Реабилитация

Viktoriya Slizkova, 2021

Егор Щукин, молодой хоккеист, получает серьезную травму на очередном матче. И только одна девушка, ничего не знающая о хоккее, но полностью посвятившая себя профессии врача, сможет ему помочь. Но захочет ли Егор принять эту помощь?! Книга о, казалось бы, невозможной любви, спорте и том, как человек преодолевает невозможное.

Глава 9

Я проснулась от того, что не чувствую ног. Не сразу поняв почему так не чувствую своего тела, распахнула глаза. Вспомнились события вчерашнего вечера. Я так и заснула в пластиковом кресле, только вот почему-то прикрытая пледом. Перевела задумчивый взгляд на Егора. Он увлеченно поглощал крекер и что — то просматривал в телефоне.

Пришлось покашлять, чтобы привлечь к себе внимание.

— Проснулась?

Он улыбался, и это чертовски поднимало мне с утра настроение.

— Это Яна, — указал он на плед, — решила грехи замолить.

Киваю. Вытянув вперед ноги, кручу ступнями. Едва заметив, как за мной следит Егор.

— Что?

— Ничего, — парень быстро отворачивается.

Оправив мятый подол платья, и сложив на стуле плед, попрощавшись, выхожу из палаты. Настроение как не странно приподнятое и я даже улыбаюсь Яне, спрятавшейся от меня за стойкой поста.

Вот он ключик, к разуму хоккейного мальчика — подружиться с ним. Я решила для себя пересмотреть все их хоккейные матчи, перерыть интернет и узнать в сетях о каждом из его друзей. Если разговоры об этом придают ему уверенности, что ж будем разговаривать об этом.

— Вика?

И даже встреча с заведующим отделением не омрачает мне утро. Хотя…. Одно обстоятельство вчера я упустила. Ведь там, на танцполе, когда Яна сообщила о том, что Егору нужна помощь, мужчина не потрудился последовать за мной. Он остался развлекаться там, наплевав на то, что мальчику может быть плохо.

Улыбка в момент сходит с моего лица.

— Здравствуйте.

— Как сухо.

Смотрю на его руки, ими он вчера обнимал меня и сейчас это вызывает лишь отвращение.

— Простите, тороплюсь.

Я пытаюсь пройти мимо, но он перехватывает меня за локоть.

— Куда же?

Мой рост, даже выше женского среднего, но, чтобы заглянуть в мои глаза мужчине приходится слишком близко наклонить свое лицо ко мне.

Мужчина осматривает меня наглым подмечающим взглядом. Я во вчерашнем изрядно помятом платье, без халата и даже страшно представить, что за ночь стало с моей прической и косметикой на лице.

— Ночевали у своего мальчика?

То, каким тоном это было сказано, задело меня. А ведь не должно было бы. Я врач, ночевавший в палате своего пациента, потому что тому требовался уход, а ощутила себя девочкой по вызову.

— Пустите.

Я шиплю почти по-змеиному, но он не робкого десятка, и я почти прижата им к стене.

— Иди.

Мгновенье и он меня отпускает, но я чувствую, что на этом все не закончится, а потому быстрым шагом и не оглядываюсь, поднимаюсь к себе.

Черт, черт, черт! Я не должна отвлекаться на подобные глупости, не должна тратить себя на внимание мужчин. Срочно принять контрастный душ и позвонить учителю. Я давно не докладывала ему о состоянии Егора, и должно быть они волнуются.

На голове и вправду кавардак, с рождения волосы у меня слегка вьются, и хранить их в порядке, достаточно сложно. Ресницы слиплись, а губы покусаны от волнения. Но при всем этом я выгляжу как — то порочно, не странно, почему это вызывает в мужчинах такую реакцию. Красота мне досталась от матери, и я бессовестно ее эксплуатировала.

— Да?

— Николай Константинович, доброе утро!

— Я рад тебя слышать, девочка моя. Как ты, как Егор?

— Хорошо, — улыбаюсь невидящему меня собеседнику, — Егор начал медленно, но верно приходить в себя. Думаю, у нас все получится.

— В тебе я не сомневался, ты умница. А как твое настроение?

— Я же говорю, у нас все….

— Нет, нет, девочка моя. Я все слышал про состояние Егора, а как ты сама?

А как я? Где есть границы моей личности, не переходящие в состояние моих пациентов. Им лучше — мне лучше, им хуже — я страдаю.

— Хорошо, вроде бы.

— Вроде?

Этот человек растил меня, как личность и с точностью определял, мое настроение в истинном его эквиваленте.

— Знаете, здесь есть врач, и я ему нравлюсь.

— А он тебе?

В голосе учителя явно проскальзывала озабоченность, в такие истории я влипала и в родной больнице.

— Нет. Но он заведующий отделением, и я не хочу с ним ссориться.

— Ты умеешь грамотно поставить на место. Но ведь это не все?

Конечно же, нет! Кричала душа и требовала сказать ему о том, что кажется, она не ровно дышит к молодому хоккеисту.

Но разум быстро отмел эту идею.

Конечно же, нет! Такое просто невозможно.

— Все. Просто не хочу неприятностей на новом месте.

— Вика, ты одна из самых умных женщин, которых я встречал на своем жизненном пути. А мне без малого шестьдесят, знаешь ли. Я верю в то, что ты со всем разберешься.

Еще долго я думала над его словами. Моей предельной защитой во все времена, была та самая хваленая сдержанность и осторожность. Я не влюблялась, но крутила романы. Я не ценила людей, если они не были на грани жизни и смерти. Мужчины? Пыль. О чем было говорить с ними? О том, как сложно и опасно жить? Да, разве может в этом признаться, истинный самец, коими они себя считали?

Мне было сложно находить друзей. Моими друзьями были люди, которых я помогла Богу вытащить с того света. Люди, доверяющие мне. Люди, о которых я знала все.

Уронила голову на колени. Нездоровые вещи происходят сейчас со мной. Парню восемнадцать, ему жить да жить. Ходить по клубам, вертеть романы, перебирать девочек из группы поддержки. Вроде той миловидной Марины.

Выдыхаю. Все поправимо и решаемо. Я умею выключать чувство и включать мозг, иначе не выжила бы в этой профессии.

— Все хорошо.

Говорю своему отражению в зеркале, напротив.

— Это твое тайное сумасшествие и о нем никто не узнает.

Встаю, оправив родненький белый халат. Мое тайное укрытие. Стряхиваю невидимые пылинки опавших мыслей.

— Егор Щукин, девятнадцать лет. Перелом лодыжки со смещением.

Скороговоркой чеканю я. Это все, что я должна о нем знать. И это все, что я должна к нему чувствовать.

Чертовы, голубые глаза! Таких глаз не должно быть у людей. У милых котиков из мультиков, возможно, но не у мужчины. Потому что мужчина с такими глазами, опасен, как атомная бомба.