Начало. Когда в Поднебесной узнали…

Joni Q

Если вдруг в какой-то момент человечество будет обречено, не забывайте, что есть нечто такое, за что его можно помиловать…

Глава 2

«Амелия Гранте»

Не было необходимости открывать дверь. Ангелы неслышно проскользнули сквозь них. Первой двигалась Радость, за ней Сострадание и Выносливость, а замыкал процессию Ловкость, не сводящий взгляда с Умиления.

— Зачем мы здесь? — в его голосе слышалось неприкрытое недовольство

— Мы здесь, чтобы выполнить свою миссию, спасти человечество, — спокойно ответила Радость

— А нельзя было найти место поприветливее, уж слишком здесь мрачно? — Радость и сама была бы не прочь убраться из этого дома, но предчувствие никогда не обманывали ее. Она явственно ощущала, что именно здесь должно начаться их путешествие.

Длинный коридор утопал в мрачных тенях. Старые, выцветшие обои кое-где покрылись разводами зеленоватой плесени. В самом далеком углу мерцала настенная лампа, свет которой падал на маленькую фотографию в рамке, криво висевшую на стене. Со снимка смотрела счастливая улыбающаяся пара. Молодой мужчина бережно поддерживал девушку, руки которой с нежностью покоились на округлившемся животе. Радость задержалась взглядом на фото всего на секунду, пытаясь понять, что ее привело в это убогое жилище.

— Они такие счастливые, — послышался кроткий шепот Умиления, которая тоже заметила фото на стене, — я никогда раньше не видела людей… но ведь они ничем не отличаются от нас…

— У них нет крыльев, — дополнил рассказ Ловкость

— А их души пропитаны ненавистью, — подытожил Выносливость

— Тогда зачем мы пытаемся их спасти? — Умиление явно недоумевала

— Потому что, это наша работа! — Радость резко остановилась и обернулась на друзей, — послушайте, вы согласились помочь мне, вы пообещали защищать людей! Незачем задавать вопросы, на которые не хотите слышать ответы. Никто не в праве никого осуждать, мы можем только направить в нужном направлении, а следовать или нет, уже дело каждого.

Повисла долгая пауза. Умиление виновато потупилась. Процессия двинулась дальше. В конце коридора маячил желтый свет. Обитатели дома, несмотря на поздний час еще не спали. Ангелы по очереди зашли в просторную комнату, служившую гостиной. Следы запустения присутствовали и здесь. Пыль слоями лежала на всех полках, непроницаемой пеленой покрывала зеркала, развешанные над небрежного вида софой. Однако внимания привлекала далеко не безвкусно обставленная комната, а широкое окно, у которого неподвижно стояла женщина

— Это она! — воскликнула Сострадание, первая, заметив фигуру, — человек с фотографии!

Радость окинула взглядом хозяйку дома. Темные волосы туго стянуты на затылке. Одета она была в дорожный костюм, и явно чего-то ждала. На руках у женщины спал младенец. Он причмокивал пухлыми розовыми губками и крепко сжимал в крошечном кулачке завязку от куртки матери. Женщина то и дело приоткрывала занавеску, оглядывая нетерпеливым взглядом пустынную улицу. Покосившийся фонарный столб бросал тусклый свет на мокрую мостовую. Ни единого прохожего, машины. Женщина поудобнее перехватила ребенка и посмотрела на часы. Без четверти одиннадцать, успела заметить Радость. Лицо матери омрачилось, серые тени, пролегшие под глазами стали еще отчетливее, красные от слез глаза снова устремились в окно.

— Что мы здесь делаем? — скучающе спросил Ловкость, рассматривая какие-то безделушки, тоже покрытые толстым слоем пыли

— Пока не знаю, — не оборачиваясь, через плечо бросила Радость

— Ничего не трогай! — воскликнул Выносливость, и Ловкость подпрыгнул от неожиданности. Его пальцы, которыми он хотел дотронуться до крошечного фарфорового слоника прошли сквозь статуэтку. Ловкость отдернул руку и грозно оглянулся на помешавшего ему ангела

— Ты знаешь, каких усилий стоило мне сосредоточиться на этой вещичке! Я почти дотронулся до нее!

Выносливость усмехнулся и, не скрывая бравады, прошествовал мимо Ловкости к тому самому слонику

— Наверное, вот таких усилий? — он аккуратно обхватил статуэтку двумя пальцами и бесшумно сдвинул на пару миллиметров в сторону. — Глаза Выносливости блеснули удовлетворением. Умиление хихикнула, прикрыв рот ладошкой. Самолюбие Ловкости оказалось задето

— Чем ты похваляешься, старикашка? — буркнул он

Теперь пришло время злиться старшему ангелу

— Я прошел столько циклов жизни на этой земле, что тебе и не снилось. Учись, малыш.

Его оппонент отвернулся спиной, злобно уставившись на веселившуюся Умиление

— Ты находишь это смешным? — сквозь зубы цыкнул он

— Немного, — едва сдерживая ухмылку, ответила она

Радость постаралась отключиться от назойливой болтовни позади. Все ее внимание было обращено на женщину. Прочитать мысли не привязанного к нему объекта ни одному ангелу было не под силу, поэтому Радость внимательно изучала лицо женщины. Помимо красных разводов, оставленных многочисленными слезами, около губ, глаз и переносицы пролегли глубокие складки. Эта женщина очень отличалась от той, что смотрела с фотографии в коридоре. На то время, когда сделан снимок она была, безусловно, счастлива. Теперь от прежней улыбающейся юной особы осталась лишь мрачная тень.

— Что с тобой случилось? — прошептала Радость.

Конечно, женщина ничего не слышала. Она вновь посмотрела в окно, снова сверилась с часами. Стрелка указывала ровно одиннадцать.

— Ну, где же ты, Спайк? — она опустила глаза на младенца и еще крепче прижала его к груди, будто опасаясь, что он исчезнет.

