Zen 1001. Технофильская ересь

HORO

Загрязнение атмосферы сделало небезопасными уличные прогулки без дыхательного фильтра, повышение глобальной температуры повлияло на климат так, что ветреная холодная зима на большинстве континентов переходит в невыносимо жаркое, засушливое и пыльное лето. Государства переживают период затяжной экономической рецессии, называемой Столетним кризисом. Снижение общего уровня жизни сопровождается поэтапным увеличением рабочего дня. На этом безрадостном фоне молодой парень по имени Марк вместе со своим тренером по карате Владимиром оказывается в центре международного политического скандала. Герои совершают путешествие в Тибет, где становятся участниками жуткого и необъяснимого наукой явления. Событие попадает в объективы мировых СМИ, и конкурирующие корпорации, не теряя времени, открывают на них охоту…

Тэнсунг

Вдох. Влага. Тёмные стены. Ритмичный стук по металлу. Марк очнулся в грязной тюремной камере. На стене что-то шевелилось, но разобрать было невозможно. Свет, проникающий через щель в потолке, запутывался в горячих клубах смрада, поднимающегося от пола. Казалось, что спёртый зловонный воздух можно было пощупать, но конечности не шевелились. Шея не поворачивалась, впавшие глазницы вызывали острую боль при попытках осмотреть комнату. Похоже, что тело было парализовано. Марк попытался согнуть пальцы ног, но ничего не ощутил. Охваченный ужасом, он опустил глаза, увидев вместо ног два распухших гниющих обрубка. Источник трупного запаха был обнаружен.

Какой сегодня день? Сколько он здесь пролежал? С того момента, как его избитого и галлюцинирующего погрузили в полицейский электролёт, в памяти осталось сплошное белое пятно.

Чистосердечное признание упрощает судебную процедуру до единственной стадии — приговора. Этот жест раскаяния подозреваемого избавляет следователей от часов монотонной канцелярской работы. Некоторые приходят к нему добровольно, большинство — нет. Применение пыток чревато раздуванием в прессе, за исключением случаев, когда у человека больше не будет возможности о них рассказать.

За убийство сотрудника Органов Внутренних Дел, как и за другие тяжкие преступления, положена высшая мера наказания — смертная казнь. К таким радикальным санкциям пришли многие современные страны, толчком послужила волна голодных смертей, прокатившаяся по тюрьмам мира, словно эпидемия. Уже через год после всемирной реформы уголовного законодательства к великой радости налогоплательщиков тюрьмы опустели почти на две трети, причём отнюдь не из-за низкой преступности — осознание этого факта лишало Марка всякой надежды. Ещё раз взглянув на свои ноги, он заметил, что их контуры волнообразно пульсируют. Теперь за металлическим грохотом он различил тихий чавкающий звук. Марк отвёл глаза, стараясь не думать о том, что кто-то поедает его плоть.

Как долго можно прожить с такой обширной гангреной? Дождётся ли он суда, или просто сгниёт в луже собственных испражнений? Словно услышав его мысли, кто-то подошёл к двери камеры и остановился. Послышался звук опускающегося рычага, затем его заглушил шум хлынувшей откуда-то жидкости. Вода. Она лилась совсем рядом. Внезапно включилось освещение. Марк ощутил, как будто в его глаза вонзились две изогнутые ржавые вилки. Веки не слушались, а может их просто отрезали, чтоб он от начала до конца видел свои мучения? Полицейские мстили за напарника, другого объяснения подобной жестокости не было. Лишённые увлажнения глаза покрылись мутной плёнкой. Впрочем, это не помешало различить огромных чешуйчатых тараканов, устилающих стены багровым ковром. Напуганные светом, они хрустели панцирями и шипели, спасаясь от прибывающей воды.

«Главное не смотреть на ноги. Скоро всё это кончится», — взгляд непроизвольно сползал в сторону шевелящейся массы. Ещё секунда, и Марк увидел, как то, что раньше было его ногами, теперь заражено длинными белыми червями. С жадностью поглощая сырое мясо, они пронзали его как могильные гвозди. С таким аппетитом им не потребуется много времени, чтобы расправиться с бёдрами и перейти к остальному.

