Маэстро. Опера

Velikaya Lives Lui Braun

Как метель стелет в степь, как невеста готовит постель,Нарядилась жар птица смелая,В платье невесты белое – белый стих!Посланий верности скрижальной преодолев спирали круг,В чернильницу для молока макала птица белый клюв,И расплескав любви плеяды меж строк запрятавшихся букв,Писала тайные признанья, словно клевала белых мух.

© Velikaya Lives Lui Braun, 2023

ISBN 978-5-0060-3759-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Velikaya Lives Lui Braun

Маэстро

ЭПИГРАФ

А утром был снег, густой и белый,

Вроде весна пришла, а земля белела,

В меха горностая рядилась вся…

И вместо нежных, первых лучистых,

Апрельских подснежников, кипельно-чистых,

Снежинки в лесу распустили

Свои хрустальные листья.

Маленькие цветы

Искрящейся красоты льдинки

Раскрыли бутоны — пушинки…

Стало холодно!

Послышались стоны, скрипы,

Тяжёлых, простывших в нот хрипы.

Вы не ослышались — «НОТ!»

Штраус искал ритма ход

Потерянных партитур.

Шёл тихий и медленный интеграл,

Ногами вяз в снег, мёрз, хромал…

И минус на минус плюс не давал.

Чёрный на белом снегу концертный фрак,

Ноты своих партитур растерял,

По следу бродил, как пёс,

Надеясь на острый нос, тянул им в откос.

Иоганн шёл по пьесам,

Шёл лесом Венским,

По остротам и шуткам женским, по смеху,

Тонувшем в бокале вина…

Помада на стекле фужера, вишней таяла…

Стекавший по стеклу рубин

Рот страстный пригубил,

Тех, кто винил, кто обратил ноты в винил,

Чёрным диском пластинки закрыл

Великого гения!

По снегу и на морозце

Глазами полными слез,

Как листья, ресницы купая в росе,

Он просил меня помочь вернуть пьесы все!

Потому шёл дождь — глухою стеной,

Потому сыпал снег слишком густой,

И смешалось всё одним днём,

Иоанн закрывал меня от всех

Собственным щитом — МУЗЫКИ!

В горсти насыпал мне свои стихи музыки.

Взял батуту МАЭСТРО,

Взмахнул рукой гордо,

И снег под музыку шёл,

Он бил все рекорды,

Ходил по аккордам, мажоры дробил…

И дробью градовой грязные руки бил

Тех, кто его губил.

Падали ноты гвоздями длинными в снег,

Вонзались чёрными шляпками вверх,

Кто-то невидимый их отдавал,

Словно снег к земле прибивал.

— Верните музыку!

На входе в театральный зал

Великий Штраус вальсы раздавал.

Иоганн — он словно жил в этом дворце!

В каждом канделябре, каждом изразце, фреске,

В резьбе багетных рам,

Мягкой драпировке занавески, бархате кулис…

На балконах, ложах, портере

И даже в конце зала, на галере, дух его царил,

Словно он один здесь хозяин был!

Король вальсов был жив, он в вечности жил,

И, гостей усадив в зал,

Вновь и вновь классикой нот звучал!

В мелодиях живого исполнения

Мелькали альфы, домры, флейты, скрипки, смычки…

Играли музыканты в дудочки…

И дирижёр в парадном фраке,

Прошитый пульсом музыки, стопою отмерял щелчки,

Протопывая важно каблуком размеренные длительности нот,

Усиливая стуком гилли ритмичный вальса ход.

Кружились пары по фойе, по лакированной канве паркета,

И в чудных обертонах частота, как изобилья высота,

Горит на золотом сеченье и разрастается верченьем,

Раскрывая мелодий грань для каждого,

Кто хочет раскрывать в себе самом скрижали важного.

Из-под гаде, что обтянули тканью бедра узкие,

Раскрытых книзу юбок, в сборах рюшами,

Волнистых от пришитой лески в край,

Закрученную слинкою спираль,

Несли на тонких стройных ножках танцовщиц

Балетных туфель каблучки — невысокие «рюмочки»,

Сквозь своды — облучков, украшены цветами,

Порхали ножки, словно крылья бабочек летали,

Ну до чего ж легки, в сетчатых чулках,

Бабочки в капроновых сачках.

