и люди хороши». И расту. И ничего мне не хочется. Это «прозябание» мне безумно нравится» (Розанов В. В. Сахарна).

150

Записки об Анне Ахматовой…

151

Старшая дочь В. В. Розанова Татьяна Васильевна Розанова (22 февраля / 6 сентября 1895 г., Санкт-Петербург — 11 мая 1975 г., Москва) вспоминает, как она была в доме вдовы писателя Георгия Ивановича Чулкова (20 января / 1 февраля 1879 г., Москва — 1 января 1939 г., там же) на Смоленском бульваре: «Там видела я и Ахматову, еще до войны, в то время она болела, чувствовала себя очень плохо; рассказывала, что однажды в жизни видела моего отца молодым, когда он еще был чиновником особых поручений в Государственном контроле. Говорила, что хорошо его помнит. Я же сказала, что моя сестра Варя и Надя очень любят ее стихи и попросила подарить Варе фотографию. Она написала ее <Варваре Розановой. Привет от А. Ахматовой>. Варя была в восторге. Портрет всегда стоял у нее на столе…» (Розанова Т. Будьте светлы духом. Воспоминания о В. В. Розанове). Варвара Васильевна Розанова, в замужестве Гордина (1/13 января 1898 г., Санкт-Петербург — 15 июня 1943 г., Рыбинск, Ярославская область) — дочь В. В. Розанова; умерла от голода.

152

Александр Иванович Герцен (25 марта / 6 апреля 1812 г., Москва — 9/21 января 1870 г., Париж) — русский публицист-революционер, писатель, педагог, философ; принадлежал к числу крайне левых политиков и критиков монархического устройства в России, выступая за социалистические преобразования, добиваться которых предлагал путем революционных восстаний; издатель революционного еженедельника «Колокол» (1857–1867).

153

Иван Сергеевич Тургенев (28 октября / 9 ноября 1818 г., Орел — 22 августа / 3 сентября 1883 г., Буживаль, Франция) — писатель-реалист, поэт, публицист, переводчик.

154

Лев Николаевич Толстой (28 августа / 9 сентября 1828 г., Ясная Поляна, Тульская губерния — 7/20 ноября 1910 г., станция Астапово, Рязанская губерния) — граф, один из величайших писателей-романистов и мыслителей мира.

155

1909 г.

156

В. В. Розанов посетил Италию в 1901 г., а в 1905 г. — Швейцарию и Германию. Наблюдения и размышления о двух этих поездках Розанов изложил в книге «Итальянские впечатления», вышедшей в начале мая 1909 г. Ранее итальянские очерки Розанова были напечатаны в нескольких номерах газеты «Новое время» за март — сентябрь 1901 г. и июль 1902 г., а также в трех номерах журнала «Мир искусства» за 1902 г.: № 2 («Пестум»), № 5/6 («Помпеи»), № 7 («Флоренция»).

157

Записки об Анне Ахматовой…

158

«Мы выпить должны за того, / Кого еще с нами нет» («Проза о поэме «Без героя». Pro domo mea»). Второе название восходит к латинскому выражению: «В защиту себя или в защиту своего дома». Источник выражения — название одной из речей древнеримского политического деятеля Марка Туллия Цицерона (3 января 106 г. до н. э., Арпинум — 7 декабря 43 г. до н. э., Формия), который после возвращения из ссылки вел тяжбу с патрицием из рода Клавдиев Публием Клодием (родился около 93 г. до н. э. — убит 18 января 52 г. до н. э., Аппиева дорога, Римская республика).

159

Розанов В. В. О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как цельного знания. М.: Тип. Э. Лисснера и Ю. Романа, 1886.

160

Кавказское слово // Тифлис. 1915. 20 нояб.

161

Сестра М. С. Шагинян.

