Критерий Лейбница

Maurizio Dagradi

Случайное научное открытие послужило началом потрясающего приключения, которое моментально вышло за пределы науки, размыв их. Герои, пройдя неожиданным и странным путем, оказываются перед лицом совершенно необычной ситуации. Научное и технологическое приключение становится также личным приключением для каждого из них, позволив им сделать открытия в области собственной интимности и сексуальности, которые ранее оставались неизведанными. В процессе повествования, богатого эмоциональными событиями и сценами, история удерживает читателя в напряжении с самого начала и до конца.

Глава XI

Маррон закончил обедать ближе к часу дня, попрощался с Шарлен и отправился в лабораторию.

По пути он встретил профессор Брайс, которая была мрачной, а потому, когда Маррон ее поприветствовал, она полностью его проигнорировала.

Распахнув дверь, он понял, что произошло нечто серьезное. Вся одежда профессоров была испачкана и помята, а в лаборатории творился полнейший хаос. Едкий запах все еще исходил от металла, подвергнутого взаимодействию с кислотой, обеденная зона вся была в обломках, а вокруг валялось множество покореженных деталей оборудования. К счастью, сам прибор был цел, благодаря шкафу, который оградил его от взрыва.

Маррон заметил всеобщее недовольство и, прежде всего, открытую враждебность между Маоко и Новак, которые смотрели друг на друга, как две собаки. Дрю, увидев, как он вошел, позвал его:

— Мы создали взрыв, Маррон, — объяснил профессор мрачно.

Дрю рассказал об утренних событиях и описал аварию. Студент слушал его с возрастающим беспокойством.

— Профессор, это значит, что каждый обмен, который мы совершим отныне, будет проходить в условиях неизвестной точки B, — высказал Маррон свои страхи. — Это слишком опасно, мне кажется. Как мы можем продолжать?

— Сейчас мы этим и занимаемся. Как видишь, — показал Дрю на себя и своих коллег, — все мы нуждаемся в том, чтобы привести себя в порядок и пообедать. Ты нашел материалы?

Маррон кивнул и поставил на рабочую поверхность коробку.

— Отлично, Маррон. Ты уже обедал?

— Конечно, профессор.

— Превосходно. Тогда оставайся здесь на охране. А мы пойдем и перекусим, — позвал он остальных. — Господа, все согласны на паузу? — остальные энергично кивнули. — Согласен. Встретимся здесь… — он посмотрел на часы, — …допустим, в шестнадцать часов.

Профессоры разошлись, а Маррон остался один.

Он постарался навести порядок вокруг, но это было сложно. Прежде всего, он распахнул окно, чтобы создать движение воздуха, который выветрил бы из помещения дым. Потом он надел пару перчаток и, взяв метлу и совок, собрал все обломки, валявшиеся на полу. Более мелкие частицы, возможно, впились в обшивку мебели и разлетелись в недоступные уголки помещения. Их нельзя было вытащить оттуда без того, чтобы все разобрать и превратить лабораторию в беспорядок. Эти частички еще годами будут находить уборщицы и студенты, которые придут сюда. Никто из них не узнает, как оказались в самых потаенных местах обломки ржавого метала и расплавленного пластика. А некоторые и вообще никогда не будут найдены. Они стали частью здания и молчаливым наследием эксперимента, о котором нельзя рассказывать, но который был промежуточным камнем в научном прогрессе.

Закончив убираться, Маррон полностью освободил рабочую поверхность и тряпкой, смоченной моющей жидкостью, натер ее до блеска, а потом разложил на ней принесенные материалы, аккуратно рассортировав их по типу. Не хватало лишь тех деталей, которые делал Дрю.

Маррон взял со стола компьютер с характеристиками, похожими на те, что использовались в эксперименте, и перенес его на чистую поверхность, потом инсталлировал на нем тот же software. Затем он ввел в него параметры, сохраненные на диске в ночь открытия.