— Как здесь дурно пахнет! — пожаловалась Умиление, картинно зажимая носик

— Поэтому мы и здесь, — Радость обернулась к друзьям, — любое зло имеет тлетворный запах. Различие лишь в его концентрации

— Но здесь невозможно дышать

— Я знаю и хочу разобраться, что происходит с этой бедной женщиной

— Радость, но разве мы не должны собирать доказательства добра? Зачем искать подтверждение тому, что мы пытаемся опровергнуть? — Выносливость недоумевал

— Я чувствую, что мы найдем то что ищем именно здесь.

Умиление шагнула за широкую спину Ловкости

— Лично я чувствую лишь недостаток чистого воздуха. Меня тошнит, — она была как никогда похожа на маленькую капризную девочку. Второго повода Ловкости не требовалась

— Пошли на улицу. Я не хочу, чтобы ты здесь оставалась

— Пасуешь перед трудностями? — пренебрежительно бросил Выносливость, и Ловкость завелся с пол оборота. Он оттеснил Умиление ближе к коридору, а сам пошел навстречу Выносливости. С каждым приближающимся шагом разница в их телосложении казалась все более очевидна. Ловкость был намного мощнее Выносливости и почти на целую голову выше. Спустившись с Выси вниз, на землю, ангелы, наконец, обрели телесные оболочки, и Выносливость явно проигрывал Ловкости в силе и мощи. Ловкость сжал пальцы в кулаки и навис над непоколебимым соперником

— Мне плевать на каждое твое слово, старикашка, если оно противоречит ее желаниям, — Ловкость кивнул в сторону сжавшейся от дурноты Умиления

— Тогда твое место во Тьме, рядом с такими же амбициозными и лицемерными задаваками, как ты, — это было последнее. Ловкость замахнулся на ангела и попал бы точно в челюсть, если бы тот молниеносно не увернулся. Следующий удар не заставил себя ждать. Ловкость вывернулся из-под локтя и пихнул Выносливость в спину.

— Хватит! — завопила Сострадание, — Вы что забыли, чем грозят прикосновения!

— Мне плевать! — я размозжу ему башку!

Радость созерцала развернувшуюся на ее глазах сцену. Она неторопливо вышла на центр просторной гостиной

— На кого вы стали похожи?

— Этот старика…

— Молчать! — она вскинула руку, и Ловкость недовольно умолк

— Я могу понять его, еще совсем зеленого и неопытного хранителя. Я сама была такой, все через это проходили, но ты… Выносливость? — Радость, не скрывая разочарования, обратилась к могучему ангелу по правую руку от себя

— Я научу его уважению! — огрызнулся Выносливость

— Тихо! — прорычала Радость, — я не хочу слышать никаких оправданий! У нас так мало времени! Всего три недели, чтобы собрать доказательства! Я не желаю, чтобы вы усложняли и без того непростую задачу. Если вы так хотите выяснять, кто из вас более значим, можете убираться назад под ЕГО опеку и там мериться размахом крыльев. Я сама со всем справлюсь, — Радость выдохнула, — посмотрите на себя. Обвиняете людей в несдержанности и глупости, а сами за несколько часов на земле растеряли весь вкладываемый в вас тысячелетиями опыт! А ты, — Радость обратилась к Состраданию, — Я думала, что ты не можешь справиться с последствиями смерти своего объекта, что чуть не лишилась половинки, но ошиблась. Взгляни на себя. Ты не дополняешь свою противоположность, ты стала его тенью! Позор!

Радость указала в сторону выхода

— Вон! Я не хочу вас видеть! У вас есть два варианта — либо решить свои проблемы по ту сторону двери, и когда я вернусь, вести себя, как подобает настоящим ангелам Выси, либо вернуться назад и передать ЕМУ, что вам требуется повторный курс обучения на тему «Кто мы есть»

Радость была непреклонна. Женщина у окна интересовала ее куда больше, чем кучка не умеющих себя контролировать ангелов. Выносливость не проронил ни слова и вышел, пройдя сквозь стену. Сострадание заломила пальцы, в нерешительности оглядываясь то на Радость, то на Ловкость, все еще не выходящего из боевой стойки

— Тебе решать, — одними губами промолвила Радость и та, стремительно растворилась в полумраке комнаты вслед за своей половинкой. Ловкость тоже ничего не сказал, круто повернулся, отгораживая Умиление от Радости, и вместе с ней исчез в коридоре. Послышался хлопок. Радость осталась наедине с женщиной. Она обхватила гудящую от напряжения голову и снова обратилась к хозяйке дома.

Внезапно столп яркого света от автомобильных фар осветил комнату, выхватив из мрака ее убожество во всем неприглядном величии.

— Наконец-то! — женщина торопливо отбежала от окна, скользнула за диван, вытащив из-за ободранной спинки детскую переноску. Бережно уложив кроху внутрь, она извлекла оттуда же старый потертый чемодан. Женщина волновалась, суетливо проверяя вещи.

— Гори в аду! — запальчиво бросила она в сторону второго этажа, и, подхватив переноску на руки, поспешила к коридору. Радость едва успела отскочить, избежав неприятного ощущения от проходившего насквозь человека. Помедлив, ангел устремилась за женщиной. Грязные стены походили на тоннель в сердце какого-то мрачного подземелья. Женщина торопливо шагала к входной двери, за которой уже слышался утробный рык автомобильного двигателя. На секунду она замедлила шаг, поравнявшись с фотографией на стене. Радость заметила, каким диким огнем вспыхнула в ее некогда голубых глазах неприкрытая ненависть. Одним движением руки она сорвала рамку и швырнула ее об пол. Звуки разбившегося стекла отозвались гулким эхом, утонув в утробе доме. Кажется, женщина была удовлетворена. Больше не оборачиваясь, она пошла к выходу, хлопнула дверью и почти бегом устремилась к искореженной временем и непогодой живой изгороди, отделяющей неухоженный палисадник перед домом от проезжей части. Радость уверенно шагала рядом с женщиной и заметила, как ее измученное лицо озарила улыбка надежды. Около подъездной дорожки стоял темно-синий форд. Как только женщина выскочила из дома, двери автомобиля распахнулись и ей навстречу выбежал молодой мужчина. Радость отметила, что это был явно не человек, изображенный на так жестоко разбитой фотографии. Мужчина поравнялся с женщиной, на ходу приобнял ее за талию и подхватил тяжелый чемодан

