Введение в высшую психологию

А. И. Зеличенко

Кризис психологии – это мало знания и мало умений. Мало умений, потому что мало знания. Мало знания, потому что психология сама ограничивает свое понимание психики – смотрит на психику, как через узкую щель в завесе. Высшая психология разрывает эту завесу и позволяет видеть не куски психики, а всю психику. Картина, которая при этом открывается, для обладателей диплома психолога оказывается неожиданной.

© А. И. Зеличенко, 2021

ISBN 978-5-0055-4313-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Пространное предисловие

Глава 1. Преждевременная книга

Русский или английский?

Писать на русском или на английском?

Естественно, мой русский лучше, и никакой редактор не сделает мой английский «материнским языком». Но дело не в этом. На каком языке психологи больше готовы читать о таких идеях?

Конечно, англоязычный профессиональный мир намного впереди, и, казалось бы, там и должны быть читатели у «Введения». Но предыдущие мои попытки обращения к этой аудитории не были удачны. Да и не только мои — редко когда свежие идеи прорастают на этой почве быстрее, чем через 50—100 лет после их появления. Американцы мало сензитивны к тому, что не стало технологией и в чем они не видят возможности для технологизации. Неважно, на каком языке это написано.

А тут разговор пойдет не просто не технологичный — антитехнологичный. Разговор о том, что технологичная психология бессильна. Покушение на святое. Нет, у английского текста в ближайшие десятилетия много читателей не будет.

А на русском? Может, лет сорок назад это и вызвало бы интерес какой-то группы. Но сегодня — после тридцати лет культурной деградации?.. Когда головы людей с дипломами озабочены одним — как добыть денег?!. Нет, и здесь нет читателей.

Сегодня нет. Но они появятся. В этом как раз сомнений нет. Только вот жить в эту пору… Впрочем, это как раз неважно.

Подобные размышления и привели к тому, что первое более-менее систематическое изложение этих идей я начал в форме писем (опыт Флоренского дразнил) правнуку. Тогда, в конце 2012-го года, когда замысел этой книги еще только забрезжил, я решил публиковать письма правнуку на странице Фейсбука (эта страница и сейчас есть — https://www.facebook.com/PsihologiaKakoyOnaBudet), собирать вопросы, давать на них ответы и так двигаться вперед. В общем — писать интерактивную книгу. Таким был замысел.

Только из этого ничего не вышло — какие-то читатели появлялись, но вопросов не было. Зато были написаны сами письма — 22 письма к правнуку. Которые в этой книге «разбавляют» текст. Прочтет эти письма правнук вряд ли раньше, чем лет через пятьдесят. Но, чтобы ему было что читать через пятьдесят лет, написать это нужно сейчас.

А язык? Конечно, тот, на котором текст получится лучше. Значит — на русском.

Перманентный кризис

Психологи не любят говорить, что чего-то не знают или не могут — снижается самооценка. И — доходы. Тем более неприятно признавать, что не знаешь и не можешь ничего. А это часто так и есть, особенно среди молодых.

Эта книга для тех, кто хочет знать о душе (психике; когда речь идет о человеке, я использую оба термина взаимозаменяемо, почти как синонимы) больше, чем ничего. И хочет понять, что с ней, с психикой, делать можно и нужно, а чего ненужно и нельзя. Чтобы не обманывать ни людей, ни себя. И стать, а точнее — становиться, настоящим психологом в той мере, в какой это возможно. В большой мере, хотя и не такой большой, как этого хочется в юности.

Кризис психологии длится столько, сколько существует она сама. Проявляется он в невозможности сделать то, что хочется, то, что от психологии ждут. Психология не решает и не может решить задач, которые она ставит перед собой и которые перед ней ставят другие.

Скажу мягче — решает. Но мало и плохо. И потому она мало полезна, а часто и бесполезна вовсе. Иначе и быть не может, потому что вопросы психологии задают бессмысленные, а задачи ставят нерешаемые. То, что от психологии хотят, сделать нельзя, а то, что психология может, мало кому нужно (особенно, если речь идет о долгосрочном, а не сиюминутном «нужно»). Потому что вопросы, на которые способна отвечать психология (правда, и на них не слишком точно), — вопросы второстепенные. А дела, которые может делать психология (правда, опять-таки не слишком хорошо), — дела малозначительные, мелкие, не главные дела.

Расширяются ли возможности психологии со временем по мере ее развития? Расширяются. Но опять-таки — несильно. И по большому счету за последние 100 лет расширились мало. Фрейд, бихевиористы заложили основы, гештальтисты их немного раздвинули. Что-то мы узнали о когнитивных процессах. Что-то — о психофизиологии. Что-то — о дифференциальной психологии личности. Многое остается только намеченным, угаданным, но неразвитым — Юнг, Выготский, трансперсональная психология… Стали ли мы лучше учить и лечить? Не очень. Стал ли человек счастливее? В лучшем случае — благополучнее. И не благодаря нам.

Количество психологов и текстов по психологии огромно. Но прирост психологического знания и умения решать психологические проблемы ничтожен. И не только решать серьезные проблемы мы не можем, но и ставить. Потому что не понимаем их природу. Простые жизненные задачки психологи иногда могут помочь решить. Но это всё: что-то серьезнее — нет.

Понимают ли сами психологи это положение? Самые умные догадываются. Но правду сказать абсолютное большинство боится. Я ничего не знаю, ничего не умею, никому ничего хорошего сделать не могу — чтобы сказать такое, пусть и только себе, нужна большая смелость. Сказать же это вслух значит оставить себя без заработка. Кто же на такое решится?

Причины кризиса?

Они в неправильном понимании природы психики и оттого в неправильной постановке задач психологии.

