Введение в высшую психологию

А. И. Зеличенко

Кризис психологии – это мало знания и мало умений. Мало умений, потому что мало знания. Мало знания, потому что психология сама ограничивает свое понимание психики – смотрит на психику, как через узкую щель в завесе. Высшая психология разрывает эту завесу и позволяет видеть не куски психики, а всю психику. Картина, которая при этом открывается, для обладателей диплома психолога оказывается неожиданной.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. Ракурсы и ростки

Глава 4. Десять углов зрения на психику. Угол первый — ракурс свойств (распаханное поле)

Письмо 14. Смена перспективы и гибкость осмысления

Дорогой друг!

В профессиональной психологии это общая проблема едва ли не с момента ее существования: психолог разучивает некую теорию, некоторую концептуальную схему — набор понятий и систему взаимосвязей между ними, и далее смотрит на мир через эту концептуальную схему. Скажем, поклонник Айзенка видит людей точками на плоскости, где координатные оси — «интроверсия» и «невротизм»; разучивший теорию Кэттелла видит человека как точку в 16-мерном пространстве кэттелловских личностных черт; патопсихолог представляет человека как психиатрический диагноз или как профиль MMPI; а психоаналитик — как коллекцию комплексов и защит. Этот список можно продолжать довольно долго, так как способов представления психического существует много и много существует психологических теорий.

Сам предмет нашего изучения так сложен, что рассматривать его можно под разными углами, в разных ракурсах, через разные очки. И фокусироваться на разных аспектах этого сложного предмета. Так, один видит свойства личности, другой — субличности, третий — структуру деятельности, четвертый — характеристики когнитивных процессов, пятый — структуру сознательной и бессознательных частей личности, шестой — организацию смысловой сферы, седьмой — ценности, восьмой — мотивы, девятый — отношения и т. д. и т.п..

Такое разнообразие естественно и неизбежно. Более того, оно обречено со временем только расти. И в самом нём нет ничего плохого. Плохо другое. Плохо то, что каждый отдельный профессионал в своем видении психики жестко привязан к своей индивидуальной концептуальной схеме и, естественно, совершенно не гибок. Он не способен менять свое видение, переходить от одной системы координат к другой. Другими словами, он не может освободиться от своих концептуальных пут — из их раба стать их хозяином.

Психологи будущего будут в этом отношении гораздо пластичнее, гибче нас, современных психологов. Вооруженные многими концептуальными схемами, они будут способны гибко менять ракурс рассмотрения, переходя от одной схемы к другой. Например, видеть за свойствами личности проявления жизни и взаимодействия субличностей, стилевые особенности деятельности и манифестацию внутренних энергетических комплексов и более осознанных отношений человека. По реакциям человека они будут способны реконструировать его смысловую сферу, системы представлений и внутреннюю логику, разделяя в них ситуативную, определяемую текущим состоянием составляющую и составляющую надситуативно-устойчивую, личностную.

Сегодня в профессиональной психологии существует как бы несколько языков, из которых каждый психолог владеет одним, много — двумя языками или даже суб-языками. Психологи будущего должны стать полиглотами: вот он фрейдист, а вот — юнгианец, а теперь — экзистенциалист, а теперь — роджерсианец…

Письмо 3. О языках психологии

Дорогой друг!

Любое познание предполагает наличие языка, на котором описывается предмет познания. Чтобы познавать душу, нам нужен язык описания души. Сегодня в психологии таких языков есть несколько: язык свойств, язык пространств, язык процессов, язык персонажей, язык взаимодействий с миром, язык сознания… Все они описывают одну и ту же реальность души, но описывают ее как бы с разных сторон. Очень важно научиться переводить эти описания с одного языка на другой.

Начнем с самого простого (во всяком случае, он кажется таким на первый взгляд) и исторически одного из самых старых языков психологии — языка свойств. На этом языке описываются различия между людьми. Его привлекательность для психолога в том, что он позволяет всю сложность психики свести к небольшому набору чисел — выраженности у человека тех или иных свойств. Например, некоторые сводят всю человеческую вселенную к трем числам — показателям интроверсии (скажем, 20%), невротизма (предположим, 70%) и интеллекта (коэффициент интеллекта — 105). Но, вообще говоря, язык свойств богат. В естественных языках существуют тысячи слов, описывающих свойства людей, а потенциальное разнообразие фраз, описывающих свойства, практически бесконечно.

Естественным кажется желание расширить язык свойств, чтобы он описывал не только свойства индивидумов, но и свойства групп — различия между малыми и большими (такими как народы, например) группами людей. Здесь язык свойств сегодня почти не разработан.

Недостаток языка свойств (хотя в некотором смысле и продолжающий его достоинства) — это нивелирование, игнорирование изменчивости человека: навешивая на человека ярлык (например, «интроверт»), психолог как бы исключает возможность изменения человека в этом отношении. Однако абсолютное большинство свойств, фиксируемых естественным языком, изменчивы, например, добрый сегодня человек часто становится завтра злым.

Следующий язык психологии — язык пространств. Если язык свойств можно назвать языком прилагательных, то язык пространств — язык существительных. Этот язык описывает то, каким образом душа отражает мир, включая и себя саму. Такое отражение можно представить себе в виде огромного пространства, заполненного разными неоднородностями — от образов вещей мира до образов пережитых событий.

Так как психическое пространство отражает мир, в нем можно выделить три геометрических координаты, например, долготу, широту и высоту, и еще одну координату времени. Но эти четыре координаты, достаточные для физики, совершенно недостаточны для психологии. У пространства души координат много-много больше. Например, в нем есть (может быть) координата «красиво — некрасиво», координата «правильно — неправильно», координата «важно — неважно» и множество иных.

