Ягоды «Желание». Подарочное издание

Lily Alex

Серия романов © Lily Alex – о приключениях Змея-Искусителя и его компаньона – Демона/Ангела Смерти.По Библии: «прельстившись красотой дочерей Земли», они воплотились в физические тела.«Джина» – стартовый роман;«Лиса и Ежиха» – продолжение, приквел романа «Мэри»;Следующий роман «Бренда» замыкает цикл «Роджер Сатани» (отдельное издание).В цикле «Вишнёвка» Ангел Смерти приобретает тело сибиряка из глухой деревеньки.Pоман «Софочка» завершает цикл «Глеб Орлов».

Глава Четвёртая

Мэри вошла в детский зал, в честь Рождества украшенный гирляндами, бантами и колокольчиками.

Артур c Энн на руках стоял возле огромной, до потолка ёлки, и девочка подпрыгивала, пронзительно хохоча и повизгивая. От её мощного голоса вибрировали стеклянные игрушки, и Мэри нахмурилась.

Рон тоже держал Даниеля на руках, но мальчик отворачивался от ёлки и, хныча, зарывался лицом в плечо гувернёра.

— Дай его сюда! — женщина решительно забрала сына. Он обхватил её шею и застыл, словно заснул.

— Он опять горячий! — Мэри обратилась к Рону с упрёком. — Зачем ты его притащил! Носки тонкие! Ноги ледяные! Только простуди мне его!

— У него нет температуры, — терпеливо отозвался Рон. — Ему надо закаляться. Когда я жил в Спарте…

— В Спарте его давно уже бы выкинули в пропасть! — одёрнула его Мэри. — Вернись в цивилизованный мир! Его Энергетикой сегодня обрабатывали?

— Ещё нет. Нет серьёзной причины. Вы же знаете — сажать его на постоянную поддержку — всё равно, что на наркотическую зависимость. Нам надо попытаться приучить его жить на Земле самостоятельно.

— Мне иногда кажется — это невозможно, — прошептала женщина, наблюдая как муж играет с дочерью.

«Какая же она всё-таки огромная!» думала Мэри. «Или это Артур ещё больше похудел? Как он вообще может её удерживать?»

— Скажи «Ёлка!» — Артур слегка подкидывал дочку.

— Oооо-Aaaaa! — послушно отозвалась девочка, так звонко, что у Мэри уши заложило, а Даниель дёрнулся в её руках.

— Скажи «Шааааарик!» — Судя по всему, Артур радовался процессу даже больше, чем ребёнок.

— Аааааааааапк! — рявкнула Энн, а Даниель снова захныкал.

— Орите потише! — окрысилась на них Мэри.

Дочь только сейчас заметила мать и, извиваясь в руках отца, пыталась привлечь её внимание, но оба родителя делали вид, что не понимают этого.

Артур снова показал на ёлку, чтобы отвлечь дочку, и это ему удалось, но не так, как планировалось. От досады или по какой другой, только ей ведомой причине, Энн вцепилась в ветку и дёрнула так, что всё дерево вздрогнуло, и всем в комнате показалось — что оно падает.

Словно по закону подлости, Даниель как раз оглянулся и, глядя на непонятный ему колоссальный пёстрый предмет, угрожающе раскачивающийся совсем рядом! заплакал в голос.

Хотя, может быть, он просто испугался особенно звучной рулады сестренки; Энн уже вопила от злости, вырываясь изо всех сил из рук отца, но Мэри и не собиралась разбираться в ситуации.

Она выбежала из зала и быстро направилась в другую комнату, а Рон следовал за нею, как тень.

— Совёночек мой, — Мэри сама чуть не плакала. Она села в кресло и переместила сына так, чтобы он сидел в её руках, как в гнёздышке.

«Ох, какое весёлое Рождество,» думала Мэри с досадой. Она качала и баюкала сына, пока тот не уснул, как всегда вздрагивая и постанывая.

«Господи Всемогущий,» молилась Мэри. «Это же время чудес и исполнения желаний. Только не отбирай его у меня!»

— Как совершенно здоровый ребёнок может всё время болеть? — прошептала она, поглядывая на Рона.

— Но на этом-то и держится наша надежда, — отозвался тот тихо. — Нельзя стимулировать его иммунитет слишком сильно — это может вызвать онкологические процессы, тогда дело будет обстоять ещё хуже. Мы всё делаем, что в наших силах. Массаж, гимнастика, закаливание… А вы — молитесь. Это всё, что мы можем сделать.

