Критерий Лейбница

Maurizio Dagradi

Случайное научное открытие послужило началом потрясающего приключения, которое моментально вышло за пределы науки, размыв их. Герои, пройдя неожиданным и странным путем, оказываются перед лицом совершенно необычной ситуации. Научное и технологическое приключение становится также личным приключением для каждого из них, позволив им сделать открытия в области собственной интимности и сексуальности, которые ранее оставались неизведанными. В процессе повествования, богатого эмоциональными событиями и сценами, история удерживает читателя в напряжении с самого начала и до конца.

Глава XIII

— Но как ты испачкался?! — воскликнула Тиморина Дрю, взглянув на своего брата, вошедшего в дом.

Дрю впервые за этот вечер посмотрел на себя.

После испытания второй машины, из-за чего на пластине появился томатный соус, он отправил всех по домам и отмыл пол лаборатории от своих рвотных масс. Он никого не смог попросить сделать это, даже уборщиц. Как он объяснил бы случившееся? Он бы в любом случае выглядел отвратительно. А так никто не придет полюбопытствовать, что случилось.

Потом Дрю стер желтую массу с пиджака и рубашки. Брюки были безнадежно испачканы. Они от колен до самого низа были покрыты отталкивающей желтой массой. Дрю не слишком хорошо отряхнулся и в результате был весь вымазан. Темный костюм оказался в плачевном состоянии, и его сестра заставит его за это заплатить.

— Я простудился. Мне нехорошо. Что я могу поделать? — солгал он в попытках оправдать себя.

— Ах, неужели? — послышался снисходительный ответ сестры. — Я только что закончила чистить другой костюм, который ты, не сказав ни слова, оставил сегодня днем на кровати!

Дрю вздрогнул. Ах да. Был другой костюм, который испачкался во время взрыва.

Тон сестры стал еще более укоризненным:

— Тот костюм был запылен и помят. Ты должен понимать, что требуется время на стирку и глажку пиджака и брюк, рубашки и галстука. Ты, очевидно, не осознаешь этого, иначе ты не стал бы его переодевать! — показала она на костюм.

Дрю не ответил и медленно пошел в ванну, чтобы раздеться. Он снял с себя все. Потом положил белую рубашку и майку в стиральную машинку. Он никогда не стирал, потому ему требовалось разобраться в том, как функционирует машинка. Он повернул колесо программирования до режима «хлопок» и настроил цикл. Потом положил пиджак и брюки в ванну и смыл душем рвотные массы. Затем включил холодную воду, потому что, как он знал, она позволяла избежать усадки одежды. Он надеялся, что все сделал правильно. Оставив все в ванне, он принял душ, а потом направился в спальню и надел пижаму. Именно в тот момент произошло озарение. Стиральный порошок! Он не положил стиральный порошок. Он побежал в ванную комнату, но было слишком поздно! Тиморина находилась там и смотрела через стекло барабана, качая головой. Потом перевела взгляд на Дрю, продолжая с упреком качать головой.

— Иди спать, Лестер. Я позабочусь об этом, — сказала она.

Дрю вздохнул и вернулся в свою спальню.

Если бы Тиморина только знала, что случилось в тот день в лаборатории! Обмороки, взрывы, ужас и сомнения. Но еще и триумф науки! Шаг навстречу новой эры в истории человечества. Он знал, что был идеалистом, но внутренне чувствовал, что теперь они двигались в направлении успеха, а эти происшествия были ничем по сравнению с громким успехом, который ждал их впереди.

Он лег в кровать и слышал, как Тиморина чистит щеткой костюм, чтобы привести его в порядок. Да, нужно было сделать именно так. Но он откуда это знал? Он думал о физике, о стратосферических верхушках мысли, о достижениях ума, о завтрашнем совещании по поводу исследования…

Дрю погрузился в сон, оставив свет включенным.

Ему снилось, что он находится в желтой комнате, потом сразу в красной, потом снова в желтой и снова в красной, непрерывно перемещаясь между ними без каких-либо видимых переходов, с нарастающей скоростью, все быстрее и быстрее, пока у него не начала кружиться голова, и он перестал видеть что-либо. На заднем фоне ему слышался гул воды, смешанный с возбужденными голосами, которые безудержно говорили, но он ничего не понимал, что они говорят. Он был призраком в этом вихре цветов и звуков, взволнованный, неспособный думать или делать что-либо. И вдруг неожиданно он проснулся.

