Опыты литературной инженерии. Книга 1

А. И. Гофштейн, 2021

Опыт в широком смысле – единство умений и знаний. Пожил, поднакопил, поделился. Может быть, не слишком щедро: что забыл, а что не освоил до такого состояния, чтобы иметь нахальство предложить читателям. Остается только надеяться, что в моих рассказах найдется для вас и полезное и забавное. То есть то, что в жизни неразделимо.

Башмак

Лезу я по скале, которая сплошной конгломерат. Ни зацепиться, как следует, ни крюк забить. Маршрут похож на открытую книгу. Так на альпинистской фене называется внутренний угол. Лезть нужно всего метров шесть. Половина позади. А впереди то, что обозвать хорошими словами язык не повернется — сплошная труха. Страховка, конечно, снизу. Но толку от нее грош. Мой напарник завел страховочную веревку за корявое деревце и держит двумя ручонками. Хотя и он и я понимаем, что, сорвись я с шести метров, и деревцу не выдержать, и веревку не удержать хоть клещами. В зрителях еще двое. Что случись, свидетелей моей неловкости хватит.

При такой перспективе нужно быть особенно внимательным к мелким деталям: на чем вот эта кварцевая галечка держится? И во-он та ямочка не вздумает ли раскрошится, когда я в нее всуну конец пальца? Смотрите-ка, все, пролез! Стою на гребешочке. На своих двоих стою. Вот только отдышусь маленько и поползу дальше. Ерунда осталась.

Между прочим, так высоко я залез первый раз из пяти предыдущих попыток. Скала эта находится в Аксаутском ущелье на Кавказе. Издали она похожа на туфель, нацеленный носком в небо. Особенно красиво смотрится из села Хасаут Греческое. Увидели бы ее красноярцы со своих несчастных столбов — слезами бы умылись. Особенно хорошо торчит этот «башмак» при вечернем освещении. Носок как игла: метров на двести прямо над дорогой.

Пять раз я пытался одолеть Башмак. Специально пишу с большой буквы — он того стоит. То путался в непролазных зарослях азалии, то упирался в непроходимые фиолетово-розовые конгломератовые стенки. Что особенно обидно: подбирался к вершине почти вплотную, оставалось каких-то двадцать метров по вертикали. Но каждый раз Башмак неучтиво давал мне пинка, утверждая свою высокомерную сущность.

Уж сегодня-то мы сведем счеты с Башмаком! От вершины меня отделяет всего ничего. Если перевести на язык сапожника, то я выбрался в район шнуровки. Осталось взобраться по крутому наклонному камню, предвершинной части башмака, до давно желанного носка — вершины.

Осторожно перемещаюсь с гребешка на узкую полку. По-прежнему крюк забить негде. Нет, кажется, нашел подходящую трещину. Вставляю в нее скальный крюк, потюкиваю по нему легонько молотком, так как для хорошей кузнечной работы неудобно стоять на полке на одних только рантах ботинок. Крюк на удивление охотно лезет в щель. Я бы сказал, чересчур охотно, с противным дребезжанием. Тонкого поющего звука надежно заклинившегося в трещине крюка пока не слышно. Крюк совершенно подлым образом заполз в щель, оставив на проушине самое чуть-чуть для карабина. Вставил карабин в отверстие, посмотрел с укоризной на крюк: не удержит ведь, собака, если сорвусь. Прощелкнул страховочную веревку в карабин и двинулся по полке дальше. Сантиметр за сантиметром продвигаюсь вперед, оглядываясь на ненадежный крюк. Все стараюсь рассчитать направление нагрузки на карабин в случае срыва. Теоретически получается неплохо. Все таки должен выдержать!

Пришел конец моей полочке. Ветер в лицо, а кроме него, ничего больше нет. Пытаюсь закинуть руку наверх, но стоять совсем плохо — скала отбрасывает. Над головой, как на грех, небольшой такой, гнусный козырек. Елозил я елозил рукой по камню и вроде бы нащупал спасительную трещинку. Но тут обнаруживаю, что третья рука у меня отсутствует, и нечем снять крюк с карабина на поясе. Все, что прошел, пришлось забыть. Зашуршал я приставными шажками назад по полочке. Добрался до такого места, где можно было освободить одну руку, и уже тут отцепил крюк с накопителя. Третья рука пока не появилась, поэтому взял крюк в зубы и по знакомой дорожке шириной с пол-ладони повторил эквилибр во всех подробностях. Из-за этой суеты я даже перестал бояться. Просто некогда стало.

Оказалось, добыть изо рта крюк немножко легче. Вставил его на ощупь в трещинку. Постучал сначала по обушку ладошкой, Потом кулаком. Когда стало больно, начал за вставленный вживую крюк держаться двумя пальцами. Потом постучал по крюку молотком. Потом вставил в отверстие крюка карабин и треснул молотком уже изо всей силы. Звук у этого крюка мне понравился сразу. Нужно было только стараться не ударить себя молотком по пальцам. Но Бог миловал.

