Критерий Лейбница

Maurizio Dagradi

Случайное научное открытие послужило началом потрясающего приключения, которое моментально вышло за пределы науки, размыв их. Герои, пройдя неожиданным и странным путем, оказываются перед лицом совершенно необычной ситуации. Научное и технологическое приключение становится также личным приключением для каждого из них, позволив им сделать открытия в области собственной интимности и сексуальности, которые ранее оставались неизведанными. В процессе повествования, богатого эмоциональными событиями и сценами, история удерживает читателя в напряжении с самого начала и до конца.

Глава IV

Маррон проснулся рано на рассвете. Обычно утром ему было несложно встать с постели, и в этот раз, несмотря на тяжелую ночь, он также легко пробудился. Несколько мгновений он полежал в кровати, размышляя о случившемся, а потом снова задался вопросом, куда прибор отправляет предметы в качестве обмена? Может, в японскую пагоду? Или в австралийскую пустыню? Или в какую-нибудь отдаленную африканскую деревню?

— Эх! Если есть способ узнать это, мы это узнаем! — философски заключил он.

Он спустился на кухню, где обнаружил Дрю за приготовлением плотного завтрака на двоих.

Они поприветствовали друг друга и с аппетитом принялись поглощать яйца с беконом, сопровождаемые вкусным чаем. Во время завтрака они мало разговаривали, понимая, что время поджимает.

Закончив трапезу, Дрю позвонил в секретариат Университета предупредить о своем опоздании. У Маррона, напротив, не было никаких лекций тем утром, потому он был совершенно свободен.

Они оделись и вышли из дома.

Первым делом они отправились к нотариусу, другу Дрю. После коротких разъяснений нотариус подготовил документ, в котором декларировалось, что на сегодняшнюю дату Лестер Дрю и Джошуа Маррон открыли новый физический эффект, описанный в общих чертах, и что этот эффект был получен в результате использования прибора, изобретенного Дрю и должным образом отрегулированного Марроном. Кот упомянут не был.

После подписания документа оба сели в машину, и Дрю направил ее на парковку, расположенную рядом с офисом ректора. Они уведомили о своем прибытии и через несколько минут вошли в кабинет руководителя университета.

Офис ректора МакКинтока имел весьма спартанский вид, без каких-либо излишеств. Пространство наполняли только необходимые и полезные вещи. Облик ректора тоже был отражением сдержанности и эффективности.

— Дрю, друг мой, чем обязан твоему визиту? — воскликнул ректор, едва взглянув на Маррона и даже не поприветствовав его.

— Привет, МакКинток. Я сделал открытие.

Существенность сделанного Дрю заявления заставила ректора нахмурить лоб, исказив холодную маску, которую он привык носить в течение рабочего дня. Эта маска призвана была изображать выдержку и всеобщий контроль над всем и всеми и быть действительным помощником в поддержании иерархии в надлежащем порядке.

МакКинток знал, что Дрю был хорошим ученым, но он никак не ожидал, что в шестьдесят лет физик сделает нечто особенное после целой жизни, проведенной в тени важного, но анонимного исследования.

— Открытие? Какое?

— Я и студент Маррон разработали прибор, который в состоянии обмениваться двумя объемами пространства моментально и с малыми затратами энергии.

Ректор был профессором в области античной письменности, и физика для него была миром эфемерным и непостижимым. Он полагал, что понял, о чем говорил Дрю, потому посмотрел на него с некоторой долей сарказма, одновременно взяв со стола пресс-папье и очечник. Он скрестил руки и поменял предметы местами.

— Мне не кажется это таким уж великим открытием, Дрю. Я могу это сделать голыми руками без помощи каких-либо приборов, как видишь.

— Молодец! Но достаточно ли длинные у тебя руки, чтобы переместить их из Манчестера в Пекин? — Дрю знал о пробелах в научных познаниях МакКинтока, а также знал о его склонности к сарказму и потому решил ответить в том же духе.

— То есть как в Пекин? — не понял ректор.

— Легко, МакКинток, — настойчиво сказал Дрю. — Наш прибор способен выполнить перемещение на расстояние, которое, мы полагаем, зависит от установок, но речь идет о километрах, сотнях километров, если не тысячах.

— В каком смысле, «мы полагаем»? — МакКинток уже вернул контроль над ситуацией.

— В смысле, что мы работали всю сегодняшнюю ночь, и нам удалось извлечь много важнейших данных относительно функционирования прибора, но мы еще должны установить, куда прибор нацелен, и как варьировать этими координатами. Поскольку этот обмен не происходил в пределах лаборатории, очевидно, что координаты остаются данными, которые только предстоит определить.

Дрю понял слишком поздно, что это самое «мы полагаем» привело к потери преимущества перед ректором и могло стать проблемой.