— Все собрала? — глухо спросил он, касаясь поцелуем ее лба

— Да, — в голосе женщины послышалось облегчение

Парочка подошла к заведенному «Форду». Сунув скудные пожитки своей спутницы в багажник, мужчина бережно перенял у нее детскую переноску. Радость увидела, как вздрогнула от неожиданности женщина. Кажется, она готова была наброситься на любого, кто посягнет на ее дитя.

— Амелия, не бойся, — мужчина тоже заметил затравленный взгляд и успокаивающе прижал к себе взволнованную мать, — ты же знаешь, я скорее задушу сам себя, чем позволю чему-то случиться с Руди.

— Прости, Спайк, — прошептала женщина, уткнувшись в плечо своему спасителю, — не могу отделаться от этого чувства

Мужчина, теперь Радость знала, как его зовут, поднял подбородок возлюбленной и с искренней теплотой заглянул в глаза.

— Амелия Гранте, я клянусь, что больше никто и никогда не посмеет и пальцем тронуть тебя и нашего сына, — он акцентировал на последние слова, и женщина не выдержала. Она отпустила переноску, которая тут же оказалась в крепких мужских руках и заплакала. Ее немые всхлипы заставили Радость рыдать вместе с ней. Слезы огромными серебряными каплями катились по щекам ангела-хранителя, отличая ее от этой женщины лишь единственным обстоятельством. Слезы Амелии Гранте не успевали высыхать, их осушал поцелуями верный защитник, а Радость страдала в одиночку. Она так глубоко чувствовала переживания этой с виду обычной женщины, что на секунду ей показалось, будто она стала ее ангелом-хранителем, будто Амелия стала объектом Радости и мысли, наверняка роем кружащиеся в ее голове вот-вот шквалом обрушатся на сознание Радости.

Еще несколько минут Амелия и Спайк просто неподвижно стояли, тесно прижавшись, друг к другу и, упоенно наслаждаясь моментом полного единения. Наконец, мужчина волевым движением отстранил любимую.

— Пора, — шепнул он ей на ухо и поставил переноску с младенцем на заднее сидение. Амелия села в машину, рядом с водительским местом.

— Сколько ты ему подсыпала? — понизив голос, спросил он

Амелия на миг задумалась, а потом выпалила

— Кажется две, может три, точно не помню, я была так напугана… — она снова была готова разразиться слезами

— Все хорошо, милая, — Спайк присел рядом, обхватив лицо Амелии большими ладонями, — все будет хорошо, ты меня поняла? Никто ничего не узнает.

Амелия затрясла головой, и Радость стала понимать, почему ее так тянуло к этой женщине. Та замыслила что-то плохое, что-то, что может навредить светлой душе этой женщины. Значит, посланное перед бегством проклятие было адресовано кому-то, кто все еще оставался в доме. Но если пара решила скрыться под покровом ночи от неизвестного мучителя, терзавшего Амелию и ее ребенка, то почему они медлили, почему не спешили прочь от этого жуткого места.

— Спайк, это неправильно. Он не заслуживает такой смерти.

Мужчина встал, нервно взъерошив короткие рыжеватые волосы. Он сделал несколько широких шагов и снова присел рядом с женщиной

— Амелия, не говори так, пожалуйста. Он целый год издевался над тобой, грозился убить Руди, — Амелия инстинктивно дернулась назад, в порыве защитить розовощекого младенца.

— Я знаю, знаю, Спайк, просто…

— Просто, что? — Мужчина терпеливо ждал ответа

— Просто я боюсь уподобиться ему. Стать таким же животным. Я хочу, чтобы он исчез из нашей жизни, а не остался сумрачным видением, преследующим меня по ночам и заставляющим снова и снова вспоминать о нем, опасаться, что я могу предстать перед законом за убийство этого зверя!

Радость внимательно слушала. Слова Амелии, интонация, все доводы, которые она приводила отчетливо впечатывались в ее память. Это послужит первым доказательством для НЕГО, это знак, что каждый человек имеет право на изменение своего решения. Кажется, Амелия заблудилась. Она шныряла в темных лабиринтах своей слепой ненависти к мучившему ее человеку, но вместо того, чтобы утолить жажду мести, захотела отпустить ее.

Спайк обнял колени возлюбленной

— Ты удивительная девушка, Мел

— Давай уедем отсюда побыстрее? Я хочу вычеркнуть его из жизни, хочу, чтобы теперь был только ты, я и мой…

— И наш малыш, — закончил Спайк, погладив Амелию по щеке. Его лицо на миг исказилось злобой, и Радость поняла, что послужило тому причиной. Из-под пальцев мужчины показался тонкий розовый рубец, тянущийся по лицу девушки от подбородка до скулы

— Ты уверена, что хочешь все так оставить? — прорычал он

— Уверена. Пускай его покарает тот, кто действительно имеет на это право. А я не хочу замараться об него. Амелия Гранте выдавила подобие улыбки и Спайк кивнул. Он поднялся, и захлопнул двери автомобиля. В несколько широких шагов он обошел форд и перед тем как сесть за руль, бросил злой взгляд на злосчастный дом, из стен которого он увозил двух самых дорогих ему людей

— Стив О`Донаван, скажи спасибо той, чью жизнь ты чуть не загубил. Я желаю тебе сгнить в компании крыс. Прощай! — Радость заметила, как что-то блеснуло в руках Спайка. Он задумчиво посмотрел на зажигалку, щелкнул крышкой. Еще секунду он колебался, словно не зная, для чего она ему понадобилась. Из машины раздался тревожный голос Амелии

— Спайк, прошу. Он и так занял слишком много места в нашей жизни.