Уровень воды быстро дошёл до койки, тело заключённого погрузилось в жидкость. Марк задержал дыхание, но вскоре был вынужден сделать глубокий вдох. Вода проникла через трахею и заполнила лёгкие. Выдох. Вдох. Марк открыл рот, выдыхая струи холодной воды. Чешуйчатые насекомые сыпались со стен, но вместо того, чтобы тонуть, они плыли на глубину, приближаясь к парализованному юноше. Плотоядные черви также не собирались умирать — танцуя и извиваясь, они уверенно подбирались к животу. Тараканы доплыли до Марка и облепили лицо. Чёрным потоком они устремились в открытый рот, ужас дошёл до предела.

— Аааааааааааа! — Марк подскочил с постели, проснувшись от чужого крика. Его влажные пальцы сомкнулись вокруг целых и невредимых ног. Он находился всё в той же комнате, однако увечья и насекомые оказались всего лишь страшной фантазией. Зато пробудивший его крик из соседней камеры был самой, что ни на есть реальностью.

Грохот дверного засова не дал Марку прийти в себя, дверь распахнулась, и он увидел вошедшего охранника, одетого в широкие оранжевые штаны. Лицо стражника закрывал резиновый противогаз, трубка которого не была подключена к фильтру, а болталась свободно как хобот. Слоноподобный великан в узенькой майке жестом приказал Марку подняться и следовать за ним. Волосатое чудовище было настолько устрашающим, что Марк не ослушался бы его приказа, даже если б оно скомандовало прыгнуть под поезд. Душераздирающие стоны заключённых также не прибавляли смелости.

Закованный в пластиковые оковы Марк плёлся по узким коридорам тюрьмы, пока не оказался в холодном подвале, о предназначении которого было нетрудно догадаться по развешенным на стенах кандалам и грязным решёткам для слива крови.

— К-казнить бу…будете? — спросил молодой человек, обращаясь к охраннику. От страха его голос сел до неузнаваемости.

Гигант повернулся к заключённому и посмотрел на него сквозь запотевшие стёкла противогаза. Его молчание нарушал лишь страшный хрюкающий звук, сопровождающий дыхание через гибкую кольчатую трубку. Подведя Марка к постаменту с вертикальной доской, страж прислонил его спиной и стал затягивать ремни до тех пор, пока не услышал характерный хруст рёбер. Позиция для казни была более чем странной — руки и ноги были свободны, заключённый чувствовал себя, как муха, прилипшая крыльями к мёду.

Охранник спустился к грязному столу, осмотрел лежащие на нём инструменты и выбрал старую ручную пилу, которая, судя по крупным разведённым в стороны зубьям предназначалась для пилки дерева. Повязав тёмный заляпанный пятнами фартук, он вытащил попавшую под лямки трубку противогаза.

Рассудок Марка помутнел от избытка адреналина, фигура охранника расплывалась, перед глазами появлялись абсурдные картины, рисуемые агонизирующим мозгом. Тем временем, его палач подошёл к юноше, привычным движением ударил свою жертву в живот и, пользуясь её беспомощностью, принялся пилить руку поперёк плечевого сустава.

«Там артерия…» — подумал Марк с надеждой на скорую смерть. Такой боли он не испытывал никогда в жизни.

Пила оказалась довольно тупой, ржавые зубья цеплялись о жилы, оставляя за собой болтающиеся ошмётки кожи. Охранник делал свою работу умело и монотонно. В болезненном бреду Марк представил себе, как тот мечтает об окончании рабочего дня, чтобы вернуться в свою государственную коммуналку и поскорее предаться виртуальным развлечениям. Возможно даже, он приобрёл в кредит дорогую голографическую аппаратуру, ведь люди его уровня жизни по необъяснимой причине предпочитают выбрасывать свои жалкие гроши на бесполезные электронные игрушки.

Плохое состояние инструмента компенсировалось силой и опытом палача. Через пару минут он справился с суставом, из раны заключённого вырывались фонтаны крови, повторяя сбившийся ритм сжимающегося в судорогах сердца.