Психологическое пространство, его можно назвать также моделью мира, заполнено не только образами материальных вещей, но и вещами нематериальными — такими, как мысли. Свойства вещей в психологическом пространстве частично совпадают, но могут и очень значительно отличаться от свойств их прообразов во внешнем мире.

Всё это давно замечено психологами. Но кое-что сегодня психология еще только готовится понять. Дело в том, что психологическое пространство гораздо больше, чем освоенная человеком его часть. Человек знает только малую часть пространства души. И по мере своего духовного роста эту зону знаемого человек расширяет.

Тогда-то он и открывает, что его психологическое пространство не совсем его и даже почти совсем не его. Оно — часть огромного психологического пространства Души Мира, включающего в себя кроме закутка одного человека и множество подобных же закутков других людей, и общие зоны для больших групп людей, и множество других зон и областей.

Перед сделавшим это открытие человеком открывается возможность путешествий и исследования всего пространства Души Мира. Но такие странствия таят в себе множество опасностей для неподготовленного путешественника и требуют серьезных мер предосторожности. Мы еще будем не раз возвращаться к этой теме.

Работы Фрейда, разделившие понятия «психика» и «сознание», расширили язык пространства языком сознания как свойства освоенности тех или иных областей психического пространства.

Язык сознания описывает жизнь сознания, проникновение сознания в неосознаваемые области психики — осознавание, различные неосознаваемые явления (как подсознательные, так и сверхсознательные), а также их энергетические свойства, такие как влияние на мотивацию и иные стороны психической жизни. С точки зрения изучения психической жизни и особенно психического развития, категориальная система, связанная с сознанием и осознаванием, чрезвычайно значима.

В области подсознательного важнейшее значение играют блоки, примером которых являются знаменитые комплексы. Эти образования организуют вокруг себя психическую жизнь и проявляются в сознании в виде процессуальных стереотипов, например, непродуктивного повторения одних и тех же поведенческих схем, и таким образом препятствуют развитию. Развитие происходит через осознание человеком подобных блоков.

Следующий язык психологии — язык процессов, язык глаголов. Этот язык описывает динамику происходящего в психике. У каждого психического процесса есть своя постоянная времени — характерное для такого процесса время. Эти постоянные времени варьируются от сотых долей секунды (например, слуховые впечатления) до многих десятилетий (развитие личности) и еще больших временных отрезков.

Элементы когнитивных процессов и сами когнитивные процессы, операции, действия, деятельности, вся жизнь человека — все это примеры процессов. Что делается, как, почему и что является результатом действия — на эти вопросы отвечает процессуальное психологическое знание.

По мере того, как мы переходим от мелких процессов ко все более продолжительным, мы оказываемся во все менее известных для академической науки областях, где жизнь одного человека предстает как элемент огромных мировых процессов — процессов культурных, процессов исторических и еще более масштабных процессов. Включенность человека в эти надиндивидуальные процессы позволяет совершенно по-новому взглянуть на его психическую жизнь.

Элементами языка процессов являются дескрипторы состояний, которые позволяют описывать мгновенный срез процесса. Еще одной важной составной частью процессуального языка является пока мало освоенный психологией язык событий. Событие — это нарушение равномерности процесса, период его изменчивости. В принципе, процесс, который теоретически есть последовательность состояний, на практике обычно описывают, как последовательность (реже — как структуру) событий. Например, в каузометрии Кроника восприятие человеком своей жизни представлено в виде структуры событий жизни (событий связанных разными, например, причинно-следственными отношениями).

Не менее, чем язык свойств, исторически стар язык персонажей (или типажей). Изначально этот язык просто категоризовал человека как представителя некого типа, например, «скряга» или «рыцарь». Поэтому язык типажей был еще экономней, чем язык свойств: типаж, например тот же «рыцарь», в одном слове заменял целый набор слов-свойств: честный, храбрый, жертвенный, галантный и т.д.. Но позднее оказалось, что в каждом человеке живет не один, а несколько персонажей (множественных Я по Успенскому-Гурджиеву или субличностей по Ассаджоли). Кроме того, было замечено, что человек склонен играть в своей жизни разные роли. Эти открытия придали языку персонажей новые возможности — жизнь человека этот язык стал описывать как взаимодействие (драму, пьесу) различных действующих лиц. С этого момента язык персонажей стал превращаться в язык взаимодействий (интеракций).

Язык взаимодействий начинался в бихевиоризме с описаний взаимодействия человека со средой и в социальной психологии как средство описания взаимодействия между людьми. Однако со временем его область расширилась безмерно.

В общем виде, каждый субъект взаимодействия можно назвать идеей (в той или иной стадии ее реализации), и тогда все содержание психической жизни можно рассматривать как взаимодействия идей, формирующих психику. Взаимодействовать внутри психики могут впечатления, мысли, субличности… Процесс мышления, как и другие когнитивные процессы, тоже можно рассматривать, через призму взаимодействия. Аналогично, и процессы личностного развития можно рассматривать как осознанное взаимодействие представлений. Но еще интереснее оказалось рассматривать взаимодействие человека с идеями, которые для него являются как бы внешними, например, почерпнутой из книг информацией.

Расширение понятия среды с вещественного мира, воздействующего на человека через органы на чувств, на тонкие миры, которые воздействуют на человека информационно, позволяет представлять душу человека как часть Мировой Души, взаимодействующую с Ее другими частями.

С категориальной системой взаимодействия тесно связан пока что мало освоенный, но богатый и важный аппарат, доставшейся психологии в наследство от алхимии. Химия психического (только в этом смысле имеют смысл алхимические трактаты, а не в смысле химических превращений веществ, как их наивно интерпретировали профаны на протяжении многих веков), — это как раз и есть наука о взаимодействии различных составляющих психической жизни и плодах этого взаимодействия — рождении новых психических вещей, вершиной которых является золото, или философский камень — цель развития психики.