Например — в стремлении уподобить психологию естественным наукам, прежде всего, физике. Это невозможно: физика и психология изучают разное. Физика — неживое; психология — не просто живое, этим занимается биология, а очень сложное живое. Психологию можно пытаться превратить в подобие естественной науки (и пытаются, еще как пытаются, сколько она существует), но это делает ее наукой не о живой психике, а о самых закостенелых, самых мертвых, самых безжизненных ее «разделах».

Изменчивость, подвижность и в некотором смысле непредсказуемость психики все время выталкивает ее из прокрустова ложа естественнонаучности. Естественнонаучная психология похожа на ребенка, который пытается предсказать, как поведут себя родители: отругают или похвалят? Иногда ему это удается, но чаще — нет. Потому что поведение родителей определяется многими факторами, о большинстве из которых ребенок и не догадывается.

Систематизированное знание о психике возможно, но оно не может быть «физикоподобным». Иначе оно будет знанием только о «мертвой психике».

Попытки сделать невозможное

Проблема и с задачами. Далеко не всё, что хотят от психологии и что пытаются делать психологи, возможно. Более того — невозможного гораздо больше, чем возможного. Даже сравнительно простые, кажущиеся сравнительно простыми задачи могут оказаться неразрешимыми.

Например, профконсультант открывает пригодность юноши к одним профессиям и непригодность к другим, но при этом обнаруживает горячее желание заниматься как раз тем, чем по мнению «науки» юноша заниматься не может, и отвращение к тому, чем может. В такой ситуации ответ на «Кем мне быть?» невозможен. Но юноша ждет его, а родители юноши (школа, страховая компания) готовы за ответ платить.

Другой пример — очень часто психолог не может облегчить страдания. Но ждут от него именно этого. И он старается вовсю. Не думая ни о том, что страдания для этого человека неизбежны, ни что они этому человеку необходимы для развития, ни что облегчение страданий сегодня обернется большими страданиями завтра. Психотерапия часто загоняет проблему внутрь, а не решает, дает временное облегчение, которое сменяется ухудшением.

Значительная часть запросов к психологу связана со стремлением использовать другого человека в своих целях, подчинить своим желаниям — в общем, обойтись с человеком, как с неживой вещью, проманипулировать. Например — добиться от ребенка послушания.

Сделать то, что хочет клиент, иногда можно. Во всяком случае — отчасти. Но у такой помощи много негативных последствий, одни из которых проявляются не сразу, а другие кажутся заказчику и исполнителю несущественными, хотя это и не так, в чем со временем заказчику предстоит убедиться. Вот только два примера. Насилие и обман вызывают протест и сопротивление: люди меньше клюют на рекламу и меньше хотят быть винтиками в организационных машинах. Обучение-дрессура имеет поверхностный характер и не создает базу для дальнейшего образования, формирует «мертвое знание» — не способное к развитию и бесполезное.

В общем, если глушить зубную боль анальгином, дело кончится в лучшем случае флюсом и потерей зуба, а в худшем — заболеванием крови.

Как выходить из кризиса?

Первое — лучше понять, что такое психика и что с ней можно делать, а что нельзя.

Второе — делать максимум возможного, одновременно формируя в обществе запрос на это возможное. Это означает, прежде всего, отказ от стремления к технологичности в работе с живым. Она невозможна, а попытки ее навязать чреваты неприятностями.

Естественно, рост психологической культуры и формирование правильного общественного запроса потребует времени, возможно нескольких десятилетий. Но даже начать этот процесс не так-то просто, так как он требует ревизии не только психологического знания, но и всех наших представлений о мире. Такая ревизия — это третье (естественно, по порядку, а не по значимости; по значимости это первое, самое важное). Понятно, какое грандиозное сопротивление вызовают подобные ревизии. Но без нее нам не узнать ни о главных побудительных причинах психической жизни, ни о природе ее непредсказуемости.

Но кроме этой ревизии нужно и другое — радикальное расширение профессионального словаря. С нашим куцым профессиональном сленгом мы не можем ни говорить, ни думать о большей части того, что происходит в психике. Это четвертое.

Письмо 19. Почему психология пасует перед «Анной Карениной» (40 лет спустя)

Дорогой друг!

Эту тему я начинал, когда мне было 20 лет, и через 40 лет возвращаюсь к ней снова: почему психология в художественных произведениях так глубока, а научная — так поверхностна. Причем, чем научней — тем площе?

Мой первый, еще студенческий реферат был о соотношении научной и художественной психологии. Я показал его своему учителю, покойному Петру Яковлевичу Гальперину. Он покрыл реферат критическими ремарками и оставил на последней странице прекрасный вопрос, поиск ответа на который занял у меня не одно десятилетие: для чего изучать литературу в школе? Петр Яковлевич был учителем от бога. Но мои мысли не были созвучны ему. Увы… И вот прошло 40 лет.

Сейчас к этим мыслям меня вернула перечитанная «Анна Каренина». Вот уж где анализ, так анализ. Описание, так описание. Внутренние метания Левина, Каренина и даже Вронского переданы с изысканным мастерством. С изысканнейшим!

Нам бы так! «Нам» — то есть психологам.

Но не получается. Почему?

Ну, самый первый и быстрее всего приходящий в голову ответ — это про соотношение общего (типичного) и единичного (индивидуального). Наука изучает общие закономерности, а искусство оперирует с индивидуальной психикой. Индивидуального (личного опыта жизни, как минимум, хотя индивидуальное в психике — это не только опыт одной жизни) гораздо больше, чем типичного, и оно гораздо разнообразней. Поэтому психика в искусстве является куда более живой и куда более близкой к человеческой психике, чем теоретические построения университетских психологов.

