Не может быть

tanasa, 2020

Купидончик засуетился. Вытащил из колчана стрелу, оперенье которой сразу заиграло всеми цветами радуги. – И я так думаю! – он улыбнулся. Не зря его дождь загнал под крышу этого здания. Прицелился, натянул тетиву лука и выстрелил. – Надеюсь, у вас все получится, – бросил малыш напоследок, вылетая на улицу.

Глава 4

— А может, не надо? — засомневалась Елена Владимировна.

— Надо, Федя, надо, — Анна Николаевна засмеялась и поставила бокал на стол.

— Какой чудесный смех! Я никогда раньше не слышала, как вы смеётесь! Совершенно другой человек.

— Да?! И какой же?

— Такой… такая красивая, — директор почувствовала, как зарделись щеки. «Господи! Что я несу! Что со мной?» — мелькнуло в сознании и исчезло.

Кто знает, как отреагировала бы на такие слова трезвая Анна Николаевна. Наверное, застыла бы изваянием, полыхая щеками, а может, убежала бы в ужасе или разразилась гневной тирадой…

Нетрезвая же, облизнув кончиком языка губы, подалась вперёд и выдохнула кокетливо:

— И что же во мне красивого?!

Аня-пионерка в ужасе закрыла глаза и уши, чтобы не видеть и не слышать такого позора. Хотя, если честно, уши она прикрыла неплотно — пионеры очень любопытны.

— Всё! — с готовностью отозвалась Елена Владимировна.

— И даже веснушки?

Аня-отличница открыла уши. Веснушки были её больным местом.

— И даже веснушки! — улыбнулась директор. — Анечка! Можно к вам так обращаться?

— Конечно!

— Лена! Леночка, — попробовала слово на вкус Аня-Мата Хари, — какое чудесное имя!

— Неужели вам никто не говорил, что вы красавица? — директор недоверчиво смотрела на покрасневшую Анечку.

— Никто.

— И даже муж?

— Я не замужем.

— Не может быть! — отчего-то обрадовалась Елена Владимировна. — У меня гдето были конфеты, — она поспешила к книжным шкафам. — Вот! — победно потрясла коробкой. — Может, присядем на диван?

Аня села на самый краешек.

— Конфеты, кстати, тоже с коньяком, — директор опять засмеялась. — Угощайтесь, — протянула коробку и плюхнулась на диван. — Анечка, садитесь поудобнее, — похлопала ладонью возле себя.

— Так вы совсем никогда не были замужем? — вернулась к столь заинтересовавшей её теме. — Просто даже не верится. Такая красивая женщина и… одна? — полувопросительно посмотрела на Анну Николаевну.

Та сделала большой глоток коньяка. Громко выдохнула, словно перед прыжком в воду. — У меня нет мужчины, потому что мне нравятся женщины, — схватив конфету, принялась жевать.

Елена Владимировна застыла.

— А как вы относитесь к лесбиянкам? — Анна Николаевна решила идти ва-банк.

Аня-отличница шлёпнулась в обморок. Аня-Мата Хари и Змий Зелёный плясали сиртаки…

— Я… не знаю. Я уже двадцать лет замужем, — директор рассматривала коробку с угощением, — моему сыну девятнадцать. Он учится за границей. Очень, знаете, недешёвое удовольствие, — рассказывала она конфетам, — кручусь как белка в колесе. От мужа проку никакого. Нет, он хороший человек, но все финансовые вопросы на мне. Тюфяк. Хотя я с другим, наверное, и вовсе не смогла бы жить. Никогда ЗА МУЖЕМ не была. Скорее, он за мной, — рассмеялась и подняла глаза. — Вот и директорство это… Я ведь здесь не от большой любви к детям, а на зарплату хорошую позарилась. Да и командовать — это моё. Никогда не боялась ответственности…

Жадно выпив содержимое стакана, посмотрела на Анну Николаевну.

— Мне иногда кажется, что я и не человек вовсе. Робот… просто робот, которого запрограммировали на определённые действия, — невесело улыбнулась, — и чувствовать мне просто не дано. Но вот сейчас, я не знаю, как выразить это словами… Я — словно и не я вовсе. Понимаете?

— Нет, — прошептала та, зачарованно смотря в карие глаза.

— Вот и я не понимаю. Я привыкла всё через голову пропускать: анализировать, обобщать… Но это… Со мной такое впервые, — директор принялась теребить пуговицу рубашки. — Мне всё время хочется на вас смотреть и прикасаться, и такое состояние… сердце колотится, как сумасшедшее, но совсем не страшно, а радостно. И я бы никуда от вас не уходила, — пуговица наконец-то оторвалась. — Ой, вот это я волнуюсь! — удивленно констатировала она.

— И я, — Анечка протянула руку и, коснувшись лица Елены Владимировны, провела по щеке кончиками пальцев, ощущая теплую бархатистость кожи. Удары сердца отдавались в ушах. Та замерла, закрыв глаза. Потом вдруг повернула голову и поцеловала ладонь, накрыв её своей рукой и едва ощутимо поглаживая запястье.

Анечку пробрала дрожь возбуждения. Неимоверно хотелось поцеловать и…

Вдруг раздался стук. Дверь приоткрылась и послышался голос:

— Можно?