Крышка зажигалки щелкнула, потушив трепыхающееся на сыром ветру пламя. Спайк исчез за дверцей автомобиля. Мотор зарычал, оглашая мостовую диким шумом, благо дома в этом квартале почти все пустовали, и какофония в ночи никому не могла причинить неудобства. Завизжали тормоза, и темно-синий форд рванул с места, увозя своих пассажиров туда, где они будут счастливы.

Радость стояла посреди пустынной улицы, совершенно одна. Никто кроме нее и покосившегося фонарного столба не являлся свидетелем только что разыгравшейся здесь драмы. Вскоре рев мотора окончательно стих и Радость, успокоившись, выдохнула. Она чувствовала, какое невесомое легкое сияние исходило от мужчины, позаботившемся об Амелии и ее ребенке. Радость не предполагала, она знала, что теперь у них все наладится. Еще несколько минут назад, когда Амелия Гранте вынашивала в своей голове чудовищные планы мести, ее не покидал запах гниения. Такой смрад источает душа, вот-вот грозящая разлететься на миллионы осколков. Но девушка, нашла в себе силы отогнать Тьму, так близко подступившую к ее сердцу, сумела определить, что является для нее в жизни главным. Это спасло будущее ее семьи, спасло крошку Руди, который так и не узнает, что Спайк не его настоящий отец, которому так никогда и не расскажут, какую тайну хранит этот темный дом, покрытый серой, местами отвалившейся черепицей.

Радость обернулась на мрачные стены. Теперь запах гниения исходил только от каменного изваяния. Ангел медлила, борясь с желанием взглянуть в глаза человеку, брошенному где-то в стенах дома, и необходимостью двигаться дальше. К тому же, она хотела разыскать Сострадание и Выносливость, Ловкость и Умиление. Острая потребность извиниться за грубость свербела в голове. Еще один взгляд в темные глазницы дома. И все-таки любопытство взяло верх.

Радость снова шагала по дорожке к дому. За дверью ее встретил все тот же длинный коридор, освещенный все тем же тусклым светом. Теперь, после ухода Амелии Гранте, обстановка стала еще мрачнее. Свет словно превратился в зловещую дымку, обнажая все наготу злосчастного чистилища. Радость подавила приступ тошноты, волной прокатившейся по телу. Опустевшая гостиная встретила Радость спертым воздухом, пропитанным отголосками насилия и жестокости. Осторожно, избегая контакта с вещами, она стала подниматься по длинной рассохнувшейся лестнице на второй этаж. Каждая ступенька стонала под ногами Радости. Внезапно острый соленый запах ударил в ноздри. Спазма сковала все органы, и Радость осела на грязный пол. Радость никогда не встречалась с кровью, и теперь, даже не смытые остатки на перилах, заставляли содрогаться все ее естество. Радость прикрыла рот рукой, опасаясь, что не сможет сдержать рвоту. Вполне человеческое тело ответило вполне человеческими реакциями на раздражитель. Она прислонилась к холодным перилам, пытаясь отдышаться. Кое-как подавив рвотные позывы, Радость поднялась на дрожащих ногах. Задержав дыхание, она поторопилась поскорее миновать участок лестницы, периллы которого были перепачканы засохшими бурыми разводами. Радость даже не хотела знать, кому принадлежит кровь, хотя и так догадывалась. Шаг за шагом она приближалась ко второму этажу. Вот сверху уже показался небольшой коридор, разветвляющийся двумя комнатами друг напротив друга. В углу коридора возвышалась некогда раскидистая и зеленая монстера, как памятник былого благополучия разрушившейся идиллии. Сейчас ее скукоженные желтые, а местами черные листья печально повисли вдоль усохшего ствола. По-видимому, Амелия перестала заниматься домом уже давно, перестав видеть в этом всякий смысл. Одна из дверей оказалась заперта на ключ, а вторая широко распахнута. В этой комнате была детская. Пеленальным столиком давно не пользовались, впрочем, как и детской кроваткой. Радость решила, что мать боялась укладывать ребенка здесь, и наверняка держала его всегда при себе, в той самой переноске. Все ящики с детской одеждой были перевернуты, как последние свидетели скорых сборов. В одном из ящиков, из-за вороха, окрашенных такими же, как и на перилах, бурыми разводами, детских распашонок, выглядывал помятый листок. Радость, старательно избегая взглядов на кровавые пятна, попыталась взять его в руку. Пальцы прошли сквозь бумагу, утонув в пространстве. Радость вздохнула, старательно пытаясь взять себя в руки. Она умела свободно сосредотачиваться на любом предмете и контактировать с ним, но сейчас, это требовало не малых усилий.

Радость снова вдохнула и медленно опустила дрожащие от напряжения пальцы на листок. Под кожей почувствовалась неровная шероховатая поверхность краев. Листок был откуда-то вырван, и очевидно забыт в суматохе. Красивый, но неразборчивый почерк Амелии Гранте сообщал адрес вокзала, номер поезда и конечный пункт их со Спайком затеянного путешествия в новую жизнь. Радость улыбнулась, поспешно сворачивая листок вдвое, затем вчетверо, и пряча его в надежном нагрудном кармане, благо новые устои времени позволяли носить ангелам современную одежду, а длинные белые неудобные тоги, к счастью, остались униформой прошлого. Радость ни секунды не пожалела, что доверилась своему внутреннему голосу и вернулась в дом. Теперь Амелия точно больше никогда не будет в опасности. В детской Радость больше решила не задерживаться, но желание взглянуть на человека, ставшего причиной всех невзгод этой семьи, взяло верх.