Это, конечно, верное наблюдение. Но не исчерпывающее объяснение. И даже не уверен, что оно правильно отражает главное в проблеме. Внутренняя жизнь с ее метаниями, внезапными озарениями, влиянием чувств на мышление — всё это вполне типичные явления. И их можно описывать более-менее стандартизированным языком по более-менее определенным алгоритмам. Не делаем мы этого не в силу того, что это выходит за границы предмета общей и дифференциальной психологии, а из-за неразвитости языка и той, и другой. Нужно развивать.

Насколько в таком развитии языка есть смысл для профессионалов? Насколько это позволит им быть более эффективными в работе с людьми, эффективней решать свои профессиональные задачи? Безусловно, во многих ситуациях поможет. Ведь и убитый отказом Кити Левин, и страдающий от измены любимой жены Каренин — люди, переживающие кризис, по сути, готовые клиенты. Где они кружат мыслью? Где прячутся от себя? И что прячут? Как помочь им преодолеть кризис? Чтобы быть эффективным, психологу необходимо быть на том же уровне сложности, на каком протекает внутренняя жизнь толстовских персонажей.

В наше время таких психологов можно пересчитать по пальцам, причем вторая рука не понадобится. Теоретические схемы, с которыми оперируют психотерапевты, гораздо проще, и, конечно, гораздо проще и язык этих теоретических схем. Когда такой психолог начинает говорить с клиентом левинского уровня внутренней сложности, то клиент немедленно обнаруживает примитив своего терапевта и на этом работа заканчивается, не начавшись.

Так что потребность профессиональная налицо. Другое дело, что одним усложнением языка здесь не обойтись. Вместе с усложнением языка необходимо усложнение, внутреннее развитие его носителей — самих психологов.

Мои современники далеки от понимания этой необходимости. В частности — потому что очень довольны своим умом. Может быть, дорогой друг, твои будут менее нарциссичны.

Старая и новая психология, пока телеграфно

Начнем с определения предмета: что есть психика?

Ответ на этот вопрос требует развитого языка описания психики. Такой язык создается всю историю психологии, но пока процесс далек от завершения. Психология видит свой предмет в нескольких ракурсах, но и число этих ракурсов недостаточно, как минимум один и важнейший отсутствует, и рассмотрение предмета во многих ракурсах слишком схематично и поверхностно.

Здесь две задачи. Первая — развить то, что мы видим в одних ракурсах. Вторая — пополнить картину психического отсутствующим сегодня ракурсом.

После этого можно будет переопределить задачи психологии и начать прокладывать пути к их решениям, то есть разрабатывать методы.

Следующая таблица намечает такую программу.

Глава 2. Высшая психология: предмет, задачи, методы

Что такое высшая психология: феноменология высшей психики

Состояния сознания различаются своей информационной сложностью — количеством отражаемых сознанием элементов и связей между ними. Соответственно, можно говорить о низших, простых и высших, сложных состояниях сознания. В частности, состояния сознания с большой постоянной времени — продолжительные, длящиеся годами виды деятельности — обычно сложнее состояний с малой постоянной времени — краткосрочных операций или когнитивных и эмоциональных процессов.

Исторически психология занималась больше простыми, или низшими состояниями. Их проще изучать научными, лабораторными методами. В то же время, изучение этих кирпичиков психики, хотя и необходимо, но не позволяет видеть все здание в целом.

Психология личности сделала своим предметом более сложные психические образования, но при этом была вынуждена в значительной мере пожертвовать научностью ради практической полезности.

Но и предмет психологии личности — стилевые особенности деятельности, личностные свойства, бессознательные психоэнергетические образования, самосознание и т. д. — лишь изредка дотягивается до того, что составляет потолок психики — до самых информационно-сложных, информационно-насыщенных психических феноменов. Эти самые высокие феномены и составляют предмет высшей психологии.

К таким феноменам относятся, в частности:

— вдохновение и высшие формы творчества;

— интуиция и совесть — внерациональные механизмы получения знания о мире и правильном поведении;

— высшее эстетическое чувство;

— религиозное чувство;

— высшие формы альтруистической любви;

— мудрость, или надрасудочный интеллект;

— чувство судьбы.

Кроме того, к самым высоким феноменам относится совместная творческая деятельность больших групп творцов культуры, и в частности, совместная деятельность в интернет-сетях. В этих феноменах проявляет себя надиндивидуальное содержание психики, или, другими словами, коллективная психика человеческих сообществ

Понимание феноменов высшей психологии требует радикальной ревизии общефилософских (онтологических) представлений, на которых основана современная наука. Взгляд на мир как на самоорганизующуюся систему простейших материальных частиц, производящих по мере усложнения системы идеальные сущности, не позволяет понять явления высшей психологии. Впрочем — и невысшей тоже не позволяет. Об этом я уже говорил и буду повторять еще не раз.

Предмет и задачи высшей психологии

Центральная тема высшей психологии — духовное развитие в его зрелых стадиях. Слово «духовность» здесь используется в двух смыслах: 1) для обозначения самых высоких состояний сознания и 2) для обозначения сознательного стремления человека к более высоким состояниям. В той мере, в какой психическое развитие увеличивает сложность психических состояний, оно, как и вся психическая жизнь, является духовным развитием.

Предмет высшей психологии — развитие высшей психики (как индивидуальной, так и коллективной) — самых высоких психических состояний, качеств, процессов, и разработка методов, стимулирующих и ускоряющих его. Когда-то было модно говорить о высших психических функциях, имея в виду то, что отличает человека от животного. Но среди высшего есть самое высокое — то, что отличает высокого человека, полубога от низкого, полуживотного. Это самое высокое и составляет предмет высшей психологии.

Являясь по своей сути психологией развития, высшая психология отличается от того раздела современной психологии, который называют психологией развития и который изучает формированием «простой психики» в первые годы жизни. Высшая психология — психология всех стадий развития, от рождения до смерти..

