Уже не я

Nikki Tozen

Этот шепот, точно паутина, путается у меня в волосах. Скручу я в узел шелковую нить, чтобы разъединить его с моим сознанием. Пылает воздух, которым я дышу. Обуглено нутро пустого дерева. Безликие лица в толпе возносят себялюбивые молитвы о всходах и жатве. Но гул издалека затмит их крики. Быть может, ты, быть может, я и шелест прозрачных крыльев.

Редактор Ольга Николаевна Татаренкова

Дизайнер обложки Prima Leta

© Nikki Tozen, 2020

© Prima Leta, дизайн обложки, 2020

ISBN 978-5-4496-7244-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Скиталец

Цикл: «Вина», книга №2

«Мы идем в гущу шумной толпы, чтобы заглушить крик собственной совести»¹.

— Привет, это я, перезвони мне, как сможешь, номер телефона гостиницы, в которой я остановился, я уже тебе выслал. Это срочно.

Черноволосый юноша высокого роста сказал это в телефонную трубку и поторопился ее повесить, так как в вестибюль гостиницы зашла небольшая группа людей в белых кандурах и красных платках на головах: они были окружены вооруженной охраной.

Юноша поспешил накинуть капюшон от ветровки на свою голову и спрятаться за информационной стойкой. Внимательно проследив за проходящими мимо него людьми черными как смоль глазами, он направился к выходу из здания гостиницы, как только они скрылись из виду. Выйдя на многолюдную площадь, он затерялся среди толпы.

Пройдя некоторое время вдоль тротуара бок о бок рядом со смуглыми бородатыми мужчинами в бежевых тобах, юноша свернул на небольшую улицу, посреди которой стоял фонтан. Мимо него прошли женщины в черных чадрах. Они засмеялись при виде него и начали что-то громко обсуждать. По голосам было слышно, что это еще совсем юные девушки.

Парень проигнорировал их знаки внимания к себе и поспешил пройти мимо как можно быстрее. Почему-то в этой стране, не смотря на всю строгость закона, касающегося поведения женщин, те вели себя крайне вызывающе, особенно если видели иностранца. Уже не единожды к нему подходили девушки, облаченные с ног до головы в черные одежды, и без слов совали ему в руки записки со своими номерами телефонов.

Эти девушки тоже остановились и посмотрели ему вслед, продолжая хихикать, но подходить к нему не стали.

Дождавшись, пока они сами уйдут, парень наклонился к фонтану и начал жадно из него пить.

Затем он вспомнил, что забыл сообщить администратору этой гостиницы свое имя и номер мобильного телефона, в случае, если ему все же перезвонят, ведь никакого гостиничного номера у него в ней не было, как и во всех предыдущих.

Он был вынужден скитаться по городу без денег и документов от одной гостиницы к другой, надеясь, что хоть из одной из них ему удастся дозвониться до своего друга из Нью-Йорка по имени Сэм.

С досадой он подумал, что придется искать новую гостиницу с администратором, который понимает английский язык и не станет в случае чего вызывать охрану. Найти такого администратора в этом сильно охраняемом городе было крайне трудно.

«В эту гостиницу все равно возвращаться больше нельзя, консьерж смотрел на меня подозрительно. В следующий раз, возможно, там будет либо полиция нравов, либо кто еще похуже», — тревожно размышлял юноша.

Вытерев тыльной стороной руки рот, парень пространно посмотрел куда-то вдаль перед собой. После чего поспешил подняться и направиться в сторону рынка, который располагался в нескольких кварталах от гостиницы.

Рынок занимал небольшую трапециевидную площадь, представляя собой настоящий восточный базар с многочисленными торговыми киосками, которые ломились от всевозможного товара, начиная от одежды и заканчивая различными специями и пряностями. Временами можно было даже встретить стенды с холодным оружием: на них висели кинжалы с рукоятками, инкрустированными драгоценными камнями. В таком плохо охраняемом месте порой можно было встретить вещи стоимостью в несколько десятков тысяч долларов.