162

Зинаида Николаевна Гиппиус, по мужу Мережковская (8/20 ноября 1869 г., Белов — 9 сентября 1945 г., Париж) — поэт, драматург и литературный критик, мемуарист; одна из видных представительниц Серебряного века. Гиппиус, составившая с писателем, поэтом, литературным критиком, переводчиком, историком и религиозным философом Дмитрием Сергеевичем Мережковским (2/14 августа 1865 г., Санкт-Петербург — 9 декабря 1941 г., Париж) один из самых оригинальных и творчески продуктивных супружеских союзов в истории литературы, считается идеологом русского символизма.

163

Владимир Ильич Ульянов, основной псевдоним Ленин (10/22 апреля 1870 г., Симбирск — 21 января 1924 г., Большие Горки, Подольский уезд, Московская губерния) — революционер, теоретик марксизма, советский политический и государственный деятель, создатель Российской социал-демократической рабочей партии (большевиков), главный организатор и руководитель Октябрьской социалистической революции 1917 г. в России, первый председатель Совета народных комиссаров (правительства) РСФСР, создатель первого в мировой истории социалистического государства.

164

Книга мемуаров М. С. Шагинян «Человек и время» (М., 1980).

165

Белый А. Начало века.

166

Александр Николаевич Николюкин (род. 26 мая 1928 г., Воронеж), «Розанов» (М.: Молодая гвардия, 2001).

167

«Нет, широк человек, слишком даже широк, я бы сузил…» Фраза из романа Ф. М. Достоевского «Братья Карамазовы».

168

Альфред Адлер (7 февраля 1870 г., Рудольфсхайм, Вена, Австро-Венгрия — 28 мая 1937 г., Абердин, Шотландия, Великобритания) — австрийский психолог, психиатр и мыслитель, создатель системы индивидуальной психологии.

169

Виктор Романович Ховин (1891 г., Кагул, Измаильский уезд, Бессарабская губерния — 1944 г., концлагерь Освенцим) — литературный критик, журналист и издатель.

170

Иван Григорьевич Щегловитов (13/25 февраля 1861 г., село Валуец, Стародубский уезд, Черниговская губерния — 5 сентября 1918 г., Москва) — русский криминолог и государственный деятель, действительный тайный советник, министр юстиции Российской империи (1906–1915), последний председатель Государственного совета Российской империи (1917). Как заложник публично расстрелян в ходе красного террора вместе с рядом других государственных и церковных деятелей Российской империи.

171

Дело Бейлиса — судебный процесс по обвинению еврея Менахема Менделя Бейлиса в ритуальном убийстве 12-летнего ученика приготовительного класса Киево-Софийского духовного училища Андрея Ющинского 12 марта 1911 г. Обвинение в ритуальном убийстве было инициировано активистами черносотенных организаций и поддержано рядом крайне правых политиков и чиновников, включая министра юстиции Ивана Щегловитова. Местные следователи, считавшие, что речь идет об уголовном убийстве из мести, были отстранены от дела. Через 4 месяца после обнаружения трупа Ющинского Бейлис, работавший неподалеку от этого места на заводе приказчиком, был арестован в качестве подозреваемого и провел в тюрьме 2 года. Процесс состоялся в Киеве 23 сентября — 28 октября 1913 г. и сопровождался, с одной стороны, активной антисемитской кампанией, а с другой — общественными протестами всероссийского и мирового масштаба. Бейлис был оправдан. Исследователи считают, что истинными убийцами были скупщица краденого Вера Чеберяк и уголовники из ее притона, однако этот вопрос так и остался неразрешенным. Дело Бейлиса стало самым громким судебным процессом в дореволюционной России. Никакого поручения выступить по вопросу ритуального убийства Розанов от Щегловитова, разумеется, не получал.

172

Алексей Сергеевич Суворин (11/23 сентября 1834 г., село Корошево, Бобровский уезд, Воронежская губерния — 11/24 августа 1912 г., Царское Село) — журналист, издатель, писатель, театральный критик и драматург.

173

Многие близкие к В. В. Розанову писатели и публицисты (Ф. Э. Шперк, П. П. Перцов, И. Ф. Романов, Д. С. Мережковский) сами были не прочь сотрудничать в хорошо платившем «Новом времени». В 1900 г. Мережковский писал Перцову: «Тому, что вы переселились в «Новое время», я очень сочувствую. И остроумно, и даже мудро. Нельзя ли мне туда же? Уготовьте мне путь. Я с радостью» (Русская литература. 1991. № 3).

