Девушка с медовыми глазами

Elian Julz, 2023

Самая сильная любовь, любовь-одержимость, любовь-агония бывает лишь раз в жизни. Но что если она сражается в сердце за первенство с любовью к Богу? Если нужно нарушить заповедь, чтобы удержать возлюбленного?Лика Воскресенская воспитывается в христианской семье, но чтит Бога не по чьей-то указке. Отношения с одноклассниками не клеятся, зато по воскресеньям её ждут церковные друзья. Жаль, что каждый день не может быть воскресным, и в школе приходится сталкиваться с издевками и соблазнами.В свои 16 лет Лика знает, чем займется после выпускного – поступит на факультет востоковедения, а после отправится миссионером в Китай. Но её вере предстоит проверка влюбленностью. Влюбленностью в парня, который считает Библию одним большим архаизмом, задает неудобные вопросы, ставит под сомнение мораль Лики и заключает сделку с Богом в попытке доказать, что Его нет.Кто перетянет канат? Лика решится ради любви на бунт против родителей, предательство Бога и ад или её возлюбленный станет праведником?

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Девушка с медовыми глазами предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕДНЫЙ САМОРОДОК?

Но мужчина, которого я любила, разлюбил меня. И это разбило мне сердце. И если появлялась возможность вновь быть любимой, я бежала от неё. Я перестала верить людям. Я боялась, что мое сердце вновь разобьют.

Из фильма «Один дома-2»

Лика

Новый дом, новая (собственная!) комната, новый учебный год, но старый класс. От коттеджного городка, в который мы переехали летом, всего-то три остановки до моей школы, решила не переводиться в новую. Мало ли. Прошлая смена класса показалась чистилищем — кто бы мог подумать, что второклашки бывают такими извергами: сначала просто бойкотировали, не разговаривали, а потом три заводилы поджидали за углом школы после уроков. В возрасте восьми лет я поняла, что самые болючие удары — кулаком в нос и коленом в живот. До сих пор инстинктивно рука так и тянется к носу, когда мне неловко, неуютно с человеком, а пресс прикрываю школьной сумкой во время разговоров. Двух новеньких девочек, которые пришли в класс до меня, родители со скандалом тут же перевели в школу через дорогу, а я так и осталась, стирала алые пятна на новенькой джинсовой куртке в школьном туалете, искала новые тропинки до дома и угощала новых одноклассников бабушкиными яблоками и пирожками. Но от этих-то хотя бы знаю, чего ожидать, да и поутихли они малость, а в новой школе может оказаться хуже.

Два первых учебных дня пропустила. Традиция у меня такая — начинать учебный год только третьего сентября. Отсрочить. Да, да, знаю, что образ послушной девочки не вяжется с прогулами. Все убеждены, что мы обожаем учёбу и ждем не дождемся уроков. Это не так. По крайней мере не для меня. Школу я любила только в первом классе, когда учительница первая моя, молодая и красивая Татьяна Геннадьевна, пила чай на кухне с моей мамой, когда на большой перемене мы играли всем-всем классом в вышибалы и «Цепи кованые», делили с соседкой по парте яблоко линейкой, когда получала записи в дневнике о том, что болтала на уроках.

Сегодня в гости пришли подруги. Хотя подруга ли мне та, в которую влюбился мой бывший парень, с которой танцевал на выпускном в девятом классе прямо на моих глазах. И после всего этого Эми меня никуда не звала всё лето. Они с Максом до сих пор общаются, их мамы дружат с юности. Остается делать вид, что мне это безразлично (вовсе нет). Жадно хватаю любое случайное упоминание о нём. Забрал документы из школы, ушёл в колледж, болел, попал в инфекционку и провалялся там целых три недели лета. Мысленно уже представляю себя под окном его палаты, как он машет рукой, бросает мне записку, а в ней умоляет о прощении, хочет меня вернуть.

— Ого, что с волосами? Кто похитил нашу стесняшку Лику с длинной косой и детскими розовыми невидимками, — с такими словами к нам присоединяется опоздавшая Соня.

Смеюсь. И стесняюсь. Новый цвет волос мне нравится. Чувствую себя увереннее что ли. Мой домашний наряд вызывает смех у подружек. Я в папином огромном мохнатом свитере болотного цвета советских времен. Неужели наряды в стиле йети были модны в восьмидесятых годах? Чёрные спортивные штаны с начесом. Тоже папины. Вся одежда на три размера больше моей. В доме холодно — комнаты слишком большие.

Горжусь нашим жилищем. Его построил отец. Двухэтажный дом с мансардой, благоухающим садом и качелями — мамина мечта. И пусть у нас пока старая мебель, а некоторые комнаты и вовсе пустуют, зато у меня собственная спальня. Скрипучий бабушкин диван-книжку, на котором сплю, папа обещал вскоре заменить. Как же волшебно, что можно качаться на качелях хоть до рассвета и не бояться, ведь ты на своей защищенной территории. Мама до темноты копается в саду, каких только цветов не посадила: розы, ромашки, малиновые и белые петунии, сиреневые сентябрины, оранжевая календула, желтые и фиолетовые анютины глазки. С мятой, мелиссой и смородиновыми листьями из сада вечерами завариваем ароматный чай.

Большинство одноклассников даже не знают, где я живу. Родители раньше не особенно поощряли визиты моих друзей домой. Но это одинокое лето изменило не одну меня.

Соня хвастается новой сиреневой кофточкой, которую связала крючком за лето. На мой день рождения подруга подарила брошь ручной работы в форме цветка мака, тоже сама смастерила. Эмилии больше по душе спорт, она часто играет во дворе с соседскими мальчишками в футбол, баскетбол и настольный теннис, потому такая загорелая, а мы с Соней даже после летних каникул остались бледнокожими.

— Лика, а у нас новый мальчик в классе, — говорит Соня.

— Ну как новенький… новенький старенький, — смеётся Эми. — Он в девятом учился в другой школе, а до этого — в нашей, но только с «б»-шниками.

— В твоем вкусе. — Игриво подмигивает мне Соня.

А какой у меня собственно вкус? Если посмотреть на парней, которые нравились, то можно понять, что между ними нет ничего общего. Ни-че-го. Никого из них я не выбрала по внешнему виду или как-то сознательно. Скорее, вначале я им понравилась, причем упорно не замечала этого долгое время.

Неужели же Соня лучше меня знает, кто в моем вкусе? Или он похож на Макса Богатырева, моего бывшего. Тогда я — пас.

— Как зовут? — Спрашиваю так, будто его имя что-то скажет мне.

— Тим, — одновременно произносят девчонки и от этого хихикают.

— Что за имя такое? Возомнил себя американ-бой? — шучу я.

— На самом деле он — Тимофей. Просто полное имя ему кажется старомодным. — Пожала плечами Эми.

Она, кстати, тоже никакая ни Эми, а Эмилия. Всем нам хочется быть немножко не собой.

— Ты его точно раньше видела, но, наверное, не помнишь, — говорит Соня и старается описать его внешность.

Мне же кажется, что никогда не забуду того, другого. Всё представляю, что вот он повстречается с другими, жестокими, горделивыми девушками, а потом скажет сам себе: «Какой же я был дурак». И однажды Макс придёт проведать друзей, будет стоять, как в прошлом году, на школьном крыльце, увидит новую меня, уверенную, стильную, со смелым вишневым цветом волос и… Что же будет дальше? Не знаю, но дождусь этого дня.

Третье сентября

Встаю рано. Всю ночь спала на бигуди. Жутко вредные волосы. По-другому кудряшек не добиться. Знаю, что к обеду от них не останется и следа. Почему не родилась с волнистыми волосами.

Но решила же стать новым человеком, так что придется терпеть. Делаю макияж. В шестнадцать лет уже нет смысла краситься тайком от мамы в школьном туалете. Бордовая помада идеально лежит на губах. Тушь не нужна, ею пользуюсь только по праздникам. Черносмородиновые глаза подведены тёмно-синим карандашом. Всегда мечтала о голубых глазах, как у мамы, но доминантные гены отца решили по-своему — я кареглазая, даже можно сказать черноокая. Из троих детей в нашей семье ни одному не досталась голубая радужка.

Надеваю длинный мамин сюртук без пуговиц с закатанными рукавами, майку с люрексом, атласные брюки и огромные кроссы на платформе. Всё черное. Хорошее сочетание с вишневыми локонами, спадающими на лицо. Уже перед выходом хватаю тонкие атласные перчатки.

Учусь в самой обычной школе. Одаренные ребята ушли ещё в средних классах в гимназии и спецлицеи. И хотя у меня одни пятерки, менять школу побоялась. Бледно-персиковое двухэтажное здание советской постройки шестидесятых годов — таких «близнецов» в городе несколько десятков. Даже впервые оказавшись в любой из них, можно с закрытыми глазами найти столовую, актовый и спортивный зал.

Когда переступаю порог, некоторые странно на меня поглядывают. На улице только-только подул осенний ветерок, тепло, а я в перчатках. Но мне кажется, что в них есть особый шарм, индивидуальность. Помните, как эффектно Вивиан из фильма «Красотка» появляется в красном платье и с белыми длинными атласными перчатками? Мои, увы, не белые — всё-таки пересаливать не стоит. А зимой достану свою чёрную шляпку. Что? Я нелепо сочетаю вещи?

Подхожу к кабинету. Конечно же, он закрыт. Ещё пятнадцать минут до начала урока. Всегда прихожу слишком рано.

В дальней части холла только я и какой-то парень на расстоянии двух метров от меня. Заметила его боковым зрением, но приглядываться не стану.

Быстрее бы кто-то из знакомых пришел. Чувствую, как начинает напрягать ситуация, ладони предательски становятся влажными.

Блин, лишь бы не покраснеть. Независящий от меня механизм. Неважно, вышла к доске, пишу контрольную или услышала за спиной свою неприятную кличку — бац, лицо включает сигнальный красный цвет. Чья-то мама подшутила надо мной, сказав: «Щечки, как яблочки». Красные, как яблоки, и круглые, как у хомяка. Ненавижу себя на ежегодных фотографиях со всем классом.

Рассуждения о рыжеволосых рабынях

Я сказал, что с того дня началась моя страсть; я бы мог прибавить, что и страдания мои начались с того же самого дня.

И.Тургенев, «Первая любовь»

Тим

Стою и нагло разглядываю её. Она запомнилась мне совсем другой — в детском розовом свитере с Микки-Маусом, полосатых носках, лаковых туфлях с бантиками и неизменным ободком на голове. Эти неуклюже болтающиеся при ходьбе руки, плечи вечно тянулись к ушам то ли от застенчивости, то ли от привычки днями просиживать за уроками. Да у неё даже грудь ещё не выросла, когда уходил из этой школы, а это, между прочим, было в восьмом классе.

По-прежнему такая же умная зануда? Хотя… Что-то здесь не вяжется. Эти яркие волосы, огромные чёрные кроссы. Что ж, девочка похорошела. Но стоит с таким видом, будто её засунули в чужое тело.

Интересно, помнит ли меня? Вроде всего год здесь не появлялся. Не думал, что буду учиться вместе с ней. Десятый «А» класс. Всегда ненавидел"а"-шников. Выпендрёжники. Если б не мать, ноги моей здесь бы не было.

Что можно ожидать от третьего дня в школе? Учителя без конца куда-то выбегают. Информатику всю проржали. А теперь сижу в соседнем ряду позади неё. Она до прихода математички хихикает, болтает без умолку с подружкой, жестикулирует, то и дело выпучивает свои огромные глаза. Какая уморительная свиристелочка.

После второго урока большая перемена, а ещё и сдвоенное занятие. Алгебра. Но она почему-то осталась в классе. Одна.

— Привет. Анжелика? Твоё имя означает «ангельский», да?

Что? Что я такое несу?

— Вообще-то меня зовут Лия, — не говоря «привет», отвечает она резковато, хотя я всего лишь познакомиться подошёл. — Это означает «изнуренная, усталая», — характерно своему истинному имени на выдохе произносит одноклассница. Типа «чего ты прикопался ко мне».

Видимо, подобное недоразумение повторяется уже не впервые.

— А почему тогда Лика? Должно же быть короче, а получается длиннее, — не самый гениальный способ продолжить беседу, но сойдёт.

— Потому что Лия — библейский герой, вторая жена Иакова. Нелюбимая. Слабовидящая, — у нас что лекция по религиоведению? — Она делила его со своей родной сестрой. Хотя в отличие от неё, прожила с мужем дольше. Не хочу быть Лией, — да, всё же осталась занудой.

— Не хочешь быть второй? — надеюсь, что не получу сейчас линейкой по голове.

Лика

— Я Тим, кстати. Помнишь меня? — говорит новенький.

Значит, тот самый, из вчерашних наших разговоров. Надеюсь, скорое знакомство — не дело рук моих подруг?

— Нет, — отвечаю, делая вид, что ищу что-то жизненно важное в рюкзаке, подтягиваю его ближе к телу.

— А как же викторина по географии между шестыми классами? Мы ведь были капитанами разных команд, — предпочитаю промолчать, потому что в упор его не помню или не могу узнать. — Ладно, проехали. Тебе идёт новый цвет волос. Знаешь, в Древнеримской империи рыжеволосые рабы имели большую цену по сравнению с остальными.

— Надо же, какие глубокие познания в истории, — отвечаю я, и наконец смотрю на него из-под бровей. Тим теребит массивное серебряное кольцо на указательном пальце.

— Почитай-почитай про рыженьких, презабавные факты в истории, — подмигивает мне. Ишь, какой развязный. — Жаль, что у тебя не зелёные глаза. В одной из стран женщинам с зелёными глазами можно бесплатно летать на самолетах, — скачет с одного на другое: то про волосы, то про глаза. Никакой логической связи между предложениями.

На уровне моих глаз на ремне Тима болтается небольшой треугольный кожаный то ли брелок, то ли мешочек. Поднимаю взгляд выше, внимание привлекает пятно на его шее. Неужели это…

— Да бли-ин, каждый раз одно и то же, — недовольно ворчит парень. — Не засос это. Родимое пятно.

Тим замолчал, но не уходит и продолжает изучать меня бегающими глазками, туда-сюда по всему лицу. Мне становится неуютно. Интересно, сильно я изменилась с той викторины в шестом классе?

Македонский снова в седле

Когда ты прикасаешься ко мне пальцами, у меня сразу замирает дыхание. Пульс отдаётся биением в висках, и меня пробирает с головы до ног, и я не могу шевельнуться…

Н.Спаркс, «Дневник памяти»

Лика

Вот же первый школьный денёк выдался. В разговоре с мамой выдала о Тиме больше, чем планировала. И к тому же излишне эмоционально, потому что мама вдруг увидела в нём угрозу: «Смотри не влюбись».

Я мысленно психанула. Как ей вообще такая мысль пришла в голову?

Учёные говорят, женское подсознание в первые же десять секунд сканирует мужчину и определяет для себя возможность дальнейших отношений. В таком случае мой сканер сразу же сказал «нет». У парня ни единого шанса.

Обсуждали мы всё это с мамой, пока мылись в тазиках прямо на кухне, без света, потому что ванная в доме ещё не готова. Летом-то принимали уличный душ, вода в баке за день нагревалась, а теперь слишком холодно.