На улице стояла жара, воздух был подернут какой-то медово-желтой пеленой, сквозь которую с каждым вздохом становилось все труднее дышать. К этому всему примешивался еще и терпкий запах от ларьков со специями и зловонного фаст-фуда из острого бараньего мяса.

Углубившись в самую гущу, вскоре молодой человек наткнулся на большое скопление мужчин, которые сидели кто на подушках, кто на мешках, прямо на земле возле ларьков. В ларьках на широких вязаных блюдах продавалась какая-то зеленая трава. Все сгустившиеся в этой части рынка мужчины — среди них было и немало совсем еще юных мальчиков — курили и жевали эту траву.

Юноша тут же подошел к одному из торговцев, достал из кармана мятые купюры в несколько реалов и сунул их ему, проговорив:

— Кат².

Торговец с подозрением посмотрел на худощавого парня, так как тот сильно отличался от арабских мужчин своей экзотической внешностью метиса, но говорить ничего не стал, молча взвесил ему сушеной травы, после чего положил нужное количество в бумажный сверток.

Выхватив трясущимися руками этот сверток из рук торговца, парень немного отошел от ларька и уселся на землю рядом с мужчинами, которые в полулежащем состоянии и с равнодушным созерцанием хаотичной жизни рынка лениво пожевывали эту растительность, словно коровы на лугу.

Зачерпнув немного травяных листов рукой, он тоже положил их себе в рот. От слюны они тут же намокли и приятно разбухли во рту. Их кисло-сладкий вкус, немного похожий на вкус табака, раздражал слизистую оболочку, из-за чего глаза начали слезиться, и он без конца шмыгал носом.

Через пару минут жевания юноша тоже начал медленно погружаться в полусонное состояние, лениво перебирая челюстями и мусоля содержимое во рту, как жевательную резинку. Сознание притупилось и куда-то поплыло. Он тоже прикрыл глаза и облокотился о стену заброшенного строения, находившегося прямо посреди рынка.

«Только бы мутава не нагрянула с проверками», — подумал он, прежде чем окончательно погрузиться в тяжелый, полуденный сон посреди шумного рынка города Мекки.

В этой части рынка не были слышны ни крики муэдзинов с минаретных башен, ни распевание Корана в динамики, которые были привешены почти ко всем фонарным столбам на центральных улицах города. Укрыться от всеобщей религиозной истерии этой страны было той еще задачей. Самое удачное место, по его мнению, было здесь, среди отбросов общества: бездомных и безработных бродяг. Они не страдали суеверием, убивая свое время тем, что медленно одурманивали свой организм наркотиком, который здесь продавали в качестве специй.

Места вроде этого были практически на всех рынках города. Время от времени эти притоны разгонялись местной полицией нравов — мутавой, или же просто приезжал полицейский патруль и всех забирал в участки.

Конечно, за барьером этой страны мало кто знает о подобных местах, и все же, если бы не эти притоны, где удавалось хоть как-то скоротать время бесконечного ожидания, он давно бы уже выдал себя властям или пошел бы в посольство, после чего его бы ждала неминуемая смерть от руки его тестя, шейха аль-Мактума. Его единственной надеждой оставался друг из Нью-Йорка по имени Сэмюельс Беннет.

Кто-то пробежал мимо и задел его ноги, из-за чего юноша нехотя проснулся и хмуро посмотрел на маленьких детей, которые носились по всему рынку, как саранча, то и дело подворовывая у случайно заблудившихся туристов кошельки.

Сидя здесь днями напролет и наблюдая сквозь пелену дурмана за хаотичной жизнью рынка, он иногда ловил себя на мысли, что это все один большой организм, внутренности которого медленно переваривают ничего не подозревающих обитателей.

