Унылый. Slow Style Brain

Galina Сергеевна Lilamy

В далеком 2014 году мой друг Женя прислал из своего похода по Карпатским лесам фотографию слизня. И всё, у меня пошёл текст. До 2022 года я написала первую часть. В ней рассказывается об Унике, который вёл унылый образ жизни, пока не пришли волнительные новости от вороны Норвы, каркающей английским словом «брэйн».

ДОЛИНА

Сколько прошло времени во сне Уник не понял, да никогда не понимал. Разбудил его преследовавший последнее время кошмар.

— Опять! — Унылый выделил ещё порцию слизи и зарыдал. — Я не могу больше терпеть эти сны… Почему там приятно и больно?

Между тем его живот заурчал, настаивая, чтобы хозяин его заполнил чем-то вкусным. Слизень потихоньку выбрался из своей капсулы.

— Я помню себя сразу одиноким и жутко голодным. Откуда я появился? — подумал он и огляделся по сторонам.

В округе светлело, гулял спокойный ветерок. С северо-западной стороны донёсся грибной запах. Унылому захотелось грибов. Немного потрудившись, он достиг желаемого. Три ярких розово-красных сыроежки торчали из мшистой земли.

— Я пока дополз — похудел на три размера! Совсем как червь дождевой, отвратительно, — буркнул слизень и, не долго думая, впился в хрустящий гриб. Он поглощал мякоть ножки, потом насладился нежной шляпкой. Кусочки гриба наполняли слизню живот, а его жевание становилось всё медленнее.

— Люблю кушать. Наверное, это моё хобби. Сегодня поем грибы, завтра поем лишайника и листьев, потом подберу по настроению специй с сезонных пестиков. Мда…

Сверху над слизнем свалилась трухлявая кора. Белка Гритта, добрая знакомая Унылого, спускалась к другу по стволу ели.

— Бон аппети, Уня, — сказала она. — Я сегодня тебя так ждала! У меня есть срочные новости от тётушки Норвы.

Услышав имя тётушки, Уник поперхнулся. Эта старая противная ворона всё время хотела его высушить, чтобы он перестал ныть. Ей думалось, что чем больше в нём слизи, тем ядовитее был его пессимизм. Она-то придерживалась строго оптимистической позиции: «Лучший день сейчас!» Иногда Норва подлетала к Унылому и пыталась тащить его по траве, но тот успевал выделить густую слизь, и ворона не могла его подцепить клювом. Слизень дико смеялся. Добавляла жару к радости Уника тётушкина ругань. Ворона раздражённо обтирала клейкий клюв об кору, и, если это не помогало, барахталась в листьях и мхах на земле. Уник обожал чувствовать себя проворным и выигрывать у оптимистки. Он в таких случаях всегда имел фразу про запас: «Без пессимиста нет игры у оптимиста!» Если же Норва не отвечала, то он добавлял: «Вы ещё покатаетесь на моей слизи! Посмотрим, кто еще тут пессимист и оптимист!»

****

Гритта спустилась ниже и заглянула в мордочку Унику.

— Ээээй, мокрый! Я к тебе обращаюсь!!! — белка звонко щелкнула язычком.

Унылый увидел её рядом с собой, и от неожиданности втянул рожки-глаза.

— Чего ты такая резкая всегда? — недовольно отреагировал он. — Я тебя слышу, не надо щебетать так громко! И особенно перед моими глазами. — У тебя как всегда срочные новости?

— Мы ведь давние друзья, не обижайся. Я ведь тебя знаю: как ни приду к тебе, ты то в отключке, то спишь, то где-то блуждаешь и брюзжишь. Вот я хочу быть уверенной, что ты меня понимаешь, а не витаешь в тридевятом царстве.

— Эх — вздохнул слизень. — Наверное, ты права. Я какой-то тормозной. Но ведь тормоз — тоже механизм, правда? — ответил Уник и высунул обратно свои рожки. — Ну, что за новости сегодня, Гритта?