Заверила маму, что уж в такого никогда не влюблюсь. Тим мне ни капли не понравился, раздражает его подкалывающий тон. Про внешность вообще молчу. С чего девчонки решили, что новый одноклассник в моем вкусе? На Макса он не похож. Долговязый, смуглый. Куртка-бомбер малинового цвета. Малинового! Для парня. На спине нашивка с числом двадцать восемь. Кстати, это совершенное число в математике — сумма собственных делителей (один, два, четыре, семь и четырнадцать) равна двадцати восьми. Но новичок вряд ли знает о таком понятии. У Тима побрякушки на запястье, какая-то безделушка на поясе. Цацки. Отращивает ногти, причем только на правой руке и какой-то странной формы, скошенной в одну сторону. Не маникюр, конечно, едва выступают поверх подушечек пальцев, но всё равно немужественно. Иссиня-чёрные волосы спадают косой чёлкой на лоб. И глаза, в которых из-за слишком тёмной радужки не видно зрачков, раскосые, похожие на чёрных аквариумных моллинезий. Кстати, это были мои первые рыбки, потому что недорогие. Позже мы совершили ошибку, завели сома, и он съел всех своих соседей. Настоящая трагедия, когда тебе двенадцать лет. Других питомцев (кошку, хомяка или попугая) мне не разрешили завести.

Тим

Забавная штучка по имени Л-и-я. Верчу редкое имя раз за разом: сначала кончик языка касается верхних зубов, а потом расслабленными губами без усилий раздаются певучие гласные. Пробую даже напеть на разные лады её имя, перебирая струны, пока уже самому не становится смешно.

Какой же азарт испытываю от игры, изучения новой персоны, когда ты снимаешь лепесток за лепестком, шелуху, добираешься до человеческого сердца, до самого его дна. Адреналин ударяет в голову, дурманящая химия.

Самый смак — начало знакомства, когда девчонка даже не догадывается, что скоро мы поменяемся ролями, она будет меня догонять, а я убегать.

Потом всё становится банально, утомительно, теряет свежесть и остроту. Бр-р-р. Передергиваюсь от сопливых сцен из подростковых мелодрам, пришедших на ум. Зачем убиваться по одной, если можно без обязательств и обещаний круто зажигать с несколькими. И никто не в обиде, пока не влюбится.

2 недели спустя

Четверть только началась, а уже умираю от скуки. Когда мама насильно забрала меня из лучшей школы города, посчитала, что дурака валяю, я был в отчаянии. Мне там нравилось.

Сразу чувствовалась колоссальная разница на уроках после обычной школы, где учителя равняются на середнячков. Несмотря на обилие фриков и снобов, каждый человек в той школе был сильной, яркой личностью. Кто-то литературный маньяк, кто-то сумасшедший юный профессор-испытатель, самые умные старшеклассники со всего города. И я ведь поступил туда, поступил сам. Кайфовал от атмосферы и чокнутых одноклассников, планирующих захватить мир после окончания школы. Не вылазил из учебного корпуса до самого вечера, но чтобы учиться там хотя бы на четверки, нужно быть сверхчеловеком. Поэтому каждый выбирал любимые предметы и направлял на них всю свою силу, а остальные закрывал на приемлемом уровне, чтобы не вылететь из школы.

Маме этого не понять. Увидела трояк за четверть, и как ни умолял её, в десятом классе перевела обратно в старую школу. Сразу же пригрозил, что вообще не стану ходить на уроки и прилагать усилия. Уверен, в таком дерьмовом месте и без того дадут аттестат.

С первых же дней понял, что они только начали проходить ту программу, которую мы завершили ещё в начале прошлого года. Так что единственная причина визитов сюда — девчонки.

Самая вредная — Лика. Когда напускает на себя строгость, слегка наклоняет вниз лицо, её глаза смотрят на тебя из-под бровей, а по оттенку розовеньких щёк можно измерять температуру её кипения. Вот сейчас она громко растолковывает мне, что нельзя прятать её тетрадь и не отдавать назад весь урок. Так забавно наблюдать, как девчонка теряет самообладание и впадает в совершенную панику в такой пустяковой ситуации. Сущий ребёнок.

С мальчиками она говорит свысока. У Лики сложился стереотип, что все парни тупицы, их нужно поучать, читать нотации. Ну, на самом деле в её классе так и было всегда. С ней за одну парту сажали самых тормознутых типов, с которыми не могли совладать сами учителя. Лике поручали сделать из них людей. Она и стихи, и теоремы учила с двинутыми пацанами. Скука смертная, должно быть. Самый омерзительный случай произошёл, когда Лику заставили подготовить к рубежной контрольной одного двоечника. Иначе ей самой не поставили бы высший балл. Помню тот день. У наших параллельных классов был совместный урок. Пацан ее доводил, сломал карандаш (она его ещё ногтями точила, потому что ради забавы точилку никто не дал), пацан, видимо, ещё ехидничал, подзуживал (я не расслышал), после чего Лика взорвалась, покраснела и ударила его учебником по голове. А тот верзила на две головы выше её, нет, чтобы просто посмеяться, взял тряпку от доски и надавал ей по лицу. Лика в слезах выбежала в туалет.

Но, детка, на мой счёт ты явно ошиблась. Я далеко не дебил.

Наш класс дежурит в школе на этой неделе. Договорился со старостой, Эмилией, чтобы меня назначили с Ликой «отбывать срок» в столовой. Как ещё можно вынудить отличницу прогулять со мной все уроки? Только законным способом. Это же мисс «Я-соблюдаю-все-правила». Ей только пенсне на переносице не хватает.

Конечно, после этого поползут слухи, но это же отлично.

Лика

Захожу в класс и теряю дар речи, торможу у первого же стола, как перед рекой без моста. Что он делает за моей партой?

— Это моё место! — говорю чуть резче и громче, чем хотелось бы. Всё из-за волнения.

— Я по тебе тоже скучал. — Подмигивает мне Тим и ложится спиной сразу на два стула.

Что за дерзость? Оборачиваюсь. Соню нигде не вижу.

— Ой, поменяюсь с кем-нибудь местами, — отмахиваюсь, решая не воевать из-за пустяков, как в первом классе. Сейчас он мне ещё ответит: «Ты же не купила его». Или что-то в этом роде.

— Нет необходимости. Через пять минут жду тебя в столовой, — он всё ещё лежит на стульях, потягивается.

— Место за моей партой не продаётся за пирожки. Или тебе списать надо, и ты решил расплатиться едой? — Слова будто застревают в горле, а ещё ведь все в классе прислушиваются к импровизированному спектаклю.

— Нет, дятел, мы сегодня там дежурим. Да же, Эми? — Тим ловко вскакивает на ноги и вот уже прямо передо мной. — Вдвоё-ё-ём. Понимаешь? — Он изогнул бровь, а через секунду расхохотался во весь голос.

Вот подстава. У книжных девушек остроумные, колкие ответы всегда вовремя, я даже выписывала самые удачные из них в блокнот, но сама так и не научилась играть в словесный бадминтон, «воланчик» почти всегда приземляется на моей стороне. Ничего из сказанного ими сейчас не подходит. А Тим уже скрылся за дверью, пока я собиралась с мыслями.

Чувствую, что будет неловко с ним в столовой. Но не умолять же Эми отменить моё дежурство.

С другой стороны, об этом ведь расскажут тому, кого каждый день мечтаю увидеть на школьном крыльце? Уверена, что если не Эми, так кто-то из пацанов ляпнет обо мне и Тиме.

Плетусь в столовую, мысли проносятся со скоростью Шанхайского поезда. Что, что говорить? Как себя вести?

На удивление полдня пролетает легко и незаметно. Посуда нас ждала не только в жестяных раковинах, но даже в ванне, а гигантская столовская мясорубка больше напоминала пулемёт. Её тоже пришлось мыть.

Тим другой без посторонних. Живой и настоящий. И даже не заигрывает со мной. Никаких идиотских выходок. Расслабилась, нахохоталась до болей в животе.

Ощущение, что говорю с подружкой, только это мальчик. Тим рассказывает про своего пса Рича, прежнюю школу, сумасшедших старших братьев. Мне не понять их отношений. В нашей семье я старший ребёнок. А он младший, наверное, всеобщий любимец. Так уверен в себе, похоже, с рождения привык получать то, что хочет, но говорит, что иногда получает и по башке от своих двоих братьев.

И собаки у меня нет. Боюсь их.

В конце ударной дежурной смены, перемыв вавилонские башни из грязных гигантских кастрюль и тазов из-под липкого дрожжевого теста, едим гороховый суп с булочками в пустой столовой. Мягкие рыжие лучи сентябрьского солнца падают через окна Тиму на лицо, но радужки его глаз ничуть не светлеют, остаются непроницаемыми, черными. Жарко. Тим встает, чтобы снять джинсовую рубашку, и пояс его брюк опять оказывается на уровне моего лица.

— Что за кожаный брелок у тебя на ремне? — осмеливаюсь спросить.

Он отстёгивает побрякушку, открывает металлическую заклёпку на ней и вытаскивает треугольник синего цвета с двумя закругленными углами. Протягивает мне. На нём надпись «Dunlop».

— Это медиатор, — говорит Тим. — Для акустической гитары. В чехле не потеряется и всегда с собой. Играю с братьями. Иногда выступаем на небольших мероприятиях.

Не скажу, что новичок стал для меня внешне привлекательнее, но с ним весело (что-что, а похохотать я люблю), невероятно легко и, кажется, он совсем не притворяется, не пытается произвести на меня впечатление.

Спустя неделю

Тим

Сегодня мой день рождения. Мама просто дала денег и всё. Хорошо хоть не забыла вовсе, как случалось прежде не раз.

У нас дома не приняты бурные объятия, семейные застолья и подарки. На Новый год мама готовит салаты (готовить много и вкусно — её маниакальная черта), а потом уходит к разведённой соседке. Отец читает книги, закрывшись в комнате, или смотрит телевизор. Не люблю праздники дома. Скукотень.

Соображаю, что же придумать на подаренные деньги, и через минуту уже звоню друзьям. Решаем идти в парк экстремальных аттракционов.

Может, и Лику позвать? Представляю, если карусель, как всегда, внезапно остановится в момент, когда все висят вниз головой на высоте пятнадцати метров от земли. Лика изо всех сил вцепится в поручни, а я буду рядом. Говорят, совместно пережитые опасные приключения сближают людей и разжигают симпатию. Что ж, проверим эту теорию.

Так и знал, она не сможет пойти — мама ждёт, домашние обязанности, уроки… бла-бла-бла. Неужели хоть разок нельзя отклониться от строгого распорядка дня? Значит, возьму рыжую Ритку.

Лика сильно удивилась, когда догнал её на улице после уроков и предложил присоединиться к моему празднику. С утра было пасмурно, Лика держала симпатичный белый зонтик-трость с деревянной ручкой. Ох уж, эти её странные вещички и аксессуары из гардероба герцогини, в двадцать первом-то веке. Не удержался, выхватил зонт и молниеносно дернул им, как клюшкой, за её лодыжку. Лика не была готова к фокусу и чуть не упала, но я подхватил её.

Ну, здравствуй, первый класс, последняя парта. И откуда только такие идеи в голове берутся? Осталось только за волосы подёргать.

Молчаливый диалог

Только те люди, что подходят друг другу, не скучают в тишине.

Н.Спаркс, «Дневник памяти»

Тим

Две недели спустя

Урок литературы. Со стен за старшеклассниками строго наблюдают Гоголь, Толстой и Чехов. Лика оборачивается, бродит взглядом, и мы встречаемся глазами. Прогресс. Всё идёт по плану.

Учительница вышла. Решаюсь на сумасбродную выходку. Подкрадываюсь сзади, сажусь рядом с ней на корточки между рядами парт и хватаю за руку. Просто интересна реакция Лики. Стараюсь не заржать, чтобы не испортить момент. Накрываю её прохладную ладонь двумя руками. Кто-то из пацанов присвистывает и улюлюкает. Какая у Лики нежная кожа, как гладкие сатиновые простыни.

Боже, сейчас у неё сердце выскочит. Вижу, как бешено пульсирует артерия на шее. Там тоже кожа настолько тонкая, что можно изучать анатомию. Каждый мелкий сосудик просвечивает. Она не может придумать, что сказать, бедняжка.

Дверь скрипит. Бегу обратно за свою парту. Сработало.

Ещё неделю спустя

На большой перемене Лика положила голову на учебник и прикрыла глаза. Видимо, опять всю ночь зубрила уроки. Но так даже лучше — могу беспалевно изучать её.

От чего обычно балдеют пацаны, смотря на лицо, — губы, глаза. Я же не могу оторвать глаз от носа Лики. Особенно в профиль. Нет, не пуговка, не кукольно-курносый, он острый, прямой с четкими очерченными крыльями, придающими строгий вид, и… очень правильный. Он даже на вид кажется жестким, будто с легкостью проткнёт тебя. В старой колоде игральных карт больше всех мне нравилась пиковая дама, вот чей профиль у Лики. А она, по-моему, комплексует из-за носа. Просёк это, когда однажды выдал ей придуманное прозвище — «дятел». Вообще-то имел ввиду, что она без устали долбит людям мозги, но застенчивая девушка мигом нервно прикрыла ладонью нос. Вот как можно настолько по-разному смотреть на одни и те же вещи?

Вчера впервые ей позвонил. Достать номер телефона не составило труда. Лика хорошо учится, полкласса названивает ей, чтобы спросить домашку.

Привык часами болтать с девчонками по телефону. После сотни таких разговоров, мог бы докторскую защитить на эту тему. Лучший способ захватить девчачьи мозги и сердце — телефонный разговор. И хотя вы тет-а-тет, так разговорить можно даже самую застенчивую.

Но меня раздражают Ликины ужимки. Не прошло и пяти минут, как она поспешно попрощалась и положила трубку. Ну уж нет. Сделал контрольный звонок вечером.

Опять по-детски отшутилась и оборвала связь. Не поверю, что Лика не болтушка. Своими ушами слышал, как трещит без умолку с подругой.

Лика

Лежу с закрытыми глазами, опустив голову на учебник, и вспоминаю вчерашний разговор с Тимом. Так ужасно, что телефон на кухне, и все разговоры на виду у родителей. Он, кажется, обиделся, подумал, что скучен мне. Но я-то знаю, что будет после таких звонков. Папа строго пригрозит и запретит общаться с ним. Уже проходила через такое. Стыдно говорить, что в шестнадцать лет мне указывают, с кем общаться.

Спустя два дня

Соня всё чаще садится за парту с Эмилией, если только не предвидится контрольная. Думают, я ничего не понимаю. Им и домой по пути, но в прошлом году девчонки иногда провожали меня до остановки. Сижу то одна, то с последним, кто остался без места.

Тима сегодня нет на первом уроке. Что-то случилось? Весь день проходит без него. И чувствую, что мне не хватает его присутствия. Когда он в классе, становлюсь смелее что ли, увереннее в себе. Все-таки насколько завишу от ободрения и симпатии людей.

Почему ты думаешь о нем? Он нравится тебе?

Даже хочется, чтобы нравился, если только новые чувства заберут старую боль. Как горчичники отвлекают от мыслей о воспаленном горле. Но сейчас знаю только, что раньше не замечала плечи парней, которые раза в полтора шире моих. По крайней мере его плечи такие, хотя он и худощавый. Тим любит засучить рукава, и я украдкой поглядываю на его оливковые предплечья, опутанные выпуклыми венами. Они совсем не такие, как у меня.