Три главных вопроса определяют задачи высшей психологии:

— Как развитие высшей психики протекает естественно?

— Как ускорить естественное развития высшей психики?

— Как создавать искусственные формы высшей психики?

Задачи старые и новые

Теоретические задачи старой и новой психологии

Теоретические задачи современной психологии включают изучение:

— структуры психических процессов;

— связей психических свойств между собой и с другими переменными;

— нейрофизиологических коррелятов психических явлений.

Направление 3. Проблемы нейропсихологии в этой книги почти не затрагиваются. Здесь только нужно отметить, что в популярность нейропсихологических исследований питает физиологический редукционизм и однобокое понимание связи психического и нейрофизиологического.

Направление 1. Что касается первого направления, то оно в отношении структуры самых коротких процессов, длящихся не долее секунд, в значительной степени исчерпало себя — мы немало знаем о микроструктуре когнитивных процессов. Что же касается процессов, длящихся долее, то здесь ревизии требует сама постановка задачи: не найти универсальную структуру того или иного действия (такой универсальности часто нет вовсе), а изучать и конструировать стили выполнения этого действия. Причем, чем крупнее действие, тем больший акцент необходим на изучении стиля и меньший — на поиск универсальной, общей для всех людей структуры действия.

Направление 2. Если в отношении изучения структуры психических процессов ревизия постановки задачи требуется хотя и важная, но сохраняющая значимость самой задачи, то в отношении изучения связей психических свойств (а именно к этому направлению относится большинство академических исследований) необходимо понять, что сама постановка задачи здесь осмыслена мало.

Дело в том, что устойчивых психических свойств, то есть переменных, по которым можно сравнивать всех людей, немного и их значимость для решения любых прикладных задач преувеличена. В одних отношениях человек индивидуально уникален, в других — изменчив. Даже в таких казалось бы фундаментальных свойствах темперамента, как интроверсия-экстраверсия: сейчас он сидит за столом и пишет статью, как глубокий интроверт, через пять минут развлекает пришедших гостей анекдотом — чистый экстраверт. Текущее состояние человека теоретически можно описать набором выраженности некого множества свойств. Но состояния изменчивы, и это самое важное в них — то, что они изменчивы, динамичны. Самое важное — для психологии, стремящейся понимать и помогать человеку. Изучая психические свойства, не обращая внимания на их изменчивость, мы занимаемся работой, имитирующей познание, получаем как бы знание.

Теоретическая задача новой психологии качественно отличается от задач естественных наук. В частности, потому что психические системы никогда не являются закрытыми, всегда присутствует множество внешних сил, определяющих жизнь системы. Мы можем более-менее подробно представлять жизнь системы, но не можем ей управлять, не рискуя ее сломать. Вот это «более-менее представлять» и является главной теоретической задачей новой психологии. Происходит то-то и то-то под действием множества таких-то и таких-то сил.

Естественно, такая реформа понимания задач внесет принципиальные изменения в способы квалификации, сделав их менее «научными» (защита исследовательской работы) и более «художественными» (мы, квалифицированные психологи, считаем соискателя достаточно подготовленным, чтобы называться психологом-бакалавром).

Прикладные задачи старой и новой психологии

Сегодня главная прикладная задача, если сформулировать ее максимально широко, — это изменить человека (другого или себя) по желанию заказчика. Вылечить, научить, избавить от неприятных ощущений и т.д..

Другая прикладная задача — экспертная: предсказать будущее человека (например, его эффективность как сотрудника некоторой организации) или оценить его прошлое — каким он был в тот или иной момент своей жизни (особенно острый запрос на такие оценки у судов).

Общая проблема с этими прикладными задачами — низкая психологическая культура общества, заставляющая просить невозможного, а часто и вредного для объекта психологической работы. Например, экспертиза прошлого чаще всего может быть только предположительной, решения же судов на основании этой экспертизы отнюдь не предположительны. Законодатель, естественно, стремится различать общественно опасные действия по мотивам, которые стоят за ними. И это стремление можно было бы только приветствовать, если бы эти мотивы было можно реконструировать сколько-нибудь точно.

Точно так же, работодатель интересуется насколько хорошим винтиком в его производственной машине может быть тот или иной соискатель, а не тем, как переделать организацию, чтобы команда его людей работала с максимальной эффективностью. И поэтому он подбирает персонал, обладающий определенными знаниями-умениями, а не тех, кто способен быстро приобрести любые знания и умения.

Еще ярче психологическая безграмотность проявляется в заказах на изменение человека, пусть и путем манипулирования. Часто такие изменения невозможны вовсе — мы не можем сделать из карлика баскетболиста. Иногда они неэтичны (например, обман потребителя рекламодателем). Иногда же долгосрочные последствия достигнутого результата бьют по тому, кто к этому результату стремился. Например, жесткое воспитание оборачивается ненавистью выросшего воспитанника к постаревшему воспитателю. В общем, мы хотим, чтобы мир был таким, каким мы его хотим видеть, и не понимаем, что это либо невозможно, либо обернется против нас же.

Повышение психологической культуры общества — одна из важнейших задач новой психологии: требуйте от психологов возможного, а не невозможного. Вы же не просите автомеханика переделать вашу машину в вертолет.

А что возможно? Возможно помочь в развитии — индивиду, организации, обществу. Это то, что психология может и должна делать.

Что это значит — помочь в развитии?

Например, это значит найти социально приемлемые, безопасные формы для деструктивной деятельности (разрядки негативных эмоций). Держать такие эмоции внутри саморазрушительно, давать им прямой выход опасно (для окружающих, и для себя). Поиск же безопасных форм разрядки может представлять нетривиальную задачу, требующую от психолога немалой креативности.