Парень и сам ничем не отличался от этих воришек, только его методы были менее изощренными: он предпочитал ошиваться рядом с центральной мечетью города, куда стекается основной поток туристов и паломников со всего мира. Несколько раз ему удалось выкрасть пару кошельков у туристов и мобильный телефон старой модели, который ловил только местную связь, подсаживаясь к ним на скамейки возле входа в гостиницы и дожидаясь, пока те не отлучатся фотографироваться рядом с очередной достопримечательностью.

Иногда возле мечетей волонтеры раздавали еду паломникам, которые молятся круглыми сутками, сидя на коврах, чтобы те не умирали голодной смертью. Пару раз и его приняли за паломника, когда он сидел на каменном полу мечети, и дали несколько сухих пайков. В них не было ничего особенного: обезжиренное молоко, макароны быстрого приготовления и финики.

По правде сказать, он никогда не волочил подобный нищенствующий образ жизни, поэтому свыкнуться с этим было крайне трудно, но это все же лучше, чем находиться в выгребной яме, из которой ему чудом удалось бежать несколько недель назад.

Он и не думал возвращаться к своей привычной жизни, понимая, что такой беззаботной, как когда-то, она уже не будет никогда. Его силой заставили жениться на дочери шейха, теперь он вынужден скрываться, потому что обстоятельства сыграли с ним злую шутку, и он убил брата Мухамеда аль-Мактума, когда тот пытался надругаться над ним вместе со своими дружками.

Точнее, он не знает, умер тот или нет, в одном он уверен точно — живым ему из страны не выбраться, если его снова схватят. И единственным здравым решением будет — дозвониться до Сэма в Нью-Йорк. Сэм единственный, кто может помочь ему выбраться из этой заварушки. Правда, с тех пор, как они виделись в последний раз, прошло около полугода. На то были свои причины, о которых ему было болезненно вспоминать.

«Надо будет вернуться в ту гостиницу», — нахмурив брови, подумал он, постепенно приходя в себя.

Наркотической действие травы отпускало его, об этом возвещали надвигающиеся приступы головной боли.

Этот наркотик — единственное, что он мог себе позволить на те жалкие крохи, что ему удавалось выкрасть у туристов. Действие его было недолгим, зато когда эйфория спадала, становилось хуже, чем было до этого.

Он хотел еще засунуть в рот пару листков, но потом подумал, что если не сможет сконцентрировать свой взгляд на одной точке, то его не пустят в гостиницу даже до стойки администратора.

Еле оторвавшись от земли и опираясь на серое глинобитное строение, напоминающее собой заброшенные трущобы без окон и дверей, он, пошатываясь, направился к выходу, преодолевая узкие проулки между торговыми палатками, переполненными людьми.

Уже стемнело, когда ему удалось разыскать гостиницу, из которой он звонил своему другу еще утром. Она находилась недалеко от небоскреба Абражд аль-Баит. Стрелки на огромных часах, которые украшали верхушку здания, чем-то похожие на Биг-Бен, показывали без четверти восемь. Туда он даже не стал заходить, потому что таких оборванцев охрана и близко не подпускала ко входу в этот огромный комплекс.

В последнее время от одного взгляда на небоскребы его начинало тошнить.

К вечеру народу на улицах не стало меньше, а только прибавилось. От ярких неоновых огней улиц начало рябить в глазах. В основном ему навстречу шли туристы. Людей в кандурах практически не было. Скорее всего, большая часть местного населения как раз в это время совершала вечерний намаз в центральной мечети города.

На входе в гостиницу юноша чуть не сбил с ног молодую семейную пару. Они засмеялись, когда он начал извиняться. Хотели было поинтересоваться у него, откуда он, видимо, приняв за новообращенного мусульманина, который приехал совершить Хадж, но парень сказал, что сильно торопится и ему некогда разговаривать, пожалев, что вообще заговорил с ними на английском языке.