Таблица языков-ракурсов

Это письмо было написано почти 10 лет назад. И в нем оказался опущен очень важный аспект темы: перспективы развития психологии в том или другом подходе к ее изучению. Мы видим несколько полей, на которых психологи растят психологическое знание. Мы знаем, что уже выросло на этих полях: на одних урожай больше, на других — меньше. А что еще может там вырасти? Вот что важно.

Изучение этого вопроса довольно быстро приводит к пониманию, что одни парадигмы ничего принципиально нового вырастить не обещают. А на других полях мы можем собрать богатый урожай. Чтобы разобраться, что — где, где у психологии какие перспективы, я немного модифицировал категориальный аппарат, предложенный в этом письме — изменил некоторые названия и кое-что расширил.

В следующей таблице представлены 10 ракурсов, в которых мы видим психику и соответственно 10 полей, на которых мы растим психологическое знание. Одно из них распахано полностью, и нового урожая на нем ждать не приходится. Одно не пахано вовсе — целина, но как раз она-то и сулит самый богатый урожай. А еще восемь полей по уровню их возделанности занимают промежуточные положения и обещают урожаи от небольших до весьма богатых.

Распаханное поле: язык-ракурс свойств

Язык свойств («язык прилагательных») самый развитый в психологии. Его идея представить вселенную психики в виде точки в многомерном пространстве свойств, неизменных для данной психики.

Популярность подхода связана с тем, что он делает психологию наукоподобной и обеспечивает технологию массового производства наукоподобного знания. В самом деле, замерь два свойства на выборке испытуемых, обработай результаты, скажем, посчитай корреляцию — и вот тебе научная статья. Естественно, присоедини к своим корреляциям литературный обзор в качестве введения и спекуляции в качестве обсуждения. Всё. Так можно получать любые степени.

Процесс был поставлен на поток, заработал завод по производству психологического знания. И осталась только одна проблема — а насколько это знание ценно. Оказалось, хотя признается это медленно, не ценно. Совсем. Никому ни для чего не нужно. Кроме самих исследователей, конечно.

Почему? Потому что в живой и сверхподвижной психике очень мало постоянного. Очень мало и очень ненадежно мы можем узнать о психике, измерив ее несколькими линейками. И очень мало это нам даст как для понимания психики, так и для работы с ней.

Но сами языки были разработаны отменно. Это относится и к свойствам личности таким, как трехфакторная модель Айзенка или более современная большая пятерка, и к свойствам мотивации (модель Ш. Шварца).

Сами пространства свойств могут быть гораздо более сложными, чем просто евклидовы пространства. Но это не меняет общей сути подхода: мы получаем более-менее формализованное, но малополезное знание. Развивать этот подход дальше можно, но непонятно зачем — он не углубляет наше знание психики и не усиливает наши возможности в работе с ней.

Глава 5. Распахиваемое поле — 1. Глаголы и существительные (5 ракурсов)

Процессуально-деятельностный ракурс и язык

Если язык свойств — язык прилагательных, то процессуально-деятельностный язык — язык глаголов. При этом подходе (он развивался от бихевиористов до А. Н. Леонтьева) психика рассматривается как движение, как процесс. Соответственно, вопросы, которые здесь возникают:

— о структуре процесса — его составных частях и связях между ними;

— о наборе (репертуаре) действий, которые может совершить человек;

— о характере (стиле) деятельности человека — язык наречий, ответов на вопрос как;

— о том, какие задачи умеет решать человек (об умениях);

— о том, можно ли, а если можно, то как учить человека решать задачи (какие у человека есть способности);

— о том, что меняется в процессе, через какие состояния проходит психическое движение;

— о побудительных силах, движущих и направляющих процесс;

— о субъекте психической деятельности.

Вопросы эти разработаны неравномерно: в отношении одних процессов (например, восприятия) больше, в отношении других не разработаны вовсе; в отношении одних аспектов (например, структуры процессов) известно больше, в отношении других (стиля деятельности или ее субъекта) — меньше.

Здесь явно просматриваются и точки роста, и точки пересечений, где деятельно-процессуальная парадигма встречается с другими, прежде всего, с теми, которые смотрят на психику как на: а) взаимодействие, б) развитие, в) жизнь сознания и г) проявление субъектности (жизни Я).

Наиболее важный урожай, который ожидается на этом поле, — знание состояний сознания, меняемых психическим процессом и сменяющихся в психическом процессе: как мы воспринимаем собственную психическую жизнь в ее динамике.

Динамический ракурс и язык

В этом ракурсе интерес сосредоточен на побудительных причинах психических процессов. Динамический язык — это язык психических сил.

Динамический ракурс как бы продолжает процессуальный и мог бы даже рассматриваться как его часть. Но и вопросы, и ответы здесь свои, и прорывные открытия, которые нас здесь ожидают, тоже свои.

В отношении разных побудительных сил динамический ракурс разработан то больше, то меньше. Сравнительно много известно о мотивах — побудительных причинах длительных процессов — деятельностей, в частности, о таких мотивах, как ценности. Сравнительно много — о потребностях. Меньше — о целеполагании и планировании. Еще меньше о бессознательных движителях психического, особенно — о сверхсознательных. Очень неполно изучены внешние побудители деятельности. И совсем слабо, почти не изучены — такие, как карма и судьба.