Это значит помочь осознать до конца те травматические события, которые закапсулировались в подсознании и, как своего рода черные дыры, деформируют психическую жизнь.

Это значит раскрыть творческие каналы, и в первую очередь — канал творчества своей жизни, то есть умение слушать совесть.

Это значит превратить свое развитие из стихийного в сознательное.

Это значит помочь эффективнее, быстрее и полнее, осваивать жизненные инструменты: знания и умения.

Помочь в развитии человеку не значит только помочь другому человеку. Это и помочь в развитии себе. Более того, помочь себе — в первую очередь. Потому что, не будучи в состоянии поступательно развиваться сам, психолог немного может сделать для других. Чтобы помочь другому, нужно быть выше его.

Что значит помочь развитию организации?

Это значит помочь лучше определить идею организации и превратить ее сначала в философию организации, а потом в систему целей и планов по их достижению. Начиная с поиска партнеров и сотрудников.

Что значит помочь развитию общества?

Это прежде всего значит помочь обществу понять, осознать себя. С самопониманием у обществ дело обстоит еще хуже, чем у людей. А психологические травмы у многих обществ не менее тяжелые, чем у индивидов. И блокируют развитие они не меньше.

Письмо 18. Задачи психологии: сегодня и завтра

Дорогой друг!

Поговорим о задачах. Науки и профессии. Какие они есть сегодня и какими будут.

А. Задачи науки

Сегодня их три. Две теоретических задачи — искать связи. Третья — моделировать.

Первая задача — искать связи психических свойств: между собой и с факторами, влияющими на выраженность психических свойств.

Вторая задача — искать связи между психическими явлениями и физиологическими — электрическими и биохимическими процессами в мозге.

Третья задача — гомункулус, моделирование психики, создание искусственной психики.

На это тратятся бюджеты. Этим заняты психологи-ученые.

Сказать, что совсем нет результатов, нельзя. Какие-то результаты есть. Но, наверное, главный из них — понимание, что так много о психике не узнаешь.

А.1.«Корреляционная психология»

Здесь главная проблема в том, что сами свойства, связи между которыми мы разыскиваем, являются нашими ментальными конструктами, нашими способами видеть психику и в этом смысле характеризуют исследователя-психолога не меньше, чем объект его исследования. В результате оказывается, что мы не можем сколько-нибудь точно измерить вводимые нами свойства, потому что они по природе своей плохо измеряемы: в лучшем случае размыты, но нередко и внутренне противоречивы. Скажем, то, что с одной стороны кажется умным, с другой оказывается глупым, сила при взгляде с другой стороны оказывается слабостью, и так далее.

Как следствие, большинство обнаруживаемых нами корреляций едва переваливают за уровень статистической значимости. Другими словами, мы устанавливаем не столько сами связи, сколько факты, что нельзя утверждать их отсутствие.

Все дело в том, что, пытаясь упростить картину психического, мы определяем свойства как конгломераты самых разных психических явлений (эмпирических индикаторов), не сильно задумываясь о том, насколько в них проявляются одни и те же психические, ну скажем так, причины. В результате психология становится коллекцией слабых корреляционных связей.

Никакое знание не бывает лишним, но ощущения понимания психики знакомство с этой коллекцией не создает. Наше знание имеет форму «Похоже, что происходит примерно что-то такое, похожее на что-то вроде…". Образно говоря мы видим не психические физиономии, а какие-то силуэты в воздушных балахонах — призраки души.

Что придет на смену корреляционной психологии свойств? Прежде всего — иные языки описания психического. Языки, которые в отличие от одних прилагательных психологии свойств, будут включать в себя и существительные — описания психических вещей, состояний, событий и факторов, влияющих на события в психике. Но главное, эти языки будут глагольными — будут пригодны для описания процессов и, в частности, действий. И тем самым откроют нам возможность изучать психодинамику: что, под действием чего и как происходит в психике, что и как меняется.

Результатом такого сдвига исследовательской парадигмы станет совсем другая психология — психология с другими вопросами и, естественно, с другими ответами.

А.2 Психофизиология и нейропсихология

Здесь мы остаемся в плену старого убеждения, что психика — просто ощущение нами того, что происходит у нас в мозге. Хотим понять психику — нужно изучать мозг. Идея 19-го века, перекочевавшая в 21-й.

Идея эта правильна. Но только наполовину.

Потому что, с одной стороны, события в мозге и во всем организме сами отражают происходящее в психике. Но не это главное. Это-то мы еще как-то понимаем. Не понимаем сегодня совсем мы другое.

Мы не понимаем, что существуют психические реалии, которые нельзя осознавать, оставаясь в наших обычных состояниях сознания, а можно — только расширенным сознанием. На языке теории информации это значит, что сознание должно стать достаточно емким, вырваться за пределы магического числа 7 плюс-минус 2 и обрести способность вмещать более сложные объекты. Эти обычно неосознаваемые нами реалии формируют «область» психики, который можно назвать сверхсознанием.

Происходящее в психике определяется в первую очередь сверхсознанием. Отсюда идет главная, сущностная мотивация, формирующая жизнь индивида.

На языке физики это означает, что нам предстоит открыть надпсихические, но при этом вполне материальные реалии, которые управляют нейрофизиологической активностью мозга. Уже сегодня мы понимаем, что чтение смешной книги меняет состояние мозга, «заставляет» мозг смеяться. Но дело в том, что таких вещей, заставляющих мозг делать то-то и то-то, гораздо больше, чем мы можем себе представить сегодня. Миллионы тонких и до поры никак не осознаваемых нами воздействий бомбардируют мозг, заставляя его работать так, как он работает.

