Морское дыхание

NAO Annette

1980-е. Холодная война стремится к кульминации, порождая немыслимые изобретения. Одно из таких сокровищ, корабль «Парящий», тонет и пропадает на десятилетия.Отголоски этого изобретения стали привычными, как мобильные телефоны. Это портативные стабилизаторы давления, вытеснившие акваланги. Пара подобных изобретений спасает от неминуемой гибели двух девушек, сброшенных за борт своего корабля, но спасение их ждёт не наверху, где светит солнце и ласкают волны, а внизу, в самом мраке морской бездны.

Глава 4: палуба №5

Порой, в минуты отчаяния, когда духовные силы, все силы твоей сущности падают на самое дно, не видя света в наступающей ночи и выхода из собственного плена, на помощь приходят те, о ком мы не думаем, как о спасителе, те, кто застаёт нас врасплох тогда, когда это меньше всего нужно, те, кто нас так часто раздражает, те, кто действительно показывает нам, что мы живы — наши потребности…

Каждая такая потребность, не находя успокоения, становится отдельной личностью, и диктует свои условия.

И вот в этом отчаянии, медленно опуская вниз руки от стекла иллюминатора, Энни почувствовала лёгкий голод, и поняла, что ещё жива. Вновь посмотрела на холод за стеклом, стоя по другую, светлую и тёплую сторону корабля, она подумала о том, что меньше всего сейчас она хотела бы находиться на другой стороне. Пришло нестабильное — но всё же — чувство успокоения, и Энни, расслабившись, отошла от стекла.

Голова болела, но уже со светлыми промежутками, и в это время просветления Энни пришла мысль осмотреться. Она прислушалась — тишина и «шум моря» из ракушек царили в её ушах, и это успокаивало, даже убаюкивало.

Энни подошла к одному из коридоров, которые теперь находились от неё по левую сторону, и инстинктивно — осторожно и тихо — заглянула за угол. Мадди было не видно. Четыре двери слева на сплошной стене и три справа, разделяющиеся другими узкими коридорами предстали перед ней, как 7 дорог, и все они были закрыты. Девушка подошла к первым двум дверям: №505 и №506, двери были закрыты на ключ и не поддавались. Когда-то слегка полная и белая рука пышной дамы, которую сопровождал шутливый муж, повернула ключ с рукояткой в форме клевера-четырёхлистника в замке и закинула его в сумочку, а сама счастливая пара направилась в торжественный зал корабля, и с тех пор эта дверь не видела своего ключа.

Энни сделала ещё пару шагов, и справа оказался узкий коридор, коридор без дверей, упирающийся в другой коридор. Когда-то белые стены с лепниной украшали картины и зеркала, стёкла которых и рамы устилали теперь пол, а содержимое картин давно съела вода, оставив лишь обрывки грязной, некогда промасленной ткани. На стенах остались лишь крючки, некоторые из которых были оторваны. На месте одного из крючков была дыра, из которой исходила темнота — свет в номере не был включён. Она пошла дальше, чтобы не заблудиться.

После пары шагов её вновь окружили закрытые номера — 509 и 510. Ещё через пару шагов справа оказался коридор без дверей и с разбитыми стёклами, как и пару шагов назад, словно Энн попала в дежавю. Она даже обернулась, чтобы убедиться, что это не так. Следующие номера, 513 и 514 тоже были закрыты. Оставался один номер и один коридор, ведущий направо. Энни подошла к двери и тихо обхватила ручку, чтобы открыть её, но увидела свет, выбивающийся из-под двери, и услышала лёгкий шум. Маддалена ходила по комнате, и Энни пока не стала в неё заходить.