Впрочем, это не удивительно — чтобы увидеть всю совокупность психических сил, нужно полнее видеть человека в мире: что он делает в мире и с кем взаимодействует. Такое виденье позволяет, в частности, сразу же заметить, что одним из важнейших типов движущих сил психической деятельности являются идеи. Идеи увлекают человека, покоряют человека, подчиняют его себе и заставляют работать над своим воплощением. Именно здесь развитие динамического подхода сулит исследователям особенно богатый урожай.

Другая точка роста динамического взгляда на психику — психологический аналог первого закона Ньютона. Психика инерционна: начавшийся процесс стремится продолжаться до завершения. Ученица Курта Левина, много сделавшего для становления динамического ракурса, Блюма Зейгарник назвала частный случай этого закона эффектом неоконченного действия. Незавершенное прошлое влияет на настоящее — индусы называют это кармой. В каких психических формах это осуществляется и что это вообще такое — завершенное и незавершенное прошлое — на эти вопросы предстоит ответить психологии будущего. И здесь тоже нас ждут богатые всходы.

Организмический ракурс и язык (потребности)

Как динамический ракурс может казаться частью процессуального, организмический может быть и, действительно, обычно в психологии является частью динамического: о потребностях психологи говорят исключительно как о разновидности мотивов. Но это не единственный и, возможно, не главный аспект темы.

Сам центральный вопрос организмический ракурс формулирует по-другому, не так, как динамический: не что движет психикой, психическими процессами, а что человеку как индивидуальному организму нужно?

Стремление получить это то, что нужно (удовлетворить потребность) может являться, а часто и является побудительной силой, но это далеко не единственная побудительная сила психической жизни. Человек живет в силовом поле, образованном самыми разными силами — от требований социального окружения и воздействия разных идей до внутренних побудителей, идущих от требований физического тела и из бессознательного психического.

Представления о потребностях разработаны в некоторых своих частях довольно подробно. Но не во всех: чем выше уровень потребности, тем менее она изучена. Наиболее очевидны физические потребности — еда, воздух, температура окружающей среды… Что касается чисто-психологических, то здесь понимания гораздо меньше. Что стоит за потребностью в любви — любить и быть любимым? Или — за потребностью в гармонии? Или — за потребностью в самореализации? В информации? В познании? Здесь множество вопросов, на которые психология не знает ответа и не может получить ответа, подтвержденного статистическими методами. Но что еще хуже, большинство из этих вопросов психология просто не задает.

Ответы на большую часть из них требуют более адекватного представления о месте и роли человека в мире, что соединяет организмический ракурс с психоэкологическим (интеракционным).

Здесь просто несколько примеров потребностей, о которых психологи вспоминают редко или не вспоминают вовсе:

— Потребность духовная: подняться над собой, пережить более высокие состояния. Ее частным случаем является эстетическая потребность, но не менее важен и другой частный случай — потребность в мудрости. Шварц не смог найти духовную потребность, потому что искал ее не там: искал среди оформленных культурой, осознаваемых ценностей, а потребность в духовном надкультурна и сверхсознательна. Потребность эта фундаментальная и в разных культурах она принимает разные формы. Иногда эти формы бывали религиозными. А иногда — и антирелигиозными, как у просветителей 18-го века и их наследников.

— Потребность закончить начатое. Потребность в самореализации, реализации идеи своей индивидуальной жизни — ее частный случай.

— Потребность в любовных связях с миром.

— Потребность в психологической безопасности. Она имеет сложную структуру и включает в свой состав, например, потребность в гармонии, потребность в позитивном самоотношении-самопринятии, потребность в освобождения от враждебности, многие потребности в психологической защите и т.д..

— Потребности в информации вообще и в определенных впечатлениях-ощущениях в частности.

Всё это разнообразие нуждается в изучении. И сулит нам немалый урожай на организмическом поле.

Ракурс и язык отражения

Если процессуально-деятельностный язык — язык глаголов, то язык отражения — язык существительных, психических образований. Психика отражает мир, включая и внутренний мир — сама себя саму, свою жизнь. Таким образом психику можно видеть как модель мира — мир, преобразованный психическим зеркалом, душой человека. Но отраженная психическим зеркалом вещь мира — это не просто образ вещи, а образ, неразрывно связанный с отношением человека к отражаемой вещи. Другими словами, отраженная психикой вещь мира включает в себя два компонента: когнитивный (образ вещи) и аттитюдный (отношение к вещи). Таким образом, модель мира объединяет в себе то, как человек видит мир (образ мира), и то, как он относится к тому, что видит, включая сюда, например, события своей жизни или свои стремления.

Модель мира образована сеткой идей, как они представлены в психике. Идеи связывают разнообразные части мира разнообразными отношениями. Мир — это хитро сплетенная сеть. Атомы, связанные в молекулы, ходы шахматиста, связанные в комбинацию, поступки, связанные в стратегию поведения, страны, связанные договорами, — всё это разные уровни Мировой Сети.

Эта макро-сеть в психике становится микро-сетью отраженного психикой мира. Воздействия Мира на человека несут человеку фрагменты знания о Мире, и Мир как бы отпечатывается в человеке. Но конечно, отпечатывается неполно — в виде маленьких копий большого Мира. Маленькие копии тоже сети, но очень сильно прореженные по сравнению с Мировой Сетью. Эти личные сети и вплетают человека в ткань мира.

В модели мира можно выделять разные составляющие, смотреть на нее разными глазами. Например, можно выделять пласт опыта и пласты знания — осмысления опыта: самый нижний — непосредственное осмысление опыта, над ним — осмысление осмысления, знание о знании, знание второго порядка, и так далее, поднимаясь к все более обобщающему и более абстрактному знанию. Такой подход роднит ракурс отражения с биографическим, ведь опыт человека сам по себе связан с историей его сначала приобретения, а потом осмысления.