Увидев, что доска была покрыта уравнениями, графиками и странными рисунками, он понял, что ученые попытались представить возможные конфигурации временно-пространственного искажения. Он постарался вникнуть в последовательность рассуждения ученых, но осознал, что еще не достаточно подкован, чтобы понять все до конца. Он понял, что они начали, очевидно, с общей теории относительности, но дальнейшее развитие было туманным. К тому же там присутствовало большое количество исправлений, и из этого он сделал вывод, что эти поразительные умы отчаянно боролись, чтобы вникнуть в суть этого необыкновенного феномена. Явно выделялись три разных почерка, которые чередовались на доске совершенно случайным образом. Интуиция одного являлась решением проблемы, над которой завис другой, и изображение на доске представляло собой ясную картину того, как три профессора объединили свои знания, чтобы создать один супер-ум, где ни один из умов не превалирует.

Именно это было настоящим духом исследовательской группы, и Маррон был счастлив быть ее частью.

Он все еще рассматривал доску, когда появились Маоко и Кобаяши. Они оживленно разговаривали на японском диалекте, который он совершенно не понимал. Из тона их голоса и жестикуляции казалось очевидным, что Маоко хотела любой ценой что-то сделать, а Кобаяши старался ее сдержать.

Они увидели Маррона и прекратили дискуссию.

— Здравствуй, Маррон-сан, — поприветствовал его Кобаяши. — Здорово, что ты принес материалы для второй машины. Мы сразу же можем приступить к ее созданию. Эксперименты будут проведены позже, — выразительно посмотрел он в глаза Маоко, сделав ударение на слове «позже».

Девушка скривила гримасу и отправилась взять свой раздаточный материал, содержащий схему машины.

Маррон взял провода разных видов, винты, гайки и прочие запчасти для монтажа, потом положил на рабочую поверхность необходимые инструменты: клещи, отвертки, ножницы, кусачки, а также электрическую дрель для сверления отверстий.

Он и Кобаяши начали сверлить пластину стояка, а Маоко подсказывала им размеры. Потом они смонтировали стойки, которые составляли скелет прибора, прикрепили к ним некоторые детали и соединили их с коробкой, прикрепленной к пластине. Далее они с большой осторожностью приготовили соленоид, который создавал резонансный контур вместе с конденсатором, состоящим из двух выдвигающихся пластин, расположение которых регулировалось микрометрическим винтом. Они установили из друг от друга точно на трех миллиметрах — то же самое расстояние, как и для конденсатора на первичной машине.

После каждого этапа монтажа Маоко проверяла, чтобы соединения и установки абсолютно соответствовали проекту.

Далее они поместили генератор высокого напряжения на пластину подставки и подсоединили его к соединительной коробке и соленоиду. Параметры, которые изменялись в ходе экспериментов, действовали на напряжение, ток и форму волны, производимую генератором, поэтому они его подсоединили к компьютеру посредством кабеля связи.

Пока они прикрепляли к подставке две ионизационные сетки, пришел Дрю в сопровождении Новак, Шульца и Камаранды.

— Вижу, вы продвинулись вперед. Молодцы! — похвалил Дрю, разглядывая проделанную работу. Он принес коробку и протянул ее Маррону: — Здесь детали, которые я сделал сегодня утром. Мне не хватает еще пластины пункта А и вспомогательной пластины, — произнес он, нерешительно взглянув на Кобаяши.

Японец ответил ему пронизывающим взглядом.

— Машина должна быть абсолютно идентичной, Дрю-сан, — заявил он. — Если ее поведение будет таким же, как у оригинала, мы сможем сделать вывод, что Эффект Обмена — это научная реальность, воспроизводимая и используемая, иначе ты должен будешь неизбежно предать забвению все, что до сих пор было сделано.

Норвежка, индус и немец уже были у доски, все вместе сконцентрированные на особом равнении. Дрю оказался не у дел, и других альтернатив не было. Он отправился к верстаку для механических работ и занялся изготовлением обоих пластин.

Когда он принес их Кобаяши и коллегам, то увидел, что все остальное было уже готово. Маоко управляла Марроном в окончательных настройках микрометрического расстояния¹¹.

— Чуть больше… еще… нет, слишком! — японка с помощью цифрового микрометра отмеряла пространство между сетками ионизации. — Немного назад… еще… понемногу… остановись! Еще чуть-чуть, но совсем чуть-чуть… внимание… и… стоп!