Радость подошла к запертой двери. Со смерти Силы, она полностью отказалась от человеческой сущности, отдавшись бестелесной оболочке, поэтому никчемная преграда в виде деревянной двери не могла остановить ее. Задержав на секунду дыхание, Радость сделала шаг. Темная комната, являющаяся спальней, дохнула на нее спертым запахом алкоголя и табака. На миг она растерялась, потеряв связь с действительностью. Голова пошла кругом, а стены покачивались, словно дом превратился в гигантский корабль, скользящий по волнам. Посреди комнаты возвышалась мрачная кровать, на которой, раскинув безвольные конечности, и издавая приглушенный храп, спал мужчина. В нем Радость узнала человека с фото, правда от первоначального облика практически ничего не осталось. Даже в темноте его кожа отливала желтоватым оттенком. Кажется, с момента, когда был сделан снимок, прошел не год, а ни два десятка лет, настолько разительны были перемены в хозяине дома. Радость обошла ложе, всматриваясь в отсутствующее выражение лица мужчины.

— Неужели, у тебя когда-то был ангел-хранитель? — спросила она пустоту и вздрогнула, когда темный угол комнаты ожил, а до того неподвижная тень ответила на ее вопрос

— Это было давно. Хотя, ангел у него все же есть…

Радость отскочила назад, как кошка, почувствовавшая угрозу

— Кто здесь? — она силилась разглядеть черный силуэт, который в свою очередь отделился от кресла и встал в полный рост.

На первый взгляд, его можно было принять за человека, если бы не неоспоримость того факта, что он слышал Радость и даже вступил с ней в разговор

— На это вопрос я не могу тебе однозначно ответить, — послышалась ухмылка, а в отблеске уличного фонаря сверкнули угольно-черные глаза.

Радость ахнула, едва удержавшись на подкосившихся ногах.

— Этого не может быть!

Ночной гость вступил в ореол света, обнаживший темный длинный плащ. Зловещая, но прекрасная улыбка осветила его сосредоточенное лицо

— Как видишь, может!

Перед Радостью, широко расправив плечи, где некогда красовались роскошные белые крылья, возник один из падших ангелов. Эти стервятники, падкие до человеческих душ, тронутых червоточиной соблазнов, шныряли по земле в поисках новых жертв, в поисках тех, кому уготовили неприятности и беды.

— Значит, то, что случилось с этой семьей, твоих рук дело? — Радость чувствовала, как в ней закипает гнев

— Признаться честно, не совсем. Я расправился лишь с неким Стивом О`Донаваном, а все остальное, лишь удачное стечение обстоятельств, — ангел торжествующе улыбнулся

— Как ты можешь гордиться этим? На твоей совести разрушенное счастье молодой семьи. Ты лишил этого парня жены, сына. Как ты мог?

— Как невежливо сыпать обвинениями, мисс… — он помедлил, вопросительно заглядывая в серые глаза Радости, — может лучше, если я узнаю имя той, с кем разговариваю?

Радость гордо вскинула подбородок

— Я Радость, Сопутствующая Каждому Деянию!

— Уф, как официально. Думаю, я немного укорочу его,… пожалуй, Радости будет достаточно.

— Да как ты смеешь! — Радость сжала кулаки, сожалея, что не может ими воспользоваться

Падший ангел заметил этот жест, короткий смешок вырвался из его уст

— Не сердитесь, мисс. На земле принято пользоваться более компактными версиями имен. Полагаю, Радость, ты хочешь узнать, как зовут меня?

— У тебя больше нет имени! — Радость постаралась, чтобы выпад прозвучал как можно унизительнее, но ангел проигнорировал это.

— Меня зовут Восемьсот Семьдесят Пятый

— Ну и развелось же вас, мерзости!

Восемьсот Семьдесят Пятый наигранно оскорбленный, поджал нижнюю губу, как маленький ребенок, готовый вот-вот разразиться слезами

— Ну не скажи. Что может пара тысяч темных рыцарей против ЕГО миллионной армии светлых заступников? Вот только незадача, развелось-то как раз вас. Никогда не задумывалась, что чем больше бойцов, тем ничтожнее кажутся их потери? Истинное видение теряет свою достоверность. А вот когда ресурсы ограничены, и каждый солдат на счету, волей-неволей задумываешься об их сохранности и благополучии. ОНА четко усвоила эту истину, в отличие от НЕГО.

— Как ты смеешь! Ты не достоин даже думать о НЕМ!

Восемьсот Семьдесят Пятый двинулся в сторону Радости, решив оставить замечание без внимания

— Бедный, бедный Стив! — Радость невольно перевела взгляд на спящего мужчину

— Он мерзавец! Даже не смотря на то, что виной этому ты!

— Глупости, моя Радость! Ты ведь не пожелала своими глазами взглянуть на картину прошлых событий, ах да! Вы же Ангелы Выси исключительно ограничены в своих возможностях. Как там? Распространение власти исключительно на свой объект, вторгаться в мысли исключительно своего объекта, помогать исключительно своего объекта, игнорировать призывы посторонних объектов… какая скукотища! — темный ангел покачал головой, — ненужный свод ненужных законов. Кажется, Высь теряет свое непоколебимое величие и неоспоримую диктатуру, раз столько объектов осталось без постоянного надзора.

Радость не знала, что сказать. Пока, Восемьсот Семьдесят Пятый метил точно в цель, задевая самые актуальные проблемы небесного царства

— Может, поделишься, что у вас там происходит, Радость?

Радость не сводила взгляда с его обжигающих глаз. На секунду ей показалось, что этот падший ангел затмил красотой всех светлых хранителей. Значит, ОН врал, говоря, что вместе с потерей крыльев уродуется не только душа ангелов, но и безупречная внешность. Восемьсот Семьдесят Пятый был прав, что исключительность каждого темного рыцаря — не преувеличение. Светлые ангелы приторно похожи, все одинаковы, ведь они лишь слабые очертания ослепительно яркого света, увенчанные огромными крыльями. Даже градации блеклых цветов не могут наделить ангелов индивидуальностью, что никак не скажешь о ЕЕ приспешниках. Каждый падший ангел, творение искусства, каждый дьявольски красив, в каждом сочетается своя неповторимая гамма цветов и жестов. Радость задохнулась, от новых переживаний. Кажется, власть этого черного соблазнителя могла поколебать даже ее веру, что же тогда говорить о слабых людях, оставленных без защиты, предоставленных цепким объятиям искушения и порока.