Отпиленная конечность шлёпнулась в лужу крови. Марк слышал всё в искажённом восприятии, звуки пилы замыкались в бесконечной петле из эха, сплетаясь с собственным надрывным кашлем, хрюкающей одышкой охранника и стонами других бедолаг.

Палач подтянул скользкие перчатки и перешёл ко второй руке. Осознавая, что казнь вот-вот подойдёт к завершению, молодой человек почувствовал облегчение и… что-то ещё. Что это было? Сожаление? Разве он сам не мечтал покончить с этим мучительным и нелепым существованием? Не хотел прекратить этот лицемерный компромисс с обществом и культурой, настолько враждебными и чужеродными, что мысль о рождении в неподходящее время превратилась в паранойю ещё в подростковом возрасте? Что ждало его в будущем? Одинокая борьба с подступающими к горлу тошнотой и отчаянием — единственной возможной реакцией на происходящее вокруг? А может и не одинокая, разницы не было, ведь объединяться с горсткой таких же несчастных изгоев, добровольно оставшихся на обочине успеха, не было смысла. Действительно, жаловаться друг другу на жизнь, высмеивать современных поп-идолов, наблюдать за взаимной деградацией — это просто омерзительно. Лучше страдать в одиночку. И чем раньше эти страдания прекратятся, тем лучше.

Боль выдернула Марка из потока собственного сознания. Левый сустав давался стражнику хуже, однообразный процесс ему совсем наскучил. Палач попытался оторвать руку рывком, но сухожилия никак не хотели разрываться. Марк дёргался, как больной столбняком, моля о скорейшей смерти. Но смириться со столь ранней кончиной по-прежнему мешало какое-то непонятное беспокойство. Словно что-то не было сделано, будто важное дело не было завершено. Но что это могло быть? Что за ничтожная лучина на фоне чёрного океана захлестывающей воли к смерти? Жить, задыхаясь во мраке коррупции, лжи, пошлости и бескультурья, было невыносимо. Но даже если восстать, твой голос гарантировано не будет услышан. Никто даже не станет тратить время на то, чтоб закрыть тебе рот — государство и общество слились в одну бездушную серую машину по производству несчастья.

Марк терял сознание. Вся его прожитая жизнь казалась трусливой попыткой приспособиться, найти компромисс и простелиться перед столь ненавистным врагом. Лучше б он погиб, сражаясь с противостоящими силами, прожил бы короткую, но настоящую жизнь Человека, героя. Нет ничего хуже оказаться в своих глазах таким слизняком на пороге смерти, боль о потерянном времени и отвращение к себе разрывали душу на части. Как обидно, что человек понимает суть жизни тогда, когда уже ничего нельзя изменить. Подняв взгляд в порыве презрения, Марк увидел перед собой женщину с четырьмя руками. В одной из них она сжимала отрубленную голову, в другой изогнутый меч. В последний момент юноша исполнился страшной жаждой к жизни, но острое оружие опустилось ему на шею, навсегда избавив от мук.

* * *

— Очнись же!

Опухшие веки медленно поднялись, в это же мгновение тело заныло от боли, как будто являло собой сплошную травму. Сквозь узкую щель лиловых гематом виднелось знакомое лицо.

— Успели, — этот голос… знакомый и пугающий, он обращался к кому-то ещё. Похоже, что визитёров было несколько. — Как дела? — да это же его чертов тренер!

— Это… опять… сон? — с трудом произнёс Марк, похрустывая засохшей кровью на расплющенных губах-оладьях.

— На этот вопрос я и сам не знаю ответа! — усмехнулся Владимир. — Идти можешь?

Марк аккуратно пошевелил ногами и попытался встать. Осколки сломанных рёбер вонзились в мягкие ткани лёгких.

— Кха!

Владимир уклонился от кровавых плевков.

— Понятно, — сказал он задумчиво, — что ж, тогда план «Б».

С этими словами тренер достал из портфеля медицинский пистолет и сделал своему горе-ученику инъекцию. Через секунду Марк почувствовал, будто его уши наполнились ватой, боль отступила, окунув его в приятное забвение. Владимир поднялся с края тюремной койки и, погрузив заключённого на плечо, словно мешок с мукой, вышел в открытые двери.