Маррон немедленно остановил руку на микрометрическом винте, не поворачивая его. Маоко перевела дух и снова подошла к рабочей поверхности, чтобы повторить размеры и проверить их соответствие схеме.

— Четыреста тридцать семь микрон. Отлично. Зафиксируй винт.

Маррон несколько раз открыл и закрыл ладонь, чтобы размять мускулы, потом медленно подошел к микрометрическому винту и с большой аккуратностью зажал фиксирующее кольцо на винте. Он задержал дыхание, чтобы случайно не сдвинуть винт, а потом, отстранившись, взглянул на Маоко.

Японка ни на секунду не отводила глаз от микрометра.

— Хорошо, — заявила она, строго глядя на дисплей инструмента, потом посмотрела на Дрю. — На наш взгляд, — сказала она, глядя на Кобаяши, который кивнул ей, — эта настройка, возможно, самая критическая согласно проекту. Во время выработки энергии, которая активирует обмен, сетки производят особое ионизационное поле, которое порождает вторичный эффект в окружающем пространстве, соединяется с пластинами в пункте А, первой и вспомогательной, и каким-то образом вызывает сам обмен.

— Компьютер передает генератору высокого напряжения импульс энергии, длящийся полсекунды, — продолжил Кобаяши. — Мы выявили, что варьирование параметром длительности мало влияет на функционирование. Эффект всегда идет тем же образом при условии, что длительность составляет по крайней мери десятые доли секунды. Выше этого порога не происходят изменения в результате обмена. Допустим, ионизированное поле сеток достигнет оптимальной интенсивности, когда оно установлено на минимальной длительности. Установим K22 на 1123,08В, а расстояние между сетками поставим на 437 микрон. Другие установки системы варьируют обмениваемые размеры и форму, в то время, как с координатами назначения необходимо экспериментировать, начиная с новой точки B при том, что вспомогательная пластина смещена в эту лабораторию.

— Хорошо, — хмуро кивнул Дрю. — Продолжим.

Они смонтировали пластину А и пластину А2, как они назвали вспомогательную пластину, и Маоко проверила снова все соединения и установки.

Маррон сел за компьютер, запустил необходимую программу и попробовал соединиться с генератором. Все отлично работало. Он вопросительно повернулся к остальным.

Дрю был как на иголках. Все было готово, чтобы проверить вторую машину, но он действительно опасался, что обмен может произойти с использованием внутренностей человека. Это было бы крахом, трагедией для карьеры и для будущего науки. Да и для жертвы, по правде говоря.

Кобаяши смотрел на него, как смотрел бы самурай на собрата, который собирается ради гордости покончить с собой. Дрю презрительно посмотрел на своего друга, но он ничего не мог с этим поделать. Он не боялся только за себя, он боялся и за всех остальных тоже. Маоко поставила кулаки на бока, склонила голову и в раздраженном ожидании уставилась в сторону. Маррон нервно смотрел на него.

Дрю все еще не мог решиться, но потом собрался с духом:

— Хорошо, — решительно сказал он. — Попробуем.

Маоко подошла к компьютеру и многозначительно посмотрела на Маррона. Он с ходу понял и сразу же поднялся, но все равно не испытал освобождения от ответственности. Маоко села на его место и молниеносно ввела все необходимые параметры, потом взглянула на Дрю.

— Образец, пожалуйста, — произнесла она сухим голосом, который хлестнул словно ветер вершину горы Фудзи.

Дрю посмотрел вокруг, потом взял маленькую призму из стекла и положил ее на первую пластину.

Маоко посмотрела на Кобаяши, который в последний раз проверил оборудование, чтобы убедиться, что все на месте, и кивнул ей.

Японка поднесла палец к кнопке активации, перевела взгляд на образец и сделала движение, чтобы нажать кнопку, когда крик Новак остановил момент.

— Остановись! — закричала она, бросившись к рабочей поверхности вместе с Шульцем и Камарандой. — Не активируйте машину. Остановитесь!