— Так что, Радость? Не хочешь узнать, почему я выбрал бедолагу Стива?

Радость колебалась, зная, что ОН будет в ярости. Этого разговора не должно было существовать, а нарушение обета граничит с преступлением.

Внезапно Восемьсот Семьдесят Пятый протянул Радости руку

— Я могу показать тебе, — его вторая рука уже покоилась на затылке Стива О`Донавана, — я соглашусь быть проводником, если ты не чуждаешься этого.

Радость ошарашено смотрела на перевернутую вверх ладонь, словно ей только что предложили нечто ужасающе непристойное

— Я не могу это сделать по многим причинам, — запинаясь, выдавила она

— Назови хоть одну, — насмешливо бросил Восемьсот Семьдесят Пятый

— Могу и больше. Ты предлагаешь вторгнуться в личный мир не моего объекта. Я не имею права… к тому же

— Бла, бла, бла, — ангел перебил ее, — к тому же, контактировать с другими ангелами смертельно опасно для них же, а контакт с падшим ангелом вообще неприемлем, я все это и так знаю

— Тогда не стоит предлагать второй раз

— Как хочешь, — Восемьсот Семьдесят Пятый поднялся с корточек и снова проследовал в темный угол, где находился до появления Радости, — но тогда тебе придется выслушать эту историю, чтобы ты не возлагала на меня напраслину

— Что ж, у тебя есть не больше двух минут. И я без того задержалась в этом не столь приятном месте

— Поверь, историю ожидает грандиозный финал. Она будет стоить потраченного на нее времени.

— Уже полторы минуты

— Ладно, ладно, — ангел положил ногу на ногу, принимая позу бывалого рассказчика, а Радость уже проклинала себя за то, что согласилась его выслушать, — Этот малый, Стив О`Донаван, всегда был с душком… ну ты понимаешь о чем я, —

Радость предпочла не отвечать, отмечая про себя, что Восемьсот Семьдесят Пятый, наверняка имел ввиду, предрасположенность этого человека к злу и негативу уже с самого рождения.

— Вижу, ты поняла, иначе бы потребовала разъяснений. И пока ваши извечные ангелы-хранители находились рядом, он держался, боролся. К нему было не так-то просто подступиться, даже такому бывалому рыцарю, как я. Заметь, я не умоляю вашего превосходства и профессионализма.

Радость закатила глаза. Восемьсот Семьдесят Пятый наслаждался непринужденной манерой своего рассказа и эффектом, которым он производил на нее.

— Друг Стив даже встретил юную красавицу Амелию, в которую влюбился по уши. Дальше не так интересно — стражи Амелии, наверное, отвлеклись, и их подопечная забеременела от Стива. Одним словом — незапланированный ребенок.

Восемьсот Семьдесят Пятый кивнул в сторону мужчины — Тот еще неудачник. Благими стараниями ратников Выси, Стив принял решение жениться на Амелии, что успешно и сделал. И все бы ничего, кажется, в молодой семье воцарилась идиллия и благополучие, если бы не одно «но».

Темный ангел внезапно подался вперед, понизив голос до осуждающего шепота

— Вашим крылатым ангелочкам пора бы знать, что у навязывания людям норм морали, есть и обратная сторона. Я не знаю, что произошло в пределах Выси, но внезапно, парочка, следящая за Стивом, пуф, — он всплеснул руками, как маг-иллюзионист, — растворилась. И больше некому стало изо дня в день навязывать парнишке, что он должен был жениться, что семья, это самое дорогое в жизни. Узды ослабли, назойливый голосок совести в голове стих, и Стив опомнился. Вот тут-то начинается самое интересное! Настало мое время. Стив еще какое-то время боролся, но наспех сложенный фундамент семейного счастья уже начали подмывать соблазны и искушения большого мира. Стив стал задумываться, что за дверями дома его ждет беременная жена, куча обязанностей и никакого разнообразия, а вот за ними открываются новые возможности. Его манили юные порочные создания, так же откинувшее все свои убеждения вместе с исчезновением ангелов-хранителей. Стив тонул в пьяном кумаре, растворялся в ласках женщин, и даже иногда мужчин. В общем, развлекался паренек на славу.

Восемьсот Семьдесят Пятый оценил Радость, пораженную рассказом и продолжил

— Каждый раз, возвращаясь, домой после ночных похождений он требовал их продолжения от беременной жены, но всякий раз получал отказ. Амелия не стеснялась в выражениях, высказывая мнения по поводу разительных перемен в муже. И Стив все терпел, пока на свет не появился юный Руди О`Донаван, который кстати говоря, не унаследовал пагубных привычек своего папаши. Это отступление тебе в утешение, моя Радость, — Восемьсот Семьдесят Пятый послал короткий воздушный поцелуй в сторону Радости и она поморщилась, противясь столь фривольному общению.

— Все это время, пока Амелия находилась в госпитале, мы со стариной Стивом веселились как могли. Дело в том, что крошка Руди, в силу переживаний, доставленных папочкой мамочке, хотел появиться на свет намного раньше положенного срока, и Амелия пропала из жизни Стива на довольно длительное время. В оправдание могу добавить, что первый месяц он исправно навещал жену, но потом, поддался на мои провокации и погрузился в вечные гулянке. Было море алкоголя, разврата и прочей грязи, которой твои маленькие ушки не выдержат, моя Радость. И когда Амелия Гранте вернулась домой с ребенком на руках, родные стены встретили ее хаосом и запустениям. Но не успела она как следует разобраться, что произошло, как Стив, одурманенный принятой выпивкой жестоко избил молодую жену.