Скользило следом в пол боа, летело да мело,

Сплетенное из страусиного пера, шлейфом падало.

Раскрыли дамы веера, пером прикрывши томность глаз,

Ресниц густых, чуть прикрывал соблазн,

Изгиб у талии руки мужской придерживала кисть,

Слегка сжимала бок, как бы невидимый намек,

К себе притягивая, даму влек.

Манжет крахмальный стразом мерцал,

На запонку зацапанный кристалл дисперсию бросал!

И чёрным атласом в белеющий крахмал рукав наложил фрак,

Здесь публика совсем не для зевак,

Как-никак, знатоки пришли сюда,

Под своды дома Иоганна Штрауса.

Оперный театр, нарядившийся в бархат и золото,

В нити горного хрусталя,

В амальгаме зеркал, раскрывая фрактал,

Свою публику ждал.

Благородный цвет бордо драпировкой велюровых штор, ламбрекенов,

Кистей из бахромы, причудливости золотой канвы лоджии украшал,

И красивый оплёт в переплётах узорной тесьмы

Люрексом отливал, блеск кидая в зал.

И хоть былые времена давно свет современный залил,

Но правило осталось в этом зале — в нём Штраус жил!

Какой бы ни была на сцене пьеса,

Начало и конец в партитуре нот

Аккордом бил венец великого творца,

Кода — Иоганна Батиста Штрауса.

— S.

Батисты, батисты, как хороши эти лёгкие ткани

С вензелями инициалов маэстро

И эмблемой театра местного:

Носовые платки, шарфы и прочие нужные вещи,

Которые всегда к месту,

Можно приобрести лишь здесь,

Где обрёл своё постоянное место, дом,

Носящий великое имя гения и память хранящий о нём!

По мотивам пьесы Иоганна Штрауса «Сказки Венского леса»

Эпиграф

По каждой постановке пьесы

Отдельный флаер самостоятельную роль свою играет,

Или буклет с детальным описаньем действа,

Чтоб зритель мог, прочтя меж строк сюжет,

Открыть себе сквозь текст портал в мир закулисных сцен

И, от того внимая суть, спектакль проникновенней понимал,

Так, словно образ пьесы сам на сцене проживал!

Харизмою захватывая зал,

От линии кордебалета к сцене, на тонких ножках семеня,

На стопочках-коробочках пуант выбежала легка,

Арабеска гимнастки гибка,

Вверх взметнулась рука, и нога высоко кинута…

Балерина тонка,

Стебель цветка, держит пачку бутона удлинённой сетки подола,

Листьями, над головой овал,

Застыла, словно в этот миг её художник рисовал,

И, словно к жестам рук привязаны слова,

В стороны развела, распахнув веера, за волною пошла волна,

Озорничая так, играючи запела их,

В потоки музыки ворвался ветром стих, и зал,

Раскрывши рот, песенный нектар с губ её пьёт!

— Солнце забрезжило сквозь стволы, снимая с ветвей завес,

И песнями звонких птах мгновенно наполнился лес,

Тот, что долгую зиму стоял, словно в дремоту сник…

Но очнулся от сна лес, зевнул… заскрипел, застонал старик,

Весь пропитанный талой водицею,

Потянулся, встал, гордый лик вскинул птицею…

Огляделся вокруг — и взмахнула рука старика,

Веткой острою вверх поднята,

Дирижёрская палочка — баттута.

И машет, и машет рука,

Словно ниткой сплетает игла,

Прошивает пространство вечными узами музыки,

Вяжет крепкие узелки!

И по сцене прима сложным узором ходила,

Так, словно некто невидимый

С нею танец учил

И, заботясь о ней,

Орнамент танцевального рисунка

На этом полу начертил!

— Певчею птицей Вью птахи послушно поют

Да вьют гнезда, свои гнезда вьют.

Ныряя под арочки, под столбики, палочки,

Вкалывая стебельки, считая вслух петельки,

Закрепляя к стволам узелки, тайные крестики…

Раскинулся хор на ветвях пошаговых,

Как на певчих станках, устланных ковром зелени,

Разрастается вширь и ползёт

Партитурный ход многорядьем нот,

От самых корней до высот многозвучьем бьёт!

Ах, как была красна этой зари молодая весна,

Я и сама словно очнулась от зимнего сна.