Другая форма представления модели мира — в виде набора точек в семантическом пространстве свойств, которые человек использует для оценивания вещей мира. Третья — в виде графов, связывающих образы вещей мира отношениями и формирующих таким обазом представления.

Теоретически, в ракурсе отражения психику видит любой исследователь психики. Но мало-кто ограничивается им, так как модель мира огромна и ее трудно исследовать. Исследование растягивается на годы и практический смысл имеет не в профессиональной работе психологов (что-то сделать и что-то этим сделанным заработать), а в самоизучении — области, которой профессиональная психология заниматься по понятным причинам не любит.

Здесь в будущем возможны не столько прорывные открытия, сколько рост удельного веса этого аспекта-ракурса в системе наших представлений о психическом, особенно, когда мы ищем причины тех или иных психологических затруднений.

Биографический ракурс и язык

Отчасти этот ракурс близок к рефлективному и даже мог бы рассматриваться как его часть или разновидность. Подобно тому, как организмический может рассматриваться как часть динамического, а динамический — как часть процессуального. Но у биографического ракурса свой взгляд на психическое пространство. Этот взгляд превращает многомерное пространство модели мира в одномерное: психическое пространство трансформируется в заполняющую пространство свернутую «веревку» времени жизни. Для биографического ракурса реалии мира интересны не сами по себе, а тем, как они появились, сформировались. Здесь психика не столько образ в зеркале, отражающем мир, сколько история формирования этого образа — координата времени превалирует над всеми остальными размерностями психического пространства.

Этот подход развивают психотерапия и личностное консультирование: и там, и там необходимо видеть психику биографическими глазами — как последовательность событий, а лучше — как структуру событий, связанных теми или иными связями. Подход этот плодотворен в том смысле, что позволяет вскрывать энергетически заряженные узлы психики, стимулирующие, а чаще тормозящие развитие и ответственные за неприятные переживания и кризисы.

В плане развития психологии подход этот тоже многообещающий — сулит открытия, которые многим из сегодняшних психологов показались бы фантастическими.

Дело в том, что анализируя событийную ткань жизни и прослеживая происхождение тех или иных психологических проблем, мы очень часто сталкиваемся с непонятным, с «неоткудавзявшимся». Здесь-то как раз и есть точка роста биографического ракурса.

Часто психологи открывают очень личностно значимые образования — определенные вещи или события, вызывающие при прикосновении к ним сильнейшие эмоции. Но при этом эти вещи или события как будто никак не связаны с историей жизни человека, для которого они значимы. Например, ребенок, ничего не знающий и никогда не слышавший о змеях, увидев нарисованную змею, испытывает дикий ужас.

Более того, оказывается, что такие образования существеннейшим образом влияют на жизнь человека, деформируя его жизнедеятельность и личность. Иногда эти деформации становятся и психосоматическими. Психологи пытались, а иногда и сейчас пытаются отыскивать историю этих образований в младенчестве и даже во внутриутробном существовании, но эти попытки остаются малоуспешными.

Расширить круг поисков психологии мешает научная картина мира. Допустить, что эти значимые образования пришли от биологических предков психогенетика еще как-то может. Но предположить их происхождение в предыдущих реинкарнациях — это уже за пределами допустимого научными приличиями.

Тем не менее, такие допущения становятся неизбежными, когда мы распространяем биографический подход на понимание психики как процесса и рассматриваем такие феномены, как способности или талант. А когда мы обращаем внимание на феномен гениальности, то допущения превращаются в знание.

Почему человек хорошо делает и быстро учится одному, но не другому? На эти вопросы психогенетика отвечать и не пытается, а психология как целое и задавать боится. Тем более, ужас охватывает современных психологов, когда их спрашивают о природе музыкальности Моцарта.

Но страхи эти не могут быть вечными: вопросы будут поставлены и ответы на них потребуют ревизии уже не только психологических, но общефилософских — онтологических и антропологических — представлений.

Глава 6. Распахиваемое поле — 2. Ракурс субъектности и ракурс осознанности

Ракурс и язык субъектности

Это поле пока возделано мало, хотя интерес к нему у психологов был всегда. Что есть Я? Очень интересно. Очень, казалось бы, важно. Но как подступиться? Особенно — по-научному? Поэтому дальше, чем изучение образа Я, представлений о Я, отношения к Я, дело не пошло. Но кто видит свое Я? Кто изучает свое Я? Кто относится к себе? Все эти вопросы висят в воздухе.

Между тем, в более продвинутых и потому более маргинальных психологических школах кое-что было замечено. Прежде всего — что Я бывают разными, что в человеке живет очень много разных Я, которые сложным образом взаимодействуют друг с другом. Из записанных по психологическому ведомству школ здесь прежде всего нужно назвать психосинтез Ассаджоли. Из других, не прописанных в академической психологии, — учение Гурджиева-Успенского о множественных Я и о сущности.

Наиболее ассимилированным академической психологией стало учение о ролях, которые играет человек (Берн). Но в нем проблема субъектности (проблема Я) как бы старается остаться незамеченной. Человек играет разные роли (носит разные маски), но кто это — человек, спрашивать в академической среде неловко, чтобы не обнажить свое и собеседника непонимание казалось бы самого простого, но и самого главного вопроса.

То же самое происходит с понятием «отождествление» и с очень важным для него понятием «размер Я» (размер своей части мира). Психологи много говорят о том и другом, учатся и учат произвольно разотождествляться с собой, но кто разотождествляется (и отождествляется) и что стоит за словом «собой», спрашивать неприлично по той же причине. Не более прилично спрашивать, где находится Я, каковы его функции и т.д..