Раньше и в голову такое не приходило. Вот хоть убей, не помню, как выглядят руки Макса, не разглядывала их никогда.

Выхожу на улицу после уроков. А там стоит он. Нет, не Макс. Тим. Со своим псом. Меня обдаёт холодом, в пояснице и животе покалывает. И это не бабочки, а панический страх собак.

Тим говорит: «Привет». Здороваюсь, но не шевелюсь. Собака!

— Не бойся. Он хороший. — Тим подходит ближе. И его пёс тоже.

Ладони леденеют.

— Пойдём. Пройдусь с тобой до остановки. Всё равно надо с псом погулять, — Тим наматывает поводок на ладонь, чтобы крепче и ближе к себе держать питомца. — Рич, рядом! — властно говорит он.

Неужели Тим пришёл к школе только ради меня?

— Почему прогуливаешь уроки? — не могу же я сказать правду, что без него было скучно в школе.

— Не лучшее время для нотаций, сегодня похороны моей бабушки, — тихо говорит Тим.

— Соболезную.

Идём молча. Дорога скользкая — пока шли уроки, неожиданно заснежило. Уже пожалела, что пошла в маминых ботинках на каблуках, потому что держать равновесие в них совершенно невозможно, ещё и немного велики мне. Семеню мелким шажочками. Тим, не спрашивая разрешения, берёт меня за руку, ответив на немой вопрос фразой: «Чтоб не грохнулась».

— У тебя руки-ледышки. — Засовывает наши сцепленные кисти в карман своей куртки. Вот так запросто.

Карман почти полный, но не пойму что там лежит.

— Конфеты. Стащил для тебя. Отказываться нельзя — они поминальные.

Как Тим уловил мои мысли? Грустно улыбаюсь.

Вспомнилась бабушка, мамина мама. Вот я открываю глаза на даче в дождливое утро. Мне семь. Бабушка под навесом на летней кухне готовит яичницу с салом и картошкой. Она видит меня, ещё не до конца проснувшуюся, на крыльце и ласково зовёт: «Котя».

В этот момент ручьи слез готовы хлынуть из глаз, ведь бабушки давным-давно нет в живых. Утешаюсь тем, что увижу её когда-нибудь в Царстве Небесном. Там и будет наша первая встреча за годы разлуки. Не потому, что я или бабушка какие-то особенно добрые или святые (никто сам по себе не заслуживает попасть в рай), а потому что Он так захотел, потому что мы поверили Ему. Сглатываю ком в горле. Тим пожимает мою ладонь. Вроде полегчало. Каким же обманчивым оказалось первое впечатление об этом искреннем парне.

Прихожу домой с горстью конфет «Москвичка». Маме ни за что не скажу, откуда они, пусть хоть пытает. Нельзя показывать, что кто-то за мной ухаживает.

Маме сегодня, хвала небесам, не до меня, уехала за тканью для штор. Папа тут же сдает малышей, Аню и Олежку, мне с рук на руки и уходит в подвал в мастерскую. Лучшие друзья детей — мультики, а меня ждёт нечищеная картошка и немытая посуда. Вот когда можно и по телефону спокойно поговорить, но Тим не звонит. И я бы не позвонила никому в день похорон бабушки.

Клеймо

Шрамы не только красивые, но и символичные. Каждый из них означает совершённую ошибку и полученное за неё наказание.

Анджелина Джоли

Тим

Отчего у Лики почти нет друзей? Догадываюсь, что в отношениях с людьми она бесхитростная невежда. Помнится, Инесса и Лика раньше были не разлей вода. Обе по-прежнему лучшие ученицы в классе, но между ними явно что-то произошло. Хочу узнать, как можно больше о её косяках, чтобы развеять в голове этот идеальный образ девушки-ангела. Не бывает таких. Думаю, стоит подружиться с Инессой. Уж она-то не станет приукрашать Лику. Прямо сегодня и позвоню.

Лика

Соня приболела, и я сижу одна за партой на первом уроке. Даже сегодня Эмилия села не со мной, а с Русланом. Что ж, зато можно полностью сосредоточиться на теме урока. Учитель истории у нас потрясающий, настоящий рассказчик. Время пролетает незаметно.

На английском ко мне подсаживается Тим, хотя он вообще-то из другой группы. Во время урока шепчет на ухо, что учитель неверно произнес новое слово. Умника из себя строить будет? Терпеть не могу нарушать дисциплину и ловить недовольный взгляд преподавателя.

Пишу ему в тетрадке, чтобы перестал болтать, раз уж уселся рядом и прикладываю палец к губам, подтверждая жестом слова. Он тут же что-то чиркает напротив моих слов. Читаю: «Как скучно ты живешь. Я думал развлечешь меня от этой нудятины и недоангличанки».

Мои брови ползут вверх. Я уважаю Галину Викторовну — она так поддерживала меня на разных языковых конкурсах и даже помогла с выбором будущего факультета. Мало того, в школе, из которой я перешла в восемь лет, уроки иностранного языка начинались лишь с пятого класса, а здесь дети уже в первом классе научились читать по-английски, понимали транскрипцию и владели элементарным словарным запасом. Учительница бесплатно занималась со мной трижды в неделю, чтобы я догнала остальных.

Ну, я устрою этому Тиму.

Тим

Из головы не выходит этот палец, который она приложила к своим губам. Да, я не скромняга, как и мои мысли. Лика хотела дать понять, чтобы прикусил язык, но привлекла внимание к губам, сама того не ведая.

Ещё не закончил с ней. На перемене подхожу сзади и просовываю палец между затылком Лики и блузкой. Она вздрагивает и резко оборачивается. Взгляд ошарашенный. Вот это я её огорошил.

«Воротничок рубашки завернулся внутрь», — прикидываюсь дурачком и опять устраиваюсь со своим барахлом поудобнее за партой Лики. На её предплечьях до сих пор бегают мурашки. Как же удачно её подруга заболела.

А вот и грешок номер один у нашего ангелочка. Ни за что не уступит, будет вгрызаться в споре, даже если ошибается. Вечно исправляет людей, которые неверно ставят ударение в словах, хоть и делает это беззвучно, одними губами (блин, опять думаю о её губах). Я тоже знаю, как произносить слова «звонИт», «тОрты» и «свёкла», а не «свеклА». Но прям хочется устроить ей экзамен, чтобы доказать, что она — не доктор филологических наук.

Начинаю бой и выпаливаю:

— Ок! МИзерный или мизЕрный?

— Да легко. МизЕрный.

— Вообще-то, оба варианта допустимы. Искра или искрА?

— Искра! Ты реально решил меня протестить на ударения?

— ФЕтиш или фетИш?

— ФЕтиш? — Засомневалась.

— Ага, вот ты и попалась! ФетИш. Что, не ваша тема, дамочка?

— Не может быть! Я перепроверю дома в орфоэпическом словаре, — только библиотекарских очков ей не хватает. Вредная.

— Ты сейчас ошиблась, но всё равно выставляешь меня дауном? Окей. И на что спорим, если всё-таки окажусь прав? Знаю. Сделаем тебе татуху! — Начинаю ржать во весь голос при виде ужаса, нарисованного на лице Лики. — Да ладно. Ненастоящую. Нарисую всё, что захочу на твоём запястье, а ты должна будешь не смывать рисунок целые сутки.

Может, хоть теперь отступится? Но нет, настырная Лика задает вопрос учителю литературы сразу же, как та входит в класс.

И облом ей. Да! С кровожадным лицом медленно, как вампир из фильма ужасов, тянусь к её запястью. Урок начался, но мне пофиг, что там подумает училка. Лика пытается вырвать руку и умоляюще смотрит на меня, потом показывает глазами в сторону учительского стола.

Шепчу ей: «Не вздумай дергаться — тебе потом с этим сутки ходить». Продолжаю крепко держать запястье — ей никак не ускользнуть.

Щеки Лики становятся пунцовыми, кажется, брызни на них сейчас водой, и кожа зашипит. Челюсть её гневно сжимается, ноздри подрагивают. Свободной рукой она тянется за сумкой, чтобы прикрыть происходящее непотребство от учителя. Ухмыляюсь — как трудно быть всегда правильной.

Через десять минут заканчиваю. На запястье Лики красуется надпись с моим именем в стиле граффити. Интересно, а это слово она правильно произносит?

— Ну вот, теперь на тебе моё клеймо, — пафосно произношу я.

— Заметила, что ты души в себе не чаешь. Будешь жить долго и счастливо. Один!

Ага-а, разговорилась всё-таки. На уроке, между прочим. Сижу и прикусываю внутреннюю часть губы, чтобы не улыбаться, как болван, во все тридцать два зуба (ну ладно, двадцать восемь, ведь зубы мудрости пока не выросли).

Лика

Прихожу домой после учебы. Приготовила папино любимое жаркое, сделала часть школьных заданий. Во время ужина рассказываю родителям про «Бостонское чаепитие», о котором сегодня узнала на уроке истории. И в момент, когда за чаем тянусь к вазочке за конфетой, папа останавливает мою руку и подносит запястье ближе к глазам…

Оскар за лучшую женскую роль получает…

Никто никогда не должен видеть, как вы плачете и как складываете руки на груди. Это признаки слабости, которую мужчины любят, но не прощают.

Хелен Миррен

Лика

Мама с самого детства учила меня любовному этикету, который в юности усвоила у своего отца. Уж дедуля знал в этом толк — тот ещё Дон Жуан был. Только в компании друзей мужчина с пепельно-русыми волосами слыл добрым весельчаком, вальсирующим с дамами, сдувая волнистые пряди со лба. На деле же нещадно гулял, изменял жене, потом падал на колени, молил о прощении, и все повторялось вновь и вновь. Замаливание грехов мутировало в побои и запугивание. Не раз была свидетелем домашнего насилия. Иногда с бабушкой ночевала у соседки в ожидании отступления зелёного змея.

К старшим классам могла повторить слово в слово десять женских заповедей, переданных мамой. Внутри меня немой протест этому манифесту. Зачем быть с кем-то, если не можешь быть собой, если чувства считаются слабостью? Хочу проявлять любовь и нежность, доверять, быть искренней и настоящей, а не проводить жизнь на «сцене» с тонной грима на душе. Во мне идёт истощающая борьба двух личностей: материнского воспитания и собственного «Я». И со стороны это выглядит нелепо: в один день рассказываю кому-то сокровенное воспоминание из детства, а уже завтра важно молчу, как рыба, стыжусь вчерашней откровенности.

Мы с мамой сделаны из разного теста. Она всегда в центре внимания, умеет поставить человека на место, а ещё яркая как внешне, так и эмоционально, заразительно смеётся, зажигательно танцует и быстро сходится с людьми. Мужчины до сих пор бросают восторженные взгляды в её сторону, оборачиваются. Отец, кажется, так и не знает, чем заслужил, что она сказала ему «да» восемнадцать лет назад.

У меня на всё есть альтернативное мнение, как говорит папа. В том числе и на мамины правила настоящих леди. Отец поддерживает её взгляды на вечную игру полов, говорит мол, потому её и любит — не смог бы жить с прилипалой и бесхребетной тряпкой. Папин голос всегда кажется строгим, потому что очень низкий. Даже если он рассказывает анекдот, понимаешь это только в самом конце. Когда была маленькой, и в гостях отец строго сводил густые, кустистые брови, глядя на меня, мигом понимала, что веду себя неправильно.

Несложно угадать его реакцию на поддельную татушку с именем Тима на моем запястье. Вначале заходили желваки. Потом словесный огнемёт разрядился в мою сторону: «Что это? Может, ещё что-нибудь подставишь для самовыражения этих щенков?» Отец продолжает крепко держать меня за запястье своей огромной шершавой ладонью.

— Костя, перестань! Ты же знаешь, что она вовсе не такая, — успокаивает его мама.

— Это всё твоя вина! Поощряешь заигрывания. Всё переживаешь, что у неё мало друзей, и она не такая, какой была ты сама в школе. — Теперь снаряд летит в сторону мамы, разрываясь убийственным взглядом.

— Прости, папа. Это просто спор. Я проспорила. Вот… — тихо мямлю я.

— Сейчас же смой.

Сразу понятно, кто в нашем доме добрый, а кто злой полицейский. Убегаю в туалет и плачу, включив воду, чтобы не злить отца. Он терпеть не может слёзы и девочек, которые ведут себя, как размазня. Ненавижу Тима. Всё из-за него.

Заблудиться в яблоневом саду под дождем

Странно, как легко забывается все, кроме запахов.

Э.М.Ремарк, «Триумфальная арка»

Тим

Звоню Инессе, бывшей подруге Лики. Она держится свободнее, взрослее, чем Лика, шутит. Жестко, даже ядовито, шутит. Что? Разве не все отличницы одинаковые?

После часа болтовни деликатно пытаюсь подвести Инессу к теме дружбы с Ликой и разузнать о «смертных грехах» ангелочка.

— Офиге-е-еть! — задумчиво произношу, когда Инесса заканчивает своё подробное повествование.

Она не особо выбирала выражения, отчего остается неприятный осадок. Кто говорит так о подруге. Пускай даже бывшей.

Пытаюсь разложить по полочкам в голове всё сказанное. Может, и правда, не стоит связываться с этой Лией? А если Инесса соврала?

Лика

В спешке спускаюсь в отцовский гараж. Завожу черный джип и выезжаю, пока никто не хватился меня. Документов на машину нет, как и прав на вождение.

Еду на удивление легко и плавно. И даже быстро. Страх внутри приятно щекочет нервы. Главное, чтобы никто не остановил по дороге. Продолжительно моргаю и совершенно не понимаю, что происходит.

Движение становится слишком медленным. Слишком. Да я просто ползу, как улитка. Что такое? Вижу, как остальные водители на дороге, все они мужчины, смеются надо мной. Их хохот замедляется, как в дурацком кино. Смотрю на себя — я сижу посреди магистрали на трехколесном велосипеде. Но как? До этого как-то же ехала, и всё получалось? Как, как вернуть всё назад?

Просыпаюсь. Опять этот сон, который никак не могу понять. Видела его десятки раз за последние несколько месяцев. А он, видимо, так и будет сниться, пока сознание не расщелкает скрытый посыл. Знаю, что через сны с нами может говорить Бог или… не хочу произносить его имя вслух.

Неделю спустя

На улице опять идёт снег. Падает и тут же тает. Хотя мы и живем в уютном коттедже с камином и точеной деревянной лестницей, о котором всегда мечтала мама, сам район ещё не обжитой. Дороги грунтовые, как в поселке. До ближайшей остановки идти пятьсот метров по грязи, самой настоящей глине, которая липнет как пластилин к обуви. Наше спасение в слякотное время года — завязанные на ботинках пакеты.

Выхожу на асфальт и снимаю целлофан. Блин, где-то продырявился, и всё-таки просочилась грязь. Единственный выход — отмываться в луже. «Обожаю». Стою на обочине в черной шляпке, пальто и грязной водой руками оттираю глину с ботинок. Из груди вырывается сдавленный отчаянный стон, я вот-вот расплачусь.

Захожу в школу. Отмываю в туалете грязь из-под ногтей и иду в класс так, будто сегодня лучший день в моей жизни.

Ага, прекрасный. Позади моей парты сидит Тим с Инессой и хохочут. Точнее, она прям надрывается от смеха и вытирает в уголках глаз слезинки. Пытается отдышаться.

Ха-ха-ха.