Знакомство с областью за-психического, над-психического полностью изменит наше понимание не только психики, но и мира в целом, включая, естественно, и понимание своего места в мире и своих задач. Сегодня мы хотим управлять миром, подчинять мир своей воле. Завтра же мы научимся анализировать состав и происхождение своей воли и начнем понимать, в какой степени моя воля моя, а в какой не только моя. А поняв это, поймем и когда надо подчинять мир своей воле, а когда свою волю — миру.

Это, естественно, скажется и на наших подходах к моделированию.

А.3. Моделирование

Психика многоярусна. И успешность (эффективность, результативность) процессов одного уровня сложности определяется умением корректировать их на более высоком уровне. Например, распознавание отдельных звуков речи само по себе очень неточно, скажем «а» и «о» или «м» и «н» часто неразличимы. Но подключение к распознавателю сначала синтаксических, а потом и семантических анализаторов (каждый из которых сам по себе состоит из нескольких уровней) позволяет приблизить точность распознавателя речи к 100 процентам.

Эта ситуация универсальна. Мы можем более или менее успешно моделировать отдельные психические функции, но мы не можем и не сможем смоделировать всего гомункулуса просто потому, что, поднимаясь ко все более и более высоким этажам психического, мы сравнительно быстро достигаем областей, сложность которых превышает наши способности познания. Субъективно соприкосновение с этими областями переживается как Всезнание. Реально же мы просто сталкиваемся с иной, более насыщенной, более концентрированной формой знания, которое по нашим меркам является внеязыковым и вообще внепонятийным.

Образно говоря, психика — это марионетка, подвешенная на ниточках к над-психическому. Мы не можем смоделировать поведение марионетки, не зная, что из себя представляет управляющий ей актер. Но мало того — марионетка вообще не может моделировать актера, а тем более — режиссера или автора пьесы.

Б. Задачи профессии, задачи прикладной психологии

Сегодня эти задачи объединяет стремление психолога заработать, то есть удовлетворить платежеспособный спрос. На практике это очень часто означает попытки манипулирования другими людьми. К этому добавляется говорение заказчику того, что он хочет слышать (и, естественно, то, что он готов понять).

Чем это плохо? Прежде всего, тем, что заказчик часто хочет невозможного, а психолог должен врать заказчику, чтобы не разочаровать. Но плохо и другое: манипулируя одними людьми в интересах других, мы мешаем естественному развитию тех, кем манипулируем. Мы создаем им неестественные мотивы и потребности, например, разные формы потребительства, мы мешаем их ориентировке в мире, мы деформируем их когнитивные и эмоциональные процессы. В общем, мы сбиваем их с «праведного пути». Хотя кавычки здесь излишни.

Почему так происходит? Прежде всего, потому что мы считаем свой объект, человека, его психику безжизненными. Мы работаем с психикой, как токарь с болванкой, которой нужно придать определенные свойства, а для этого — определенную форму. То, что наш объект живой, живущий своей собственной жизнью, законы которой могут не совпадать с нашими желаниями, — обо всём этом сегодня мы стараемся не думать. Нам бы нужно было растить дерево, а мы хотим работать с ним так, как будто его уже спилили.

Но «дерево», конечно, живо. И оно обычно сопротивляется нашим усилиям. Делая нашу работу не такой уж и эффективной. И хуже того — когда мы слишком сильно сгибаем дерево, оно может вдруг распрямиться и больно хлестнуть в ответ.

Многие психотерапевты естественным образом приближаются к пониманию ограниченности манипулятивных и директивных подходов. Но сегодня они чаще всего не имеют альтернативы, кроме того, чтобы пустить процесс на самотек.

Чтобы сделать следующий шаг, нужно лучше представлять себе существо психической жизни, жизни души. А именно — что психическая жизнь, с одной стороны, есть развитие психики, развитие сознания, а с другой — реализация индивидуальной идеи человека, замысла его жизни. Именно это понимание должно стать общим, чтобы психология смогла начать преодолевать свой вечный кризис.

Что изменится в будущем?

Прежде всего, прикладная психология будет вооружать не только психологов, но и обычных людей средствами работы с собой. Психологическое знание перестанет быть только инструментом заработка и будет становиться всё больше и больше инструментом саморазвития и самосовершенствования.

И второе — мы все больше будем превращаться из психологов-токарей в психологов-садоводов, а затем — и в психологов-педагогов. От «обработать по своему желанию» к «вырастить», а оттуда — к «помочь расти». Вот такой будет динамика развития психологии как профессии.

Психика — это совокупность разного рода идей, разных семян, каждое из которых прорастает, растёт и даёт свой плод. Этот плод — осознание жизни семени, ставшего плодом. Поэтому вся жизнь психики — это развитие. Развитие сознания, которое делает сознание всё более сложным и всё более ёмким, всё более полно и более адекватно отражающим мир.

В ходе этого процесса часто возникают ситуации, когда дальнейшее развитие затруднено, когда развитие останавливается. Субъективно такие ситуации переживаются как кризисы и чреваты психопатической симптоматикой. Задача психолога, неважно — работает ли он с другим человеком или с самим собой, помочь преодолеть кризис, запустить остановившийся было процесс развития.

Другая задача психологии будущего вырастет из понимания, что психика бывает не только индивидуальной, но и коллективной: и естественные большие группы, как, например, народы или даже цивилизации, и малые искусственные группы, как организации, сами являются субъектами психики и субъектами развития. Задачей психологии народов (ей предстоит возродиться, а точнее — просто наконец-то родиться) и задачей организационной психологии (ей предстоит преобразиться) станет помощь, соответственно, большим и малым сообществам в развитии.

Ну, и конечно, задачей психологии будущего останется популяризация психологического знания, задача роста психологической культуры. Только знание это, естественно, будет другим, более адекватным и более полным.