В этот момент послышался шум в приемной ректора. Хлопнувшая дверь, торопливые шаги и пронзительный крик секретарши, потом снова торопливые шаги цокающих каблуков — и дверь мгновенно распахнулась, а в кабинет гневно ворвалась профессор Брайс, решительно проследовавшая к письменному столу, даже не удостоив посетителей взглядом.

Сквозь открытую дверь было видно, как секретарша развела руками и покачала головой, давая ректору понять, что ей не удалось остановить ее.

— Ректор МакКинток! — начала женщина изменившимся голосом, — Это уже слишком! Посмотрите, что я нашла сегодня утром в кресле около моего письменного стола!

Профессор взмахнула прозрачным пластиковым пакетом, в котором находились многочисленные предметы, раскрашенные в различные цвета.

— Я пришла в офис, села в кресло и вдруг поняла, что подо мной что-то лежит. Посмотрите, какая гадость: стекло, металл, пластик и — о, ужас! — какие-то объедки! Они мне испортили юбку, и я не знаю, удастся ли мне привести ее в подобающий вид. Студенты со второго курса в этот раз переступили черту. И я требую, чтобы Вы приняли соответствующие меры. С моей стороны, я знаю, как призвать их порядку!

Во время этой тирады Маррон и Дрю моментально побледнели: они узнали в содержимом пакета предметы, которые ночью подверглись обмену. Загадка относительно наведения прибора была решена, но теперь образовалась проблема более непосредственная.

МакКинток оставался невозмутимым перед гневом Брайс. На самом деле подобные шутки периодически случались, и он полагал, что это как раз один из таких случаев. Он совершенно не подумал, что предметы скандала могут быть каким-то образом связаны с открытием Дрю.

Дрю понял ситуацию, но правильно оценил, что профессор слишком рассержена, чтобы принять какие-либо объяснения. Она жаждала только мести. Поэтому он оставил решение этого вопроса ректору.

МакКинток напустил на себя выражение сурового неодобрения.

— Вы абсолютно правы, профессор Брайс. Эти студенты не знают, что такое дисциплина и что такое уважение к преподавателям, поэтому можете быть уверены, что я сразу же приму меры по дисциплинарному наказанию, после которого у них отпадет всякое желание делать что-либо, кроме как учиться.

Брайс сухо кивнула в знак согласия, потом развернулась на каблуках и широкими шагами вышла из кабинета, направившись в аудиторию биологии, являющейся ее предметом, намереваясь пригрозить личной расправой студентам второго курса, собравшимся сдавать письменный экзамен. Она даст им невыполнимое задание, а потом оценит их так, чтобы испортить всем средний балл.

И эти ребята станут первыми жертвами Обмена.

Тем временем атмосфера в офисе ректора успокоилась после ухода рассерженной женщины, и Дрю взял слово:

— МакКинток, оставь в покое этих студентов. Это наши вещи. Теперь мы знаем, куда прибор перемещает предметы: примерно на триста метров на восток от лаборатории.

Ректор вопросительно взглянул на Дрю.

— Хочешь сказать, что это вы сегодня ночью подложили эти штуки в кресло Брайс?

— Да, это так. Я узнал эти предметы. Они все были той формы, как я и ожидал, и материалы те же самые. Это мы их туда переместили.

Выражение лица МакКинток совершенно изменилось, он постарался сдержаться, но буквально через несколько секунд расхохотался, а вслед за ним начали смеяться и Дрю с Марроном.

— Из всех мест, где они могли бы оказаться, они оказались именно у Брайс… ха-ха-ха, — покраснел от смеха ректор.

— Ты видел ее лицо? Словно наступил апокалипсис… хахаха, — хохоча, ответил Дрю.

Маррон смеялся, держась за живот. Общее веселье длилось несколько мгновений, но потом постепенно все успокоились.

МакКинток заговорил первым:

— Ладно, дорогой Дрю, кажется, твое открытие является в самом деле открытием, учитывая, что мои руки не имеют длину в тридцать метров, и я не смог бы сделать нечто подобное, — вызывающе посмотрел он на профессора физики. — И что ты теперь намерен предпринять?

Дрю не поддался на провокацию, ограничившись тем, что поднял бровь в притворном изумлении.

— Я намерен опубликовать открытие. Кроме того, хочу передать детали эксперимента иностранным коллегам, с которыми мы работаем в рамках Университета, чтобы они могли воспроизвести эксперимент и изучить его. Мы нуждаемся в их помощи, чтобы довести до конца теорию, что…

— Спокойно, спокойно, Дрю. Не так быстро, — прервал его ректор. — Опубликовать открытие — это хорошо, но передавать детали мне не кажется правильным. Видишь ли, наша академия нуждается в деньгах, очень нуждается, и если это открытие может принести деньги, мы должны держать детали в секрете и получить от них максимальную прибыль, то есть быть единственными владельцами этой технологии.