Из всех девчонок ему нужно было сесть именно с ней? Слышу её голосок: «Пока мы вчера с тобой болтали два часа, до меня не мог дозвониться отец». Почему так больно резануло?

«Ну, и ладненько», — думаю про себя.

«Лика, а ты разве не знаешь, что девушкам с короткой шеей не стоит надевать чёрные водолазки?» — слышу от Инессы за своей спиной.

Блин, почему самые дерзкие ответы на подколы приходят через пару часов после таких происшествий. У мамы они рождаются так естественно, что не успеет человек и рта раскрыть.

«Ты тоже отлично выглядишь», — бурчу себе под нос, даже не поворачиваясь к ним.

Сонина простуда обернулась фронтитом, и подруга теперь не меньше недели пролежит в городской челюстно-лицевой больнице. Навещала в воскресенье, привезла её любимые лимонные мармеладки.

Ко мне подсела опоздавшая на урок Таня. На её шее красивый кулончик в виде ёлочки, она сама мастерит такие вещицы, ходит в кружок гончарного дела. А ещё занимается акробатикой. Мне кажется, все вокруг талантливы по-своему, и одна я серая и ограниченная. Пятерки достаются мне слишком дорогой ценой: гуляю с подругами лишь на каникулах, на хобби не остается времени.

Люблю читать, но с переездом в новый дом в учебные дни даже на это не хватает времени. Может быть, я просто медлительная, не знаю. Или не привыкла к большому дому, в котором и работы больше. Отец, помимо клиентских заказов, поздними вечерами в мастерской занимается новой мебелью для наших спален, мама ждет меня до обеда, а после помогает отцу с отделкой комнат второго этажа, красит то батареи, то кованые решетки, покрывает лаком деревянные оконные рамы и прочее. Я готовлю ужины, мою посуду и присматриваю за младшими детьми, хорошо хоть они не шкодники: Олежка может хоть весь день просидеть на полу с конструктором, а Аня любит мультфильмы и наблюдать за том, что я делаю, всё повторяет за мной в своих играх. В школе шестидневка, оставшаяся после учебы половина субботы у меня уходит на уборку. Чего стоит только пропылесосить шесть ковров и одну дорожку. И это пока без второго этажа, где отделочные работы завершили, но мы пока не переселились. Зато наконец-то принимаем ванну там.

По воскресеньям всей семьей едем в церковь — любимое время, когда встречаюсь с Веней, Данелем и другими ребятами, знакомыми ещё с детства по воскресной школе. После богослужения обедаем и пора делать домашние задания на понедельник. У всех понедельник — день тяжелый, а в нашей семье понедельник — день пироговый. Мама всегда в начале недели печёт плюшки, пирожки с картошкой и песочные пироги с творогом. Меня к выпечке пока не подпускают, но посуды по понедельникам в три раза больше, потому что частенько к вечернему чаепитию присоединяются церковные друзья родителей. Они читают вслух Библию, поют под гитару и делятся новостями. По вторникам стираю свою одежду. Вручную. Мама считает, что стиральная машина портит блузки, свитеры, да буквально всё, и разрешает её использовать только для нижнего белья и джинсов.

Если и этого мало для оправдания отсутствия хобби, то вспомните ещё про школьные репетиции к открытым урокам, праздничным концертам, театральным постановкам, подготовку всяких плакатов, олимпиады, которые почему-то проводят в выходной день. Иногда, когда засиживаюсь за школьными заданиями до поздней ночи, маме становится меня жалко и на следующий день она отправляет меня вздремнуть в обед. Сегодня это было бы лучшим событием за день.

Вместо второго урока назначили репетицию спектакля по химии в актовом зале. Да, странная идея возникла у химички. Я играю роковую красавицу медь и надо за неделю где-то разжиться оранжевым платьем. Или на крайний случай, болотного цвета, ведь так выглядит металл, когда окисляется.

В актовом зале за фортепиано сидит Инесса, а рядом стоит Тим и слушает, как она играет. Кроме них и меня, пока больше никого. Неужели все парни, которым я понравлюсь, будут переключаться на моих подруг? Поправочка: бывших подруг.

«О, классная тема», — говорит он Инессе о мелодии, которую та наиграла.

Да, у них больше общих тем: он гитарист, она окончила музыкалку. Я тоже хотела. Мама Инессы преподавала там сольфеджио, устроила мне прослушивание, сказала, что музыкальный слух есть. Но это было в началке, когда я делила диван с прабабушкой-диабетиком, а в комнате ещё стоял большущий аквариум на полстены, секретер, старый шифоньер и книжные полки. Фортепиано не втиснулось бы никак. Помню, как нарисовала себе клавиши на картонке. Разве мы знали, что через несколько лет будем жить в двухэтажном доме, где в каждой комнате можно будет поставить по фортепиано или даже целый рояль. А теперь всё, поезд ушел.

Тим

Она стоит и рассказывает стихотворение на уроке литературы. С чувством. Понимаю, что прожила на своей шкуре то, о чем говорит. Голос уверенный, громкий. Даже чересчур. Но я-то уже раскусил: чем сильнее Лика нервничает и смущается, тем громче говорит. Разбирает ручку на части и собирает снова. Раз за разом. Навязчивое поведение — признак подавляемой агрессии. Как она легко читается. Вот уж поистине человек, не умеющий лицемерить.

За пять минут до конца урока у Лики пошла кровь из носа. Выскочила пулей из класса. Неужели так переволновалась из-за какого-то там стихотворения? Смотрите-ка, какие мы хрупкие.

Лика

Общий урок с параллельным классом. Перемена. Теперь Тим сидит за партой впереди меня. Что за пытка? День кажется бесконечным и хочется убежать домой, накрыться одеялом с головой, спрятаться от всех.

На этот раз Тим с огненно-рыжей девчонкой. Глаза у неё цвета слегка выгоревшей зеленой травы. Имени не знаю. Пришла в нашу школу только в этом году. Ну, искуситель юных дев, всё, как ты любишь: и рыжая, и зеленоглазая. Прямо по заказу.

Он её щекочет. Девчонка визжит и выскакивает из-за парты. На Руси девушек щекоткой проверяли на верность: если смеётся, как сумасшедшая, и брыкается, значит будет изменять мужу. Хотя я в такие вещи не особо верю. Кто б не смеялся на её месте?

Разглядываю её короткую красную юбку-шотландку в черную клетку, сапоги-чулки, лукавые глаза с идеальными стрелками, точеную фигурку. Судя по дальнейшему поведению на уроке, она не самая умная, но зато обаятельная кокетка.

Со мной же Тим не перебросился за эту неделю ни словом. Наигрался. Всё по маминому сценарию.

Тим

Щекочу рыжую Ритку, новую соседку из моего дома, на глазах у Лики — типа, смотри, это могла быть ты, будь чуть приветливее. Где-то читал, что щекоткой девчонку легче расположить к себе — ты в её глазах сразу такой безобидный, почти как брат. Ни к чему не обязывающий тактильный контакт.

Хотя по словам Инессы, тактильный контакт Лике на дух не нужен.

Уходим с Риткой прогуливать уроки. С ней не нужно следить за словами и строить из себя джентльмена. И вообще кто мне запретит посещать уроки с параллельным классом? В моем-то сплошные зануды и понторезы. Всю следующую неделю провёл за одной партой с Риткой, пока кто-то из «а»-шников не сдал меня классухе. Маму вызвали в школу.

***

Смотрим «Войну и мир» на литературе. Учителя здесь поражают всё больше и больше. Зачем напрягаться, если можно поставить деткам телик на весь урок и пойти пить чай в подсобке.

Меняюсь местами с чуваком и оказываюсь позади Лики. Она давно не распускала волосы, всё ходила со своей косой верности. Заучилась совсем. А сегодня какая-то особенная: волосы уложила локонами, пряди, растущие у лица небрежно собрала назад мелкой позолоченной заколкой, остальные — спадают ниже лопаток. На ней свободная черная рубашка с золотыми мелкими цветочками. Не знаю, как называется эта ткань. Она совсем слегка просвечивает.

На коже, цвета слоновой кости, проступает румянец. А сама Лика, судя по всему, уже давно на первом балу Наташи Ростовой в том фильме, потому что совсем не замечает, как я осторожно перебираю в руках её волосы. Боже, и не догадывался, насколько они мягкие, будто тончайшие шелковые нити скользят между пальцами. Аккуратно подношу к ним лицо и вдыхаю аромат весеннего яблоневого сада после дождя… Уж простите за поэтическое настроение.

Заяц для удава

— Посмотрите, какая она красивая! — восхищенно говорил он своим друзьям-жукам.

Но друзья подняли его на смех:

— Да разве она красивая! У неё нет даже усиков! И всего одна пара ног!

И разочарованный жук отнёс Дюймовочку вниз, под дерево.

Из сказки «Дюймовочка».

Тим

Наблюдаю за Ликой уже несколько дней в поиске подтверждений услышанных от Инессы слов. Хотя и стала более привлекательной, прикид сменила, в поведении всё та же нервозность и неуверенность. Идёт со школы, крепко прижимая сумку под мышкой. Шаги чересчур быстрые, резкие, несмотря на высокие каблуки.

Вчера играли в баскетбол. Лика — не самая спортивная девушка. Нормативы по прыжкам и бегу с трудом сдает на трояк, но в журнал ей ставят, конечно же, пять — не хотят попортить аттестат с отличием.

А вот с баскетболом она дружит. Вроде. Со своим ростом Лика — идеальный защитник. Таких высоких девчонок у нас мало. Мяч раз за разом выскальзывает из рук нападающих при её отработанном ударе сверху. В итоге одна из пацанок после третьего такого фокуса не выдерживает — со всей силы бьет Лику в живот. Говорю же, дебильный класс. Замираю, жду реакции защитницы кольца.

Ну же, давай, врежь ей, детка! Противница еле достаёт до плеча Лики. Но та просто парализована, кажется. Грубиянку отводят в сторону, пытаясь утихомирить. Лика так и стоит со стеклянными глазами на своем месте, не шелохнувшись.

Что я сейчас такое вообще увидел? Самый настоящий сюжет из NatGeoWild: у кролика при виде удава происходит мышечный спазм, и опа, удав уже глотает его целиком. Да Лика же натуральная жертва, добыча. И умная, и красивая, из благополучной семьи и крышу сносит парням. Откуда такая неуверенность и панический страх?

Делает то, что совершенно не хочет: заполняет журналы за учителей, причем даже параллельных классов, приходит на субботники и каждый раз послушно собирает опавшую листву, даже когда учитель не смотрит, а большинство старшеклассников превращают уборку в очередную тусу с магнитофоном и валяют дурака.

Лика

После того раза боюсь ходить в магазин вечером. Знаю, что время ещё детское, просто зима, и рано стемнело. Несу пакеты с продуктами по маминому списку. Шея пульсирует настолько, что кажется, почти перекрывает дыхание от страха. Господи, когда на нашей улице поставят фонари? Не во все дома заселились жильцы, а некоторые ещё и не достроили.

Точно так же возвращалась домой летом. Навстречу шли два мужчины. Поравнявшись с ними, я никак не ожидала того, что произошло в следующую минуту. Оба были пьяны. Один из них крепко схватил меня, начал что-то невнятно говорить и тащить с собой. Не верила, что худший кошмар происходит наяву. Совершенно опешила и даже не сопротивлялась. Сама не знаю, почему. Единственное, что смогла — мысленно взмолиться: «Господи, Иисусе, спаси, спаси меня. Этого не должно случиться».

В этот момент второй мужчина, видимо, пришел в себя и строго гаркнул на дружка, чтобы отпустил меня. Как только тот ослабил хватку, я понеслась со всех ног, несмотря на больное сердце. Ревматолог запретил активные физические нагрузки, когда мне исполнилось десять лет. На физкультуру хожу только ради золотой медали, освобожденным не дают красный аттестат, будто мы виноваты в том, что нездоровы.

В памяти один за другим всплывали мерзкие фрагменты из детства. Вот я сижу на клетчатом пледе с подружками во дворе у бабушки. Мне нет и семи. Волосы распущены, их обрамляет бархатный ободок с бантиком. К нам приближается компания взрослых парней. Даже не знаю, сколько им лет. Один из них останавливается, наклоняется ко мне и гладит по волосам, обнимает за плечи и говорит: «А ты маленькая красотка». Он продолжает что-то говорить, но мое сегодняшнее сознание не может поднять глубоко погребенные слова. Помню лишь жуткий холод, пробежавший по коже. Кто-то произнёс: «Клим, хватит прикалываться, оставь девчонку. Пошли». Он прощается со мной фразой: «Ещё увидимся». Неделю не выходила на улицу. И мерзкое имя Клим навсегда отпечаталось в памяти, но маме так и не смогла рассказать.

Позже появился страх перед такси. Казалось, что мамочка выйдет в конце пути, а я не успею за ней, и похотливый мужик увезёт меня. Потому всегда просилась сесть у двери, чтобы выйти первой. Мы как-то обсуждали это с Инессой. И оказалось, что ей больше повезло, никто не лапал её в тесных автобусах, как однажды случалось со мной.

Когда-то я могла болтать с ней обо всём на свете. Одноклассники смеялись и дразнили меня за веру, но Инесса — никогда. Пока были детьми, многие с интересом слушали библейские истории, но выросли и превратились в беспощадных циников. Быть правильной, не тусить, не обзываться непопулярно, особенно если ты в старших классах. Инесса какое-то время посещала воскресные богослужения. Но в конце концов и она выбрала толпу, а не дружбу со мной.

Долго не решалась заговорить о Боге со своим бывшим парнем. Только-только меня стали признавать сверстники, приглашать играть в баскетбол на школьном стадионе по выходным. И всё благодаря тому, что в меня влюбился популярный в школе парень, Макс Богатырёв. Дружбой с Соней и Эми тоже обязана ему, девчонки из компании Макса, они все с одного двора, их родители выезжают вместе на шашлыки, вечно смеются на родительских собраниях. Он взял меня однажды с собой на день рождения Эми, так и подружились с девчонками.

Я прониклась к Максу доверием, хотя в первое время думала, что это всё розыгрыш или спор какой-то. С ним впервые пошла на вечерний кинопоказ, когда всей компанией смотрели «Доктора Дулитла», а Макс всё шептал, какая я красивая. Маме тогда я сказала, что иду с классом, а не со своим парнем. Так оно отчасти и было, потому что на соседних креслах сидели школьные друзья Богатырева, а ещё Эми и Соня.

Звезда школы всё время хотел меня поцеловать: то поймать и чмокнуть шутя, то на прощание на остановке, то глядя пронзительно в мои глаза в конце зимнего школьного бала. Поцелуя так и не случилось. Чувствовала, что он не понимает и обижается на меня. Разговор с ним о моей вере дался нелегко, все никак не могла решиться. В день икс я проснулась охрипшей, а после уроков, как обычно, мы стояли вдвоем на автобусной остановке, пропустили несколько моих маршруток, пока объясняла, что хочу оставаться целомудренной и сохранить первый поцелуй для мужа на день свадьбы. Это так сложно настаивать на своем, когда парень с каждым твоим словом смотрит на тебя, как на дикарку, которая ест сырое мясо мамонта, накинув его шкуру на голое тело. В конце Макс хмыкнул, сказал «окей» и дождался моего автобуса, а на следующий день бросил.