И уж совсем неуловимым для психологии оказалось понятие «сущность» Гурджиева-Успенского. Интуитивно понятно, что это не фикция, а реальность. Но что это такое? И чем отличается от других Я, в частности — от тех субличностей, которые образуют личность. Всё это вопросы, не только не осмыслены, но пока и не поставлены психологами.

25 лет назад в «Психологии духовности» я обозначил эту проблематику как точку роста всей психологии. Такой она остается и сегодня, прогресса за 25 лет здесь не было.

Рефлексия открывает нам следующую феноменологическую картину. Первое, что мы замечаем, что субъектность психики — это субъектность сознания: тот, кто осознает, оказывается как бы оконечностью оптоволокна откуда исходит пучок света сознания (см. рисунок).

Второе, что мы открываем, уже даже не просто наблюдая за собой, а пытаясь управлять сознанием, — это то, что сознание позволяет подняться по оптоволокну к его истоку. Для этого нужно поместить в центр сознания (сфокусировать на нем внимание) сам процесс осознания и его субъект (Я), а потом несколько раз повторить эту операцию. Вот я наблюдаю за собой. А теперь я наблюдаю за наблюдателем, который наблюдает за собой. А теперь я наблюдаю за наблюдателем, который наблюдает за наблюдателем, который наблюдает за собой. И так далее.

Таким образом можно подняться к своему «настоящему Я». Которое, правда, при встрече с ним теряет свою индивидуальность и оказывается частицей надличностного мира. Оказывается, что человек как бы вытекает из надличностного моря и становится индивидуальностью.

Третье открытие — разность разных множественных Я (субличностей). Одни из них оказываются просто ролевыми комплексами поведений-реакций, не связанных с Я. Скажем, я умею программировать и программирую. Процесс идет и идет плодотворно, но как бы без моего присутствия. Мой Я-программист делает свое дело, но меня при этом как бы и нет. Так же автономно, полуавтоматически могут действовать и мои другие Я — Я-покупатель, Я-брат, Я-гражданский активист и т.д..

Другие мои субличности (они-то и образуют сущность) тесно с Я связаны. Можно сказать, что Я их о-свои-ло. Процесс освоение двухстадийный: первая стадия — отождествление, второй — полная интериоризация. В результате Я как бы одевается в психический костюм. Сущность — это и есть Я в психическом костюме. Множественные Я, или субличности — роли, которые я играю, не сливаясь или во всяком случае не полностью сливаясь с маской.

Часто сущность оказывается куда инфантильней многих субличностей: ребенок играет взрослых, оставаясь ребенком. С виду он совсем взрослый, по паспорту ему пятьдесят, а внутри, сущностно — ребенок ребенком. Этот феномен подметил Достоевский (первый разговор князя Мышкина с генеральшей Епанчиной: «Вы совершенный ребенок во всем, во всем, во всем хорошем и во всем дурном, несмотря на то что вы в таких летах… — То, что вы про мое лицо сказали, то всё совершенная правда: я ребенок и знаю это… Ваш характер я считаю совершенно сходным с моим»).

Происходит это из-за того, что психологическое развитие было остановлено и базовые функции, на которых только и может быть построено всё психологическое здание, например, такие как эмоциональное реагирование или простейшие коммуникативные акты, так и остались несформированными. Это не останавливает дальнейшего строительства, но построенное без фундамента, «на песке», здание как бы повисает в воздухе. Почему оно не падает? Потому что из многих «свай», на которых оно стоит, в песок упираются только немногие, под остальными крепкий фундамент. Иначе мы наблюдаем тяжелые психические расстройства. Можно ли укрепить эти висящие сваи позднее? В какой-то степени иногда можно; иногда нельзя совсем. Но и когда это сделать можно, это очень непростая работаю А кроме того, сформированные с опозданием психические функции, как правило, укореняются в сущности не полностью: человек как бы получает костыль или, в лучшем случае, протез, но не настоящую ногу. Отращивать настоящую ему придется в следующей инкарнации.

Соответственно, поведение взрослых субличностей при инфантильной сущности оказывается бессубъектно: не Я это делает, а делается это само собой. Я же, если это не полностью автоматическое поведение, остается здесь просто актером: сущность-ребенок играет во взрослого, но не живет взрослой жизнью.

Это и есть главные открытия, которые обещает нам субъектный ракурс: а) понимание природы Я и характера связи Я с надпсихическим миром; б) понимание природы сущности, ее другости по отношению к природе субличностей и ее места в структуре психики.

Ракурс и язык осознанности

Слово «сознание» используют в двух значениях. Первое — часть психики, которая осознается или может быть осознана. Второе — психический процесс осознания: освещения части психики и восприятия внутренним глазом увиденного в свете осознания.

Значительную часть истории научной психологии слова «сознание» и «психика» были синонимами. Это сохранялось во многом и после работ Фрейда — психологи, и особенно, академические, всячески противились признанию того, что психика может быть и бессознательной.

Но, конечно, психика не тождественна сознанию: сознание — это то, как психика переживает, «отражает» себя, результат одного из психических действий, а именно действия восприятия себя. Так в психологию вошло понятие бессознательного.

По понятным причинам бессознательное изучено гораздо меньше, чем сознание, и здесь нас ждут многие открытия.

Но возможно самая важная точка роста при взгляде на психическое в ракурсе осознанности связана не с бессознательным, а с сознанием, с состояниями сознания. Здесь нам предстоит даже не заметить — не заметить этого нельзя, это само бросается в глаза — а понять важность различия между разными состояниями сознания в их информационной насыщенности, или когнитивной сложности, в общем, в том, как много мира отражает наше зеркало в данный момент.