* * *

«…эвакуация пострадавших значительно затруднена из-за сложных погодных условий. На данный момент мы располагаем информацией о сорока пяти погибших и более ста двадцати раненых среди посетителей вокзала. Напомним, что Прокуратура по-прежнему отрицает возможность террористического акта, заявляя о повреждении водородного модуля одного из погрузчиков…»

Головная боль дала о себе знать, словно зазубренный деревянный кол, плавно вошедший в затылок.

«…городские службы не справляются с пребывающим уровнем снега…»

Лицо диктора отливалось неестественным блеском, но отличить компьютерную модель от реального человека на маленьком настенном дисплее было невозможно.

«…рекордным за последние сто лет…»

Молодой человек со слипшимися от крови волосами обнаружил себя лежащим в крайне неудобной позе. Кушетка была не только узкой, но и короткой, одну ногу пришлось высунуть в дверной проём. Маленькая комната, вероятно, являлась спальным отсеком поезда, два пассажирских места располагались напротив — такую планировку имели вагоны SV. На второй кушетке сидело три человека, один из них занимал ровно половину пространства. Владимир медитировал у окна, приняв позу лотоса и закрыв глаза. Справа от него сидело двое лысых азиатов, их бардовые одежды состояли из рубашек без рукавов с запахом, свободных брюк и повязанных через плечо накидок. Каждый имел в ухе по наушнику.

— Доброе утро, — тихо произнёс Владимир, не открывая глаз. — Не дёргайся.

Боясь недосчитаться конечностей, Марк опустил глаза и к своей радости обнаружил все части тела на своих местах, грудная клетка зудела и чесалась изнутри.

— Вам было вколото много лекарства! Для регенерации! — сказал один из мужчин по-английски. — Пожалуйста, не надо вставать, кости ещё не срослись!

— Гкхм! — Марк прочистил горло. — А ч… что со мной было?

Азиаты переглянулись.

— Много переломов! Рёбра, ноги, челюсть… Вас сильно побили!

— Гх!.. За что?

— Вы убили полицейского!

— Бля… — Марк вспомнил о своём неудачном задержании.

— Бля! Бля! — подтвердил лысый человек. — Вас собирались судить!

Марк посмотрел на Владимира, но тот не подавал признаков участия в беседе.

— Но как… кто… почему вы меня вытащили?

Азиат поправил свои прямоугольные очки без оправ и сложил ладони в почтительной манере.

— Такова воля Его Святейшества! Мы едем в Тибет.

* * *

Марк отставил чашку с горячим чаем и закутался в монашеские одеяния. Тюремная роба пришла в негодность, и его таинственные вызволители любезно поделились свободным комплектом одежды. Размер был явно неподходящим, а непривычный способ ношения создавал постоянное чувство дискомфорта.

— Не думал, что ты тоже подсядешь на эту дрянь, — огорчённо произнёс Владимир. — В полиции сказали, что ты был под кайфом, когда нападал на их сотрудника.

— Вы…

— Теперь понятно, почему у тебя нет результатов.

— Я н-не был под кайфом! Психоделики — это совсем другое… — Марк не мог найти подходящих слов. — Они свя… связаны с духовными традициями многих народов.

— И что? У русских тоже есть традиция водку пить.

— Водка, м-между прочим, это тоже способ развоплощения, кратковременного избавления от оков ума, это тоже трип, т-только грязный и отравляющий, опыт превращения в свинью! И кстати, они н-напали на меня первыми, я только защищался!

Владимир оставался в позе лотоса, его ум был спокоен и сосредоточен на беседе.

Марк отхлебнул зелёного чая.

— Не пора ли мне объяснить, что происходит? — принятый душ смыл воспоминания о побоях, осталось избавиться от озноба. Монахи оторвали взгляды от планшетов.

— Эти люди пришли ко мне в зал, — Владимир кивнул на спутников. — Я видел их впервые. Они сказали, что один из моих учеников в беде и попросили о помощи.

— Хм, — Марк потёр щёку. — Так вы их обезвредили? Охранников?