Он даже не потрудился сообщить, что мы расстаёмся. Никаких объяснений. Просто перестал подходить, провожать, да даже здороваться. Я гадала день, два, неделю, не понимала, что случилось. Всё корила себя, что испугала его словом «свадьба». Ну какая свадьба может быть на уме у пятнадцатилетнего пацана?

Но то, что узнала после о своем, как мне казалось, романтичном плохише, в конец разбило сердце. В то время, как мы встречались, он почти ежедневно проводил время в квартире друга за просмотром жесткого порно вместе с девчонками из нашей школы. Хорошо хоть Эми с Соней с ними не тусовались в той квартире. Хотя кто его знает. Последний наш разговор Макс дословно пересказал им. Его озабоченный друг болтнул, что со мной «ему ничего не обломится» (его точные слова), не стоит и время терять. От Сони обо всём узнала.

Потом был выпускной в кафе по случаю окончания девятого класса. Вернувшись из туалета, обнаружила Богатырёва на моем стуле за праздничным столом. Дальше последовал самый идиотский, но смелый, слишком смелый для меня поступок. Села прямо к нему на колени, ведь он занял мое место. Как же это было глупо. Макс грубо скинул меня и тут же позвал танцевать Эмилию на медляк. Моё унижение видели все одноклассники. Так в один день я лишилась и парня, и лучшей подруги. Он показал, что все мои «друзья» — его друзья. Будто он одолжил их мне на время.

А ведь собираясь на бал, еще надеялась его очаровать и вернуть. Танцевала всего раз за тот вечер. Партию мне составил заикающийся парень с жутко влажными ладонями, над которым издевались пацаны, а его мама меня потом благодарила.

Летом подруги совсем отдалились — сложно соблюдать нейтралитет, когда дружишь с обоими из распавшейся пары, придётся выбрать, на чьей ты стороне. А тут ещё это признание Макса в любви к Эмилии.

С тех пор пришла в себя, держусь увереннее. Мои принципы стали только прочнее. Большинству мужчин от нас нужно только одно, больше их ничто не держит. При мысли о полноценных интимных отношениях, пусть даже в браке, на меня накатывает дурнота.

Тим

Урок географии. И опять стоит телевизор возле доски. Да вы что, сговорились? Лика передает видеокассету учителю.

«Ребята, я Вам уже говорила, что мы начинаем тему экологических бедствий, поэтому жду от Вас интересные видеопередачи, если найдёте. Попробуем новый формат уроков. Хочу поблагодарить Лику за инициативность. И прошу соблюдать тишину, иначе сразу же выключу телевизор и начну опрос».

Ведущий передачи рассказывает о масштабах экологических катастроф, наводнениях, голоде, неизвестных ранее эпидемиях. Всё это сопровождается ужасающими кадрами на экране. Но буквально через десять минут он начинает цитировать слова Евангелия от Матфея: «Ибо восстанет народ на народ, и царство на царство; и будут глады, моры и землетрясения по местам…», завершая этот отрывок словами «и тогда придет конец». Сюжет переключается на апокалиптическую тему: число зверя, приход антихриста и т.д. Глаза учителя расширяются. И я понимаю, что Инесса не врала — Лика и вправду чокнутая на всю голову…

Кому-то нравятся женщины постарше

Вот это настоящая женщина! Женщина с рыжими волосами — ради этого стоит жить.

Ф.Флэгг «Жареные зеленые помидоры в кафе «Полустанок»»

Тим

— А ты смелая, — говорю в телефонную трубку, умело заменяя слово «рехнувшаяся».

— Смелость здесь ни при чем. Просто люди должны знать, что их ждёт в скором будущем. А потом каждый волен выбирать.

Нащупал золотую жилу — ту самую тему, потому что рот Лики теперь не закрывается. Рад ли я? Она возбуждённо и пылко вещает историю знакомства с Богом, рассказывает о каких-то своих «чудесах», в которые слабо верю. И в заключение — фирменная фраза бродячих уличных «проповедников», набившая оскомину: «Бог любит и тебя, Тим».

Не перебил её тираду только по той причине, что это маленькая победа — Лика по-настоящему заговорила со мной. Но нужна ли мне такая девчонка? Биться головой о церковный пол не входило в мой план обольщения. Мало что ли нормальных?

В телефонной трубке звучит вопрос-мольба:

— Пойдём со мной в воскресенье? Тебе понравится. Правда. Просто попробуй разочек.

— Так и наркодилеры говорят про «разочек», — пытаюсь всё обернуть в шутку. — Нет-нет-нет. Без шансов. Даже не пытайся. Давай сменим тему.

Закончив телефонный разговор, лежу на кровати и придумываю план, что такого выкинуть, чтобы Лику оттолкнуть. Ничего пока не придумал. Тащу пса из кухни и засыпаю с ним в обнимку.

Теперь моей постоянной подругой по парте стала Инесса. Да, не красна девица, но и не крокодил. Пару раз пытался приглядеться к ней. Не-а, ни-че-го. Широкие, но плоские бёдра, малюсенькая грудь и тонкие, как ниточка, губы. Зато язык — скальпель. Мне нравятся наши совместные беспардонные рассуждения без цензуры. И к тому же, это разуверяет Лию на мой счёт. Чувствую себя Макиавелли. Не надо думать, что я хороший мальчик и она может сделать меня ещё лучше. Знаю, что Лика слышит порой наши беседы.

Пошёл провожать Инессу до дома после уроков.

Лика

Боже, как же не везёт с друзьями. Стоит позвать в церковь, тут же шарахаются, начинают избегать меня. Что же Тим так беспощадно кромсает меня? И почему думала, что он на моей стороне? Душу открыла ему.

Моя глупость и слепота равносильна той, с которой Наташа Ростова разглядела в Курагине, самом пошлом, развратном сердцееде, свою родственную душу. Подержал за руку, погладил пальчики и всё, сердце превратилось в горячий воск. Тьфу! Кругом одни интриганы, двоедушные игроки.

И надо же было именно сегодня прийти Максу после уроков, когда Тим пошёл с Инессой, а я вышла одна из школы. Мы встретились глазами с Богатырёвым, и он моментально отвернулся к своим дружкам. Ни любопытства, ни раскаяния, ни грусти во взгляде. Эмилия стояла там же с ним, и рука Макса развязно лежала не её плече, будто он привалился к комоду какому-то.

Очнись, веди себя, как того требует время — бью себя ладонью по щекам. Сказочек в реальной жизни не случается. Сколько раз мама вторила: «Посмотри в зеркало. Он сказал, чтобы мы любили других, как САМИХ СЕБЯ. А ты себя не любишь». Вот бы поменяться телами с мамой на недельку, она бы добилась уважения и в школе. Так посмотрит, что и невинный попросит прощения и притом будет считать её милейшей женщиной.

До последнего надеялась, что не все мои ровесники с гнильцой. Что же так и останусь до конца школы для них юродивой с молитвенником под мышкой, как Алёша Карамазов? Хотя тоже сравнила, Алёша-то злобу не держал на обидчиков, на своих неверующих братьев, только жалел их, а я не расстаюсь с обидой и болью, как пингвин с яйцом.

«Ну уж нет! Завтра вы познакомитесь с новой Ликой. О, она вам понравится», — говорю сама себе, словно тренер боксеру в углу ринга, и смотрю в зеркало, как слезы текут по щекам, хочется кричать, молотить кулаками по стене, а не смирно стоять здесь в ванной. Папа стучит в дверь, чтобы скорее выходила, за мной целая очередь на вечерний душ. Хорошо хоть Соня завтра вернется в школу.

Тим

Лика входит в класс, минует свою вторую парту и направляется в конец кабинета. Глаза густо накрашены огненно-лиловым, отчего кажутся угольного цвета. Гладкие вишнёвые волосы разметались по спине. Никаких мечтательных локонов, выглядывающих из-под чёрной шляпки. Она вообще без шапки. В ухе вторая серьга. Милая. В виде рыбки, усыпанной мелкими сверкающими камушками.

Не знал, что у неё ещё одна дырка в ухе. Смотрю на Инессу и небрежно бросаю ей:

— Наша пай-девочка скатилась до пирсинга?

— Да нет, это я Лику взбаламутила ещё два года назад, когда себе прокалывала. Мать чуть не пригвоздила её тогда, — у Инессы дырки до самого верхнего хряща ушной раковины: колечки, цепочки, гвоздики.

Оборачиваюсь ещё раз в сторону Лики, чтобы лучше разглядеть детали. Она машет рукой. Отвечаю таким же жестом. По смеху Сони чувствую неладное. Упс! Она махала не мне, а подруге. Та садится с Ликой за последнюю парту.

Откуда на ней все эти дерзкие шмотки сегодня? Джинсы-трубы, полосатая облегающая кофта, которая оголяет узкую полоску живота, ботинки с грубой подошвой. Где же прежние цацки герцогини?

Получаю ответ на вопрос вечером перед родительским собранием. Пацаны перешёптываются со мной в слабоосвещенном фойе: «Ты видел мамулю Воскресенской? Чел, это просто отвал башки. Только ради этого стал бы сейчас на десяток лет старше».

Идеальный маникюр красного цвета, рыжие волосы заканчиваются на уровне ярко выраженных ключиц, глаза-хамелеоны то цвета синей стали, то лазурно-голубого. Она в узких, местами потертых джинсах и простой облегающей чёрной водолазке. Ростом ниже своей дочурки, но так даже женственнее.

Правда ли они такие верующие, как говорят? Где же длинные в пол балахоны и платки?

Трещина

Мотылек обжигается о пламя свечи… сравнение старое, как мир.

Ф.Стендаль «Красное и чёрное»

Четвертый четверг ноября

Тим

Воздух всё больше намагничивается вокруг новой Лики, особенно после фурора, который произвело её оранжевое платье-мини во время спектакля химички. Химия и биология — мои любимые предметы, но в этой школе даже их умудрились превратить в цирк. Точнее, в театр. В самом прямом смысле.

Инесса рассказала, что наряд Лике одолжила Соня и принесла его аккурат в день выступления. Они, конечно, одной комплекции, но Соня ниже как минимум на ладонь, подол заканчивался довольно высоко. Ещё и ленточка от шнуровки на груди куда-то затерялась, пришлось «актрисе» выйти на сцену с глубоким декольте. Уверен, что Лика это не специально устроила, но до сих пор пацаны всей первой смены присвистывают и орут в коридоре «Превед, медь», стоит только им увидеть Лику. Будь я девчонкой, посчитал бы это оскорблением. Будто медяк, мелочь, копейка, которую, если закатится куда-то, то и искать не станешь.

Один тип из одиннадцатого класса спросил у меня её настоящее имя. Боюсь, что так Лика притянет урода, вместо принца, которого ждёт. Хотя будем честны, принцев среди наших сверстников нет вообще ни одного.

Но такая уж ли Лика новая, как всем показывает? Не верю, что внутри отвердела, такие перемены происходят годами, а не в один день. Сменить фантик проще, чем начинку.

Сегодня Лика ведущая на школьном шоу, стилизованном под День благодарения. Явка обязательна, иначе ни за какие коврижки не пошёл бы на этот «утренник». Актовый зал с древними бордовыми шторами, крашенной в отвратительный горчично-коричневый цвет деревянной сценой заполняется невольниками-старшеклассниками. Занимаю место поближе к выходу на продавленном зеленом сиденье. Может, удастся улизнуть сразу после начала мероприятия.

Соведущий Лики Ратмир, харизматичный парнишка, речистый, с хорошей дикцией, как будто вылез из телика. Ещё и боксёр. Очень обходителен и любезен с ней — придерживает за локоть, когда они поднимаются вместе на сцену. Длинное бархатное платье песочного цвета плотно облегает бёдра и грудь Лики. Никаких глубоких декольте и голой спины, но мне хватает чётких очертаний её тела и обнаженных плеч с бледной тонкой кожей, чтобы утратить здравомыслие и остаться в зале до самого конца.

Лика вызывается спасти ситуацию на дурацком мероприятии, и сама же участвует в конкурсе, где пары танцуют на газетах. Добровольцев в зале оказалось недостаточно. Смысл в том, чтобы при остановке музыки сложить газету пополам и продолжить танцевать вместе. Победа за парой, которая так продержится дольше остальных.

Она танцует с высоким смуглым парнем в чёрном костюме. Он её смешит, потому Лика еле сдерживается. Хохотушка. В один момент парень складывает газету, а затем рывком притягивает Лику к себе, с поразительной лёгкостью поднимая на руки, чтобы уместиться на оставшемся клочке бумаги. Она визжит. Но это не мешает им победить в конкурсе.

Вечером несколько раз начинаю набирать номер Лики, но бросаю трубку. Да что ж так сложно всё? Возьми себя в руки, слизняк.

Достало всё. Достал долбанный грязный город и дефективные люди. Эта хата. Живем, как в черно-белом советском фильме. И толку от того, что у обоих родителей не голова, а дом советов. Кругом одно старьё. Сплю на детской кровати, которую купили десять лет назад. Полжизни донашиваю шмотки за братьями.

Через месяц мы с ними свалим на неделю отсюда. Новый год дома — всё равно отстой. Так хоть денег заработаем на новогодних выступлениях. Потом зимние каникулы. Оторвёмся как следует. Перебираю пальцами по струнам гитары, смотря в потолок. И отрубаюсь.

Спустя 3 недели

Лика

Через неделю костюмированный новогодний бал в школе. Первый Новый год, который помню, оставил горчинку в голове. Гости один за другим заходили в мою спальню, оставляли куртки, пальто на кресле и вручали подарки. Хотелось прыгать и кружиться. Столько конфет и игрушек. После еды родители включили большой бобинный магнитофон. Музыка из старых советских колонок оглушала. Я залезла под стол. Звуки были неприятными, а на меня никто больше не обращал внимания. Выползла из убежища и покрутила ручку, убавляя громкость до терпимой. Но стоило вернуться назад, как музыка опять долбила по перепонкам с прежней силой. После второй попытки борьбы с магнитофоном меня отправили спать. Уснула в слезах и обиде на взрослых.

Наверное, с тех пор не люблю танцевать и предпочитаю спокойную инструментальную музыку. Особенно звуки скрипки, особенно, когда убираюсь дома.

Ловлю себя на мысли, что выбираю одежду на бал как будто для Тима. Хочу увидеть его реакцию, удивить. Сложно найти костюм сказочного персонажа, когда тебе шестнадцать лет. Кажется, платье, которое понравилось маме, лет на четырнадцать максимум. Стою на картонке за шторкой в ледяном контейнере на вещевом рынке и смотрюсь в зеркало. Не чувствую пальцев ног, столько искали наряд. На удивление платье мне подошло, хотя всё-таки коротковато, и хотелось быть какой-нибудь принцессой, а не этим персонажем. Каким? Т-с-с, сохраним интригу до времени.

Слышала, что Тим уезжает перед праздниками, но всё равно теплится надежда, что передумает и придёт на школьный бал.

25 декабря

Родители уехали на рождественский вечер в церковь, там накрыли праздничные столы, будет концерт и свободное время для дружеского общения. Закончится программа уже за полночь фейерверком на улице, детям в такое время положено спать, потому меня оставили дома с Олегом и Аней, а в качестве компенсации разрешили пригласить Соню с ночевкой. Завтра воскресенье, в школу торопиться не надо. Первая пижамная вечеринка за мои шестнадцать лет.