Мэри обмерла. Глеб Орлов двигался по коридору в их сторону, и она затряслась от того чувства, которое можно назвать только «смертельный ужас», так горестно-сурово было его осунувшееся лицо. Его потухший тяжёлый взгляд проникал в душу, и женщина вскрикнула, в отчаянии прижимая к себе ребёнка.

— Не отдам! Не отдам! Сгинь! Пропади!

— Если его время подойдёт, — отозвался Ангел Смерти, остановившись и демонстрируя свою характерную, леденящую кровь, ухмылку. — я его так заберу — не заметите! Но в данном случае, я пришёл к вам, как слуга.

— А Дьявол тебя разберёт что-ли, — пробормотала Мэри, вытирая пот со лба. — Что ты притащился? Позвонить не мог?

— Вы мобильник забыли. — Он протянул ей телефон. — И позвольте напомнить вам — у меня отгул на двое суток!

— Да катись ты куда хочешь! — Мэри всю трясло от пережитого шока. — Артур знает?

— Все знают, кроме вас! — отозвался тот угрюмо и просто исчез, растворившись в воздухе.

— Что он имел в виду? — удивилась Мэри. — Ах да! Он же тело поменял где-то в это время! Что, свою бывшую оболочку оплакивает?

— Нет, — сурово ответил Рон. — Жену его. Из-за вас погибшую, между прочим!

— Да как ты смеешь… — Мэри не могла поверить ушам.

— Вы, люди, так часто клянётесь, а так редко делаете! Кто давал обет безбрачия? A как первая возможность подвернулась — тут же замуж выскочили! А ведь вы по-настоящему Артура и не любили никогда!

— Что ты такое говоришь! Я умерла ради него!

— Да — чувство благодарности и долга. Как камикадзе или закрывающие собой амбразуру.

— Мне всегда нравился секс с ним!

— А с Джерри — не понравилось?

— Возьми ребёнка и займись делом! — Мэри чувствовала, как полыхают её щёки. Она передала ему спящего сына, и они разошлись в разные концы коридора.

* * * * *

Теперь-то Мэри уже знала, как телепортироваться.

Около полуночи, убедившись, что муж сегодня точно не придёт к ней, она оказалась в квартире Орлова, и с любопытством огляделась.

Примерно год прошёл со времени её прошлого визита, но она сразу отметила перемены. Прежде всего ей бросилось в глаза изменение цветовой гаммы; теперь здесь царили уже не бордово-красно-чёрные тона, а вся палитра коричневого; от насыщенного тёмного дерева до медово-янтарного.

Новое человеческое тело воспринимало окружающий мир не так как старое, и его обладатель подстраивался под это, как водитель паркует машину с учётом её размера и манёвренности.

Вообще, теперь помещение смотрелось настоящей квартирой, пусть явно холостяцкой, но уж точно не гостиничным номером.

Так, кресло-софа на которой Глеб вручил ей перстень-оберёг на беременность, исчезло, и высокая длинная «банкетная» стойка отделяла салон с двумя креслами и журнальным столиком, от обеденного зала с большим элегантном столом посередине.

Вот за ним-то и сидел Глеб Орлов, буквально в обнимку с бутылкой.

Перед ним стояла цифровая рамка для фотографий, и две магические свечи горели по обоим бокам. Их красный воск слезился кровавыми каплями, скользящими вниз и исчезающими, едва коснувшись подсвечника, и Мэри знала — пока Глеб сам не пожелает, свечи не погаснут, так как фитили были сделаны из того же червя, что горит вечным пламенем и не сгорает.

Мэри сделала пару шагов, споткнулась о пустую бутылку, и сидящий за столом поднял голову.

— О Хозяюшка пожаловала! — Он хрипло рассмеялся. — Пришли Сатурналию со мной провести? Снизошли до раба своего? Припоздали, моя дорогая леди, я сейчас даже сам встать не смогу, не говоря уж о моём…

Он всё-таки сдержался и, молча, снова наполнил бокал.

— Ты что же, целые сутки хлебаешь? — изумилась она, бросив взгляд на аккуратно застеленную кровать в алькове будуара. — Эдак ты в своей новой оболочке не долго протянешь!

— Оставьте меня, во имя Дьявола! — пробормотал он, не поднимая глаз. — Или вы полюбоваться пришли на мою слабость? Я бы к тиграм моим пошёл, да они не любят пьяных… Какой к чёрту — пьяный! В том теле я бы давно уже вырубился! Ненавижу вас! Что вы меня терзаете дополнительно?