Радость вскрикнула, вспоминая кровь на лестничных перилах. В голове снова начало шуметь

— И Амелия уже готова была уйти от мерзавца, но на утро, когда я давал его тяжелой голове отдых, и переставал шептать на ухо гадости, он просил прощения у жены и клялся, что такого никогда больше не повторится. И ведь не повторялось, но только до тех пор, пока ему в голову, с визитом, не наведывался я. Тогда все шло по накатанной — кабак, выпивка, местный бордель, пара-тройка проституток, возвращение нетвердой поступью домой, побои, оскорбления, а на утро все те же извинения. Если бы не подвернувшийся случай, думаю, рано или поздно Амелию и Руди ждал бы печальный конец.

— Что может быть хуже, чем издевательство? Смерть была бы избавлением! — Радость с презрением отшатнулась от кровати, едва сдерживая накатывавшиеся слезы. Образ Амелии Гранте никак не хотел уходить из головы.

— Апогей семейного раздора настал, когда Стив бросился к своему собственному сыну с ножом, сыпля обвинениями в измене Амелии. Мать едва успела заслонить собою дитя, и переняла удар на себя. Нож по самую рукоятку вошел в плечо. Честное слово, на это я его не подвигал. Осознав, что натворил, Стив решил просто-напросто бежать. Амелию госпитализировали, вместе с сыном, так как она напрочь отказалась расставаться с ним хотя бы на мгновение. В больнице Амелия познакомилась с молодым хирургом Спайком Роули. Никогда не знаешь, где встретишь настоящую любовь. Вот и Амелия наверняка не предполагала, что найдет свою судьбу благодаря больничной койке. Амелия рассказала Спайку истинную причину возникновения в ее лопатке кухонного ножа, и медленно, но верно, в голове ее защитника рос и креп план мести. Тем временем Стив неустанно продолжал свои ночные гулянки, и никак не ожидал, что возмездие уже взяло след.

Восемьсот Семьдесят Пятый замолчал, а Радость беззвучно глотала слезы.

— Это омерзительно. Ты настоящий поддонок. Это ты сделал с ним, ты заставил его изменить вложенным светлыми ангелами убеждениям! — выпалила она

— Нет, я лишь ускорил и без того неизбежное. Смотри на это с другой стороны, моя Радость. Ведь если бы он сам созревал, возможно, что продолжалось бы ни один год, Руди успел бы повзрослеть, и события навсегда отложили бы отпечаток на его несформировавшейся психике. К тому же, я помог найти Амелии настоящую любовь, а значит, все предпринятою мною было своевременно.

Внезапно в темноте вспыхнул огонек. Радость заметила в руках темного ангела стальную зажигалку. Она вспомнила, как задумчиво смотрел на нее молодой хирург. Расстроенные чувства никак не могли связать элементы воедино. Щелкнула крышка и огонек погас. Голос Восемьсот Семьдесят Пятого принял какую-то траурную интонацию

— Амелия вернулась домой с четким планом. Все уже было решено. Ее пьяный муж уже был в этой комнате, отходя от ночного кутежа. Видишь стакан? — ангел кивнул на длинный стеклянный фужер на прикроватном столике. На дне виднелись остатки какой-то красноватой жидкости

— Она четко знала дозу снотворного, которого ей требовалось подмешать мужу, чтобы тот не проснулся, Спайк дал подробные инструкции, но когда она увидела его лицо, рука не поднялась убить хоть и ненавистного, но когда-то родного человека. Спайк узнал об этом и приготовил свою казнь. По его просьбе Амелия облила комнату бензином… — снова щелкнула зажигалка, и тут, наконец, Радость все поняла. Она осознала, какой изощренный план созрел в голове любовников, и почему молодой хирург так многозначительно изучал зажигалку перед бегством.

— Знаешь, после исчезновения ангелов, мы стали вершителями судеб…

— Не смей! — воскликнула Радость, с ужасом наблюдая, как Восемьсот Семьдесят Пятый подносит трепещущее пламя к деревянной спинке кровати, — ты не имеешь право!

— Почему? — ангел насмехался над Радостью, — что ты мне сделаешь?

— Я помешаю тебе!

— Помешать мне может только кулак в челюсть, но боюсь это выше твоих сил и понимания.

— Это неправильно! Ты и так сотворил страшное с этим человеком! Зачем ты продолжаешь! Зачем делаешь еще хуже?!

Восемьсот Семьдесят Пятый обреченно махнул рукой

— Бедняга Стив и без того обречен. У него добрый десяток болезней, смертельный механизм которых уже начал обратный отсчет. Я просто ускорю процесс и избавлю общества от гнойного нарыва.

— Даже если то, что ты сказал, правда, не тебе наказывать провинившихся.

Внезапно Восемьсот Семьдесят Пятый в один ловкий прыжок подскочил к Радости. Его темная фигура нависла над ней, а слова, произнесенные над самым ухом, опалили жарким дыханием.

— Если не я, то кто? Я не хочу ждать, пока ОН решит покарать этого червя спустя два три поколения. В чем смысл такого наказания, если Стив так никогда и не узнает, что он стал причиной всех невзгод своих отпрысков… и к тому же… их у него больше не будет, а крошка Руди…

Радость напряглась всем телом. Темный ангел непоколебимой мощью скалы продолжал держать ее в плену своего общества.

— Крошка Руди не должен расплачиваться за грехи отца, ведь так? — его хитрая, лукавая, но до боли сладкая улыбка не оставила Радости ни малейшего шанса на опровержение. Восемьсот Семьдесят Пятый снова извлек из кармана зажигалку. В свете блеснул ее стальной корпус. Красноватые всполохи трепещущего пламени предали его лицу тень какого-то дьявольского величия. Он отстранился от Радости, и сделал шаг в сторону кровати. Пламя успело потухнуть, но чиркнув пальцем, он снова поджег фитиль.