Неуверенно подойдя к администратору, он надеялся услышать уже привычный для себя ответ, что ему так никто и не перезвонил, но возле стойки информации было много людей с маленькими детьми, они все суетились и очень громко разговаривали на арабском языке, так что администратору явно было сейчас не до него. Постояв немного в стороне, наблюдая за происходящим, он понял, что может прождать так администратора, который суетился за информационной стойкой, подавая ключи и ценные бумаги из сейфов, до глубокой ночи.

Выйдя из гостиницы и немного пройдя по тротуару вдоль здания, он остановился и сел на лавку. Он уже хотел было достать из кармана куртки немного травы, как к нему неожиданно подсела та странная пара, с которой он имел несчастье так неловко пересечься на входе в гостиницу полчаса назад.

— Вы что, караулили меня? — поинтересовался парень.

Они громко рассмеялись, даже не скрывая того, что действительно все это время ждали его снаружи, затем представились. Как оказалось, один из пары, а именно мужчина по имени Брайан, которому на вид было около сорока лет, был профессором Аккадской мифологии, которого пригласили работать в один из университетов Эр-Рияда, а его жена Мегги, тонкого сложения женщина средних лет с золотисто-русыми волосами, которая была значительно моложе своего мужа, поехала с ним за компанию.

Брайан родился в мусульманской семье, поэтому для него было огромной честью оказаться в самом центре религиозной общины. Сейчас они, как и миллионы других мусульман, приехали в Мекку — в город пророка — совершать вместе Хадж.

Юноша, улыбаясь, поинтересовался:

— А какое все это имеет отношение ко мне?

— О, моя жена пришла в восторг, когда увидела тебя!

Все это время женщина, вся раскрасневшаяся, сидела и внимательно рассматривала парня.

— Мы бы хотели, чтобы ты прошел с нами в номер, — неожиданно заявил он.

— Свингеры, что ли? — грубо отозвался юноша.

Пара тут же громко рассмеялась.

— Глупый! — крикнула ему в полголоса женщина и раскраснелась еще сильнее.

— Нет, что ты! — удивился мужчина подобному грубому ответу. — Мегги — художница, она бы очень сильно хотела тебя нарисовать.

— Что, мой портрет?

— Да, с натуры, если ты не возражаешь, — тихо добавила она. — Я бы все равно это сделала по памяти, но с натуры будет намного лучше!

— Да бросьте, вам как будто больше делать нечего, — недоумевал он. — Вон там находится один из самых красивых «небоскребных» комплексов мира! Хотите, я вас свожу?

— Мы уже там были, сделали кучу фотографий! — воскликнула Мегги. — Я тебе заплачу, — неожиданно добавила она.

Этот факт явно дал юноше пищу для размышлений. Деньги лишними ему не будут, особенно если учитывать тот факт, что до этого ему приходилось воровать, чтобы хоть как-то не умереть с голоду, а когда ему, наконец, удастся дозвониться до своего друга, он не знал.

Недолго думая, он согласился попозировать женщине, и они дружно направились в номер гостиницы.

Оказавшись в номере, женщина тут же предложила ему пойти вымыться, так как от него сильно пахло, а его черные волосы были похожи на слипшуюся солому.

«Да она издевается?! — думал он, стоя в ванной комнате. — А потом она предложит мне что-нибудь выпить, и я отключусь, а они будут творить со мной все, что им вздумается. Чертовы маньяки под профессорской личиной!»

Швырнув полотенце, которое Мегги ему дала, на пол, он подошел к окну и открыл его. На этот раз летать ему не пришлось, как во все прошлые разы, когда ему приходилось убегать от недоброжелателей, так как номер был на первом этаже. Выпрыгивание из окон стало неотъемлемой частью его жизни. Он просто перелез через подоконник и спрыгнул на газон.

Сделав пару шагов, он с замиранием сердца вспомнил, что оставил свой рюкзак в комнате перед тем, как зайти в ванную. Проклиная все на свете, он вернулся к открытому окну и забрался в него обратно.

Кое-как смочив немного волосы и лицо, сделав вид, что он хотя бы пытался поухаживать за собой, он резко открыл дверь и вернулся к супругам. К его удивлению, посреди комнаты уже стоял приготовленный мольберт, а за ним на стуле сидела Мегги.