Не отвечая, Мэри подошла, бросила взгляд на рамку. Она знала, там были не настоящие фотографии, а отпечатки из памяти. В данном случае — Роджера Сатани.

Подтащив ещё стул, она села с боковой стороны стола. — А где икра?

— Какая икра? — Он недоумённо взглянул на Мэри.

— Ну, чем там русские закусывают? Чёрная, красная…

— «Икра заморская баклажанная,» — снова выплыла цитата из его сохранённой памяти.

— Что?

— Пюре из жаренных баклажанов… — Орлов сам почувствовал, как дико прозвучал перевод-объяснение. «Действительно,» подумал он в недоумении. «Причём тут икра? Ведь баклажан же — овощ.»

Он даже головой встряхнул.

— Да нет, если уж этот коктейль закусывать так вот чем… — Он обвёл рукой полукруг, и на столе возникло блюдо с ягодами; красновато-бордовые, они источали сильный, чарующий аромат.

Женщина осторожно взяла одну, покрупнее, и, положив в рот, прокусила, медленно всасывая сок, изучая новое для неё лакомство. Кисловатый, но совсем не резкий, а скорее пряный привкус, в сочетании с мягкой сладостью, он произвёл на неё удивительное впечатление.

— Ой, как вкусно! — Она ела ягоду за ягодой. — Что это?

— Вишня… — шепнул он по-русски.

— Желание… (wish) Что? — Она слегка склонила голову, вслушиваясь.

— Желание? — Он повторил удивлённо.

Наверное он всё-таки добился нужного эффекта; горячая волна, подобно девятому валу, поднялась в его душе, пробежав, накрыла воспоминания, смывая, ну, хотя бы сглаживая острую боль.

— Что ж… — Он рассмеялся. — Пусть будет ЖЕЛАНИЕ. В конце-концов, на Рождество и должны исполняться желания…

Он не то застонал, не то всхлипнул, потёр ладонями лицо, и, подперев рукой подбородок, снова взглянул на хозяйку.

— И всё-таки, зачем вы пришли? «Желанье» кушать?

— Я принесла тебе Рождественский подарок. — Мэри достала нечто тоже похожее на цифровую рамку. — Это мои воспоминания о Джине… Вечный покой её душе… Ну, кроме нашей первой встречи, конечно…

Невольно покраснев, она протянула Глебу принесённый предмет, и тот взял его, не веря ни ушам, ни глазам.

Он «листал» записи. То, что он никогда не видел. О чём не знал…

— Что это? — Он вглядывался в экран. «Перелистнул» опять. — Где это вы? Что происходит?

— Это в лифте, — отозвалась Мэри, краснея ещё сильнее. — Я обняла её… Жалко было очень — она так горько о матери своей сказала… Но я опасаюсь, Джина подумала — я лесбиянка… Столько гадостей про католические приюты пишут!

Глеб молчал. Он взглянул в её странные калейдоскопические глаза, сейчас — такие нежные, как лепестки фиолетовой петуньи.

Он вдруг с усилием поднялся, постоял, покачиваясь, с трудом удерживаясь на ногах, развернулся к Мэри спиной.

На нём были скромные спортивные брюки и футболка, но, когда он раскинул руки в стороны, голубовато-синие всполохи побежали по всему его телу, сжигая земную одежду. У Мэри дыхание перехватило; ослепительное сияние полыхнуло двумя огромными языками, словно орлиные крылья распахнулись.

Она невольно зажмурилась, а открыв глаза — увидела Глеба, сидящего напротив, опять в его человеческом виде, но уже одетым в тёмно-коричневый халат с капюшоном, вроде банного, хотя у Мэри возникла ассоциация только с рясой монаха.

— Простите меня, — произнёс он совершенно трезвым голосом. — Вы ни в чём не виноваты передо мною. Роджер Сатани любил Джину. Он умер в тот же день, что и она. Если бы она захотела, она могла остаться с Глебом Орловым. Я не имею никакого права на Ядвигу, а тем более — винить вас в её смерти. Этот подарок отрезвил меня и в прямом и в переносном смысле. Вспомним Библию и дадим мёртвым оплакивать мёртвых. Займёмся живыми.

~ Я видел, как вы перепугались позавчера, когда подумали, что я пришёл забрать Даниеля. Тело, в котором я сейчас нахожусь, выросло в месте, где сходятся несколько энергетических поясов, там до сих пор нетронутая природа, и цивилизация не испортила экологии. Химзавод построен ниже по течению реки, а роза ветров расположена так, что ветер относит выбросы в другую от деревни сторону.