— Старая ворона сказала, что вчера пролетала в южной части холмистого леса и увидела зелёных, синих и жёлтых слизней. Много-много! И они похожи на тебя как две капли воды!

Такого Унылый не ожидал. Паралитическое волнение отдалось в рожки, и те рефлекторно затвердели как два сучка. По телу пошли аритмичные судороги, из дыхательного отверстия послышалось пульсирующее шипение.

— Ээээээт-т-тог-г-гоо н-н-нее мммм..мм..мммможет быть! — с трудом выговорил он.

Деревья зашумели, в кронах зашелестел ветер, и сверху упали первые капли дождя.

****

За считанные секунды с неба полились потоки воды. Ливень вынудил Унылого скрыться под навес опавших листьев, плотно склеенных на нижних ветках молодой лещины.

Слизень начал приободряться. Ему показалось, что он увеличивается во все мокрые стороны. Вот он соединился с лужами, каплями на кустах и деревьях, влагой в воздухе и дорос до водоносных облаков. Там он стал растворяться в звуке дождя, падающего вниз на землю, и стал духом воды. Рождённый от «матери Воды» и «отца Небесного дождя» он чувствовал себя в родной обители. Будто мама с папой шепчут ему на ушко ласковые слова и нежно обволакивают. В безграничном блаженстве его дыхание стало глубоким. В душе отбивал ритм гулкий барабан. Он очутился в джазово-блюзовом экстазе.

— Я един с миром, и мир меня принимает и дарит мне ту же влагу, из которой я сам состою. Не это ли счастье?

Послышались раскаты грома, Уник ощутил очередной прилив радости. Приближалась гроза. Гром становился сильнее. Сотрясения наэлектризованного воздуха щекоткой пробегали по коже слизня.

Развлечение обещало быть удачным. Унылый быстренько вполз на подсохшую лодочку. Такая форма листа имела значение для экономии слизи, чтобы та не вытекала за края. Уник покрыл себя всего отборной густой слизью и оказался как в капсуле невесомости. Каждый разряд трескучего грома раскачивал его лист и тело слизня внутри. Под раскатами грома и ветра зависшие в желе хвост и спина щекотно то отлипали, то прилипали. Уник хихикал и ёрзал. Не нужно напрягаться: качайся, трясись, радуйся.

Гроза продолжалась. Уник был в центре буйства стихий. Его трясло от удовольствия.

«Да, порцию щекотки я бы съедал с большим удовольствием ранними утрами и в минуты паршивого настроения» — приятно думалось слизню, — «и никакие ежи мне не страшны, коли я дружу с самой грозой!» — подумал он и самодовольно ухмыльнулся.

****

Между тем он задумал поход. Вот только закончится ливень, и наступит утро. Ему хотелось доползти до южной части леса, где могли быть его сородичи слизни.

На следующий день на рассвете, исправно поев, Унылый отправился в путь. На травинках блестела роса, по-дружески освежая слизня. Он ни разу не ползал в южную часть карпатского леса и в тайне благодарил Норву за разведку и новости.

Вместе с первыми лучами он пополз по коряжкам, мимо сломанных позеленевших веток и упавших деревьев. Иногда он делал паузу, чтобы восстановить потерянную влагу, и много пил.

Дневные насекомые и птицы окончательно проснулись, в лесу появилась активная жизнь. Жуки, гусеницы, пауки, мошки, бабочки, стрекозы и прочая живность хлопотали о продолжении своего вида. Птицы-охотницы стремительно подхватывали медлительных насекомых, относили их в гнезда. Мир наполнился звуками и перемещениями.

Уник прервался и постарался побыстрее подкрепиться подвернувшимся на пути подосиновиком. Когда он почти доел, к нему с юго-запада прилетел настойчивый запах плесени.

— Нет, мой гриб не плесневелый. Вполне хорош.

Он пристально осмотрел остаток гриба. Запах плесени никуда не исчез. Тогда Уник принюхался по ветру и решил сползать в том направлении и выяснить причину.