174

Ходынка, Ходынская катастрофа — массовая давка, произошедшая ранним утром 18 мая 1896 г. на Ходынском поле (северо-западная часть Москвы) в дни торжеств по случаю коронации 14/26 мая императора Николая II, в которой погибли 1 389 человек и были покалечены более 900.

175

Имеются в виду статьи В. В. Розанова «Две гаммы человеческих чувств. По поводу Ходынской катастрофы» (Русское обозрение. 1896. № 8) и «1 марта 1881 г. — 18 мая 1896 г.» (Русское обозрение. 1897. № 5).

176

Константин Петрович Победоносцев (21 мая / 2 июня 1827 г., Москва — 10/23 марта 1907 г., Санкт-Петербург) — правовед, государственный деятель консервативных взглядов, писатель, переводчик, историк церкви, профессор; действительный тайный советник, главный идеолог контрреформ Александра III, обер-прокурор Святейшего синода (1889–1905), член Государственного совета Российской империи.

177

Высочайшим манифестом 3 июля 1907 г. была прекращена деятельность II Государственной думы и определены условия выбора депутатов в III Государственную думу, сделавшие ее более консервативной.

178

Белый А. Начало века.

179

Речь идет о «Романовском кружке», созданном в Петрограде летом 1921 г. В задачи входило собирание материалов о В. В. Розанове, составление его полной библиографии, сбор писем, издание сборника памяти Розанова, устройство вечеров и отдела Розанова при музее Дома литераторов в Петрограде, Бассейная, 11.

180

Виктор Борисович Шкловский (12/24 января 1893 г. — 5 декабря 1984 г.) — писатель, литературовед, критик и киновед, сценарист.

181

Алексей Михайлович Ремизов (24 июня / 6 июля 1877 г., Москва — 26 ноября 1957 г., Париж) — писатель.

182

Иосиф Владимирович Гессен, до крещения Иосиф Саулович Гессен (14/26 мая 1865 г., Одесса — 22 марта 1943 г., Нью-Йорк) — юрист, либеральный публицист, редактор газеты «Речь», часто выступавшей против Розанова. С 1919 г. в эмиграции, где был редактором газеты «Руль» и выпускал «Архив русской революции».

183

Лев Давидович Троцкий, имя при рождении — Лейба Давидович Бронштейн (26 октября / 7 ноября 1879 г., Яновка, Херсонская губерния — 21 августа 1940 г., Койоакан, Мексика) — революционный деятель.

184

Петроградская правда. 1922. 21 сент.

185

Розанов В. В. В нашей смуте.

186

Ахматова А. А. Северные элегии. Пятая.

187

Розанов В. В. В нашей смуте.

188

Приморский сонет…

189

Николай Васильевич Гоголь, фамилия при рождении — Яновский, с 1821 — Гоголь-Яновский (20 марта / 1 апреля 1809 г., Сорочинцы, Миргородский уезд, Полтавская губерния — 21 февраля / 4 марта 1852 г., Москва) — прозаик, драматург, поэт, критик, публицист; признанный классик русской литературы. Происходил из старинного дворянского рода Гоголей-Яновских.

190

Иван Антонович Кувшинное рыло — чиновник из «Мертвых душ» Н. В. Гоголя («Иван Антонович как будто бы и не слыхал и углубился совершенно в бумаги, не отвечая ничего. Видно было вдруг, что это был уже человек благоразумных лет, не то что молодой болтун и вертопляс. Иван Антонович, казалось, имел уже далеко за сорок лет; волос на нем был черный, густой; вся середина лица выступала у него вперед и пошла в нос, — словом, это было то лицо, которое называют в общежитье кувшинным рылом»).

191

Слова пророка Иеремии («Понеже горьким словом моим посмеюся») высечены на надгробном памятнике Н. В. Гоголя.