Когда Соня только пришла, Олег спрятался в другой комнате. Потом переоделся в свой любимый бордовый свитер, который ему связала мама, и всё-таки вышел. У братишки собственный язык, который он придумал, потому что многие слова выговорить пока не может. Но ему очень понравилась Соня, он всё рассказывал и рассказывал ей, а мне пришлось переводить.

Ни за что не догадаетесь, что такое «взем» или «мымым а паки», а это, между прочим, гранат и конфеты на палочке, то есть чупа-чупсы. Когда Олег хочет гулять, он коротко говорит: «Уа а!» Этакий его вариант сокращения слова «улица». Мы с мамой даже записали на память все его фразочки на диктофон — называли слова, а братишка переводил их на свой язык, произносил громко, с гордостью.

Олег даже принёс Соне свою книжку-малышку и заставил прочитать любимый стишок, а когда подруга дошла до строк «пошёл кот под мосток, поймал рыбку за хвосток», наклонился к картинке и изобразил, как съел карася. Братишка обожает рыбу в любом виде.

Как только закончилась серия мультфильма «Пчелка Мая», мы с подругой выдохнули, потому что сложили с себя полномочия нянь.

Соня знает, что у нас не подключено кабельное телевидение, поэтому принесла кассету с фильмом «Куда приводят мечты». Безумно красивый, но грустный. «Прости, я думала, что он про рай, и должен тебе понравится», — извиняется Соня, когда видит мои слёзы. И в этот момент кто-то опять звонит по телефону и молчит в трубку. Слишком уж частое явление на последний месяц.

Включили тихонько радио в моей комнате, заиграла песня какой-то мужской группы. Такой незамысловатый текст на английском языке. Под слова «ты — мой огонь, ты — моя страсть» Соня качает головой в такт и признаётся: «Я ведь однажды из-за них даже школу прогуляла. Все-все их концерты есть у меня в записи. Включила утром, пока собиралась на занятия, да так и просидела полдня, любуясь Эйджэем. Они, наверное, никогда не приедут к нам выступать, а мне так хочется увидеть их вживую». А я даже не знаю название этой её любимой группы.

У Сони дома стопки журналов «Cool girl», и теперь мы сидим перед зеркалом и пробуем повторить макияж из одного выпуска, экспериментируем с прическами. Лучший результат остается на память на полароидных снимках: я с бирюзовыми тенями и коричневой тушью, а Соня с черной подводкой и густым слоем серебристых блесток на веках. Сонина мама — визажист в салоне красоты, потому выбор косметики у нас сегодня, как в какой-нибудь голливудской гримерной.

«Я бы стала парикмахером, — произносит Соня, втыкая последнюю шпильку в мою высокую прическу, и я совершенно согласна, что она творит чудеса с волосами, — но мама ни за что не позволит. Буду поступать на экономфак».

Я же планирую в универе изучить несколько языков на факультете востоковедения. В выборе будущей профессии родители на меня не давят.

По радио играет песня Селин Дион, её спокойная мелодия и слова куда больше мне по душе, чем все танцевальные хиты, которые играли до этого:

When somebody loves you

Когда кто-то любит тебя

It's no good unless he loves you — all the way

В этом ничего хорошего, если он не любит тебя — вечно

Happy to be near you

Счастлив быть рядом с тобой

When you need someone to cheer you — all the way

Когда ты нуждаешься в ком-то, кто будет радовать тебя — вечно

Taller than the tallest tree is

Выше самого высокого дерева

That's how it's got to feel

Вот как это должно ощущаться

Deeper than the deep blue sea is

Глубже глубокого синего моря

That's how deep it goes — if its real

Вот как глубоко — если это по-настоящему

Это напоминает мне слова из тринадцатой главы первого послания апостола Павла Коринфянам: «Любовь никогда не перестаёт». И в Песни Песней царя Соломона говорится: «Большие воды не могут потушить любви, и реки не зальют ее». Всё остальное фальшивка.

Вот и родители вернулись, они захватили для нас гостинцы со стола. Пижамная вечеринка завершилась полуночным чаепитием с вкусными медовыми пирожными, безешками и шоколадной «картошкой» под мамины мечтательные вздохи «эх, молодость».

В такие дни, как сегодня, кажется, что у меня всё-таки есть настоящая подруга. Хотя бы одна.

Тим

Жить с двумя старшими братьями — значит время от времени участвовать в боях без правил. Алекс начал задирать меня насчёт девчонок, я опоздал на репу, а он увидел меня с рыжей Риткой. У неё тоже собака, вот и болтаем, пока выгуливаем псов.

Уже минуту спустя я набрасываюсь на Алекса.

— Эй-эй, щегол, полегче.

Брат уворачивается, а мой кулак впечатывается в стену. В ушах стоит мерзкий хруст. А дальше по известному сценарию: врач, снимок, гипс. Правая рука — прощай гитара и поездка.

Да чтоб тебя!

Последняя неделя декабря

Лика

Оценки за вторую четверть выставили. Ни одной четверки. Свобода!

Вижу Тима на уроках за день до зимнего бала. В гипсе? Он никуда не поехал?

— Значит, ты завтра придёшь на бал? — решилась всё-таки спросить на перемене.

— Не-а. Дятел, если я захочу потанцевать, пойду в клуб с братьями, а не на детские танцульки в семь вечера, — развязно отвечает Тим.

Да кто его пустит в ночной клуб с таком возрасте-то?

Может, и мне не ходить на зимний бал? Ни у меня, ни у Сони нет парня, опять будем стоять в сторонке во время медляков. Как-то раз подруга набралась смелости и сама пригласила на танец мальчика из параллельного класса, а он взял и отказал ей, потом ещё посмеялся с друзьями. После этого у неё был утешительный танец с моим Максом Богатырёвым, он всё видел и слышал.

А вдруг Макс придёт на наш зимний бал? Я тогда провалюсь сквозь землю от стыда. Летом искала случайных встреч с ним, мечтала, чтобы Соня пригласила меня в гости, ведь они в одном дворе живут, а теперь противно от одной мысли.

Тим

В фойе школы темно, гремит музыка и куча неуверенных в себе подростков дергаются, как умеют. Глаза немного привыкают к полумраку. Тем более падает свет уличных фонарей через окна.

Всё, вижу её. Занимаю место за своим наблюдательным постом, изучаю обстановку. Как всегда, послушная Лика пришла в сказочном костюме. Разумеется, а как же иначе. Боялась, что не пустят без соблюдения условий. Таких чудиков здесь единицы. Остальные забили на дресс-код. Как и я.

Но костюм Лики совсем непростой. Ладно бы принцесса какая. Не-е-ет. На голове тёмный остроконечный колпак волшебницы. Черно-золотое платье коротковато для неё: прозрачные рукава сеточкой, неровный, воздушный подол из нескольких слоев чёрной летящей ткани, как будто рваный кусками, но изящный. Занятно. Идеальные ноги в плотных колготках и на шпильках кажутся бесконечными. Хотя ей явно неудобно — переминается с ноги на ногу. В руках, аха-ха-ха, волшебная палочка со звёздочкой. Она нарисовала себе родинку возле верхней губы. И я не могу перестать смотреть туда.

Пропади всё пропадом. Решительно направляюсь к ней, хватаю за руку без объяснений и приветствий, веду на танцпол. Разрешение мне не нужно. Всё очевидно с одного лишь её взгляда — Бэмби меня ждала.

Спонтанная диффузия

Танец — вертикальное выражение горизонтального желания.

Б.Шоу

Тим

«Bittersweet memories

That is all I'm taking with me», — звучит из допотопных школьных колонок.

Кто вообще ставит Whitney Houston c её «I will always love you» для такого контингента?

Кладу одну руку в гипсе Лие на талию (проклятый гипс!), другой нежно сжимаю её ладонь. Бледная кисть Лики ещё белее в моей смуглой пятерне, несмотря на полумрак.

Макушка Лики еле достаёт до моего плеча, но я, склонив голову, ныряю лицом в её волосы. Лика так близко, и этот её знакомый мне яблоневый аромат.

Чокнутая, совершенно сумасшедшая девочка, что же ты делаешь со мной? Не хочу терять голову. Не хочу ничего серьезного. Но ведь можно же сдаться в плен на один вечерок, а?

Сережка-рыбка сверкает в ухе. От этой мысли и того постепенно затягивающего меня кайфа почти готов прошептать: «Я исполню любые три желания», как в сказке Пушкина. Но тут же пугаюсь того, что она может пожелать (вдруг опять потащит в церковь?) и, как это тупо прозвучит с моей стороны. Прочистив горло, вместо этого говорю: «Клёвое платье! У младшей сестренки отжала?»

Она смеется и легонько бьет меня по спине, а потом прижимает голову к моей груди, и всё ее напряжение уходит. Смелая. Чувствую, ей тоже хорошо со мной.

— Какие планы на Новый год? — спрашиваю, наклонившись к уху Лики. Разговоры под громкую музыку — непростое дело, но незаметно сокращают дистанцию между людьми.

— Мы с родителями идём в гости к старым друзьям.

— Позвонишь меня поздравить? — ухмыляюсь, прекрасно зная, что она никогда не позвонит первой.

Но упрямая ломака так серьезно заявляет:

— Не в моих правилах звонить парням, — воздух, который она выдыхает, говоря эти слова, щекочет мою шею, мурашки бегут по телу. Хочется её подхватить за талию, поднять и крепко-крепко прижать к себе. Да так, чтобы кожей впитать запах её волос, донести этот аромат на себе до самого дома.

— Но у меня ведь нет номера этих старых добрых друзей. Так что всё-таки оставлю тебе свой. Вдруг передумаешь.

Лика

Когда Тим схватил меня за руку и повел на танцпол, задержала дыхание, как под водой, в ушах грохотал пульс. Теперь я знаю, что означает выражение «подкосились ноги», оно вполне точное и реальное. Случилось то, на что втайне надеялась весь сегодняшний день. И всё же испытала шок. Простой танец. Меня и раньше приглашали, но робко, спрашивали разрешения, а не так. Щеки забили пожарную тревогу. Хорошо хоть здесь приглушенный свет.

Если бы меня спросили, чем вызван такой трепет в присутствии Тима, то так просто невозможно ответить. Наверное, он всё-таки нежный, а ещё смелый, остроумный. Всё это смешано в идеальных для меня пропорциях.

Пытаюсь уловить и запомнить каждую мельчайшую деталь происходящего. Тим в черных брюках и синей рубашке. Таким его вижу впервые. Широкие карго, объемные толстовки, фланелевые и джинсовые рубашки — неизменные элементы его школьного гардероба. Косая челка спадает на глаза, и он периодически вскидывает голову, чтобы волосы не мешали. Рука Тима такая тёплая и мягкая, сухая, а не влажная от волнения, как у некоторых мальчиков. Уже на первом припеве моё тело совершенно плавится, растворяясь в свежем цитрусовом аромате Тима. С ним не танцуешь, как с молчаливой шваброй какой-то, умудряется ещё и беседовать, смешить меня.

С ним не страшно, как с другими, будто мы давно знакомые, соседние кусочки пазла. Смешное сравнение. Улыбаюсь.

Надеюсь, не грешно вот так прижать голову к груди парня и слушать, как его сердце бешено прыгает, ничуть не тише моего? Это же всего лишь танец, правда?

Тим

Медляк закончился, но мне не хочется её отпускать. Лия слегка отстраняется и открывает глаза:

— Ты сейчас похожа на кота под дозой валерианки. — Нет, ну, не мог смолчать, заметив этот плывущий, затуманенный взгляд.

Теперь Лика смущенно опускает глаза, идет в сторону, а я рядом с ней.

— А ты знаешь, что когда-то давно итальянки капали в глаза ядовитую белладонну, её ещё сонной одурью называют, зрачки расширялись, и девушки казались особенно привлекательными? Может, причина вовсе не в тебе и не в танце? А в белладонне? — Подмигивает она, а в глазах пляшут озорные огоньки.

— Ты никогда не сдаёшься, да?

— Ни-ког-да. Не зря пословица говорит: «Есть два способа спорить с женщиной. Ни один не работает».

Оружие книжного червя — цитаты. Цитаты из словарей, из научных статей и классиков. Готов поспорить, что она их даже выписывает в специальный блокнот.

— Какая часть тела в девушках тебя привлекает больше всего? На этот счёт у психологов есть своя теория. Ноги, грудь или ягодицы? — Провоцирует меня, а сама чуточку стесняется, в глаза не смотрит, разглядывает танцующих. Начиталась женских журналов и думает, что теперь знает все ответы.

— А мы решили вместо дискотеки поиграть в психотерапевта и помешанного пациента? Мой ответ — руки, — вру и не краснею.

Провожаю её до дома — этим ножкам сегодня точно нужна надежная охрана.

Лика

На радостях после зимнего бала целый час играла с Олежкой в прятки, хоть он и прячется всегда в одном и том же месте — за большим креслом в углу гостиной. Но чтобы рассмешить братишку, показательно заглядывала за шторы, под журнальный столик, выдвигала даже ящички комода, комментируя: «Может, Олежка за шторой?» Он всё это время хихикал, сначала тихо, а после уже не мог сдержать счастливого визга.

Ночью никак не могла уснуть. Такое же ощущение, когда отправляешься в путешествие, ранний вылет, а тебя так переполняют эмоции, бушует воображение, будто до этого осушил литровую кружку с кофе. Кажется, что сейчас заискрит, закоротит от внутреннего электричества.

Тим танцевал всего один медленный танец. И только со мной. Ни с Инессой, ни с Ритой. Он пришёл ради меня одной.

Новогодняя ночь

Лика

Новый 2000 год наступит уже через пару минут. Миллениум.

Мы все в сборе, в руках бокалы. Хором кричим: «Три, два, один», пьем лимонад и бежим к окнам смотреть салют. В гостях у крестной уютно и вкусно, но мне немного одиноко. Взрослые отрываются по-своему — дискотека восьмидесятых. Дочь крестной, Кристина, на три года старше меня, пригласила своего парня в гости. Они шепчутся на кухне, изредка затихая. Он сделал ей предложение прямо в новогоднюю ночь.

Есть уже нет сил. По телику в другой комнате заезженные новогодние фильмы, которые взрослые слово в слово могут озвучить, но всё равно продолжают включать фоном. Скука. Брожу по комнатам. Разглядываю книги. Номер телефона, который оставил Тим, выучила уже наизусть, хотя ни разу не звонила.

Тим

Уже жалею, что согласился пойти на эту дурацкую вечеринку. Только пришёл, у меня сломалась молния на штанах. Пришлось замотаться полотенцем поверх брюк — тот ещё видок. На кухне стоит тазик салата «Оливье» с гигантскими кусками картошки и соленых огурцов. Их что топором рубили? Похоже, готовил Рома, а не девчонки. Ага, а на «горячее» у нас холодные куры-гриль. Людей много, еды мало. Всё как всегда.

Девчонки визжат и танцуют, прыгая на диване. Мра-а-ак. К середине ночи кто-то отключится, кто-то будет обниматься с унитазом. А ещё все становятся такими жутко чувствительными на праздники, обижаются, чуть их задень. Почему люди не могут просто лечь спать на Новый год, как в любую другую ночь года?

— Ти-и-им, тебя к телефону, — кричат из соседней комнаты.

Мама что ли? Или всё-таки…

— Алло! — затыкаю пальцем свободное ухо и пытаюсь перекричать творящееся за спиной шизилово.

— Привет, — слышу лишь одно тихое слово из трубки.