~ У Глеба живы родители. Они живут в своей собственной усадьбе, чуть в стороне от деревни. Река, с мелкими песчаными заливчиками, которые прогреваются летом, как настоящие «лягушатники». Вам понравились ягоды «желание», а ведь там, у Орловых, теплицы, и в одной из них посажены вишни…

— Я не понимаю…

— Давайте отправим малышей туда, на лето? Свежий, но не жаркий воздух, натуральные продукты. Для вашего сына это было бы отличное место укрепить здоровье.

— Разве это не опасно?

— Мы установим портал неподалёку, а сами подъедем на машинах, вроде как из города. Родители Глеба не видели его уже несколько лет. Мамочка, конечно мечтает о внуках. Я скажу — Даниель ваш сын, а вы… Ну, что мы вместе.

— Жена?

— Я же не могу врать. — Глеб пожал плечами. — Да и нехорошо будет, если мы вроде как «зажали свадьбу». Конечно, старушка будет не очень довольна, но и выгонять нас не станет. А отец его просто счастлив будет. Глеб у них — единственный сын. Девки разъехались, замужем. Чем к мамке в деревню — в Турцию или на другое какое тёплое море. Так что «конкурентов» у Даниеля не будет.

— А Энн?

— Думаете Артур её отпустит?

Мэри задумалась.

— Э-э-э, — Глеб подался вперёд. — Что, опять «мобильник выключил»?

Женщина не ответила.

Орлов вздохнул. — Ну что, поедете?

— А спать… мы что, будем вместе? — Мэри сидела, не поднимая глаз.

— Не доверяете?

Тут она уже взглянула на него с горечью. — Я помню, что ты наговорил мне там, в подвале.

У него брови поднялись от изумления.

— И не все на Земле мечтают обо мне, и что я тренируюсь мало, и толстая я…

— Ну, вы всегда были и сисястая и толстож***ая! — Он вдруг засмеялся, откидываясь назад, на спинку стула. В его руке магическим способом возникла пачка сигарет, он повертел её между пальцами, скомкал и отшвырнул в сторону.

— Ты… — Мэри покрутила у виска. — Совсем до чёртиков допился?

— А я — сам чёрт, — напомнил он ей, поглядывая на пачку, валяющуюся на ковре неподалёку. — И я больше не итальянский аристократ, а сибирский лапоть… Дьявол! Как же курить хочется…

— «Никодерм» приклей!

— Никодерьмо, — пробормотал он и снова потёр лицо руками. — Даже Энергетика не помогает! ДНК оказалось подпорченным. Конечно, столь глубокую проверку я не сделал. Ничего-ничего: «плоть слаба, но дух силён!» Я уже шестьдесят восемь часов и тринадцать минут выдержал. Смогу…

— А если тебе моя ж***а не нравится…

— Я разве сказал, что не нравится? — Он подмигнул, а у Мэри просто дыхание перехватило.

— Бедная девочка. — Глеб покачал головой. — Ну, полегче вам стало?

— Ты психологию изучал или просто опыт тысячелетий? — Она вглядывалась в него, словно видела в первые.

— Помните нашу поездку в лимузине, после той злополучной конференции? Хотите повторить?

— Разве в одну реку войдёшь дважды?

— Нет, конечно, — прошептал он, невольно вспоминая, как разнились те два вояжа с Джиной, на Остров. — Но можно попробовать.

Он поднялся, и взяв её за руку, буквально заставил подняться, подтянул к себе.

Она робко взглянула на него вверх; её лицо оказалось на уровне его груди.

Она прижалась щекой к его коже, наслаждаясь запахом сильного, здорового мужчины, смешанным с лёгким, едва уловимым ароматом хорошего коньяка.

«Как странно, что у него есть сердце,» промелькнуло в её голове; этот чёткий, сильный ритм, буквально гипнотизировал её. Этот же звук она слышала, умирая, так же стучало в той темноте, когда ей делали чистку под общем наркозом…

— Да, у меня есть сердце, — шепнул он, отвечая на её мысли, и совсем другое чувство охватило женщину.

Она не могла и не желала понимать, что происходит, что она сама делает.

Распахивая полы его халата, она скользнула по его телу вниз, словно у неё ноги подгибались. Так Глебу сперва и показалось, он попытался её удержать, а когда понял, что она задумала, у него дыхание перехватило, не столько даже от удовольствия, как от изумления.