192

Александр Федорович Гильфердинг (2/14 июля 1831 г., Варшава — 20 июня / 2 июля 1872 г., Каргополь) — славяновед, фольклорист (собиратель и исследователь былин).

193

Владимир Иванович Даль (10/22 ноября 1801 г., поселок Луганский завод, Екатеринославское наместничество — 22 сентября / 4 октября 1872 г., Москва) — писатель, этнограф и лексикограф, собиратель фольклора. Наибольшую славу принес ему непревзойденный по объему «Толковый словарь живого великорусского языка», на составление которого ушло 53 года. Его отец, обрусевший датчанин Йохан (Иоганн) Кристиан Даль (1764 — 21 октября 1821 г.), принял российское подданство вместе с русским именем Иван Матвеевич Даль (1799).

194

Александр Христофорович Востоков, имя при рождении — Александр-Вольдемар Остенек (16/27 марта 1781 г., Аренсберг на острове Эзеле — 8/20 февраля 1864 г., Санкт-Петербург) — русский филолог и поэт балты-немецкого происхождения.

195

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, настоящая фамилия — Салтыков, псевдоним Николай Щедрин (15/27 января 1826 г., село Спас-Угол, Калязинский уезд, Тверская губерния — 28 апреля / 10 мая 1889 г., Санкт-Петербург) — писатель, журналист, редактор журнала «Отечественные записки», Рязанский и Тверской вице-губернатор.

196

«Сам» — мера измерения. Для картошки среднеминимальный урожай — «сам шесть»: ведро посадил — шесть ведер выкопал. Выше этой нормы — урожай хороший, «сам десять» — отличный. Ниже «сам шесть» — считай, картошка не уродилась.

197

Деметра — в древнегреческой мифологии богиня плодородия, покровительница земледелия, «мать-земля».

198

Прозерпина — в древнеримской мифологии богиня подземного царства (соответствующая древнегреческой Парсефоне). По легенде, Прозерпина, дочь богини зерна Цереры, собирала ирисы, розы, фиалки, гиацинты и нарциссы на лугу со своими подругами, когда ее заметил, воспылав любовью, Плутон, царь подземного мира. Он умчал ее на колеснице, заставив бездну разверзнуться перед ними, и Прозерпина была унесена в подземное царство. Плутон вынужден был отпустить ее, но дал вкусить ей зернышко граната, чтобы она не забыла царство смерти и вернулась к нему. С той поры Прозерпина половину года проводит в царстве мертвых и половину — в царстве живых.

199

Аид — в древнегреческой мифологии бог подземного царства мертвых (у римлян — Плутон) и название самого царства мертвых.

200

Кора — у древних греков культовое имя богини Парсефоны.

201

Феникс — мифологическая птица, обладающая способностью сжигать себя и затем возрождаться.

202

Священный ибис — в древнеегипетской мифологии символ Тота, бога мудрости и правосудия, которому часто поклонялись в образе Ибиса.

203

Апис — в древнеегипетской мифологии священный бык.

204

Ничего (лат.).

205

Аврора — древнеримская богиня зари.

206

«В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один» (Бытия. Гл. 1. Ст. 1–5).

207

Розанов В. В. В нашей смуте.

208

«Quo vadis, Domine?» (лат.) — «Камо грядеши» (церковнослав.) — «Куда ты идешь, Господи?». Фраза, сказанная, по преданию, апостолом Петром Иисусу Христу.

209

Лев Николаевич Гумилев (18 сентября / 1 октября 1912 г., Санкт-Петербург — 15 июня 1992 г., там же) — ученый, писатель и переводчик; археолог, востоковед, географ, историк, этнограф, философ. Сын известных поэтов — Николая Степановича Гумилева (3/15 апреля 1886 г., Кронштадт — 26 августа 1921 г., под Петроградом) и Анны Ахматовой. Четырежды был арестован. В первый раз в декабре 1933 г.(через 9 дней отпущен без предъявления обвинения). В 1935 г. подвергся второму аресту, но благодаря заступничеству многих деятелей литературы был отпущен на свободу. В 1938 г. подвергся третьему аресту и получил пять лет лагерей; заключение отбывал в Норильске. В 1949 г. вновь был арестован, обвинения были заимствованы из следственного дела 1935 г.; был осужден на 10 лет лагерей. Срок отбывал в Казахстане, на Алтае и в Сибири. В 1956 г. после XX съезда КПСС освобожден и реабилитирован.