Будильник неистово звонил, ударяя молоточком по латунному колоколу и перемещаясь по тумбочке из-за вибрации, производимой действующим механизмом.

Дрю сел на кровати, весь в поту, возбужденный, совершенно не понимая, где он, хватая воздух ртом и размахивая руками. Лишь спустя несколько секунд он начал приходить в себя. Он потряс головой, чтобы привести мозг в рабочее состояние, и посмотрел на будильник. И вовремя, потому что он как раз достиг края стола и готов был упасть. Дрю подхватил его и нажал на кнопку отключения звонка. Несколько минут будильник лежал на его коленях, потом он вернул его на тумбочку и поднялся. Было полвосьмого. Совещание было назначено на девять, следовательно, у него было время принять спокойно душ, чтобы смыть с себя весь этот пот. Затем он хорошо позавтракал и вышел из дома. К счастью, Тиморина уже поливала свои цветы в саду позади дома, поэтому ему удалось избежать встречи с ней. Избежать еще один выговор.

Все собрались в лаборатории, включая МакКинтока.

— Какова ситуация? — осведомился ректор.

Дрю уверенно взял слово:

— Потрясающая, не побоюсь использовать этот эвфемизм. Вчера моим коллегам, — произнес он, обводя широким жестом других ученых и даже Маррона, — удалось за один день наметить основную теорию явления, создать прототип машины и произвести многочисленные успешные эксперименты по обмену.

МакКинток был искренне впечатлен.

— И когда мы сможем начать использовать машину в практических целях?

— Мы на этапе разработки основной теории, которая требует совершенствования, — уточнил Дрю. — Вы не должны требовать от нас многого прежде, чем мы сможем сконструировать машину больших размеров.

Шульц и Камаранда переглянулись, на мгновение нахмурившись, но МакКинток ничего не заметил.

— Хорошо. Спасибо вам. Дрю, я возвращаюсь в офис и жду новостей.

— Хм, минуточку, МакКинток, — остановил его Дрю.

Ректор уже стоял в дверях и вопросительно обернулся.

— В одном из вчерашних экспериментов мы случайно, — я повторяю: случайно, — получили в обмен часть упаковки томатной пасты из местной столовой, — объяснил Дрю. — Необходимо изъять всю испорченную пачку, прежде чем кто-то ее обнаружит и задаст вопросы.

— И все? — веселясь, спросил ректор. Он подошел к внутреннему телефону и позвонил своей секретарше. — Мисс Уоттс? Это я, добрый день. Могли бы Вы быть так любезны и дать мне срочно ключи от столовой? Напротив двери столовой, спасибо. Да. Спасибо еще раз.

Потом он взглянул на студента.

— Маррон! — позвал он его по фамилии после секунды размышления. Маррон сразу же вышел вперед, гордый, что ректор вспомнил его фамилию. — Иди за мной! — добродушно распорядился МакКинток.

Они вышли и направились к столовой. Через несколько минут приехал служитель на велосипеде и передал ректору ключи, а потом быстро уехал туда, откуда прибыл.

— Вот, — вложил МакКинток ключи в руки Маррона. — Открой, возьми то, что надо, хорошо закрой и сразу же верни ключи моей секретарше. Все ясно?

— Конечно. Спасибо, ректор МакКинток.

Ректор попрощался с ним и отправился в свой кабинет, напевая себе под нос.

Маррон вошел внутрь и сразу же нашел упаковку с томатной пастой. Она была повреждена лишь слегка, к счастью. Он взял ее и увидел, что внутри соуса была призма. Тогда Маррон вытер все, используя бумажные салфетки, которые имел с собой, потом закрыл дверь и отправился в приемную МакКинтока, чтобы вернуть ключи.

Как жаль, что этот соус испортился. Он был очень вкусным…

Войдя в лабораторию, Маррон увидел, что атмосфера там царила довольно мрачная.

— Проблема здесь, — говорил Шульц, показывая на раковину. — Триада смешения определяется параметрами K9, K14 и R11, но функция, которая этим управляет, показывает ясно, что энергия, необходимая для обмена, увеличивается в кубической пропорции к расстоянию.