Она мило улыбнулась ему и предложила сесть на приготовленный для него стул, который стоял недалеко от нее.

Оглядевшись по сторонам, он заметил, что ее мужа нигде не было, и поспешил спросить:

— А где Брайан?

— Я попросила его уйти, — пробубнила она себе под нос, пока затачивала карандаш. — Не люблю работать, когда кто-то наблюдает за мной со стороны.

— Я буду наблюдать за вами.

— Нет, ты будешь позировать, — она отложила рисовальные принадлежности в сторону и подошла к нему, чтобы усадить его под нужным ей углом.

— Вы обращаетесь со мной, как со статуей, — морщась от боли, пожаловался он, когда она приподняла его лицо за подбородок так высоко, что у него что-то щелкнуло в шее.

Она ничего не ответила и задержалась прямо возле его лица, внимательно рассматривая его.

— Как странно, — загадочно прошептала она.

— Что именно? — глядя ей прямо в глаза, поинтересовался он.

— Ты не думал стать моделью? — наконец, спросила она, возвращаясь на свое рабочее место. — У тебя все есть для этого.

— Все?

— Странная отрешенность в глазах, как будто ты не здесь…

Оборвав себя на полуслове, она начала делать быстрые наброски карандашом, изредка поглядывая на него.

— Вид у тебя усталый.

— Это правда.

— Уверена, если бы мы встретились с тобой в другое время и при других обстоятельствах, я бы точно потеряла голову.

— Вы слишком откровенны.

— На твою красоту хочется смотреть, как на картину, вглядываться в каждую морщинку на лице и пытаться найти ту, о которой никто не знает.

— А ваш муж ревновать не будет?

— Глупый мальчишка, — она грозно посмотрела на него, выглядывая из-за холста. — Ты хоть понимаешь, что такое истинная страсть художника к красоте и что такое животная похоть? Чувствуешь разницу между двумя этими понятиями?

Он ничего не ответил, заерзав на стуле.

— Не двигайся! — скомандовала она.

— Извините.

— Совершенно невероятные глаза, — она снова подошла к нему, чтобы рассмотреть вблизи. — Как у такого тупицы могут быть такие проникновенные глаза. Если смотреть на тебя, кажется, что ты странствующий музыкант или поэт, или сошедший со страниц герой старинной безымянной поэмы, о которой никто уже не помнит. Ради тебя хочется слагать стихи, писать музыку, ты вдохновляешь…

— Великое множество… — прошептал он ей почти в самое лицо.

— Пустота, — закончила она.

Он виновато опустил глаза.

Через некоторое время она снова нахмурила брови и спросила:

— У тебя уже есть кто-то особенный?

— Аха-ха-ха, еще немного и начну думать, что я на сеансе у экстрасенса!

Она не стала ничего отвечать и продолжила рисовать, еще раз предупредив, чтобы он не двигался.

— Я никогда не думал об этом… — неуверенно сказал он, чуть погодя.

— О чем? — рассеянно спросила она, что-то усердно штрихуя на полотне.

— О том, что может быть кто-то особенный.

— А ты думал, что будешь отдавать себя всем подряд? — удивилась она, отрывая глаза от холста.

Юкия снова ничего не ответил.

— Тогда, боюсь, тебя ждет одно сплошное разочарование, каждый раз пустота внутри будет становиться только больше. В конце концов, ты не выдержишь собственной нечистоплотности.

— Откуда вы знаете?

— У меня была черная полоса в жизни, — тихо проговорила она. — Тогда я поняла, что сведу счеты с жизнью после очередного разрыва или случайной связи. Знаешь, творческие круги Нью-Йорка такие бесцеремонные. Опустошают тебя, высасывая все соки. Настоящий вампиризм.

— И вы решили выйти замуж? — удивился он.