Вдали висел низкий туман. Он показался слизню необычным. Унылый прислушался: в влажной завесе слышались голоса. Их доносящиеся мелодии проникли в его голову. Они стонали, протяжно вздыхали и выдыхали. От этих звуков слизня пробрала дрожь, а в сердце прокрался мороз. Ему показалось, что эти голоса как будто ему знакомы и зовут его. Да, именно, его, потому что всё вокруг как будто померкло, вся жизнь остановилась.

****

Между глаз-рожек слизня потекло вытянутое белесое облако. Унылый ощутил его касание, и у него мелькнула молниеносная мысль: «О, Боже! Оно на меня похоже!» Уник аж дёрнулся в испуге. Но как только облако отлетело, в слизне зажглась надежда узнать главное про себя, и он мобилизовался. Через минуту он уже полз туда, где странные говорящие туманности летали плотнее. Чем ближе он подползал, тем явственнее становились вздохи и подвывания. Уник превратился в сталкера, как будто никогда и не был отвратительной ленивой тварью. Он шёл на зов! Но чей? Вопрос как луч прожектора его вёл вперёд. Время расстянулось. Унылый нёсся, разрезая атмосферу.

Дорога внезапно кончилась. Слизень дополз до края рва. Внизу виднелись мокрые пятна, напоминающие о протекавшей здесь небольшой реке. Сейчас влага практически не испарялась, и потому здесь висел тот самый плотный туман. Судя по всему, ветер в эти места не решался заходить.

Уник присмотрелся внимательнее и увидел чуть ниже себя синюю лужу, из которой нитеобразно вверх вытягивалось длинное белесое облачко, точь-в-точь как он видел ранее. Облачко испускало продолжительный выдох и гудело. Унылого охватил смертельный ужас… Он отполз от края и сжался в тугой комок. Мысли бешеным роём заносились в его голове, перекрикивая гудение облака. Небо придавило Уника, его голова начала раскалываться. Не в силах остановиться, Уник перевернулся на спину и истошно закричал, извиваясь и шурша. Он слышал шорох листьев под ним, но колокольным грохотом в голове носились его крики: «Что это??? Что это??? ААААААААААА………Я не могу это выдержать!!!!!!! Я умираю!!!!!!» Он сжимался всё сильнее, пока на него не навалилось бессилие и тяжесть. От них он резко ослаб. Рой ещё был с ним.

Унылый закрыл глаза и жадно задышал. Прохлада вместе со стонущими облаками втекли ему в нос с очередным вдохом, и его затрясло. Он вырубился.

Опять это странное растворение: исчезает его нога, рожки и клетки тела… Он снова дух воды: лёгкий прозрачный змей. Его тело будто энергия мысли: подвижная, стремительная, всевидящая и всезнающая.

Он вспомнил, как страдал накануне, и метнулся к таинственному оврагу. Как только он это замыслил, сразу очутился у русла реки.

На краю рва дух увидел своё спящее тело. Как же он удивился: слизень по имени Унылый абсолютно синего оттенка индиго! Он подлетел, чтобы рассмотреть «себя» поближе. Стройные глазные и вкусовые рожки лежали на земле. Синяя нога и кожица слизня выглядели сильными, здоровыми, крепкими. Дыхательное отверстие справа на шее функционировало без затруднений. Прямо сказать, богатырское тело! Он очень обрадовался. Теперь ему будет, чем вселить в слизня уверенность в себе. Довольный дух отлетел от своего физического тела и направился в низину. Он спускался сквозь воющий воздух. Ближе к земле становилось тише, как будто всё живое замирало.

Мгла начала рассеиваться. Перед взором духа предстала красочная картина: зелёно-жёлто-коричневая земля вся была укрыта синими и тёмно-зелёными объектами. Они двигались, перемещались, замирали. Определённо эти объекты сползались из леса в ров. Дух подлетел ближе… И оцепенел… Это были… слизни! Точно такие, как он! Их так много! Уник следил за тёмно-зелёным слизнем, подползающем к кочке мха. Слизень полз на смерть. Его глаза сияли потусторонним люминесцентным отблеском. Зелёный слизень устроился поудобнее, сложил рожки… и замер.

