Кокон черной бабочки

Shigure Tou

Не герой. Не злодей. Скорее, жертва обстоятельств. Салазард Де Круэлвей, четвёртый сын знаменитого имперского учёного, становится соучастником невероятных событий и трагичных переворотов. Жизнь заставляет его рано принять ответственность за собственное будущее. Удастся ли ему сделать его безоблачным?

Глава 5

Солнце не справилось со своей задачей. Прогулочные дворики тюремного типа для политических преступников оставались ледяными, истязая арестантов холодом. Бетон отказывался прогреваться, и един-ственным спасением для заключенных стали металлические решётки над головами. Чаще маленькие, будто оконца, до которых было практически невозможно дотянуться. Заключение в подобных колод-цах напоминало свободолишённым о том, что теперь они заняли низ-шую позицию социальной лестницы. И как грома небесного стоит опасаться только тяжелой поступи караульных. Людей, которым платят за надзор и умение ставить особо «привилегированных» на место.

Узники подставляли околевшие части тел под лучи, пробивающиеся через решётку. Таблетка теплоты, сравни плохому обезболивающему, помогала лишь ненадолго, да и скорее напоминала о том, какая пытка нахождение в этой камере.

Чарльз провёл в подобном месте с полмесяца и давно усвоил урок. Он с ненавистью смотрел на падающие сквозь проём лучи, напоми-нающие о том, как тепло бывает на свободе.

За время его заключения, к нему приходили самые разные следователи, полицейские и даже несколько психологов. Чаще всего они задавали стандартные вопросы, изредка интересуясь причиной его сдачи. И, не получая достоверного ответа, приходили к выводу о том, что его просто выкинули из организации за ненадобностью. В какой-то момент Чарльз засомневался в собственных мотивах и начал верить в слова своих мучителей.

Единственным развлечением для узников стали тихие разговоры охранников. Часто бездумные, глуповатые — такие ведутся для убивания времени, а не для обличения великих истин. Гест только поначалу не придавал им значения, размышляя о собственных целях и путях их достижения. Но однообразие и скука сломали его. Теперь он словно заправская домохозяйка, ожидающая выхода новой серии предсказуе-мого сериала, прислушивался к шепоту людей в форме.

Вчера они обсуждали видео с каким-то ангелом, строя догадки о том, кто бы это мог быть. Один из них утверждал, что это проделки ЭкзМерио, другой заявлял, что это не их стиль. Так или иначе, эта информация оказалась самой интересной для Геста за всё пребывание в камере. Любопытство проняло его душу, да так, что он чуть не озву-чил свои вопросы тюремщикам. Благо вовремя прикусил язык, вспо-мнив, где находится, и кто эти люди. Хотя забыть подобное, было слож-но и удавалось только лишившимся рассудка.

Стандартный обход перед сменой караула сегодня запаздывал. Чарльз усомнился в собственном восприятии времени, но солнце, пробивающееся через решётку, находилось на нужной отметке. Он, стараясь не шуметь, подпрыгнул и подтянулся на решетке, аккуратно заглядывая наверх.

Караульные, что-то объясняли приятному на вид мужчине, которого рассмотреть с такого расстояния Чарльзу пока не удавалось. Он соско-чил с решётки, когда почувствовал на себе взгляд незнакомца. Менее чем через минуту он смог расслышать уверенные, тяжелые шаги и по-старался принять безмятежный вид.

Он был уверен: пришли именно к нему. И не прогадал. Вскоре перед решёткой его камеры стояло несколько караульных и горделивого вида мужчина с суровым взглядом. Ухоженный, хорошо одетый, он позволял Чарльзу припомнить былые времена, до ЭкзМерио и Розы. Времена, когда он ещё имел титул маркиза.

Посетитель с минуту смотрел на экс-маркиза сверху вниз, оценивая оного. В какой-то момент это начало дико раздражать Чарльза. И пусть вид его напоминал побитую, голодную собаку, всё-таки они не на выс-тавке и не в приюте.

— Чем могу быть полезен? — Чарльз не выдержал тишины.

— Сопроводите заключённого в комнату для допросов, — над-менный мужчина наконец-то отвёл взгляд от Геста и, не дожидаясь дей-ствия караульных, направился прочь.

Гест уже знал, что ему нужно делать, поэтому не дожидался особого приглашения, которое вряд ли можно было назвать приятным. Кара-ульные, следуя протоколу, спустились со своего пьедестала, и, просле-довав по узкому коридору, вошли в камеру. Чарльз дожидался их, упершись ладонями в холодную бетонную стену. Быстрый обыск и за-ключение запястий в наручники. Через секунду его поведут на очеред-ной допрос.

Комната для допросов не шибко отличалась от камер, но всё равно казалась более уютной. Возможно, потому что в ней не было туалета, а, быть может, свою роль сыграло наличие стола и нескольких стульев.

Посетитель стоя дожидался заключённого, придирчиво разглядывая собственные ногти, только сейчас Чарльз заметил, что ноги у того ко-ротковаты, а плечи слишком широки для такой фигуры. Гость обернулся и достаточно мягко произнес:

— Присаживайтесь, — гость как истинный аристократ делал не самые уместные паузы в своей речи. — Позвольте представиться. Моё имя Бернард Готье.

— Герцог, значит?

— Именно так, — посетитель не обратил внимания на агрессивные интонации допрашиваемого.

Герцог, манерно махнул рукой, приказывая военным удалиться из комнаты и, когда те подчинились, резко изменился в лице. Его осанка перестала быть прямой, а густые брови свелись к переносице. От на-дменности не осталось и следа. Мужчина стал производить впечатление жуткого человека.