— Я вижу, — констатировал Дрю, глядя на функцию. — Вы посчитали какие-то практические случаи?

— Мы с Камарандой не спали до двух ночи, чтобы понять поведение системы, но нам это пока не удалось. Пока, чтобы произвести обмен на расстоянии 100 километров, нужны 64 киловатта, что немного. Но чтобы произвести обмен на 200 километров, необходимы уже 512 киловатт. Это энергия, которую использует средняя мануфактурная фабрика.

— А для 1000 километров нужны будут 64 мегаватт¹⁷, — добавил Камаранда. — Необходима маленькая электростанция.

— Вот почему система обмена проходит просто на маленьких дистанциях. Для 300 метров отсюда до кабинета профессора Брайс использовалось всего 2 милливатта, — быстро посчитал Дрю, записывая на доске. — Меньше, чем нужно для мерцания LED.

— Это отлично подходит для небольших расстояний, диагностических или терапевтических, — вмешалась Брайс.

— Ну да, — ответил Дрю. — Но длинные дистанции вне досягаемости. Как исследование Вселенной.

Он вздохнул, опустив руки вдоль тела. МакКинток, однако, был бы доволен, потому что одно лишь лечение людей принесло бы кучу денег, но Дрю-то был физиком, и его коллеги изначально приоткрыли двери целого мира. Теперь он подошел к перспективе воображаемых исследований, спустившись с небес на землю. Он не мог с этим смириться. Ему надо найти другое решение.

— Мы только в начале, — заявил он. — Если мы будем настойчивы, может, мы найдем несколько факторов, которые позволят нам исключить это ограничение.

— Этим мы и занимаемся, — сухо сказала Новак.

Брайс заметила, что норвежка в тот день носила блузку с длинным рукавом, закрывающим запястья.

«Странно, — подумала она. — Вчера она была с короткими рукавами. Для нее, привычной к холодному климату, английский март должен казаться жарким. Кто знает, почему она переоделась».

Женщина не могла не заметить эти детали.

Маоко между тем внимательно разглядывала доску, скрестив руки. Кобаяши в сотый раз изучал раздаточный материал и каждый раз проверял несколько расчетов, производя записи на листок.

— А что если пока мы углубленно изучим теорию, экспериментируя с биологическими формами? — предложил Маррон.

Дрю посмотрел на профессора Брайс.

— Начнем с растений. Я позабочусь об образцах, — кивнула она и вышла.

— А я пока пойду и раздобуду инструмент более точный, чем микрометр. Нам надо отрегулировать вторую машину, — сказал Дрю, направляясь в лабораторию метрологии.

Маррон начал подготавливать первую машину, пока два японца занялись второй. Они общались на родном языке по поводу некоторых технических деталей, пока ожидали нового измерительного прибора.

Через полчаса Брайс положила на пластину А первой машины лист зеленого салата.

Они активировали машину, и лист переместился туда, где была банка с водой. Биолог взяла его и посмотрела в портативный микроскоп, который носила с собой. Через несколько минут она подняла глаза от окуляров.

— Кажется, все отлично. Прожилки, стомы, клетки… Насколько я вижу, все на месте.

Дрю удовлетворенно кивнул.

Они попробовали с цветами, корнеплодами, грибами и даже с маленьким бонсаем, растущим в горшке. Все предметы оставались целыми после перемещения.

Тем временем Маоко подрегулировала промежуток между сетками на второй машине, используя более точный инструмент.

Они положили зерно фасоли на пластину второй машины и провели эксперимент. Фасоль оказалась примерно в трех метрах слева от банки с водой — точное расстояние между двумя машинами.

Брайс быстро проверила зернышко и нашла его в отличном состоянии.

— Перейдем к мясу, — сказала она.

Она уже принесла его, извлекая из сумки бифштекс, упакованный в термическую пленку.

Маррон жадно посмотрел на нее. Он уже был голоден к одиннадцати утра. Профессор Брайс с угрюмой улыбкой взглянула на студента и передала ему пустую сумку, чтобы он положил ее куда-нибудь. Парень подмигнул ей, шутливо изображая разочарование.