Тащу телефонный провод как можно дальше и выхожу на балкон.

— Хэй, привет! С Новым годом!

Звонок Лики — единственное приятное событие за всю ночь. Готов просидеть на этом балконе хоть до утра. Рассказываю во всех красках, как здесь «весело», и она хихикает. Мы болтаем обо всем на свете. Вот так легко и просто. О книгах, фильмах, забавных случаях из детства. Мурлычу в трубку новогоднюю песню, а Лика прыскает со смеху. Я ничего не пил, но чувствую себя смертельно пьяным и «голодным».

Лика

Я совершенно запуталась, кто такой Тимофей Добродумов: искусный соблазнитель Курагин или всё-таки добрый, искренний парень, который носит защитную маску на публике.

Роковая сделка

Случайными кажутся события, причины которых мы не знаем.

Демокрит

Апрель 2000 года

Лика

Как понять, что ты встречаешься с парнем? Мы же не в шестом классе, когда задают глупый вопрос: «Будешь моей девушкой?» Не умею читать намеки. Мне нужно всё говорить прямым текстом.

Что обычно делают влюбленные парни? Дарят подарки, цветы и открытки, зовут гулять. По крайней мере так было с моим другом Веней. Точнее, только я считала его другом, а парень и не возражал.

Мы были ещё детьми, но Веня держался жутко взросло, по-мужски, хотя старше меня всего на три года. Некоторые мальчики уже рождаются джентльменами. Псевдодружбу папа свернул, когда Вениамин подарил мне золотую цепочку на Рождество. Такой серьезный подход к делу испугал родителей. Помню, как отец спустил своего мистера Хайда1 с цепи на маму: «Ты хочешь, чтобы она в восемнадцать выскочила замуж? Или даже в шестнадцать? Сколько так он с ней сможет встречаться? Как «друг»!». К тому моменту мы дружили уже два года.

До сих пор удивляюсь, как меня, двенадцатилетнюю, отпускали вечером в театр с Веней. Мой первый спектакль случился именно с ним. Таких цветов, как дарил Веня, никто не дарил не только мне, но даже маме. И белые каллы, и разноцветные фрезии, и розовые ранункулюсы. Ему нравилось меня удивлять.

Веня не обиделся, что родители нам запретили встречаться вне церковных стен. Мы и по сей день с ним здороваемся, иногда болтаем по воскресеньям после богослужения. Вениамин — неизменный гость в мой день рождения вот уже четыре года, тут уж запреты не действуют.

Но кто сказал, что все парни одинаковые? Не стану утверждать, что не ждала валентинку от Тима в День влюбленных или памятную мелочь на 8 Марта. Может, он просто стеснительный и не решается признаться в любви? Пытаюсь вспомнить застенчивого Тима. Не-а. Не получается. Он ни разу не такой.

Как говорится, если сомневаешься, что вы встречаетесь, значит, не встречаетесь.

Тим

Чем дольше с Ликой, тем больше дичи. Её забавляет что ли шокировать меня необычными просьбами?

Уломала после уроков за компанию трястись целый час в автобусе, чтобы навестить в больнице её знакомого. Парня сбила машина прямо на пешеходном переходе. Почти на последние деньги Лика купила ему карамельки со странным названием «Дубок». Мать Тереза что ли?

Нас даже не пустили к нему. Но нет, изобретательность Лики не знает края. Вот мы уже стоим под окнами палаты. Лика влезла на трубу и разговаривает с парнем, крича и жестикулируя через стекло. Указывает рукой на меня и подзывает к себе — типа знакомит нас. Парень лежит неподвижно, лишь слегка подергиваются уголки губ в улыбке — как никак ему проломили черепушку. Замечаю, что он взрослый. Точно больше двадцати. Откуда они знакомы? Ответ не замедлил. Лика трещит без умолку на обратном пути, что парень из её церкви, сообщает о нём миллион ненужных деталей: кем работает, чем увлекается, с кем дружит. Будто мне с ним детей крестить.

А теперь позвала в гости к своим верующим друзьям. Что-то у них там праздничное. Ну, это уже слишком. Я — пас. В то время, как Лика едет к своим «братьям и сестрам», зависаю в квартире рыжей Ритки. Но мысли в прошлом — вспомнил, как водил свою престарелую бабушку на служение в ближайшую церковь. Так было каждое воскресенье, пока она хоть как-то передвигалась. Сам же в зале ни разу не задержался.

Две недели спустя

Тим

Сижу на сейфе в конце огромного переполненного зала. Душно, но спасают открытые рядом двери, выходящие на улицу. Звучит акустическая гитара. Люди вокруг меня подпевают и хлопают. Рядом сидит парень-великан. Серьезно, он просто огромен. Громила с прической"Свирепый ёжик"добродушно похлопывает меня по спине.

Чуть позади на том же сейфе пристроилась Лика. Довольная. Улыбка до ушей.

Как я здесь оказался? Сам в шоке.

В четверг висел на телефоне с Инессой. Не знаю, как мы скатились к такой примитивной теме, как прогноз погоды, но я настырно твердил, что будет солнечно, а она гарантировала дождь. Эти зубрилы ни за что не уступят. И тут Инесса идёт ва-банк: «Раз такой самоуверенный, вот что: проспоришь — в это же выходной пойдёшь с Воскресенской в церковь», — и имитирует зловещий смех.

Сдаться? Ни за что!

Несложно догадаться, что я увидел следующим утром. Майский ливень шёл стеной. Я продул. В пятницу после уроков пришёл сдаваться Лике, сказал, что поеду с ней в церковь.

Лика вне себя от счастья тараторила, что каждый день молилась Богу обо мне. И вот Он услышал её. Такое заявление, конечно, льстит, не решился открыть, насколько всё прозаично и приземлённо. Промолчал про дурацкий спор. Глупое совпадение, а не чудесное просветление — вот что это.

Опоздал на служение — мест на лавках не осталось. Мисс «Никогда-не-сдаюсь» уверенно ведет меня к стене в конце зала. По дороге лучисто приветствует огромного, как медведь, парня. Кажется, её он и высматривал в толпе. Здоровяк бодро шагает за нами в сторону большого сейфа (или что это за металлический шкаф?) Похоже, им не впервой там сидеть.

Перебрасываются парой фраз:

— Всё оки-доки, сестра?

Она кивает ему в ответ.

Гигант поворачивается и протягивает мне руку:

— Благословений тебе, брат. Ты первый раз сегодня? Я — Данель.

Не всё так плохо. Люди вокруг обнимаются, пожимают друг другу руки и говорят слова, значения которых я не всегда понимаю. Свой церковный сленг. Не вижу икон и свечей. Служитель в обычном пиджаке, молодой. Иногда даже сносно шутит. Признаюсь, его рассказ о собственной жизни и библейские притчи меня увлекли, но к алтарю для молитвы покаяния я не вышел. Вижу, что Лику это расстроило.

У дверей её останавливает какой-то юный мажорик с золотой цепью на шее. О, мне прекрасно известен этот взгляд: слишком серьезный, горьковатый, но вместе с тем нежный. Не разрывая зрительного контакта, блондинчик непозволительно долго жмёт ей руку, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони. Поворачивается ко мне, и я чувствую угрожающе сильное рукопожатие. Вот так без слов мы поняли друг друга. Он представился Вениамином и Лика, сто пудов, ему нравится.

Домой едем с мамой Лики, добродушным косолапым Данелем, нашим соседом по сейфу, и двумя младшими детишками Воскресенских. Отец Лики приболел, остался дома, за рулем джипа мать. Они все разговаривают так громко, оживленно и почти все одновременно.

И боюсь, и восхищаюсь матерью Лики. Такой тип женщин умеет одной шуткой и рассмешить, и припереть тебя к стенке. Их слова надо читать между строк. Хотя внешне она и похожа на диснеевскую Русалку, такую зрелую версию, с перчинкой, по её манере держаться вижу, что эта госпожа — Маргаретт Тетчер и Жанна д'Арк в одном флаконе. Улыбается, но рентгеновские лучи лазурно-голубых глаз сканируют меня через зеркало заднего вида, и будто видят насквозь.

Рубиновый вестник

Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет.

З.Фрейд

Лика

«Лика, твоё стремление спасти человека благородно. Кто я, чтобы препятствовать. Но если это только ширма твоего Тимофея, то помни: гораздо легче стащить человека, стоящего на стуле, чем поднять кого-то. Библия говорит: «Худые сообщества развращают добрые нравы». Я неплохо разбираюсь в людях — Тимофей не так прост, как кажется. Во-первых, он мирской. Во-вторых, сейчас для этого не время. Кто в сентябре уверял, что он даже не нравится? Не много ли внимания тому, кто не нравится?

Думаешь мама всегда была такой взрослой, не была наивной девочкой, как ты?

Лишь раз в жизни я влюбились до опухших, зареванных глаз. Лежала восемнадцатилетняя дурёха и смотрела на часы, считая минуты до свидания. Он был слишком красив для меня, а я — чересчур юной для него. От моей первой любви пахло иностранным мылом, мятой и брутальностью. — Взгляд мамы становится задумчивым. — Обращался со мной, как с ребёнком — и пальцем не тронул. Только целовал в лоб на прощание. А однажды просто пропал… Не звонил, не приходил. Я перестала существовать. Стрелка часов теперь ползла еще медленнее. Жить не хотела. Какая уж там учеба в техникуме?

Не верила своим ушам, когда подруга рассказала, что видела его, уходящим из кабака в обнимку сразу с двумя развратными бабами. Объявился только через два месяца, плёл про форс-мажорные обстоятельства, дела семейные, вынудившие покинуть город. Мол, только вернулся и сразу ко мне. Я знала — врёт.

Стиснула зубы, сжала тощую волю в кулак и прогнала его. Лучше скулить и рвать волосы, но ни за что не становиться второй. Кричала в подушку от боли. Волосы лезли клочьями. Похудела. Первая любовь такая д-дурная.

В тот год встретила твоего отца. Через шесть месяцев поженились. Не жалею, что переболела и не осталась тусклой тенью человека, которому одной меня было недостаточно.

А как-то уже после моей свадьбы случайно столкнулись на улице. Предлагал мне бежать с ним. Бросить мужа. Обещал новый паспорт и фамилию. Сказки, сказки. А может, и вправду любил… Чужая душа — потёмки.

Но как видишь, я всё ещё здесь. С твоим отцом. По-настоящему счастливы семьи, где муж без ума от жены, а женщине он симпатичен, приятен и не более того.

Вижу, что слушают меня здесь только стены. Ты уже на крючке у своего Тимофея. Вон какие пустые глаза.

Знай, я против. А если узнает отец… Сейчас важнее всего учеба. Впереди университет. Школьные романы редко заканчиваются чем-то хорошим. Моя Лилька, школьная подруга, залетела в конце выпускного класса. Какой был позор. Уехала летом в деревню на время беременности, родила, так никуда и не поступила. Загубила себя».

Мама целует меня в лоб и гасит свет в комнате.

Считаю барашков, пробую успокоить дыхание и расслабить каждый миллиметр тела. Мне бы радоваться, что Тим приблизился к спасению души, а вместо этого слёзы стекают по щекам на подушку. Она вся намокла, ещё когда мама меня отчитывала. Переворачиваю подушку и сбрасываю одеяло — невыносимо жарко.

***

Вокруг бирюзовая прозрачная вода. Захожу в неё по пояс. Извиваясь, подплывает совершенно фантастическая рыба. Меня не смущает, что она вкрадчиво говорит со мной. Нет, это однозначно не золотая рыбка. От солнечных зайчиков на воде её чешуя переливается от цвета аметиста до глубокого рубина. Зрелище меня завораживает.

А теперь прямо из её рта раздаётся мелодия. Она становится всё громче и громче. Понимаю, что настало утро и звонит будильник.

Как не силюсь, не вспомнить слов мифической рыбы…

Какое совпадение, сегодня на уроке анатомии проходим работу мозга во сне. Инесса читает реферат. Своим надменным взглядом, недовольно вскинутыми бровями и узкими губами сейчас она напоминает диснеевскую мачеху Белоснежки. Спорит с учителем. Учебники устарели, а моя врагиня нашла новейшее исследование в медицинском журнале. Учитель не в теме, раздражается. Если раньше считалось, что все люди в стадии быстрого сна видят яркие сюжеты, то теперь группа ученых отнесла сновидения к безобидным патологиям. А значит, нормальные, как выразилась Инесса, люди не видят снов. Что ж, получается, я одна из ненормальных.

Одноклассница высмеяла тех, кто верит в вещие видения, объясняя, как рождаются сюжеты в спящем состоянии. Нейробиологи считают, что в режиме сна мозг переключается с восприятия и анализа внешней информации на приём сигналов от внутренних органов, чтобы оказать скорую помощь телу. Инесса привела пример: человеку приснилось, что его укусила собака за голень, а через несколько дней в этом же месте появился болезненный участок. Похоже на предсказание? Но причина и следствие поменялись местами. Начавшееся воспаление в ноге во время сна отправило в мозг информацию, он визуализировал её в подходящий образ. А через несколько дней ранее незамеченные последствия дали о себе знать. Но видения возникают только в том случае, если во время сна неисправно работает блокировка сознания. Дескать, такой дефект мозга.

Я не согласна. Сколько теорий по прошествии времени оказались неверными. Нам, людям, не дано знать все тайны мироздания. Это только догадки. По-прежнему считаю, что некоторые сновидения — вестники из духовного мира. Что за вестник приходил ко мне этой ночью?

Кто такой Лэрри Ли?

О мужчинах, воспитанных властными матерями.

Он может быть непоследовательным в поступках. Сперва покажется любящим и внимательным, но позже станет вдруг недоступным, заявив, например, что у него масса работы.

Джеки Марсон

Тим

В конце весны я познакомился с чудаковатым Лэрри Ли, единственным наследником владельца нефтяного бизнеса, крутым игроком в гольф с красивой подружкой, но… слетевшим с катушек на студенческой скамье. И не символически, а в самом прямом смысле слова. Его закрыли в психушке в глубокой депрессии и накачивали день за днём психотропной дрянью, от которой Лэрри не мог отличить санитарку-афроамериканку от родной матери. И все было бы совершенно понятным и предсказуемым в этой истории (подумаешь, зажравшийся сынок богатенького папочки), если бы не странная вспышка в его сознании.

Шаркая ногами по коридорам католической лечебницы, Лэрри увидел распятие на стене с надписью «INRI» и вдруг начал кричать: «Это не Генри! Это не Генри! Это же Иисус!»

Уму непостижимо, но на личном приеме у лечащего врача через пару дней этот тип выглядел собранным, взгляд не блуждал. Доктор поинтересовался о самочувствии Лэрри. Тот сказал, что совершенно здоров, потому что с ним говорил Бог. «Неудивительная фраза для душевнобольного», — наверное, подумал врач. Но по прошествии разумного срока всё же выписал чувака, потому что тот и вправду рассуждал адекватно.

Парниша не мог молчать и знакомил со своим «не Генри» посетителей кафе-мороженого (в церкви на сцену его не сразу пустили), рассказывая личную историю. Вскоре вокруг парня собралось немало последователей.

Однажды в церковь — к тому времени Лэрри уже проповедовал со сцены — пришел лидер топовой рок-группы с пацаном лет десяти. Взгляд мутный, стеклянный. Лэрри сразу понял, что парень — торчок. Когда все разошлись, патлатый гитарист подошел поблагодарить за рассказ и сказал, что после смерти матери обещал водить младшего брата в церковь. Сдержал обещание. Обменялись телефонами.