210

Ахматова А. А. Поэма без героя.

211

«Время читать Розанова». Предисловие переводчика, филолога и философа Владимира Вениаминовича Бибихина (29 августа 1938 г., Бежецк — 12 декабря 2004 г., Москва) к изданию: Розанов В. В. О понимании. Опыт исследования природы, границ и внутреннего строения науки как целого знания. М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы, 2006.

212

«Порвалась цепь времен; о, проклят жребий мой! / Зачем родился я на подвиг роковой!» Фраза из самой знаменитой пьесы в мировой драматургии, написанной (1600–1601) английским поэтом Уильямом Шекспиром (26 апреля 1564 г., крещение, Стратфорд-апон-Эйвон, Англия — 23 апреля / 3 мая 1616 г., там же), «Гамлет» («Трагическая история о Гамлете, принце датском») в переводе К. Р. (1899) — поэтически псевдоним великого князя, генерала от инфантерии (1907), генерал-инспектора Военно-учебных заведений, президента Императорской Санкт-Петербургской академии наук (1889), поэта и переводчика Константина Константиновича Романова (10/22 августа 1858 г., Стрельна — 2/15 июня 1915 г., Павловск).

213

Ахматова А. А. Поэма без героя. Эпилог («А веселое слово дома — / Никому теперь не знакомо, / Все в чужое глядят окно. / Кто в Ташкенте, а кто в Нью-Йорке, / И изгнания воздух горький — / Как отравленное вино»).

214

Ахматова А. А. Поэма без героя. Вместо предисловия.

215

Институт красной профессуры, специальное высшее учебное заведение ЦК ВКП(б) для подготовки высших идеологических кадров партии и преподавателей общественных наук в вузах. Образован в соответствии с постановлением Совета народных комиссаров РСФСР от 11 февраля 1921 г. «Об учреждении Институтов по подготовке красной профессуры»: «1. Учредить в Москве и Петрограде Институты по подготовке красной профессуры для преподавания в высших школах Республики теоретической экономики, исторического материализма, развития общественных форм, новейшей истории и советского строительства. 2. Установить число работающих в Институтах красной профессуры для Москвы в 200 и для Петрограда 100. 3. Поручить Народному комиссариату по просвещению приступить в срочном порядке к организации указанных институтов. 4. Обязать все советские учреждения оказывать всемерное содействие Народному комиссариату по просвещению в деле скорейшей организации указанных институтов». Из-за нехватки преподавателей был открыт в октябре 1921 г. только в Москве. Первый выпуск состоялся в 1924 г. За пять выпусков (1924–1928) было выпущено 194 слушателя, из них 88 экономистов, 42 философа, 32 русских историка, 18 западных историков, 9 естественников, 5 правоведов. Все слушатели Института красной профессуры со второго курса обязаны были вести педагогическую работу при том или ином вузе.

216

Бывшие люди. Последние дни русской аристократии / Дуглас Смит. М.: Новое литературное обозрение, 2018.

217

Lister: Where is everybody, Hol?

Holly: They’re dead, Dave.

Lister: Who is?

Holly: Everybody, Dave.

Lister: What… Captain Hollister?!

Holly: Everybody’s dead, Dave.

Листер: Где все, Хол?

Холли: Они мертвы, Дэйв.

Листер: Кто?

Холли: Все, Дэйв.

Листер: Что?.. Капитан Холлистер?!

Холли: Все мертвы, Дэйв.

218

Ахматова А. А. Поэта без героя. Часть первая («Смерти нет — это всем известно, / Повторять это стало пресно, / А что есть — пусть расскажут мне…»).

219

« — Вам нужно мертвых душ? — спросил Собакевич очень просто, без малейшего удивления, как бы речь шла о хлебе.