Прощелкиваю свою страховку в этот карабин, кричу напарнику, чтобы выдал веревку, и одним движением седлаю Башмак, как скаковую лошадь. До носка-вершины, можно двигаться только на четвереньках. Во-первых, круто, во-вторых, узко, в-третьих, страшно. Через две минуты я на вершине! Жуткое дело, вершина меньше велосипедного сиденья. Если быть точным, то я не на самой вершине, а при вершине, обнимаю ее двумя руками, лежа почти на вертикальном гребне.

Не очень повозившись, вколачиваю в макушку Башмаку большой фрезерованный скальный крюк. В свое время я его приобрел с черного хода у кладовщика геологической партии. Крюк могучий, вороненный, на нем можно подвесить туркестанского верблюда — выдержит. Последний раз прощелкиваю страховочную веревку в карабин на крюке. Перекрикивая ветер, прошу напарника выдать полтора метра веревки. И для самоутверждения становлюсь обеими ногами на вершину.

Далеко внизу по дороге ползет грузовик. Остановился. Наверное, на фоне неба мой силуэт хорошо виден. Из кузова соскакивают люди, которые сверху кажутся меньше спичек. Рассматривают новое чудо. То есть меня на Башмаке. Но ветерок хочет меня сдуть, поэтому я срочно становлюсь на четвереньки. Так надежнее.

Теперь нужно готовить удовольствие для остальных. Пришли мы в этот раз к Башмаку вчетвером. Трое взрослых мужиков и одна девушка, очарованная Башмаком. Все с одного предприятия. Закрепляю перила по-человечески: добиваю крючья, натягиваю веревку. Пристраиваюсь около вершины, пристегнувшись к страховке. Наладил вторую веревку. Да, еще один крюк забил по дороге. Неплохо он пошел, с самодовольным писком.

Покричал вниз, чтобы поднимались. Да чтобы не забыли груз. Грузом был дюралевый шест. Составной, из двух половинок по два метра. К шесту полагался запас оцинкованной проволоки, плоскогубцы и, главное, флаг. Флаг был белым, размером два на полтора метра. Ткань для флага была похищена на нашем заводе резиновых технических изделий. Материал назывался «доместик» и обладал, по словам ворюг, невиданной прочностью.

Первым поднялся ко мне Валентин Викторович Мокрушин, начальник центральной заводской лаборатории. Он же меня страховал на последних десятках метров подъема. Мы с ним давно ходим в горы. Даже одну гору, не очень, правда, выдающуюся, назвали в честь него: Мокруш-Баши. Очень хороший человек Валентин Викторович. Спокойный, остроумный и знающий. С трудом выполз он из-под навеса, с трудом преодолел гребень. Он старше нас всех, и ему, понятно, нелегко. Тем более, что тащит древко для флага. За ним девочка лезет, Ира, дочка хорошего знакомого. Два года в альпинизме. Юркая, как полевая мышка. Выпорхнула на гребень, я даже моргнуть не успел. Показывает на свой карман: тут они, плоскогубцы. Последним поднимается Анатолий Черменович Баскаев — главный технолог завода. Он еще флаг не видел. Узнает, что с его завода доместик украли — удивится! На счету у Анатоля Черменовича покоренных вершин нет. Башмак — первая. Причем непростая даже для опытного скалолаза. Тут надо помогать вовсю. Решение мы нашли в тактике. Прием называется «сосиски». Это тот случай, когда один лидирует на всем маршруте, а остальных, нанизанных на веревку, просто поднимает. Анатолий Черменович очень хотел покорить Башмак. Он его и покорил. А зачем смотреть на технические мелочи? Здорово ведь получилось! Баскаев — человек умнейший и хладнокровнейший. Ни разу не слышал, чтобы он на кого-либо повысил голос. А тут повис над пропастью, зацепившись животом за тот самый козырек, и говорит шепотом, почти лишенным интонации:

— Ноги почему-то дрожат…

Как ни боязно было всем наверху, не выдержали, расхохотались. Я начал воздвигать флаг, пока ветер нас не сдул с гребня. Растяжки из проволоки, которую передал мне Баскаев по цепочке, понятно, крепить некуда. Пришлось лечь на вершину и молотить крючья в тело скалы, разыскивая трещины внизу, под руками. Под животом у меня, помните, крюк торчит с карабином. Да еще пару камешков каких-то острых. Я их выковырял и выбросил. Тут уж Мокрушин голос подает:

— Прошу вас это немедленно прекратить! Я не могу, когда камни исчезают без звука!

Я сначала не понял, чего это он заволновался. Потом сообразил: камни, которые я выбросил, улетели в долину, как в пустоту. Настолько высоко мы сидели, что не смогли услышать звук от упавших камней!

С большим трудом установил шест с флагом — мешал ветер. И помочь некому. Все, кажется, рядом, а условия помочь не позволяют. Ира было ко мне потянулась, так я на нее цыкнул — у самого дрожь по спине пробирает. Кто скажет вам, что высоты не боится, не верьте. Пусть на Башмак сходит, проверит. Там за перегибом мой крюк остался. Я его специально не выколотил, чтобы развязать ключевое место.