Она отпустила позолоченную литую ручку двери с загнутым концом и обернулась: коридор вёл к небольшому залу. Слева в углу стоял треугольный стол, на котором были видны свежие отпечатки рук, а на полу возле него осевшей в воде то ли пылью, то ли песком было отмечено место, где он лежал. Значит, Мадди подняла его. Возле стола стояли толстые деревянные лакированные резные стулья. Энни, посмотрев в направлении зала, ступая тихо в своих резиновых сандалиях, подошла к нему. Маленькое открытое пространство собственно состояло из 6 вещей: круглого пустого стола, дивана с красной обивкой, поглощающего стол в форме буквы С, двух дверей персонала напротив и двух стульев, идентичных предыдущим, по сторонам от дверей. Стол и диван, будучи деревянными, местами были сильно испорчены, показывая в разные стороны шипы-занозы, как неприветливые морские ежи. Энн обежала их взглядом и подошла к двум дверям с круглыми белыми ручками. К верхней части их были прикручены таблички. Надпись на левой двери гласила: «Парикмахерская», а на той, что справа: «Ателье». Энни подошла к первой двери, обхватила тонкими пальцами круглую ручку и повернула — та поддалась. Заржавевший замок заскрипел и стряхнул с себя кучу ржавчины в дверной проём, которая стала бурым пятном оседать в воде. Девушка потянула дверь на себя, и она открылась. Свет из маленького зала осветил часть помещения. Энни пока не хотела туда заходить, а лишь просунула сначала свою рыжую голову внутрь, затем тонкую руку и суетливо пошарила по стенам, как мелкий воришка, в поисках выключателя. Найдя выключатель, она нажала на него, но свет не появился. Энни оглядела то, на что падал луч света: напротив резного широкого зеркала трюмо стоял высокий железный ржавый стул с хорошей кожаной обивкой. На столике трюмо лежали разные ножницы и бритва, расчёски и невидимки. Они спешно забились когда-то в его высокий угол. На паркетном полу, ещё сохранившем интересный рисунок, лежала упавшая со стула накидка. Энни посмотрела налево, в темноту. На фоне большого иллюминатора прослеживался силуэт ещё одного стула. Проскользнув глазами по комнате напоследок, она аккуратно закрыла дверь. Голова снова запульсировала, отдавая в рану. Энни присела на корточки и опустила голову вниз, чтобы немного её успокоить и отдохнуть.

Она встала, сделала носом глубокий вдох воды, подошла к следующей двери, стала поворачивать ручку. Та немного скрипнула и повернулась, но её заело. Энни с силой дернула её, и она повернулась ещё немного, глухо скрипя в воде. Дёрнула снова, но руки соскользнули с ручки. Энн постояла, немного отдышалась, встала напротив двери, сжав ручку руками с обеих сторон, и изо всех сил дёрнула — замок скрипнул и открылся, дверь распахнулась прямо на Энни, нарушая её хрупкое равновесие. Девушка, падая, вцепилась за ручку сильнее, чтобы удержаться на ногах, но верхние петли с двери слетели, и Энни приземлилась на мягкое место, а дверь накренилась наружу. Она оказалась сидящей перед тёмной комнатой с жутко накренившейся дверью, которая мешала свету проникнуть внутрь. Энни встала, отряхнулась, подошла к темноте и, быстро сообразив, где находится выключатель, засунула руку в темноту и щёлкнула пальцами по нему. Свет включился. Энни перестала слышать шум сердца в ушах и головную боль — комната выглядела совершенно приветливо. Перед двумя белыми трюмо стояли два высоких стула, как в парикмахерской. Перед иллюминатором стояла чугунная швейная машина, рядом стоял манекен без головы в недошитом мужском костюме, привинченный к полу. На паркете лежали обрывки ткани. Слева от машинки стоял шкаф. Дверь его была сделана из зеркала, которое наполовину облупилось с другой стороны и превратилось скорее в стекло, за которым можно было разглядеть кучу ткани. Рыжая осмотрелась, немного улыбнувшись, щёлкнула выключатель и вышла из комнаты. Рыжая приподняла дверь вверх и поставила её на место.

Помыв руки перед собой и развернувшись, она увидела на стене поблекший и неприметный план эвакуации, который сейчас не мог использоваться по назначению, ибо выход был, как разглядела Энни, там, откуда они попали сюда — в начале коридора. Однако Энни поняла устройство палубы №5: главный коридор, который заканчивался двумя эвакуационными выходами с его концов, посередине имел связь с лестницей, сообщающей 3 палубы, и двумя коридорами, идущими параллельно и соединяющимися тремя маленькими коридорами, крайний из которых и образовывал этот маленький зал, в котором сейчас находилась Энни. Все помещения палубы были отмечены значками, и представляли собой, согласно плану, номера первого и второго класса и номера «полулюкс», оставшиеся 4 помещения представляли собой 2 помещения персонала и 2 туалета. Таков и был план нового пристанища Энни и Маддалены.

Энни прошла до конца коридора, и прежнее чувство дежавю охватило её: перед ней открылся коридор с семью дверьми. Она пошла по нему, проверяя, не открыт ли какой-нибудь номер, и два из них, №515 второго класса и №512 класса «полулюкс» были открыты. Рыжая зашла сначала в номер 515. Свет не горел, да и не нужно было. Номер был очень маленьким, для одного человека. В нём стояла узкая кровать у стены, комод, шкаф, столик, зеркало и кресло. На столике и вокруг него лежали открытые консервные банки и бутылки. Куча разволокнённой одежды лежала на спинке кресла. Кровать была небрежно заправлена, немного перекошена. Под ней были расположены два ящика. Энни открыла их. Один ящик был пуст, во втором лежала ткань пустой сумки. В старом полуразвалившемся шкафу лежали тряпки вперемешку с опилками.