— Брайан открыл мне глаза. До него я об этом даже не задумывалась. До встречи с ним я не знала, что такое настоящее одиночество.

— Я сразу понял, что он старше вас.

— Да, почти на пятнадцать лет.

— Теперь жалеете, что попались на короткий поводок?

Она внимательно посмотрела на него из-под своих золотистых ресниц.

— Раньше я тоже носила черные волосы, у меня были выбриты виски, все мое лицо было истыкано пирсингом, а от многих татуировок на своем теле я потом годами избавлялась. С первым попавшимся парнем шла в тату салон и набивала его имя, — посмеиваясь, рассказывала она. — Когда увидела тебя сегодня, сразу вспомнила себя лет десять назад, правда, такой сногсшибательной внешности у меня не было и парней таких тоже, — неуверенно добавила она.

— А если бы мы познакомились с вами тогда?

— Я бы влюбилась и рисовала тебя сутками. Ты бы от меня сбежал! — выпалила она на одном дыхании. — Пока я училась в художественной школе, мечтала найти кого-нибудь, кто бы хоть близко был похож на тебя. Я многих рисовала. Иногда просто сидела в метро и рисовала случайных прохожих: стариков, детей, молодых женщин, парней, которые мне нравились. Часто прямо так и знакомилась. Но никто их них надолго не цеплял меня. Пару раз нарисую, и хотелось чего-то нового. Более совершенного. Как античные скульптуры Колосса или Спящего сатира. Никогда не надоедает ими любоваться, воображение всегда что-то дорисовывает. Каждый раз, смотря на одни и те же скульптуры, видишь их по-разному.

— Меня всегда мучил вопрос, что же было важнее для истории: античные монументы или римские акведуки? — потирая шею, пробубнил он.

— А ты начитанный для тупицы, — засмеялась Мегги. — Я уверена, ты бы нашел общий язык с моим мужем.

— Вы так легко рассказываете мне про свою жизнь.

— С незнакомыми людьми всегда проще делиться своими сокровенными тайнами…

— А как же Брайан? — перебил он. — Вы рисовали его портреты?

— Его я даже и не пыталась нарисовать, — подняв глаза кверху, словно в укор самой себе, тяжело вздохнула она.

— Значит, вам неприятно смотреть на него? — небрежно спросил он. — Неужели вы с ним из-за денег?

— Он помог мне открыть картинную галерею в Нью-Йорке.

То, что у нее была собственная картинная галерея, напомнило ему о матери, у той было свое модельное агентство в том же городе, но об этом он говорить не стал бы ни при каких обстоятельствах. Тема матери — это табу.

Она заметила, что он слегка озадачился этой новостью.

— Знаешь, людям надо иногда открываться, нельзя все без конца копить в себе. Не все на этом свете желают тебе зла.

Юноша внимательно посмотрел на нее своими бархатно-черными глазами и лишь слегка улыбнулся. Больше они не разговаривали. На протяжении двух часов она рисовала его. По окончании, когда он уже хотел подойти и посмотреть на свой портрет, она резко накинула на холст покрывало и сказала, что картину надо привести в божеский вид, прежде чем показывать. Потом протянула ему визитку со словами:

— Если хочешь увидеть свое смазливое личико еще раз, — загадочно протянула она, — то приходи в мою галерею.

— Придется зайти, чтобы вернуть себе лицо обратно, — смеясь во весь голос, проговорил он.

— Вот, возьми, — она подошла к нему и всунула в руку несколько сотен долларов.

Это была довольно-таки большая сумма денег, он уже хотел было вернуть ей деньги:

— Нет, возьми их, они тебе нужнее, — словно зная обо всех тех невзгодах, которые выпали на его долю, проговорила она.

— Спасибо…

— Вернешь мне с процентами, когда увидимся в следующий раз, — не дав договорить, прогремела она на всю комнату. — Я буду ждать тебя в своей картинной галерее.

Юноша снова громко рассмеялся.