Брайс взяла нож в кухонном уголке лаборатории и отрезала кусочек бифштекса квадратной формы стороной примерно в 4 сантиметра. Толщина составляла примерно восемь миллиметров.

Они переместили кусок с помощью второй машины и исследовали его в микроскоп, удостоверяясь, что все в порядке.

Маррон попробовал его.

— Вкус тот же самый. Консистенция тоже. Я бы сказал, что перемещение никак его не испортило.

— Так и должно быть, поскольку теория говорит о том, что машина обменивает непосредственно два объема в пространстве независимо от их содержания, — прокомментировал Дрю. — Что скажете, если попробуем с животной формой?

Профессор Брайс несколько мгновений раздумывала над этим, потом решила:

— Да, попробуем. Мы должны будем провести анализ по молекулярной биологии на уже перемещенных образцах, чтобы быть совершенно уверенными, но до сих пор полученные результаты подтверждают теорию обмена в пространстве. — Она поразмышляла еще несколько минут. — Исходя их биоэтических соображений, попробуем с формами, лишенными нервной системы. Если что-то пойдет не так, они, по крайней мере, не будут страдать. Увидимся после обеда, — сказала она и вышла.

Дрю и остальные сконцентрировались на теории в поисках решения проблемы мощности.

— Что-то ускользает от нас, — сказал Шульц. — Как мы поняли к настоящему моменту, активация машины создает сверхпространственный коннектор между объемами пространства, тянущийся от пластины А до пластины B. Коннектор подчиняется времени Планка¹⁸, и в этот момент два пространства меняются местами.

— Если он действительно сверхпространственный, тогда мы деформируем очень плотное пространство, — вмешался Кобаяши. — Только так оправдывается необходимость такой большой мощности, повышаемой с расстоянием.

— Кажется, так, — согласился Шульц.

— Попробуем кое-что представить, может, нам это поможет, — вмешался Камаранда. Он приянл кафедральный тон, будто давал лекцию своим студентам. — Все мы живем в пространстве, которое считаем трехмерным, имеющим длину, ширину и высоту. Мы знаем, что тяжесть деформирует пространство, и это уже приводит нас в затруднение, потому что мы не можем понять эту ситуацию. Используем классическое подобие эластичной ленты, которая представляет трехмерное пространство. Если мы положим на эту ленту предмет, то он ее деформирует, прогибая под своим весом. Чем более тяжелым будет предмет, тем больше будет деформация, то есть прогиб ленты. Под весом мы подразумеваем массу, которая не зависит от тяжести, но ее порождает. Таким образом, мы видим, что увеличение массы приводит к увеличению деформации. Если мы положим на ленту второй объект меньшей массы, он скатится, приблизившись к предмету с большей массой. Такое поведение мы определим, как гравитационное притяжение. На самом деле предмет с меньшей массой тоже деформирует пространство в свою очередь, следовательно, происходит гравитационное притяжение в сторону более тяжелого предмета, но в меньшей степени. По аналогии с эластичной лентой, которая двухмерна, мы можем понять концепцию деформации пространства под силой тяжести. Она деформирует ленту перпендикулярно поверхности ленты, добавляя фактически размер к его геометрии. Предположим теперь, что мы возьмем нашу эластичную ленту и положим ее на гелевую пластину, которая, как мы знаем, является твердым эластичным коллоидом, легко деформируемым. Машина, с которой мы экспериментируем, расположена в трехмерном пространстве, которое представлено эластичной лентой, и, по-видимому, когда она активируется, то непосредственно приближается к гелевой пластине, являющейся дополнительным аспектом. Заметьте, что деформация порции геля создает канал, или Коннектор, который своими концами воздействует на эластичную ленту, то есть пространство, и обменивает между ними порции пространства, с которыми она соединена. После обмена Коннектор рассеивается, а гель возвращается к своему нормальному состоянию. — Камаранда сделал паузу после долго объяснения, а потом продолжил дальше свои рассуждения: — Очевидно, гель очень плотный, следовательно, требуется много энергии, чтобы сделать его жидким. По каким-то причинам, которых мы не знаем, Коннектор определяется только временем Планка, хотя воздействие энергии значительно большее, чем воздействие времени. За него мы принимаем полсекунды, верно? — спросил он, оборачиваясь к Кобаяши, который кивнул ему в ответ. — Должно быть что-то, что препятствует существованию Коннектора во времени, превышающим время Планка. Если бы он держался дольше, что бы случилось? Возможно, два пространства успели бы обменяться еще раз? Или это повлекло бы за собой постоянный обмен пространствами? Я не думаю, чтобы это являлось проблемой для геометрии пространства. Просто, дезактивируя машину, два пространства остались бы в последней достигнутой конфигурации. Может быть также, что если бы Коннектор длился дольше времени Планка, случился бы парадокс, свойства которого на данный момент я не могу представить, и только некий неизвестный закон природы вмешивался бы, чтобы помешать этому.