— Конечно нет. Тебя выкупили за огромные взятки, я просто договаривался с тюремным начальством.

Юноша взялся за мокрые волосы, пребывая в возбуждённом состоянии. Владимир продолжил.

— Не спрашивай, я знаю немного. Они из Тибета, сказали, что ты участвуешь в какой-то программе, если я правильно понял. Что-то вроде учебного семинара.

— Я-я?!

— Сам не пойму, почему они на тебя вышли, — сенсей сделал паузу. — И на меня тем более. В любом случае, тебе лучше в Федерации не появляться.

— Но почему Вы поехали со мной?

Владимир молчал.

— Зачем вы меня освободили, эй? — крикнул юноша монахам. Но те лишь улыбнулись, показывая, что всё будет хорошо.

Марк отвернулся к окну, взяв со стола бумажную записную книжку. Судя по местности за окном, они пересекали пустынные районы средней Азии. После того, как авиаперелёты стали невозможными из-за атмосферных загрязнений, железная дорога стала основным видом международного транспорта. Регенерирующие инъекции делали своё дело, но молодой человек до сих пор не мог поверить, что сцены пожирания и казни были всего лишь страшными снами. Никогда ранее он не видел таких ярких и отчётливых сновидений, особенно удивляли реалистичные болевые ощущения, вспоминая которые парень покрывался мурашками.

— Отдай! — Владимир выхватил свой блокнот из рук ученика. Тот к тому времени успел исчёркать страницу.

— Простите! — спохватился Марк. — Я что-то, знаете ли, са… сам не свой.

На лице мастера появилось лёгкое смущение. Будучи противником технических нововведений, он использовал такие устаревшие устройства, что даже сопровождавшие их горные аскеты из Гималаев, кажется, сдерживали улыбки. После того, как юноша разложил на полкомнаты голографический интерфейс возвращённого ему наручного голофона, Владимир поглубже запрятал свой перемотанный скотчем первобытный тачфон, однако убрать с виду такое древнее ископаемое как бумажный блокнот, сенсей, видимо, забыл. Взявшись за измалёванные страницы, он собрался было их вырвать, но внезапно остановился.

— Это… ты нарисовал? — спросил он у Марка, удивившись глупости собственного вопроса.

— Иероглифы?

— Да. Откуда ты их знаешь? — Владимир развернул блокнот, показывая выведенные карандашом каракули.

— Это просто галлюцинация. Па… просто она въелась в мозг, я увидел её, когда меня били патрульные.

— При задержании?

— Ага. Я как раз с Вашей тренировки возвращался еле живой от усталости.

— Ничего себе усталость, — Владимир разогнул затёкшую ногу. — По новостям передали, что нос того бедняги влип в заднюю стенку черепа.

— Да-а?!

— И это через защитный шлем. Вот тебе и реклама секции — «отдавайте своих детей, дорогие родители, мы научим их убивать копов»!

— Ж… жаль, что Вы в это впутались, конечно. А вот этого урода мне совсем не жалко.

— Балда! — замахнулся Владимир. — Не знаю, откуда ты их срисовал, но эти иероглифы обозначают «иккен-хисацу», что переводится как «смерть с одного удара».

Глаза Марка округлились.

— Иккен-хисацу? Это же высшая истина карате!

— Хоть что-то запомнил, — отметил сенсей негодующе. — Не всякий мастер приходит к её пониманию даже к старости. Не хочется верить, что «иккен-хисацу» открылась такому патлатому распиздяю, как ты!

— Надо же, какая т-точная характеристика! Спасибо и на этом!

— Пожалуйста! — Владимир встал из-за стола, придерживая тщательно скрываемый от учеников живот. — Чёртовы «картонные» бургеры, два часа — и ты снова голодный!

Пожаловавшись на еду, сенсей запахнул махровый халат и, прихрамывая, отправился в вагон-ресторан.

* * *

Рассвет. Выбритая голова монаха показалась в дверях купе.

— Доброе утро, — произнёс послушник тихо. — Через двадцать минут мы будем в Лхасе.

Владимир мгновенно открыл глаза, напоминая зажжённую лампочку.