— Одумайся, стой! Не надо! — Радость задыхалась от собственного бессилия. Конечно, она знала, что задуманное злодеем, уже не остановить.

Робкое, едва дышащее пламя облизнуло конец стеганого покрывала, на котором последние секунды Стив наслаждался безмятежным снов.

— Не переживай, он ничего не почувствует. Жаль.

Огонь вспыхнул моментально. Как необузданный, голодный, прожорливый зверь, он поглощал все на своем пути. Вот уже занялась спинка кровати, желтые языки поползли по матрасу. В тандеме с горючим бензином они быстро и добросовестно выполняли свою работу. Радость закрыла лицо руками. Треск горящей древесины оглушал как раскаты грома. Кажется, дом стонал и молил о пощаде. К дикой какофонии смертоносной стихии присоединился звенящий детским восторгом смех Восемьсот Семьдесят Пятого. Он ликовал, а все сильнее распаляющийся пожар доставлял ему неистовое удовольствие.

Больше Радость не могла вынести этого. Она побежала. От слез, застилающих глаза все вокруг слилось в одну красно-желтую палитру. Радость не сразу поняла, что больше не находится в стенах дома. Жар, царящий в нем, сменился пламенем в душе. Почему ОН не вмешался, почему не сказал свое громогласное слово? Радость осела на сырой асфальт, ее тошнило, как и тогда, когда она видела смерть своими глазами. В прошлый раз, когда малышка Рейчал покинула этот мир, Радость поклялась себе, что больше никогда не допустит подобного, и вот, все словно повторялось. Она оказалась беспомощной, связанной кучкой неписаных законов, ограничивающих ее действия и благие побуждения. Радость, преодолевая жгучую боль в груди подняла глаза. Весь двухэтажный дом уже был объят пламенем. Огонь хозяйничал на чердаке, безжалостно сокрушая мощные стропила и с аппетитом поглощал черепицу на крыше. Ничего удивительного, что в немноголюдном районе, почти отрешенном от всякой суеты, никто не поспешил на помощь обреченному дому и его жильцам, никто не задумался, что, быть может, в огненной западне оказались Амелия Гранте и ее новорожденный сын.

В окне второго этажа показалась фигура темного ангела. Как ловкий эквилибрист, он шагнул на подоконник, схватился за оставшийся от развалившегося балкона выступ, и, совершив кульбит в воздухе, бесшумно приземлился возле Радости.

— Как тебе, Радость моя, нравится? Завораживающее зрелище, не так ли?

— Ты чудовище, — едва слышно прохрипела она

— Как знать…

Внезапно воздух вокруг ангелов стал мерцать и сгущаться. Послышалась серия глухих хлопков, на первый взгляд кажущихся треском пылающего дома. В стороне от Радости и Восемьсот Семьдесят Пятого материализовались еще несколько ангелов. Ловкость и Умиление, едва их ноги коснулись асфальта, поспешили к подруге. Тут же подоспели Выносливость и Сострадание. На секунду, они обратили свои ошарашенные взгляды на пожар, но тут же обступили сидящую без сил Радость.

— Что здесь произошло? — спросил Выносливость

— Неужели ты настолько глуп? Видишь — дом? А эти желтые всполохи — огонь? Хватит ума соединить картинку воедино? Пожар, тупица! Дошло? — ответил Восемьсот Семьдесят Пятый

— Ты собрался шутить со мной? Напрасно!

— Я так испугался! Все что ты можешь сделать, засыпать меня глупыми вопросами!

Радость по-прежнему чувствовала себя разбитой. Сострадание участливо присела подле нее и заглянула в глаза

— Как ты, милая?

В моменты, когда кто-то пытается оказать помощь, проявить сочувствие, мозг бунтуется, а чувства воспламеняются с новым размахом, заставляя человека чувствовать себя еще более несчастным, разбитым и одиноким. То же произошло и с Радостью. Как бы Сострадание не старалась утешить подругу, слезы снова и снова тонким желобком стекали по ее щекам.

— Он обидел тебя? — через плечо бросил Выносливость, все еще не упуская Восемьсот семьдесят пятого из поля зрения. Радость подавила горестный всхлип

— Нет! Я здесь не причем! Разве вы не видите?! Он поджег дом Амелии!

Умиление всплеснула руками и в ужасе отшатнулась в сторону. Ловкость напряг мышцы, едва сдерживая острое желание придушить мерзавца на месте.

— Я размозжу тебе голову!

В отличии от Выносливости Ловкость произвел на Восемьсот семьдесят пятого более сильное впечатлении. Юношеская горячность грозила вот-вот выйти из-под контроля, и Ловкость наверняка не станет ее сдерживать.

— Твои запугивания, ангелочек, столь же нелепы и никчемны, как ты сам. Держи свои кулачки при себе, для твоего же блага!

Ловкость стиснул зубы, как степной орел, наметивший свою жертву и готовый смертоносной стрелой обрушиться на нее.

— Назад! Ловкость! — Выносливость заслонил собой падшего ангела, преграждая путь Ловкости, — ты должен контролировать себя!

Ловкость взвыл от не излившейся злости, но послушался, отступив назад.

В этот момент горящий дом застонал и заскрипел под натиском огня. Тяжелые деревянные опоры содрогнулись, крыша с треском обрушилась, а черепица объятая пламенем, словно метеоритный дождь, вылетала на мостовую. Опаленная жаром живая изгородь, умоляюще протянула к ангелам чахлые листья, безмолвно взывая о помощи.

— Женщина с ребенком…, — губы Сострадания дрогнули, — она была внутри?

— Нет! — всхлипнула Радость, поднимаясь на негнущихся ногах, — они со Спайком невредимы

— Спайк? Кто это? Мужчина со снимка? — спросила Умиление

Конец ознакомительного фрагмента.