Методы высшей психологии — мудрость и любовь

Методологию высшей психологии еще только предстоит создать. Ясно, что лабораторные методы для изучения высших психических реалий малоэффективны. Нужны другие методы. В частности, методология высшей психологии включает в себя:

— Методы самонаблюдения, наблюдения, осмысления, в том числе, осмысления психологической практики.

— Методы анализа больших массивов социологических данных, собранных чаще всего не просто социологическим опросом, а массовым примением более сложных психологических инструментов (например, репертуарных решеток и их подобий), с последующим поиском в таких массивах латентных инвариантов, ответственных за межгрупповые различия. Пример (но только один из бесчисленного числа других возможных примеров) таких латентных инвариантов — факторные структуры, особенно популярные среди сегодняшних психологов.

— Методы психотехнического конструирования.

— Методы культурологического анализа, и прежде всего анализа самой разной по жанру литературы, включая такие жанры, как теологические или алхимические книги.

Два главных метода высшей психологии — осмысление для теоретических задач и любовная помощь в осмыслении для прикладных.

Насколько такие методы научны? Мало научны, если иметь в виду эксперимент естественных наук: всем показал и все согласились. Научны в том смысле, что дают знание.

Объективно ли это знание?

В смысле «не зависит от субъекта познания» — нет, не объективно. Знание зависит от уровня развития познающего: чем уровень выше, тем знание полнее и точнее.

Объективно оно в другом смысле: оно одинаково для людей, достигших высокого уровня своего развития — мудрецы видят мир одинаково и видят его таким, каков он есть.

Отсюда понятно, что главный, или даже единственный метод психологии — это развитие психолога. Добывание психологического знания идет через развитие и саморазвитие психолога. И более развитой психолог способен решать такие профессиональные задачи, которые для менее развитого неразрешимы.

Письмо 2. О методе

Дорогой друг!

Разобравшись, что из себя должен представлять предмет психологии, займемся вопросом о методе — как познавать душу.

Оказывается, что разработанные в других науках методы, такие как, например, эксперимент, дают в психологии не так уж много. Не то, что не дают ничего, но за пределами знания, получаемого таким методами, остается еще много иного знания о душе, включая и знание об очень важном, или даже о самом важном в душе.

Таким образом, получается, что этот научный инструментарий во многом только вспомогательный, в то время как главное знание приходится добывать иными способам. Что это за иные способы и почему возникла в них необходимость?

Начну со второго вопроса. Дело в том, что не так уж много из психологического знания отчуждаемо. Конечно, о многом можно написать в книге, но не каждый сможет, прочитав эту книгу, понять прочитанное.

Почему? Представь себе слепого от рождения, которого научили читать, и вот он читает описания разных цветов. Это описание будет ему либо совсем непонятно, либо он придумает (создаст внутри себя) некоторую реальность, с которой и будет сопоставлять прочитанное. Что-то вроде того, что красный — это обжигающий цвет, а зеленый — шелестящий цвет. Но конечно, его замещающая реальность будет мало общего иметь с той, о какой пишет автор, описывающий цвета.

Именно это происходит и со многими разделами знания о душе — они недоступны человеку, который не имеет необходимого личного психологического опыта. Можно сколько угодно рассказывать ребенку о красоте заката, но он, и видя закат, красоты его не почувствует.

Поэтому и оказывается, что важнейшим методом психологического познания является воспитание (и самовоспитание) самого психолога.

В чем состоит это воспитание?

Прежде всего — в расширении психологического опыта, а именно, опыта самоосознания, опыта знакомства со своей собственной душой.

Другое направление воспитания — расширение репертуара деятельности: поведенческой — занятий, познавательной — интеллектуальных действий, эмоциональной — переживаний. Это постоянная работа души: стремиться понять то, что не понимаешь, почувствовать то, что не чувствовал. Одно из направлений такого развития — эстетическое: жизнь в эстетической среде, среди произведений искусства: литературы, живописи, музыки…

Ну, и конечно, параллельно с расширением опыта знакомства со своей душой должно происходить и развитие психологических представлений-мнений-интерпретаций того нового, что психолог обнаруживает в себе.

В ходе этого знакомства с собой человек открывает в своей душе такое, что он уже не может назвать в полном смысле своим. Можно сказать, что человек выходит на границы, а потом и за границы своей индивидуальности.

С этого момента его самопознание становится в полном смысле познанием мира. Конечно, познавая свою душу, человек всегда в какой-то степени познает мир, так как между микромиром души и большим внешним макромиром существует подобие. То самое, о котором «Изумрудная скрижаль» говорит «Как наверху, так и внизу». Но в душе есть и такие «зоны», которые не подобны большому миру, а сами и есть этот большой мир.

Пока академическая психология об этих зонах не знает почти ничего. Но такое положение не вечно: психологическое знание, в том числе и академическое, развивается вместе с его носителями.

Итак, главный ключ к психологическому знанию — сам психолог. Хочешь узнать о душе больше — вырасти из себя лучшего психолога.

Глава 3. Что я сделал для науки

В моей области культурного производства смешно говорить о приоритете: всё известно много тысячелетий, и те, кому посчастливилось получить это знание, только переводят его на язык современников. Так что понятие «открытие» имеет здесь другое наполнение — что ты сумел открыть в сокровищнице знания, а не то, что ты придумал или вырвал у природы. Ниже о моих открытиях.

1. В онтологии и гносеологии

В онтологии — модель динамического многослойного Мира, различные слои которого взаимодействуют и взаимопревращаются друг в друга. Все слои материальны, но материя каждого слоя имеет свою тонкость. Науке сегодня более-менее известно строение материи только самых грубых миров.