Чарльз сглотнул, поражаясь столь скорой метаморфозе.

— Я уже ответил на все возможные вопросы Ваших коллег, — экс-маркиз не до конца понимал, что от него понадобилось титулованному без военного звания, но спрашивать о подобном даже не думал. Из проверенных источников, Гест знал, что Готье является хозяином коммуны, а, значит, заведует и многими государственными отраслями подотчётной области.

— Я читал протоколы твоих допросов, — даже манера речи герцога стала более свободной. — Это не ответы.

Стул неожиданно скрипнул, когда герцог присел напротив допрашиваемого.

— Почему в Сент-Этьене? Почему ты решил сдаться именно в нашей неприметной коммуне? Почему не выбрал столицу? — Готье вгляды-вался в лицо Чарльза, пытаясь понять, солжёт ли тот при ответе.

— Здесь тюрьмы более комфортные, — пусть только попробует ударить.

Замах. И рука титулованного впечаталась в хлипкую столешницу.

— А не потому ли, что в нашей области не отменена смертная казнь? Не потому ли, что сюда свозят всех политических преступников и казнят при толпе знати, считай в назидание? — Готье кипел от злости.

Чарльзу становилось душно. Молчание затягивалось. Гест не мог опровергнуть его домыслов. Умение подбирать слова вряд ли можно было отнести к его сильным сторонам.

— Не думало же ваше пресловутое ЭкзМерио, что никто не догада-ется? — герцог удостоверился в собственной правоте и потихоньку остывал. Злиться начинал Чарльз. — Действия вашей, прости господи, организации слишком очевидны. Ноократический строй? Серьёзно? Это ваша цель?

— Люди не могут избежать получения знаний, не могут избежать изобретения новых технологий. — на этот раз Чарльз был уверен в ответе. — Несмотря на этические убеждения, всё будет идти вперёд.

— Какие благородные речи от того, кто сидит в кандалах, ты именно это решил прокричать с эшафота? — казалось, ещё немного и Готье усмехнётся, но этого не последовало. — Это ты решил сказать тем, кто держится за семейные традиции и историю?

— В глубине души все они это понимают.

— Знаешь, меня всегда поражал ваш максимализм, — Чарльз опу-стил голову. — Вбили себе в голову идею о чём-то нереальном и, считаете, что вас не понимают. Думаете все вокруг такие глупые и недогадливые? Да у каждого, Богом клянусь, у каждого возникали мысли о том, что всё могло быть по-другому, но ни один здравый человек не пойдёт рушить систему, которая с таким успехом работает. Пора бы вырасти и принять реальность.

— Да что ты понимаешь?! — поведение Чарльза казалось смешным даже ему самому. Всё, что говорил оппонент, являлось логичным, по-своему правильным.

— Подобные выходки — оружие нерадивых детей. Знаешь, когда я что-то запрещаю своим, они начинают психовать, дуться. Думаю, дай я им в этот момент взрывчатку, они подорвали бы меня вместе со всем домом, — герцог затих. Он уже не мог сдержать злой, надменной улыбки. — Потому что дети не думают о последствиях. Для них существу-ют только их желания.

— Хочешь сказать, что наши попытки наивны и по-детски глупы? — гордость Чарльза наконец-то подала голос. — Ты поддерживаешь мо-нархию только пока она на твоей стороне. Поступок трусливого взрос-лого. Сидеть и не отсвечивать. — Заключённый приподнялся, кренясь над столом. — Что ты будешь делать, если твой обожаемый монарх проснётся в плохом настроении и решит сместить тебя с этих земель? Или обложит тебя налогами, посчитав, что ему недостаточно денег на новые игрушки или дворцы. Вы подчиняетесь ребёнку, который полу-чил право царствовать только потому, что родился в нужной семье. Ну, и каково это, зависеть от настроения вышестоящего?

Удовлетворенный собственной тирадой, Чарльз плюхнулся на место. Теперь была его очередь наблюдать за раздраженной физиономией оппонента.

— Я не дам тебе смутить сердца молодежи. На эшафот ты взойдешь ещё ой как не скоро. Настолько не скоро, что переживёшь своих идио-тов-сообщников.

— Это мы ещё посмотрим.

— А чего тут смотреть? Или ты не знал, что как герцог этих земель я могу влиять на вынесение приговора? Как тебе пожизненное заключе-ние в одиночной камере без права посещения?

Сердце заключённого пропустило удар. Все его переживания отра-зились на лице.

— Правда здорово быть на стороне реальной силы? — Готье наконец-то поднялся со стула, обогнув стол, он наклонился к уху за-ключённого. — А могу смягчиться и отправить тебя в монастырь на вечное покаяние. Знаешь, там так промывают мозги, что ты отка-жешься от всех своих убеждений и потом сам же пойдешь воевать против своих друзей. Ну, что выбираешь?

Чарльз молчал. Перед глазами всплыло доброе лицо Розы. Его любимой, обожаемой Розы. Она бы точно нашла ответ. Смогла бы от-стоять собственные убеждения. Но её рядом не было.

— Чего ты хочешь?

— Сотрудничества. — Готье отошёл от заключённого, рассматривая серую, непримечательную стену. — За особые заслуги государь может вернуть тебе титул или пожаловать другой.

— Ложь!

— А я могу определить тебя под домашний арест. — он перевёл взгляд на собеседника. — Поверь, мне это практически ничего не стоит.

— Решил выслужиться перед Императором?

— Решил подохнуть в камере? — герцог вздохнул. — Даю тебе несколько дней на раздумье.

Готье постучал в дверь, и караульные вошли в помещение, собираясь отвести заключённого обратно. Тот не сопротивлялся. Вид у него был удручённый.