— Сейчас соберёмся.

Тибетец исполнил жест почтения и удалился. Марк продолжал сопеть, отвернувшись к белой стене. Сенсей перешёл в сидячее положение и подтянул к себе подушку. Взяв её одной рукой за угол, он хорошенько замахнулся и ударил скрюченного в три погибели юношу.

— Шт…блл… а?! — Марк обернулся, мямля нечленораздельные ругательства.

— Проснись, нас обокрали!

— Кто?

— Вставай, говорю, дурачина. Глянь, какая за окном красотища!

Владимир облокотился на стол и поднялся. Аккуратно застелив за собой постель, он достал из дорожной сумки пакетик с личными принадлежностями и вышел по направлению к туалету.

Молодой человек провёл языком по зубному налёту и выглянул в окно прищуренным глазом. Унылые скалистые пейзажи не производили особого впечатления, густой туман скрывал большую части горной панорамы. С трудом втиснувшись в куцые брюки, Марк надел рубашку-безрукавку и потянулся за другой скомканной вещью. Техника правильного одевания балахона давалась ему с трудом, монашеская одежда имела нестандартный покрой и была чересчур свободной, после нескольких попыток совладать с непослушной тканью, выпадающей изо всех складок, он без особых угрызений совести обмотался ей как попало. Запах изо рта оставлял желать лучшего, но чистить зубы было нечем. Повесив на шею беспроводные наушники-пилы, юноша залез с ногами на койку, дожидаясь тренера. Тот не заставил себя долго ждать. Переодевшись в заранее заготовленное парадно-выходное чёрное кимоно с вышитым на спине золотым драконом, Владимир обулся в белоснежные мокасины и первым вышел в коридор. Вскоре все четверо спутников стояли на пыльном бетонном перроне.

— Почему вы без масок? — Владимир смотрел на монахов с удивлением.

— Воздух в Лхасе, конечно, не такой чистый, как раньше, но кроме некоторых упрямых туристов, фильтры здесь никто не использует, — пояснил послушник в прямоугольных очках.

Переглянувшись, гости расстегнули ремешки на затылках, таким образом, маски были отправлены в багаж. Высокогорный воздух был сильно разрежен, дышать приходилось глубоко и часто. Сладкая восточная музыка, звучащая из громкоговорителей, прерывалась восторженной китайской пропагандой.

Хлынувшая из вагонов река людей, донесла четверых до привокзальной парковки, монахи указали на ожидающую их длинную машину.

— Вау! — воскликнул Марк, глядя на чёрное представительское авто. — Это ж лимузин! Неужто на водороде?

— Да, это гидрокар, — ответил тибетец. — Пожалуйста, кладите сумки в багажник.

Компания избавилась от поклажи и заняла места на мягких сиденьях. Обшивка диванов была выполнена из редчайшего заменителя кожи, отчего в салоне стоял особый запах, ассоциирующийся с роскошью и высоким социальным статусом. Гидрокар тронулся с места, восторженный юноша прильнул к окну.

— И это священная столица Тибета? — через несколько минут он уже не мог удержаться от недоумения.

Послушник опустил глаза.

— Когда-то была…

Редкий путешественник смог бы узнать в современной Лхасе древний религиозный центр гималайской земли, называемой Бод. Бетон был основным строительным материалом многочисленных серых многоэтажек, обклеенных красными флагами. Идеологические лозунги чередовались с нелепыми рекламными плакатами. Вот одноразовая мебель, выкрашенная под дерево, далее пачка каких-то чудо-таблеток, на следующем борде не очень красивая модель рекламировала не то нижнее бельё, не то сексуальные услуги.