Маоко убрала палец от клавиши и с ненавистью посмотрела на Новак.

— Мы поняли насчет координат, — продолжила норвежка. — Это непосредственно связано с расстоянием между первой и второй пластиной и подчиняется математической функции, которую мы потом обсудим. Проблема в том, что нет особой установки с длиной Планка.¹².

Дрю изумленно посмотрел на нее.

— Что именно Вы имеете в виду?

— Имею в виду, что некоторые ваши пресловутые параметры влияют на координаты направления, но только если они установлены на точном значении и согласно комбинациям, четко определенным, — триумфальным тоном заявила Новак. — До сегодняшнего утра направление было зафиксировано на кабинете профессор Брайс только потому, что соответствие дистанции между пластиной А и железным листом на этаже выше не изменялось подходящей комбинацией параметров. Когда вы создали новую и маленькую вспомогательную пластину, эксперимент проходил тем же образом, но при меньшей дистанции между пластинами уменьшилось расстояние направления обмена. Мы создали примерную функцию, которая в состоянии объяснить это поведение. К счастью всех, в ваших экспериментах вы еще не обнаружили критические комбинации. Есть три параметра, K9, K14 и R11, которые, по нашему мнению, составляют триаду смещения. Триада смещает пункт B из позиции, связанной с расстоянием между пластиной А и пластиной А2 и скорректированной функцией, которую я только что упомянула, в произвольную позицию в пространстве. И когда я говорю «произвольная», я имею в виду «повсюду».

Камаранда и Шульц энергично закивали.

— Вы хотите сказать… — пробормотал Дрю.

— Я хочу сказать, уважаемый профессор Дрю, что изменяя должным образом триаду, мы можем устанавливать пункт B в какую-либо известную позицию пространства, — закончила Новак с горящими глазами и воодушевленным выражением.

Дрю стал лиловым. Он затаил дыхание во время объяснения ученой, и теперь ему не хватало воздуха.

Маррон покрылся холодным потом, когда понял сказанное, а Кобаяши с Маоко удовлетворенно усмехнулись. Кто знает, почему.

— Длина Планка входит в уравнение смещения, определяя дискретные позиции для пункта B, — объяснил Шульц. — Это значит, что, например, мы можем поместить пункт B на поверхность Юпитера с координатами на широте 30 градусов на север и долготе 125 градусов на восток, но ни метра вперед, назад, вверх или вниз. Более близкое альтернативное направление могло бы быть в ста километрах. Я только привел пример, позаботьтесь об этом лучше, потому что реальные цифры мы еще должны получить, а также необходимо экспериментировать с триадой.

— Следовательно… — попытался взять слово Дрю.

— Следовательно, — перебил его Камаранда, — если машина, которую вы только что собрали лишь ненамного отличается по конструкции или регулировке, дистанция будет смещена так, как мы того ожидаем. Вместо зоны, которая сейчас повреждена чашей воды, пункт B будет в другом месте, и величина смещения будет пропорциональна длине Планка, согласно функции, которую мы получили.

— Машина идентичная! — воскликнула Маоко с ненавистью, но Кобаяши положил ей руку на плечо, чтобы успокоить ее.

— Сетки ионизации находятся на расстоянии 437 микрон gap¹³, — сказал японец. — Микрометр, используемый для установки gap, имеет разрешение в 1 микрон, следовательно, значение точно может быть в диапазоне между 436,5 и 437,4 микрон¹⁴. Предположим, что gap равен 436,9 микрон. Где будет пункт B?

Новак, Камаранда и Шульц подошли к доске, стерли необходимую часть и написали функцию на основе реальных данных. Уравнение было сложным и требовало нескольких минут, потом Шульц записал на листок результат, и они втроем вернулись к остальной группе.

— Если предположить, что мы не затрагиваем триаду, — заявил немец, — то оставив те же параметры, пункт B оказался бы приблизительно на расстоянии 18,6 метров от банки с водой. Мы еще не можем точно установить направление смещения, следовательно, стоит иметь в виду сферу, радиусом 18,6 метров, центр которой располагается там, где стояла банка с водой. То есть, новый пункт B окажется в любой точке на поверхности этой сферы.