«Может, мне хотя бы на кровать сесть, вам же удобнее будет,» хотел он спросить, но, опасаясь спугнуть момент, не решился.

«Ничего себе,» удивлялся он. «И как только ухватить-то целиком сумела… У неё такой кукольный ротик. Ха! Кукла надувная…» Он прикрыл глаза, постанывая. «Да, у Артура же — больше моего, видать натренировалась. Дьявол, как здорово! Надо девок в нашем борделе научить этому движению…» Он нежно ласкал, перебирая её маленькие плотные ушки, её мочки, никогда не знавшие пирсинга.

Такая крохотная, особенно с высоты его роста, она казалась пчёлкой, копошащейся между лепестков цветка.

«Интересно,» думала Мэри. «У него натуральный вкус такой обалденный, или из-за коньяка, что он хлебал целые сутки? Надо будет с Артуром проверить…»

Ей никогда не нравились «качки», но стройные, гладкие бёдра Глеба вполне ещё вписывались в её стандарты «приемлемых размеров»; оглаживя их тоже, она чувствовала, как пульсируют, напрягаясь, его мускулы, отзываясь на её ласки.

Но теперь она уже занялась им вплотную, ей не хотелось потерять контроль из-за перевозбуждения и нечаянно причинить ему боль.

Она быстро выяснила его самые чувственные точки, и теперь её задача была только довести всё до «победного конца».

— Ох, Хозяюшка! — выдохнул он, уже дрожа всем телом. — Держитесь!

Он не вскрикнул, даже не застонал, впрочем как и Мэри; она вся отдалась своей цели — не упустить не капли того, что ей показалось фонтаном растаявшего мятного мороженного.

«Ну, Джерри,» подумал Глеб. «Поквитался я с тобой за Джину… Ты-то о таком до сих пор только мечтать можешь.»

Он тоже опустился на колени, и, подняв её лицо за подбородок, заглянул в глаза; сейчас блестящие, как ягоды зелёного крыжовника.

— Почему? — спросил он ласково. — Правда, я знаю, во многих католических школах учат, что это — единственно приемлемый вид «безразвратного» секса.

— Без «членовведения», — Мэри подмигнула. — Ты сказал, что ты — не бык-осеменитель, а в связи с нашей предстоящей поездкой, я вспомнила анекдот. Приехала городская семья в деревню. Доить не умеют. Жена сосала, муж сосал… Оказалось — бык. Ну, что ты на меня так уставился? Разве не это «молочко» ты имел в виду, там, в подвале? А что, поголодай я там пару дней, может и не отказалась бы!

— Дался вам этот подвал! — произнёс Глеб с досадой. — Мы все тогда под таким стрессом находились. Мало ли что ляпнуть можно.

— Вот именно, — Мэри горестно улыбнулась. — Вы, мужики, ляпните, а мы девки-дуры, вам верим.

— А со мной вы сейчас — как с Джерри, желая отомстить? Или всё-таки из чувства благодарности, как с Артуром?

— Какая разница, — угрюмо отозвалась она. — Я — б***, мне твоя Джина сразу сказала, что эдакое проявление благодарности — разновидность проституции.

— Она была не права, — Глеб обнял Мэри, и она свернулась клубочком в его руках.

— В объятиях Смерти. — Мэри горько усмехнулась. — Забери меня.

— Полно, Хозяюшка! Можно подумать, первую ночь в одиночку проводите…

— Да! — выкрикнула она с горечью, садясь в сторону. — Никогда, никогда в жизни я не была одна в ночь под Рождество!

— — Проведите эту ночь со мной! Мне надо многому научить вас до нашей поездки в деревню, когда ещё будет такая возможность.

— Глеб, — она не знала, как сформулировать, но он понял.

— Я докажу вам, что в моих глазах, вы не б***, — прошептал он, снова притягивая её к себе. — Я никогда не целую проституток. Как насчёт Поцелуя Смерти?

— Я умру?

— Нет, только отдохнёте. Как тогда, в лимузине.

— Закрой глаза, открой рот? — Она рассмеялась, и сделала именно так, с наслаждением чувствуя его сильные губы плотно обхватившие её собственные.

Все её проблемы, заботы, волнения куда-то делись, растворились.

О этот глубокий, сладкий поцелуй, засасывающий, но не как болото.

И хотя невозможно вдохнуть, но задохнуться не страшно, наоборот — жаждешь этого, и ты проваливаешься и летишь в бесконечную темноту, пронзённую сверкающими искрами, ярче чем все земные фейерверки…