Все молчали, раздумывая над рассуждениями индийского математика.

Через несколько минут Новак вскочила на ноги, побледнев.

— О, Боже! — воскликнула она взволнованно.

Все испуганно посмотрели на нее.

— Нет никакого парадокса, — мрачно продолжила она. — Есть ошибка, однако!

Она подошла к доске и стерла часть с таким трудом найденных уравнений, будто они были написаны каракулями какого-то злостного студента. Она нарисовала эластичную ленту сверху, соединив два ее конца.

— Это Коннектор, как мы его назвали, — показала она на провод. — Он только что включен и начался обмен. Мы в нулевом времени процесса. Объем пространства А стартует и входит в коннектор. Как и в какой форме — мы не знаем. Но он начинает двигаться к противоположному концу. Одновременно объем пространства B делает тоже самое со своей стороны и начинает двигаться к противоположной стороне Коннектора. Проходит время Планка, и два пространства прибывают в место назначения, выходят из Коннектора и оказываются на месте друг друга. Мы во времени 1, и процесс закончен. — Она сделала эффектную паузу. — Но между временем 0 и временем 1, — сказала она голосом с нарастающей интенсивностью, — что находится на месте этих пространств, которые перемещаются по Коннектору? — закончила она истерическим криком.

На мгновение все были неподвижны.

— Нет…, — произнес Камаранда со стеклянным взглядом.

— Напротив, да! — закричала она еще громче. — Нет Ничего! — жестко добавила она.

У Дрю волосы встали дыбом.

Кобаяши открыл рот и снова закрыл.

Лицо Шульца больше походило на маску, сделанную в момент отсутствия всякого выражения.

Маррон смотрел перед собой отсутствующим взглядом.

Маоко, напротив, с довольным видом и странной улыбкой смотрела на Новак.

— Ничего — вы это понимаете? — продолжила норвежка. — И вероятно, именно там оказывается вся та энергия, которая вытекает из расчетов. Энергия, которая выходит из нашего мира, нарушая его энергетическое равновесие. Это нарушение постулата Ловозера, согласно которому ничего не создается и ничего не разрушается, но все трансформируется. И, возможно, именно поэтому Коннектор может по максимуму поддерживаться на время Планка, иначе Ничего поглотило бы всю энергию, которая вокруг него. Если бы у него было больше времени, возможно, оно бы забрало бы всю мировую энергию!

В лаборатории наступила могильная тишина.

Это было похоже на лед темноты, более глубокой, чем может себе представить человек. Лед, который кристаллизировал их ум и сознание.

Новак стояла рядом с доской с мелом в руках.

С минуту никто не двигал ни одним мускулом. Потом Кобаяши подошел к доске, взял мел и сделал несколько расчетов на свободной поверхности доски.

— Нет, — сказал он, наконец. — Так не может быть. Функция триады показывает, что мощность увеличивается только в кубической пропорции независимо от объема обмененного пространства. Предположим, мы сделаем этот объем постоянным, тогда он определит, сколько энергии, которую мы используем для эксперимента, поглотит «Ничего», пока два пространства направляются к своим точкам назначения. Я не вижу, почему, увеличивая дистанцию обмена при постоянном объеме, Ничего должно увеличивать свою поглощающую способность.

Новак смотрела на него широко раскрытыми глазами, усиленно размышляя. Через несколько бесконечных секунд она поморщилась, бледнея еще больше.

— Нет… нет… Это безумие, непостижимо, — пробормотала она. — Не может быть.