Дрю посмотрел за окно.

Теперь уже было темно. По улочкам университетского городка около лаборатории ходило мало людей. На верхних этажах, вероятно, уже вообще никого не было, впрочем, как и в близлежащих окрестностях. Поверхность воображаемой сферы проходила также под землей, однако. Могли ли там проходить газовые трубы? Дрю полагал, что нет. Удручающее чувство беспомощности, смешанное со смирением, овладело им. Ему казалось, что внутри у него застрял осколок, который мешает дышать. Он подошел к двери, открыл ее и вышел на вечерний воздух своего Манчестера. Он глубоко вздохнул несколько раз, а другие наблюдали за ним.

Мог ли он попросить у МакКинтока разрешение на осуществление такого эксперимента? Нет. Шотландец тогда бы всех поставил на ноги, и потом стало бы уже невозможно контролировать весь этот переполох.

Он должен взять на себя ответственность, а также связанные с ней риски.

Он вернулся внутрь и повернулся к Шульцу.

— Каким бы был радиус воображаемой сферы в случае, если интервал сетки ионизации был бы 436,5 микрон? Или 437,4?

— Примерно 62 километра в первом случае и 15 во втором, — посчитав, ответил он. — А если бы интервал был 436,99, то сфера имела бы радиус всего в несколько метров, в пределах наших тел, — добавил Шульц.

Дрю на секунду прищурил глаза, потом погрузился в своего рода оцепенение.

Как он мог экспериментировать с такой широкой толерантностью?

Не мог. Но в то же время он не имел альтернатив.

— Попробуем, — сказал он серьезным тоном, наклонив вниз голову и глядя пустыми глазами в пол.

Все расположились у рабочей поверхности вокруг второй машины. Новак покрылась холодным потом, Маррон отошел подальше, будто это могло хоть как-то защитить его. Маоко еще раз проверила систему, потом нажала решительно клавишу.

Некая красная плотная масса появилась на месте стеклянной призмы, подсохшая и начавшая медленно капать вниз на пластину.

Кап.

Кап.

Все присутствующие побледнели.

Дрю вырвало там, где он стоял, и он тут же упал на колени сверху того, чем его вырвало. У Новак подогнулись колени, и она прислонилась к полке, белая, как полотно. Камаранда и Шульц окаменели, а японцы даже глазом не моргнули.

Маррон шокировано раскрыл рот и глаза. Но через несколько секунд он взглянул на красную массу, заметив кое-что. Он подошел поближе, чтобы лучше рассмотреть.

Это было нечто, похожее на кашицу.

Он взял клещи и осторожно опустил их в массу. Подождав мгновение, он соединил щипцы инструмента на некой твердой части. С большим вниманием он вытащил щипцы и положил образец на рабочую поверхность. Остальные следили за его движениями словно в трансе, кроме Дрю, который все еще оставался на коленях.

Маррон рассматривал несколько мгновений объект, потом взял стеклянную баночку и наполнил ее водой из близлежащего крана. Потом взял щипцами образец и положил его в воду. Несколько раз он встряхнул его, чтобы обмыть, и вода в баночке стала красной. Затем он медленно вытащил щипцы, вытаскивая очищенный предмет. Его лицо расплылось в улыбке, а сам он издал вздох облегчения.

Профессор, — позвал он. — Профессор Дрю…

Дрю покачал головой, сжав плечи, словно не хотел знать.

— Профессор, — снова позвал Маррон. — Все в порядке, профессор. Подойдите и посмотрите сами.

Дрю с трудом встал и неохотно поплелся к рабочей поверхности. Он посмотрел на то, что вызвало его тошноту.

Маррон держал щипцами кусок красного пластика, к которому была приклеена этикетка.

— Это томатный соус, который я ежедневно кладу в мой бифштекс, — объяснил студент. — Столовая Университета заказывает его прямо из Италии, у одного домашнего производителя. Он стоит в холодильнике в двадцати метрах на восток отсюда. Она очень вкусная, знаете? — закончил Маррон. — Ароматизированная оригано. Это моя любимая приправа.