Эта модель позволяет снять противоречия между материализмом и идеализмом. В одной фазе Мирового Процесса (Круговорота Духа) тонкие миры порождают грубые в соответствии со взглядами идеализма, в другой грубое «возгоняется» в тонкое, в соответствии с взглядами материализма. Мировой цикл состоит из множества меньших циклов, порождая Мировую Иерархию идей. Каждый из циклов реализует свою идею, которая воплощается в первой фазе цикла (от замысла до воплощения) и осмысляется во второй (от воплощения до осмысления).

Такая модель раскрывает относительность восприятия частей мира как вещей, или идей, или существ. Реально существуют лишь триады «вещь-существо-идея», которые люди интерпретируют или как вещи, или как идеи, или как существа в зависимости от культурной традиции интерпретации соответствующих триад. Таким образом, существа (боги), о которых говорят религии, часто хорошо известны нам не как таинственные, невидимые персонажи сказочных историй, а в своем ином качестве — как вещи (Бог = природа, мир), или как идеи (Бог = Идея Мира).

В гносеологии такое виденье Мира смещают акцент в понимании того, что есть знание, с информационного подхода (знание — это информация, текст, структура) на двухкомпонентный подход, где значимость информационного компонента знания не больше, чем у компонента эмпирического — личного опыта, без которого знание не существует.

2. В антропологии, теоретической психологии и философии психологии

Центральное понятие в антропологии — духовное развитие. Реализуя свою идею, вещь мира, которую мы называем человек, проходит через те же стадии, что и любая иная вещь мира, а именно — путь от замысла до осмысления. Это и есть цикл духовного развития человека, целью которого является преобразование души человека и ее слияние с более тонким миром, родившим в свое время замысел этой души.

Одной жизни в теле человека недостаточно для прохождения всего цикла духовного развития. Этим объясняется необходимость реинкарнаций. Но само понятие «реинкарнация» качественно отличается от наивных, мифических представлений о ней: например, человек не может родиться баобабом.

Была разработана шкала яркости психо-духовных состояний, которая может использоваться для измерения духовного роста (уровня духовного развития) индивидов и общества в целом. Этот инструмент предоставляет принципиально новые возможности для изучения истории и особенно — истории культуры.

Биполярная модель психики позволяет раскрыть роль человека как связующего звена между самым грубым из миров — вещественным, и некоторыми тонкими мирами. Человек располагает несколькими телами — для работы с разными мирами, из которых духовное тело, работающее с самым тонким из доступных человеку миров, пока только-только становится известным академической психологии. Осознание человеком своего духовного тела позволяет наблюдать сложное поле сил, действующих на человека и в значительной степени предопределяющих его судьбу и, что еще важнее, траекторию его духовного развития.

Систематизация феноменов, в которых высшие тела проявляют себя, привела к разработке программы новой психологии — психологии духовности, или высшей психологии со своим собственным предметом, но, что важнее, с собственными прикладными задачами, связанными с прикладными задачами существующей сегодня психологии, но помещающими их в иной контекст, далекий от традиционного. Эта книга, как и ее предшественница, написанная 25 лет назад «Психология духовности», о высшей психологии.

В составе высших психических тел есть «части», общие для всех членов сообщества. В совокупности, такие «части» образуют коллективную психику сообщества. Некоторые бессознательные компоненты коллективной психики были впервые замечены Юнгом и названы им архетипами. Среди таких архетипов выделяются две группы: конституциональные черты общей психики и программы развития сообщества. На осознаваемую часть коллективной психики первым обратил внимание Л.С.Выготский в своей культурно-исторической теории. Наука о коллективной психике — социопсихология.

3. В теологии: психотеология

Изучение священных текстов различных религиозных традиций с точки зрения духовного развития человека, позволяет обнаружить во всех Писаниях одно и то же скрытое содержание. Все они рассказывают о: а) цели, б) принципах и в) методах духовного развития. Цель и принципы духовного развития универсальны, не зависят от культуры. А вот методы духовного развития культурно-специфичны. Они определяются уже достигнутым состоянием духовного развития и культурно-детерминируемым содержанием психики. Этим объясняется разнообразие религий. Так возникает психотеология — наука, рассматривающая тексты Писаний как пособия по духовному развитию людей определенных культур и определенных уровней духовного развития.

4. В философии истории, метаистории и историософии

Была создана методология изучения духовного роста как современных обществ, так и обществ, существовавших в истории много веков назад. Теоретической основой этой методологии является феномен передачи творцом продукту своего творчества яркости своего духовного состояния. Таким образом, появляется возможность определять духовный рост людей, живших многие столетия назад, через яркость созданных ими вещей.

Применение этой методологии в экспедициях (всего — около 30) почти по всем значимым регионам культурной истории (от Мезоамерики до Японии) позволило реконструировать картину историю 4—5 последних тысячелетий как историю духовного развития человечества. Важнейшую роль в этой картине играют «Вспышки» — относительно короткие периоды, примерно раз в 500 лет, которые наполняют людей энергией созидания новых культур (метакультур, цивилизаций), взрывообразно увеличивая творческий потенциал их создателей.

Метакультуры живут около 2000 лет проходя через ряд стадий своего развития — от зарождения до угасания. Сегодня мы живем в эпоху появления новой Вспышки.

Эта реконструкция продолжила и во многом синтезировала линии метаисторической (историософской) мысли, берущие начало в работах Шпенглера, Льва Гумилева и Даниила Андреева.

5. В истории, культурологии, религиоведении

Анализ яркостей различных культур и религий раскрывает их роли в истории — каждая из них создает людей своего духовного роста, поднимая человечество на следующую ступень духовного развития. Это позволяет ввести понятие «ранг культуры (религии)» и рассматривать историю в целом как Пирамиду Истории, нижний ярус которой занимают множество культур (религий) нижнего ранга, а чем выше ярус, тем меньше на нем культур (религий, или квази-религий).