— Что такое, профессор Новак? — обеспокоенно спросил Кобаяши.

— Это! — показала Новак на нарисованный на доске Коннектор. Все непонимающе посмотрели на доску. — Но вы не понимаете? — закричала она. — Мы деформируем именно Ничего! Коннектор формируется в Ничем! Сделан из Ничего! Пространство А входит в Ничего и появляется в точке B, которые оказывается в пункте А, проходя через Ничего!

Это повергло присутствующих в тотальную прострацию. Земля словно уплыла у них из-под ног. Будто все предельно понятные вещи, все основы, на которых базировались их знания, неожиданно разлетелись на куски.

— Но как может… как может нечто, что существует… — отважился произнести Дрю, — нечто, что существует… войти в Ничего, прекращая существовать, и появиться из Ничего, начав снова существовать, как и раньше, но в другом месте?

Новак положила себе руку на лоб и прислонилась к доске. Казалось, что у нее закружилась голова. Маоко подошла к ней и, взяв под локоть, подвела к близстоящему стулу. Потом она поднесла ей стакан воды, который норвежка приняла с благодарным взглядом.

— Это вопрос исключительно философский, — ответила Новак Дрю тихим спокойным голосом, пока пила. — Или лучше скажем, что был бы вопросом исключительно философским, если бы мы не стояли перед лицом экспериментального проявления манипуляции Ничем. Ничто не существует и не может быть даже определено, иначе его определение сделало бы Ничто существующим. Но мы им манипулируем. Я чувствую, что это так. Я не вижу других решений. При увеличении расстояния обмена увеличивается длина Коннектора, состоящего из Ничего и сделанного из Ничего. Поскольку очевидно, что Ничего поглощает с максимальной эффективностью энергию, которая ему подается, отсюда следует вывод, что Коннектор поглощает всю энергию. При увеличении длины Коннектора, увеличивается также чрезмерность энергии, необходимой для управления и сохранения Коннектора в течение времени Планка. Коннектор производит обмен, да, но по недостижимой цене на мизерных дистанциях.

Снова молчание, но в этот раз на лицах Дрю, Шульца, Камаранды, Маррона и Кобаяши ясно читалось восхищение гениальной интуицией Новак. Они увидели, что ум этой женщины обнаружил то, что они не могли видеть, и привел их туда, куда они не могли прийти. В то же время их лица выражали отчаяние от поражения, потому что эти догадки приводили к непреодолимым препятствиям.

— Это крах… Чистое крушение, — пробормотал Шульц, качая отрицательно головой.

Прошло пару минут, потом спокойно и беспечно Маоко села на угол рабочей поверхности радом с сидящей Новак. Она посмотрела на нее сверху вниз и сказала дружеским тоном, удивив присутствующих, которые даже не заметили стакан воды, который она ей предложила:

— Профессор Новак, Ваше заявление говорит о том, что не существует никаких практических решений проблемы, поскольку наш мир является изолированной системой, а машина существенно потребляет энергию извне этой системы, нарушая ее энергетическое равновесие.

Новак кивнула.

— Но если вместо того, чтобы считать наш мир изолированной системой, посчитать его просто закрытой системой¹⁹, помещенной внутрь большей системы, Вы не думаете, что мы могли бы без затруднений изучить ее поведение?

Новак изумленно уставилась на Маоко широко раскрытыми глазами.

Никто не смел говорить, учитывая масштабность такой гипотезы.

Через несколько мгновений Шульц поднялся с нахмуренным лбом и подошел к доске, взяв с собой ручку и лист бумаги. Он перенес на бумагу все написанные уравнения, потом полностью вытер доску. Затем он начал усиленно писать мелом, начав с фундаментальных уравнений термодинамики, заменяя его составные части теми результатами, которые они получили в своей теории.

Дрю с Марроном тут же оказались рядом с ним, чтобы помочь, а Камаранда, встав за его спиной, внимательно следил за математической частью его работы. Кобаяши сосредоточенно смотрел на доску, на которой появлялась новая потрясающая форма концепции мира.

И никто не заметил, как сидящая на рабочем столе в нескольких метрах сзади них Маоко нежно поглаживала своей маленькой ручкой светлые волосы Новак, лаская ее.