— Да, — отвечал Чичиков и опять смягчил выражение, прибавивши: — Несуществующих. — Найдутся, почему не быть… — сказал Собакевич.

— А если найдутся, то вам, без сомнения… будет приятно от них избавиться?

— Извольте, я готов продать, — сказал Собакевич, уже несколько приподнявши голову и смекнувши, что покупщик, верно, должен иметь здесь какую-нибудь выгоду.

«Черт возьми, — подумал Чичиков про себя, — этот уж продает прежде, чем я заикнулся!» — и проговорил вслух: — А, например, как же цена?.. хотя, впрочем, это такси предмет… что о цене даже странно…

— Да чтобы не запрашивать с вас лишнего, по сту рублей за штуку! — сказал Собакевич.

— По сту! — вскричал Чичиков, разинув рот и поглядевши ему в самые глаза, не зная, сам ли он ослышался или язык Собакевича по своей тяжелой натуре, не так поворотившись, брякнул вместо одного другое слово. <…>

— Да чего вы скупитесь? — сказал Собакевич. — Право, недорого! Другой мошенник обманет вас, продаст вам дрянь, а не души, а у меня что ядреный орех, все на отбор: не мастеровой, так иной какой-нибудь здоровый мужик. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев! ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то как бывает московская работа, что на один час, — прочность такая, сам и обобьет, и лаком покроет!

Чичиков открыл рот, с тем чтобы заметить, что Михеева, однако же, давно нет на свете; но Собакевич вошел, как говорится, в самую силу речи, откуда взялась рысь и дар слова.

— А Пробка Степан, плотник? я голову прозакладую, если вы где сыщете такого мужика. Ведь что за силища была! Служи он в гвардии, ему бы Бог знает что дали, трех аршин с вершком ростом!

Чичиков опять хотел заметить, что и Пробки нет на свете; но Собакевича, как видно, пронесло: полились такие потоки речей, что только нужно было слушать:

— Милушкин, кирпичник! мог поставить печь в каком угодно доме. Максим Телятников, сапожник: что шилом кольнет, то и сапоги, что сапоги, то и спасибо, и хоть бы в рот хмельного. А Еремей Сорокоплехин! да этот мужик один станет за всех, в Москве торговал, одного оброку приносил по пятисот рублей. Ведь вот какой народ! <…>

— Но позвольте, — сказал наконец Чичиков, изумленный таким обильным наводнением речей, которым, казалось, и конца не было, — зачем вы исчисляете все их качества, ведь в них толку теперь нет никакого, ведь это все народ мертвый. Мертвым телом хоть забор подпирай, говорит пословица.

— Да, конечно, мертвые, — сказал Собакевич, как бы одумавшись и припомнив, что они в самом деле были уже мертвые…» (Н. В. Гоголь. Мертвые души. Глава пятая).

220

Туве Марика Янссон (9 августа 1914 г., Гельсингфорс, Великое княжество Финляндское — 27 июня 2001 г., Хельсинки), «Опасное лето» (« — Это трагедия, дорогая моя, — сказал папа. — И обязательно в конце кто-то должен умереть. Еще лучше, если умрут все, кроме одного, но желательно, чтобы и он тоже»).

221

Григорий Израилевич Горин, при рождении — Офштейн (12 марта 1940 г., Москва — 15 июня 2000 г., там же), «Формула любви» («Тогда она сняла с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ея в один момент. В общем, все умерли»).

222

«…пусть на помост высокий / Положат трупы на виду у всех; И я скажу незначащему свету, / Как все произошло; то будет повесть / Бесчеловечных и кровавых дел, / Случайных кар, негаданных убийств, / Смертей, в нужде подстроенных лукавством, / И, наконец, коварных козней, павших / На головы зачинщиков…» (Трагическая история о Гамлете, принце датском). Перевод Михаила Леонидовича Лозинского (8/20 июля 1886 г., Гатчина — 31 января 1955 г., Ленинград).

223

Ив Жамиак (30 января 1918 г., Париж — 1987 г., там же), «Месье Амилькар, или Человек, который платит».

224

Первоисточник художественной выразительности.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я