Дрю застыл на мгновение. Он не ожидал подобного поведения. Он всегда думал, что наука является тем, чем делятся с другими, чтобы человечество могло идти вперед быстрыми шагами, находясь в гармонии с общими интересами. Он должен был бороться за это.

— МакКинток, проклятый шотландец! — со злостью накинулся он на него. — Ты отдаешь себе отчет в том, что ты говоришь? Ради горстки денег, которая не принесла бы особых изменений такому Университету, как наш, самому финансируемому в Великобритании, ты претендуешь, чтобы открытие Маррона и мое осталось запертым в этих стенах? Каким образом тогда наука будет идти вперед? Как будет идти вперед человечество? Подумай, если бы… — постарался он найти пример, который ректор мог бы понять, — если бы Гульельмо Маркони не поделился бы своим изобретением радио. Сейчас, если бы ты захотел послушать в машине радио, тебе пришлось бы обратиться к своим потомкам, учитывая, что радио еще не придумано, или бросить эту затею и поискать нечто другое, что составило бы тебе компанию, пока ты едешь в Ливерпуль к своей подружке. Например, музыкальную шкатулку.

— Хм, как ты думаешь, каким образом я тогда могу получить деньги от твоего открытия? — не растерялся МакКинток.

— Ну, организуй семинары, напиши статьи в журналы в этой области…

— Дрю, ты, конечно, отличный физик, но в практике ничего не понимаешь. Ты не подумал о том, что твой прибор, надлежащим образом настроенный, мог бы способствовать перемещению материалов с коммерческой целью? Сейчас, если мы хотим отправить пакет из Манчестера в Пекин, мы должны нанять курьера, которому в лучшем случае понадобится несколько дней на доставку пакета, а стоить это будет немало. При помощи твоего прибора это перемещение могло бы быть мгновенным и чрезвычайно выгодным, если платить за него, например, половину стоимости услуг курьера. Ты представляешь себе, сколько пакетов можно отослать из Манчестера за один-единственный день? Я — нет, но полагаю, что тысячи. Расширь рынок до уровня Англии, Европы, мира…

Дрю пребывал в замешательстве. Он не подумал о такой возможности и теперь начинал понимать точку зрения ректора, но это все равно не убеждало его отойти от видения ситуации с точки зрения науки.

— Послушай, МакКинток, коммерческое применение можно изучить в свое время, но сейчас совершенно необходимо разработать теорию, которая объяснила бы функционирование прибора и позволила бы настроить его нужным образом. Без этой теории прибор абсолютно непригоден, если только ты не хочешь ограничить себя отправкой карамелек в кресло Брайс. Эффект обмена находится абсолютно за пределами известных теорий, и маловероятно, что только я и Маррон даже с помощью моих коллег, работающих здесь, сможем в разумный временной период получить удовлетворительный результат. Имея теорию, мы однажды сможем создать другие приборы и изучить, как их улучшить и сделать более эффективными. В общем, мы нуждаемся в помощи лучших умов вокруг нас, и это не обсуждается, — твердо заключил Дрю.

Ректор тщательно взвесил аргументы, выдвинутые Дрю, и в итоге согласился, что для того, чтобы получить деньги от прибора, необходимо знать, как и почему он функционирует.

— Ладно, Дрю, ты меня убедил. Сделаем так: выделим узкий круг ученых, которым мы можем доверять, согласуем с ними адекватное вознаграждение за совместное сотрудничество, установим это вознаграждение, передадим им сведения и постараемся как можно скорее определить теорию, о которой ты говоришь. Когда у нас будет теория и приборы, функционирующие так, как нам нужно, только тогда мы опубликуем открытие. До этого момента вы никому не должны говорить ни слова без моего разрешения.

Дрю не был удовлетворен таким решением. Он был идеалистом и не мог все приводить к презренной денежной базе.

— Но прогресс, наука… — начал он горьким тоном, но МакКинток его прервал.

— Мир идет вперед, и наука обогатится с вашим открытием, но я не вижу ничего плохого, если это поспособствует увеличению денежных поступлений в этот Университет. Нам действительно нужны деньги, Дрю, и поверь мне, что я должен хватать все, что попадается мне под руку, чтобы получить хоть немного больше денег. Ладно, договорились, — закончил он разговор, — подготовь список ученых, с которыми надо связаться, и предоставь мне его. Начнем немедленно.

Павший духом Дрю сдался.

— Хорошо, — сухо ответил он. — Увидимся вечером.

Он поднялся и пошел к выходу из кабинета вслед за Марроном, который за всю встречу не произнес ни слова.

Свежий живительный мартовский воздух ворвался в их легкие, выветрив чувство угнетения, которое они испытывали. Голубое небо было расчерчено белыми перистыми облаками. Солнце ярко светило.

— Было сложно, да? — осмелился нарушить молчание Маррон.

Дрю не ответил. Нобелевская премия должна подождать.