На улице стояла пасмурная погода, голофон показывал 16 градусов Цельсия, широкие автомобильные дороги были пусты, в то время как тротуары заполнялись зеваками европеоидной внешности. Улицы Лхасы были не просто обыденными, с первого взгляда можно было сказать, что город беден, а повсеместные портреты Мао Цзэдуна лишь наводили тоску на приезжих. Марк хотел было откинуться на кожаный диван, когда из тумана, словно корабль-призрак, выплыла фигура, моментально приковавшая к себе взгляд. Это был мужчина, одетый как буддистский монах — бардовая накидка, жёлтый жилет, на месте глаз — зрительный имплантат, выглядящий как сплошная чёрная панель, немного сплющенная в области переносицы. На ушах он носил устройство, похожее на наушники, от каждого «уха» отходил пучок мелких проводов, теряющихся в складках одежды. Персонаж абстрагировался от окружающей суеты, ступая плавно и несколько неуверенно. В руках он вертел цилиндрический предмет на длинной ручке.

— А это ещё что за фрик? — Марк высунулся из машины, опустив стекло.

Монах выглянул на секунду и равнодушно отвёл взгляд.

— Это наш послушник.

— КИБОРГ?! — оранжевые волосы юноши встали дыбом от встречного ветра.

— Обычно мы не используем этот термин…

— А вон е… ещё один! Что за срань у вас здесь творится?!

Тибетцы втащили паникёра обратно в салон.

— Пожалуйста, успокойтесь! Сейчас мы всё поясним.

— Да уж, бу… будьте любезны.

Стекло задней двери поднялось, «выключая» звук многолюдной улицы.

— Возможно, вы знаете, — обратился послушник к гостям, — что в результате так называемой «культурной революции» и «мирного освобождения» Тибета, проведёнными Мао Цзэдуном и его приспешниками в XX столетии, наш народ был лишён независимости, а китайские власти грубо вмешались в политическое и социальное устройство тибетцев. Разрушили устоявшийся в течение веков баланс веры и духовности!

Марк скривил губы.

— Ты б ещё дня зарождения Земли начал… ауч! — не успел он закончить реплику, как его нос встретился с каменным кулаком сенсея.

— Мы просто хотели рассказать, — разъяснил послушник в очках, — что тибетцы всегда были мирным народом, жили в гармонии с природой, не испытывали страсти к неоправданному обогащению, как это принято на Западе. Вместо чрезмерного потребления люди отдавали свои заработки на духовные нужды, строили молельни, божницы, возводили прекрасные храмы.

«Useless shit», — отметил Марк про себя, поглядывая на опасную глыбу, сидящую по соседству.

— И при этом нам всего хватало, население жило в достатке, а главными ценностями были духовность и религия. В Тибете существует четыре школы буддизма, иногда, правда, встречаются и языческие пережитки…

— Ко… короче, тибетцы такие классные, а злобные китайские коммунисты взяли и всё обосрали? — паясничал Марк.

— Зря Вы так насмехаетесь! Наш народ действительно жил очень спокойно! Мы даже преступников в тюрьмы не сажали, а только в колодки заковывали на некоторое время.

— Продолжайте, — попросил Владимир.

— За период «культурной революции» тендра уничтожили около полутора миллионов людей!

— Что за тендра? — учитель сложил руки на груди.

— Так мы называем врагов веры, — ответил второй монах. — Они сдирали с нас кожу живьём, отрезали головы и конечности, разрывали людей пополам, подвешивали за рёбра…

— Варили в смоле! — подхватил его напарник. — Медленно выдавливали печень и дробили пальцы!

— Ладно, ладно, подвязывай! — Марк остановил рассказчика, видя, как тот расстраивается. — Скажи лучше, что это за киборги, и что за штуки у них в руках?

Чёрный лимузин остановился на светофоре. Дорогу переходили две старушки в широкополых шляпах. В руках они вращали всё тот же цилиндрический аксессуар.

— Во, вот эти!

Послушник спустил очки на нос.

— А, это молитвенный барабан, используется вместе с чтением мантр.

— Его Святейшество обязательно всё расскажет!

— Та-а-к! — Марк листал страницы Википедии. — Здесь написано, что ваш Далай-Лама постоянно возвращается на землю с помощью реинкарнации?

— Совершенно верно! — хором ответили монахи, на их лицах появилось выражение глубокого почтения. — На самом деле ещё Далай-лама XIV обещал, что это будет его последнее перерождение, но трудная ситуация, в которой пребывает тибетский народ, вынудила его делать это вновь и вновь.

Конец ознакомительного фрагмента.