Следующий открытый номер. Энни зашла внутрь и включила свет. Загорелась тёплым жёлтым светом одна из лампочек. В номере было заметно теплее, чем в коридоре. Очень много вещей сохранилось: двухместная кровать с огромной периной из плотной ткани, ковёр, трельяж, комод, шкаф, стол. Слева была маленькая дверь, а на дальней стене, к которой почти вплотную была приставлена кровать, размещался большой целый иллюминатор. Глядя на это изящество, Энни даже забыла, что эту комнату наполняет вода. Только на ковре лежали стёкла от вазы и маленького зеркальца и другие женские вещицы. Энн открыла маленькую дверь и оказалась в маленькой уборной с туалетом, душем, и раковиной с сохранившимся над ней большим зеркалом. Она посмотрела на своё отражение и к своему удивлению нашла его довольно спокойным. Она вернулась в номер, оглядела его, подумав: «Неплохо», — выключила свет и вышла. Она посмотрела на дверь, чтобы запомнить каюту, в которую хотела вернуться, и, описав заново неполный первоначальный круг по палубе, подошла к двери Маддалены.

Она постучала в дверь, смотря на свет, пробивающейся из-под неё. За табличкой с цифрой «517» послышался глухой голос, но Энни его не разобрала и постучала вновь.

— Я сказала входи, Энни! — очень громко сказала Маддалена, но для Энн её голос был шёпотом, перекрываемым шумом воды. Она опустила конец позолоченной ручки вниз, и дверь открылась. Энни зашла в каюту, которая была меньше и менее «роскошной», чем предыдущая, и главное, в ней не было иллюминатора.

— Что делаешь, Мадди? — неловко спросила Энни. Темноволосая девушка загадочно улыбнулась и протянула Энни что-то бело-розовое.

— Возьми, съешь это, — в тонкой ладони лежал кусочек разделанной рыбы.

— Она что, сырая? — Энни недоверчиво, но заворожённо рассматривала его.

— Ничего не поделаешь, представляешь, на этом корабле совершенно нет огня! А так я бы конечно её пожарила для тебя! — съязвила Мадди. Энни взяла сырую солёную рыбу и сразу начала её жевать. Кусочек казался ей очень вкусным.

— Как ты поймала её? — спросила Энн.

— Это не составило труда — здешние рыбки не очень-то сопротивляются, словно оглушённые.

— Оглушённые?

— Я полагаю, в отличие от нас, им было бы намного лучше вне стен этого корабля.

— А что насчёт этой каюты, это же номер первого класса, верно? Почему ты не разместилась в полулюксе?

— Ты о том открытом номере? Он приглянулся тебе, не так ли?

— Да. Почему ты там не осталась? — спросила Энни, жуя рыбу.

— Знаешь… мне не нравится иллюминатор… Выглядит удручающе. Я не хотела бы смотреть в море. Это выглядит как… насмешка. Не могу объяснить.

— Я понимаю, но не разделяю твоё мнение. В комнате должно быть окно… не важно, что за ним, — сказав это, Энни сама подумала, что с последними словами она не согласна. Ещё вчера в номере, который она сняла в отеле на побережье, тоже видно было море, однако, оно видно было с суши, и не вызывало такого чувства опасности и безысходности.

— Уже поздно, пора спать, — сказала Маддалена.

— Да, пора, — согласилась Энни и осмотрела напоследок комнату Мадди, выполненную в бежевых тонах. Более простые кровать и шкаф с большим зеркалом, стол с лежащим на нём ножом и блестящими чешуйками рыбы, закрытую кастрюлю на нём и пластмассовую расчёску с зеркальцем, лежащие на тумбочке. «До завтра, спасибо… за всё», — сказала рыжая и вышла из каюты, закрыла дверь, ненадолго прислонилась к ней спиной, задумавшись о чём-то, вздохнула и пошла к себе в каюту.

Энни открыла дверь «своих апартаментов», не включая свет, зашла, закрыла дверь на ржавую щеколду изнутри, направилась в ванную и автоматически повернула кран с тёплой и холодной водой, чтобы умыться, удивилась своей глупости, посмотрела в зеркало и осторожно потёрла своё лицо в морской воде, не задевая рану. Она подошла к кровати и попыталась расстелить её, но ткань порвалась, из подушки выплыли гусиные перья и опустились на кровать и на пол. Ткань очень устарела. Энни аккуратно легла на кровать, чтобы не порвать ткань ещё сильнее, свернулась клубочком и, рассматривая темноту иллюминатора, устало зевнула и провалилась в сон.