Вьёт птица гнездо — певчая, песни поёт — девицею,

Словно хмельная весна, одурманила всех медуницею,

Напоила росою с цветка ароматной водицею.

Порхает и кружится филейное кружевцо,

Старинных узоров кордовый край,

Кружевной ткётся рай в лесу.

На воздушных петелечках,

На накидах, на фенечках,

Как паучок, птичий мелькает крючок,

За пучком пучок, соломку носит в рюкзачок.

Вьёт птица гнездо — певчая,

Льёт трели свои о любви — вечные,

Переливает по гнёздам — скворечникам,

Своим птенцам клювом ноты стучит по раскрытым устам…

Лик гордой птицы Вью лианой песни вью.

На сцену выходил кордебалет

В причудливых нарядах дивных птиц,

Расцветки разного пера, фантазий без границ,

Мелькали образы танцовщиков и танцовщиц

В классических движениях балета,

И они также многоголосьем подпевали

В такт приме ноты оперетты!

Давайте держать этикет

По программе концерта

В строгом оперном зале,

Где великие гении пьесы слагали,

На сцену важный инструмент поставлен,

Заняв своё почётное место,

На трёх коротких ногах, словно присев в плие,

Прежних веков бытие в наш мир тянул на себе,

На могучей спине форма лир,

Как и прежде, для всех оставался кумир

Эталоном классической музыки, покоряющей мир!

Замер строго и вроде шутить не привык,

Но часто с годами бывает и так,

Что в юность впадает старик…

Претерпев реставрацию, сильную декорацию,

Современный прикинув стиль,

Золочёной потали пыль по белому фраку,

Аппликацией молда по лапсердаку,

Откинув в сторону крышку — крыло,

Теперь, своим годам назло,

Подперев опорою лопасть, словно взяв в руки трость,

Сначала не спеша, как будто ног расхаживая кость,

Играл старинный королевский концертный рояль

Длинную мелодию жизни своей.

И, сохранив души мораль,

Он шёл по партитурам нот, стоявшим на резном пюпитре,

Считала такт нога с нажимом на педаль,

Делила пьяно форте то тише, то сильней,

Классический носок туфлей стремился по дороге нотной вдаль,

Петляла музыкальная скрижаль на новых обертонных виражах,

Звучала музыка в открытый портал,

Клюкою лакированной подпёртый,

Свободной птицей вылететь могла,

Раскрыв свои крыла, виртуозная рука аккомпаниатора,

Мелькала, так изящна и легка,

Что извлекала из простого клавиш ряда

Плеяды музыки, подобные блеску звёзд,

Мерцающий из нот тянулся хвост, аккордами оброс,

Он был длиною в млечный мост.

Причудливо волнуясь, плавал звук,

Звенело чудным звоном всё вокруг,

Зал театральный замер, не дышал,

И даже стены обратились в слух.

Движением одним рука сбирала в гроздья ноты,

Так виноградник жнёт лозу в разгар работы,

Сезоном давит ягод сок…

Вкус вызревшей лозы изысканно высок!

На сцену вышла, и, окинув взором зал,

Который появления певицы ожидал,

Приветствуя её, рукоплескал.

Актриса подошла к роялю, и он сильнее заиграл,

Словно на партию вокала солистку эту приглашал сам Иоганн!

И будто на плечо мужское кокетливо рукою повела,

Играли пальцы женские по лакированной резьбе

На складках у крыла…

Приласкала рояль, приручила,

Сонастроиться с ним смогла,

И голос свой на текст, что заучила,

Как микрофон, к динамикам включила!

— Поднялся голос мой, как забродивших ягод сок,

Пьянящему вину фужер высок…

Звенит особый вид стекла,

Дисперсия лучей ломает винный цвет,

Играют ноты хрусталя, высокий виден света спектр,

Меццо-сопрано мой, в напитке плещет звук,

Хмельной удар, пульсирует, тук-тук…

Волнуя кровь, озорничает в пьесе роль моя,

Игриво оживился танец,

И песню динамично пела я:

«Шель Иоганн, шерше ля фам!

Ложитесь женщине к ногам,

Как фриволитный ковричек,

Как миллиардный чек!»

Певица не стояла на месте,

А соответствуя динамике и разноплановому ритму песни,

Конец ознакомительного фрагмента.