Различия здесь огромны. Весь мир может сжаться до одной вожделеемой (или до одной ненавистной) вещи, до одного «Хочу!» (или «Ненавижу!!!»). А может включать в себя сложную человеческую ситуацию с множеством составляющих ее вещей и отношений между вещами. А может быть еще сложнее и включать в себя весь мир, хотя, конечно, не во всей полноте отношений между вещами мира.

Таким образом, состояния сознания различаются ёмкостью: высокие и яркие состояния обладают большой ёмкостью: яркий фонарь сознания светит сверху и освещает много психики; а емкость низких состояний мала: подвешенный низко тусклый фонарик выхватывает только крошечный кусочек психики. Так в многомерном, очень-очень много-многомерном пространстве психики появляется одно привилегированное измерение — высота (или яркость) состояния сознания.

Это важнейшая тема — психическое пространство не изотропно, в психике есть верх и низ. Ей посвящена следующая глава.

Понимание этих различий и их роли в психической жизни крайне важно для дальнейшего развития психологии. Но не менее важно и понимание устройства бессознательной психики.

Как я уже говорил, представление о том, что такое сознание, дает метафора оптоволокна, соединяющего Я с фонариком-глазом, освещающим и в то же время смотрящим на психику. Фонарик поднимается и опускается, выхватывая из огромной психики то один фрагмент, то другой (фокусируя внимание то на одном, то на другом). Поднимаясь, фонарик высвечивает своим лучом больше психики, опускаясь — меньше.

Но это не просто освещение. Под влиянием света сознания сама психика может меняться, например, болезненные воспоминания утрачивать свою болезненность. На этом свойстве сознания построена вся психотерапия. Оно же — центральное для понимания сути психического и духовного развития.

В психике есть области, легко доступные оптоволокну-фонарику осознания, а есть и менее доступные. Первые часто называют сознательной психикой или просто сознанием (если смещаются с процессуального на рефлективный ракурс). О вторых говорят как о бессознательном. При этом редко осознают, что бессознательное бывает двух видов: бывает проще (в смысле когнитивной психологии и теории информации — информационно проще), ниже сознания — подсознательным, а бывает и сложнее, выше — надсознательным (или сверхсознательным).

Примеры подсознательного — это регулятивные механизмы психики по отношению к физиологическим функциям тела, например, пищеварению или дыханию. Вообще говоря, опускаясь в подсознание, мы можем открывать внутри себя множество систем управления телом. Но это, с одной стороны, непросто, а с другой — небезопасно: необходимость в этом возникает нечасто. Физиологические системы хорошо работают и без нас, и мы немногим можем улучшить их работу. А вот ухудшить — легко. На этом, биологическом уровне психика не нужна и, собственно говоря, ее здесь еще и нет — есть только биологическая система регуляции-управления, присущая всем живым организмам. Психика появляется выше. Граница между биологическим и психическим нечеткая, размытая. Но условно ее можно провести между врожденными («безусловными») рефлексами и сформированными («условными»).

Далее эту линию усложнения продолжают навыки и поведенческие стереотипы — всё то, что человек, научившись этому, затем делает автоматически, не отдавая себе отчета. И наконец, последняя группа подсознательных образований — это вытесненные из сознания психические травмы — комплексы. Именно они являются тем, с чем борются психотерапевты, так как именно незалеченные травмы ответственны за психическое неблагополучие.

Но главные точки роста при взгляде на психику в ракурсе осознанности связаны с изучением не подсознания, а сверхсознания — той области психики, куда у обычного человека сознание никогда не поднимается, потому что оно не может стать настолько емким, чтобы вместить содержание сверхсознательного.

Здесь исследователю предстоит открыть и изучить два канала, проявляющих себя в хорошо известных, но никак не изученных явлениях — вдохновении и совести. Здесь же находится идея человека — программа его жизни, определяющая судьбу. Отсюда спускается вниз световод Я — центра психической субъектности и субъекта сознания. И здесь же присутствуют коллективные души тех социальных общностей, к которым принадлежит индивид — прежде всего, народов, но и человечества в целом, и сравнительно небольших социальных групп, таких как классы или партии.

Изучение коллективных душ позволяет открыть процесс их трансформации в культурную часть осознаваемой психики — часть, оформленную культурой, носителем которой является человек. Это отпечаток культуры (в самом широком понимании слова) включает язык, стилистические особенности поведения, мышления, стереотипов реагирования и т.д..

Глава 7. Вверх и вниз по психике (из «Света Жизни»)

Светящаяся паутина

Образ мира в психике человека — это сеть идей. Нити в этой сети горят, как нити в лампе накаливания, как горит в августовском солнце паутина. Освещает свою паутину человек сознанием. Все мысли человека о мире, все чувства, все осознаваемые дела, намерения и планы, воспоминания и предчувствия — все это нити, горящие в свете сознания. Яркость состояния сознания — это суммарный свет нитей в человеке-лампе. Формально это можно выразить так: яркость состояния сознания определяется его сложностью — количеством осознаваемых связей. В ярких состояниях человек воспринимает мир большим и сложным, в тусклых — маленьким и простым. Но обо всем этом нужно говорить подробно.

Чтобы просто обозначить проблему, представим такой квартет.

Разноцветные люди

Четыре человека. Первого, карлика, зовут Черный, второго, повыше, но все равно коротышку, — Синий, третьего, среднего роста, — Зеленый, а четвертого, самого высокого, — Желтый.

Черный — почти животное. Если он не лежит, как в коме, то месит глину или таскает тяжести. Весь его мир — он сам. Его главные враги — голод и холод. Изредка его трясет страх или он впадает в ярость. Но обычно он просто делает то, что велят. И верит всему, что слышит, например, что бог живет в церкви. Развлечения ему неизвестны. От Черного не исходит никакого свечения — его аура черна.