— Ах да, ты ведь не сказал, как тебя зовут…

Неожиданно в дверь тихо постучались. Не дождавшись, пока ему откроют, в комнату вошел муж Мегги — Брайан. Он извинился, намекая на то, что ему надоело сидеть одному в ресторане уже третий час подряд, и предложил им пойти поужинать. Но парень решительно настоял на том, что ему уже пора уходить. На прощание Мегги еще раз напомнила, чтобы он вернул ей долг, который сама же ему и навязала. Он лишь мило улыбнулся и поспешил выйти в вестибюль гостиницы.

Когда он проходил мимо стойки регистрации, его неожиданно окликнул администратор.

— Сэр, пройдите со мной, пожалуйста.

Парень уже хотел было дать деру, но настойчивый администратор снова окликнул его:

— Нет, сэр, вы все не так поняли, — дружелюбно засмеялся молодой человек по имени Акбар, которое золотистыми буквами сверкало на его бейджике. — Просто я хотел обсудить вашу проблему в более официальной обстановке, не у всех на виду, это по поводу вашего друга. Сегодня утром вы просили, чтобы я сообщил вам…

— Неужели перезвонил?! — вскрикнул юноша.

Стараясь как можно более вежливо сказать ему, чтобы тот вел себя сдержаннее, администратор все же затащил его в офис, располагающийся за регистрационной стойкой.

— Ваш знакомый перезвонил через пару часов, а также попросил адрес этой гостиницы и сказал, чтобы я передал вам, что он уже выехал.

— Что? — удивился он.

— Он также оформил вам номер в гостинице, прошу, — администратор взял юношу под локоть и подвел его к стеллажу с ключами, бережно снял один из них и всунул ему в руку.

Парень сильно удивился тому, что происходит: он, конечно, знал, что Сэм всегда слишком щепетильно относился к их дружбе, особенно учитывая то обстоятельство, что тот был нетрадиционной ориентации, и при любом удобном случае всегда склонял его к постели, но чтобы так сильно переживать за него?! Такой оперативности он явно не ожидал.

Посмотрев на ключи с каким-то злорадством, он поспешил сказать администратору, что не может принять их, соврав, что ему уже есть, где остановиться.

Совершенно ничего не понимая, Акбар быстро начеркал на бумажке примерное время прибытия его знакомого и передал ее юноше.

— Я обязательно подойду завтра к этому времени, — поблагодарил он администратора и, не раздумывая, выскочил из гостиницы.

«Не доверяю я ему, с чего бы ему срываться и ехать сюда по первому моему звонку? — думал он, быстро шагая по тротуару. — Неужели Сэм сообщил моим родным, что я нашелся? Тогда они все приедут сюда и шейха заодно прихватят, чтобы торжественно совершить еще один обряд передачи овцы в лапы льва. Встанут дружно в круг и будут смотреть, как тот крутит меня на вертеле. Ну уж нет, во второй раз я не дам себя провести».

Он резко остановился как вкопанный и потянулся к карману, где лежала трава, и хотел было положить ее себе в рот, как вдруг в голове у него зазвучали слова новой знакомой Мегги:

«Не все в этом мире желают тебе зла».

Парень повернул голову в сторону гостиницы и посмотрел в окна. Какая-то странная надежда загорелась в его глазах. Она многое ему рассказала, но он почему-то зацепился именно за эти слова.

Неожиданно подул ветер и унес с собой увядшие зеленые листья, которые он держал в руке. Посмотрев на них пустым взглядом, юноша решил, что переночует рядом с мечетью аль-Харам. Там всегда много народу — и днем, и ночью туда стекаются паломники для омовений и молитв. Это было единственное место, где он чувствовал себя в безопасности.

Примечания

1

Цитата индийского писателя и поэта Рабиндраната Тагора (1861—1941 гг.).

2

Кат (лат. Catha) — монотипный род вечнозелёных кустарников семейства Бересклетовые, по внешнему виду напоминающий чайный куст. Растение содержит вещества стимулирующе-наркотического действия.