Некоторое время ничего не происходило. Уник начал немного скучать и подумал посмотреть на кого-то другого. Вдруг зелёный слизень содрогнулся, и из него начало вытягиваться белёсое облачко. Уник услышал гул, что-то похожее на «Ха… ра… шоооо»… Физическое зелёное тело стало превращаться в лужицу, а его душа начала подниматься к общему рою навсегда покинувших свои тела слизневых душ.

****

— Синий-синий-синий! Я абсолютно синий! — эхом отражалось от стволов пение Уника, ползущего к подруге Гритте.

Он собирался ей рассказать, что побывал в Долине слизневых душ, и что он, оказывается, может иногда выходить на время из тела.

Столько надо было рассказать! Переполненность эмоциями толкала слизня ползти быстрее. Он торопился и мурчал песню:

— Я синий-синий-синий, как небо в час вечерний! Я абсолютно синий! Я редкий-редкий вид!

Когда он устал, то приостановился. Как полагается в минуты паузы, к нему стали возвращаться мысли о Долине. Он почему-то вот прямо сейчас понял, что не помнит, как опять стал слизнем, а не летающим духом. В какой момент он вернулся в себя? Что его дух видел последним в путешествии по Долине? И почему его тело оказалось не там, где он его оставил — у рва перед Долиной — а в лесу в тени под дубом? Ведь не мог его дух перенести тело? Не мог. Никто не мог его передвинуть.

— Странное обстоятельство, — сказал вслух Уник и также произнес себе в ответ, — Получается, моё тело САМО уползло?!

— Ну, нет! Я не сумасшедший! Это исключительный бред! — вторил он себе.

Уник встал на тропу и продолжил свой путь. Возмущение и интерес активировались в нём.

— Где это видано, чтобы тело существовало само по себе? Да вы что, рехнулись что ли? У нас вроде не апокалипсис с восставшими зомби!

На это его внутренний философ пытался подобрать обоснованный аргумент. Философ в слизне мог любую бредовую идею поисследовать на предмет истинности. Тоном умного профессора он ответил:

— Ну, голова и тело связаны в единое тело, а тело и душа — это как две схожие формы, но с разным содержанием… Или наоборот: одно содержание с двумя формами… Нет, что-то не то… Ведь я вышел из тела весь!

— Ага, недоучка, тупик! — возмущенно с набухающим весельем заорал другой собеседник внутри Унылого, — Я ж говорю, мать болотная! Как, если ты вышел весь, твоё тело без тебя могло уползти? Уха-ха-ха-ха-ха!…Прямо вижу, — заливался смехом внутренний голос слизня, — как ты порхаешь в одном месте, а в это время тело жрёт мухоморы! Ух-ха-ха-ха-ха-ха, пока хозяин не воротился! Ой, не могу! Ну, просто умора!

Тут и Уник не выдержал и засмеялся: представил, как его тело разбойничает вне контроля.

— В тело вход только с предъявлением паспорта, водительского удостоверения или другими опознавательными знаками! — гнусаво пропел внутренний собеседник как голос в аэропорту, заливаясь от хохота. Слизень больше не мог себя держать и повалился со смеху на спину.

И тут его осенило! Вот он, гром средь ясного неба!

— Я весь целостный, когда смеюсь! Мой смех — оружие против смертельного уныния!

От радости слизня одолела икота, что только раззадорило счастливое мгновение.

— как я только — Иик! — засмеюсь,

Никого не забоюсь!

Ни голодного ежа,

Ни хвостатого ужа! — Иик!

В голове почему-то все затихли, и Уник ощутил блажь.

****

Незаметно подкралась ночь. С вышины спустились темнота и мерцающие нити звёзд.

Уник заполз на крепкую длинную купавку. С неё открывался вид на драгоценный млечный ковёр. Ни одного облака! Только россыпь бесконечных бриллиантов. Огоньки из созвездия Большой медведицы подмигивали ему, а он тихо посмеивался в ответ:

— Вам можно доверять.