Синий — «кухарка»: убирает, стирает, готовит. Может написать поздравительную открытку. Все, к чему он стремится, — это благополучие его семьи. Заботится только о сегодняшнем дне. Обидчив, ревнив. Делает что принято; думает как научили, например что бог правит миром и наказывает за грехи. К новому относится и подозрительно (например, верит в теории заговоров), и сверхдоверчиво. Совсем не критичен. Любит футбол, триллеры, мыльные оперы. Его мечты — что-нибудь купить. Его игра — подкидной дурак. Свечение Синего — небо в глубокие сумерки.

Зеленый — служащий, обыватель. Звезд с неба не хватает, но работу свою знает. Его мир ограничен людьми, с которыми он знаком лично. Он понимает, что делает и почему. Строит планы на несколько лет и добивается намеченного. Любит и помечтать. Не прочь соригинальничать, только у него это плохо получается. Его кругозор за рамками профессии — из популярных брошюр. На слово верит редко — сравнивает услышанное с тем, что знает, оценивает авторитетность источника. Способен на нежность, сочувствие… Любит красивые вещи. Еще любит ток-шоу, познавательные передачи, всякие дискавери, добротные однодневные фильмы. Играет в покер. Свечение Зеленого — свет керосиновой лампы под абажуром цвета еловой хвои.

Желтый — высокий профессионал, мастер. Он решает крупные задачи, руководит большими коллективами. Работает уже не для знакомых, а для людей вообще — соотечественников, коллег… Планирует на десятилетия. У него сильная интуиция. Из игр его — игра на бирже. Знает свои недостатки. Житейски мудр. Знаком с последними научными достижениями. В прочитанном пытается понять, что имел в виду автор. Иногда яркое воображение уносит его далеко от земных реалий. Знает и светлую печаль, и грустную иронию, видит красоту обыденного — дерева, поля… Любит Гоголя, Моцарта. Читает Гегеля. Свечение Желтого — свет электрической лампочки.

Таких людей: Черного, Синего, Зеленого и Желтого — нет. В том смысле, что никто не светит постоянно, двадцать четыре часа в сутки одним цветом, не важно каким — черным, синим, зеленым или желтым. Каждый человек часть своей жизни похож на Черного, а часть — на Синего. Многие бывают похожи и на Зеленого, а некоторые — и на Желтого. Когда человек спит и не видит снов, он черный; когда ест — чаще всего синий; болтает с приятелем — зеленый; когда его озаряет — желтый. Люди все время меняют свои цвета, и у каждого свой спектр. Конечно, кроме чистых цветов в этом спектре есть и полутона — человек бывает и черно-синим, и бирюзовым — зелено-синим, и изумрудным — сине-зеленым, и лимонно-желтым… Жизнь — это непрерывная смена одних состояний сознания другими.

Шкала яркости-высоты состояний сознания

В «Свете Жизни» я ввел шкалу яркости — от 0 до 100 люм (люм — единица измерения психической яркости). На этой шкале участок Черного, или «черные» состояния, — от 0 (черный) до 10; участок Синего, «синие» состояния, — от 10 (черно-синий) до 30 (сине-зеленый); Зеленого — от 30 до 50 (зелено-желтый); Желтого — от 50 до 70 (желто-оранжевый. Чистым цветам соответствуют: 20 люм — синему, 40 — зеленому, 60 — желтому.

Таблицы яркости состояний сознания

Прослеживать изменения яркости состояний сознания можно по нескольким измерениям. В «Свете жизни» 10 таких измерений разбиты на 3 группы.

Динамика — как растет яркость состояний сознания от полузвериной примитивности к нашим потолкам — представлена в таблицах 1—3. В каждой таблице семь строк: группы состояний яркостью меньше 10 люм (состояния-0), группы состояний яркостью 10—19 люм (состояния-1) и так далее — до состояний-6 (60—69 люм).

Так как более яркие состояния соответствуют более высоким местам на социальной лестнице, для состояний 0—6 можно предложить в качестве псевдонимов не только цветовые названия, но и названия разных ступеней военной, научной или какой-либо еще иерархии.

Состояния-0: новобранец, детсадовец (5 лет), неквалифицированный рабочий, дворник.

Состояния-1: рядовой обученный, третьеклассник (10 лет), квалифицированный рабочий-станочник, дворовый.

Состояния-2: сержант, старшеклассник (15 лет), секретарь («пролетарий умственного труда»), дворецкий.

Состояния-3: прапорщик-специалист, студент (20 лет), техник, однодворец.

Состояния-4: ротный командир, выпускник (25 лет), средний инженер, надворный советник.

Состояния-5: полковник, молодой ученый (30 лет), средний бизнесмен, придворный.

Состояния-6: полководец, крупный ученый, высший менеджмент, царедворец.

Яркость состояния определяется яркостью самого яркого из 10 описывающих его параметров: состояние с десятью параметрами-5 не становится состоянием-6, но в состоянии-6 может быть только один параметр-6, даже если остальные девять — параметры-0. Поэтому, например, когда неяркий человек замахивается на большое дело, он становится гораздо ярче — большое дело как бы окрашивает человека своим светом.

Таблица 1 содержит параметры, которые описывают, что человек делает («состояние рук»); таблица 3 — параметры, которые описывают, как человек воспринимает мир («состояние глаз»), а в таблицу 2 сведены те параметры, которые одновременно являются и действиями, и восприятиями.

Общий принцип построения столбцов таблиц иллюстрирует такой пример. Одна из важнейших задач, с которой сталкивается любой человек, — побудить более сильного («начальника», то есть того, кого невозможно просто заставить) сделать то, что этот более сильный делать не хочет. Как решают эту задачу в разных состояниях?

Конец ознакомительного фрагмента.