Лэрри позвонил парню как раз в тот момент, когда тот, обдолбанный, стоял на заднем дворе своего дома и считал травинки. Чудаковатый а-ля пастор предложил рок-звезде подыграть ему на органе церковный гимн (смелая просьба, однако), который всем англоязычным христианам известен с детства. Взамен пообещал устроить свидание с верующей девушкой. Очень оригинально. И рискованно.

И вот кумир всех девчонок сидит в машине, ожидая нового святого дружка. Из тачки орет металл, а на переднее сиденье забирается проповедничек с Библией под мышкой. Хотел бы я это видеть.

Так песню «О, благодать» еще никто никогда не играл в церкви. Но патлатого что-то сильно зацепило в тот вечер. Так зацепило, что они с Лэрри проговорили до трех часов ночи. О жизни, о Боге.

Перед сном возле своей кровати он совершенно не знал, как обратиться к этому Существу наверху. Просто упал на колени и басом проревел: «Иисус! Иисус!» Как ни странно, помогло. Нарик стал чист, как свежий снег, хотя четыре года провел в наркотическом плену. И это ещё не конец истории.

Я закрыл книгу Лэрри Ли лишь с рассветом. По правде говоря, взял её у церковных друзей Лики просто из вежливости, ожидал увидеть хитромудрые словесные конструкции на старославянском языке, ведь книга о молитве. Но никак не думал встретить здесь обкуренных пацанов, которые под кайфом кормят в шесть утра кроликов на заднем дворе (говорю же, странные люди), а потом вдруг их жизнь резко поворачивает в обратном направлении от одной лишь нетрадиционной молитвы.

И я решил проверить всё на себе. Пусть и не вышел тогда к алтарю, но что мешает мне призвать Бога прямо у себя в спальне?

Лика

В первый месяц лета виделись с Тимом лишь дважды — по воскресеньям в церкви. Никак не могу дозвониться и застать его дома. Он не звонит мне по понятным причинам — мои родители. Сама просила не драконить их.

Через неделю мы с Данелем поедем помощниками в горный детский лагерь. Не хочу уезжать, не попрощавшись с Тимом.

Ждёт много работы, но готова на всё ради закатов и рассветов в окружении великанов-гор, сладких снов в палатке.

Данель старше меня на пять лет, и отец поручил ему присматривать за мной в лагере. Да и на вечерние встречи с верующими друзьями отпускает только при условии, что парень из рук в руки передаст меня родителям у двери дома.

Летом по субботам мы с церковными ребятами играем в баскетбол. На удивление это лето разительно отличается от прошлого, полного слез и одиночества.

Мама присоединилась к нашей компании во время поездки на озеро (иначе и быть не могло, очередное условие отца), а потом долго шутила, как на меня поглядывали мальчишки и любовались исподтишка. Такое внимание ей льстит, но развитие близких отношений с парнями — под запретом.

В нашей компании я младше всех. Многие ребята в следующем году окончат универ, остальные уже работают. Не думаю, что кто-то из них видит во мне, школьнице, потенциальную спутницу. Но приятно, что общаются на равных и не сюсюкают, как маленькую.

Вчера возвращались с Данелем с церковного служения. Стемнело. Только закончился июньский дождь. Промокли до нитки. А в нашем районе по-прежнему нет фонарей, и всё та же грунтовая дорога. Пару раз я неудачно оступилась. Данель просто взял меня за руку. Молча. Так непринужденно и естественно, как ни в чем не бывало, ни на секунду не прерывая разговора.

История коллекционера

Самое лучшее проявление любви отца к детям — его любовь к их матери…

Я.Вишневский

Тим

Уже и не вспомню, когда стал коллекционировать девчонок. Нет, я не женоненавистник. Скорее даже, наоборот. Нравилось в детстве дружить и играть с ними. Девчонкам во дворе всегда не хватало «папы» или какого-нибудь питомца, чью роль я с радостью исполнял лет до одиннадцати, поэтому, когда выходил гулять, меня тут же хватали за руки и уводили в «домик», гладили по волосам (я же был котиком у них) и даже чмокали в щеку. Сестер у меня не было, от старших братьев получал пинки, щелбаны и подзатыльники, а мамин максимум ласки — ущипнуть за щеку, да побольнее, или ткнуть пальцем в ребра, чтобы развеселить.

Со временем, к седьмому классу, девчачьи нежности эволюционировали, а я начал считать, сколько девиц на моём счету, собирал их фотографии. Не соревновался с другими пацанами, не сравнивал наши статистики, самое осознание меня подстегивало, придавало смелости при знакомствах.

Бытует убеждение, что младшеньких балуют родители и любят больше остальных. Но я поздний ребенок. Слишком поздний. Отец и мать устали от жизни, от воспитания образцовых предыдущих сыновей и смертельно достали друг друга. На мне перфекционисты выдохлись.

Сам факт того, что я мог у них случиться, не укладывается в голове. Мне кажется, такие далекие друг от друга люди уже не занимаются любовью, особенно когда им под сорок. Никогда не слышал, чтобы отец признавался в любви матери. Думаю, она действительно не слышала этих слов от него ни раньше, ни тем более сейчас.

Два чокнутых умника жили в молчаливом перемирии — каждый со своей книжкой в руках. Удивить их умственными способностями не под силу ни одному из сыновей. Оба на недосягаемой высоте. Боги философии, политологии и искусства.

Мама говорит обо мне хорошо только в прошедшем времени. Её рассказы всегда сводятся к тому, каким я рос крепышом на искусственном питании и никогда не болел в детстве. До семи лет был «бесплатным ребёнком» (её фраза).

Помню, как обожал лежать рядом, пока она спит. Обкладывал маму подушками, чтобы было мягко, как принцессе из мультфильмов. Думал, все девочки пахнут так же вкусно, как мама. Позже убедился, что не все.

Но нашей матери, самой не знавшей ни капли нежности и ласки от родителей и от мужа, было не до объятий и чувствительности. Во время развала Союза она хваталась за любые возможности, чтобы прокормить семью. Шила, вязала, выращивала дачные ягоды и фрукты на продажу.

Когда мать забрала меня из лучшей бесплатной школы города, я просто сорвался с цепи — выплёвывал дерзкие слова ей в лицо, хлопал дверями и неприкрыто враждовал. Она жёсткая, властная, режет окружающих людей своим сарказмом, цинизмом. Такими становятся нелюбимые женщины. Это всё, что им остается, чтобы продолжать уважать себя. Она давит свинцовым грузом своего превосходства и жизненного опыта на собеседников, обрывает разговоры на полуслове — ей плевать на их позицию и взгляды.

Все девушки моих братьев в её глазах безмозглые «проститутки». Мои братцы устраивают «тест-драйв» каждой девушки прямо в нашей квартире, в собственной комнате, а после отправляет свою жертву пить чай с нашей мамой. Ни одна из них пока не прошла «собеседование» с ней. Алекс, старший брат безоговорочно и по-щенячьи преданно доверяет мнению мамы. Все-таки насколько мы с ним разные люди.

К четырнадцати годам я замечал, как братья заигрывают с девушками, как зажимают их где-нибудь у подъезда, ходят в обнимку, и так же жадно искал внимания, хотя бы простой улыбки одноклассницы, случайного касания рук, меня сводили с ума их оформившиеся фигуры, красивые, пышные волосы. Наверное, не только меня, всех нас пацанов.

Хотел, чтобы меня отчаянно добивались, умоляли о любви. Но как только это происходило, всё превращалось в жалкое зрелище. Эмоции угасали, драйв заканчивался. И хотелось начать всё заново. Кроме одного раза, но тогда всё разрушили независящие от меня обстоятельства.

К шестнадцати годам настолько изучил девочек, что чувствовал себя кукловодом.

Лика

Вот мы и в кемпинге. Палаточный городок на пятьдесят человек развернули на зеленой поляне, с трех сторон его окружают горные склоны. В десяти минутах ходьбы от лагеря течёт река. Есть и заводь для купания в жаркие дни. Данель — костровой, я — кухрабочая. Подъем в пять часов утра, чтобы успеть приготовить для детей кашу на костре и сварить ароматный чай с ягодами барбариса и горными душистыми травами. Их здесь в изобилии. Только заканчиваешь мыть гигантские казаны и горы тарелок после завтрака, как пора заниматься обедом. Вы когда-нибудь чистили пятнадцать килограммов картофеля за один раз? Тетя Таня научила меня шинковать морковь, как шеф-повар ресторана. Данель в конце сезона будет смахивать на Арнольда Шварценеггера — столько колет дров и носит фляги с водой с речки для приготовления еды и мытья посуды.

Лечь спать раньше полуночи не удается. За первые два дня устала настолько, что уснула прямо у костра во время планерки. Кто-то уложил меня тут же на лавке, укрыв одеялом. Я упала — лавка узкая, без спинки, а когда открыла глаза, то не сразу поняла, где нахожусь. Но увидев рядом Данеля, почувствовала себя спокойнее.

Мальчики остаются детьми, невзирая на возраст. Данель судорожно сглотнул, отвернулся и ойкает, пока вытаскиваю иголкой занозы из его больших ладоней. Не удерживаюсь от смеха при виде этого охающего великана — парню почти двадцать два года.

Нас с Нелли, ещё одной помощницей, поселили в древнюю советскую палатку. При первом же ливне она промокла, как и большинство вещей внутри неё. Потому теперь щеголяю в зеленой клетчатой фланелевой рубашке Данеля, которую он прямо-таки, как папочка, насильно нацепил на меня поверх майки.

Мы с Данелем — ночные обжоры. В награду за дневные труды повар, тётя Таня, оставляет нам холодный суп. Ничего вкуснее не ела в жизни в три часа ночи.

Каждому шутнику нужна обожающая его болтовню публика. Из нас двоих шутник — Данель, а я смеюсь так, что чай льётся через нос.

Какое счастье, когда тебе не нужно пытаться кого-то поразить своими остроумными ответами, выглядеть загадочно и постоянно подбирать наряды и образы. Ни разу не красилась за десять дней в горах. Хорошо хоть успевала причесаться. И ни разу не было неловко из-за этого, не стыдилась себя. Здесь все свои, и слава Богу, никто не прихватил с собой фотоаппарат, чтобы случайно запечатлеть мою «сказочную красоту».

Спускаемся с гор и сердце щемит — будто покидаю ворота Эдема. «Я вернусь следующим летом. Обязательно…», — шепчу прощальные слова горам.

В эту самую минуту булыжник, намертво привязанный к душе весь год, остался далеко за моими расправленными плечами. И я не оборачиваюсь, чтобы бросить прощальный взгляд на него… «Ибо иго Моё благо и бремя Моё легко»2.

Горящая вакансия: требуется толкователь снов

Кто дал право похитить ее у меня…

И.С. Тургенев, «Ася»

Тим

Соблазнительные кружева целомудренно прикрывают ложбинку, но подчёркивают скульптурные ключицы. Через тонкую шею назад уходит бант от платья и прячется под потоками её завитых вишневых волос, переброшенных на плечо. Хрупкие лопатки беззащитно оголены, ведь сзади безумное красное платье начинается лишь на пояснице. Плотный занавес багряной ткани полностью скрывает бесконечные ноги.

Хочу кружить её в своих руках под музыку. В ушах играет торжественная музыка, Лика движется по церковному проходу медленными шагами, а за ней змеится длинный шлейф. Подождите, почему платье красное? Хотя раньше на Руси девушки вроде и выходили замуж именно в красном сарафане.

Сон весь день не выходит из головы. Слишком много вопросов. Чья свадьба? Кто жених? Может, Лика и не замуж выходила вовсе. Лишь бы с ней ничего дурного не случилось. Красный у меня ассоциируется с кровью.

Лика

Данель не устраивает словесных марафонов по телефону. Звонит только по делу, говорит быстро.

Рада увидеться с остальными ребятами, по которым соскучились в отъезде. Жду не дождусь завтрашней встречи.

Еду в тёплой машине. За рулем Данель. Замечаю через окно Тима. На велосипеде. Стекло опускается. Парни приветствуют друг друга. Почему я ощущаю непреодолимое желание выскочить из тепла под ледяной душ, льющий с неба?

Очередной дурацкий сон про машины и велосипеды. Солнце нещадно жарит меня в кровати. Летом в моей комнате совершенно невозможно спать после семи утра. У Данеля нет автомобиля, а Тим не катается на велосипеде. Кажется. Подсознание во сне постоянно пересаживает меня из автомобиля на велосипед, иногда даже на детский трехколесный.

Встреча с друзьями прошла отлично. Мы с Данелем наперебой рассказывали о лагере: как я с утра, сонная, выходила из палатки и угодила ногами в тазик с водой, который Данель нарочно поставил у самого входа, как мои шлёпанцы привязали высоко на ветку дерева, как купались в ледяной речке на спор, кто дольше просидит в воде.

— Вот так встреча! Бро, ты куда пропал? — с воодушевлением произносит Данель, когда мы возвращаемся пешком домой.

Поворачиваю голову и вижу… Тима. А ученые продолжают утверждать, что не бывает вещих сновидений. Как тогда объяснить происходящее?

Тим

Как раньше не догадался, что этот Данель рядом с Ликой времени даром не теряет?

Офиге-е-еть! Он взял её за руку. Даёт мне понять, что Лика с ним. И так очевидно. Делаю вид, что ничего не заметил. Иду рядом, натянув улыбку, отвечаю, когда спрашивают, но хочу уже быстрее отвалить.

«Блин, блин, блин», — проклинаю себя. Как так можно было облажаться, когда мы были настолько близки с ней? Просто взял и испарился из жизни Лики. Пока не видел её, чувствовал себя легко. Но сейчас… Или я собака на сене?

Её детские щечки краснеют, когда, не сдержавшись, всё же опускаю взгляд на их сцепленные руки. Не могу. Быстро и максимально весело прощаюсь: «Ну, братья-сёстры, вынужден откланяться. Приятного вечера!»

Лика

«Благословенная сестра! За время кемпинга так привык к нашим искренним разговорам. И теперь мне их не хватает, поэтому решил предложить тебе стать моим другом по переписке…» — на прощание Данель быстро сунул мне плотный конверт, а внутри оказалось его письмо. Как необычно.

Павлиньи пляски

Собственнический инстинкт — вот что такое ревность. Мы многое бы выбрасывали, если бы не боялись, что выброшенное тут же подберут другие.

Оскар Уайлд, «Портрет Дориана Грея»

Лика

Я приснилась Данелю женой. Его беременной женой. Хм-м… Не слишком ли прямолинейно? Но и он мне снился в ту же ночь. Автомобильно-велосипедный сон.

Знаю, как сложно верующему парню объясниться в чувствах. Наш церковный этикет такое не особо поощряет, учитывая мой возраст. Далеко мне до замужества. Не думаю, что в письме Данель так завуалированно признался в любви. Если и вправду влюбился, умолчал бы о сновидении. А может, это знак свыше?

Полтора месяца спустя

Ковыряю кутикулу на большом пальце и нарушаю одно из маминых правил настоящих леди — набираю номер телефона Тима:

— Привет! Давно не виделись. Как дела? — говорю быстро-быстро.

— Привет! Приятно удивлён, Лика. Как сама? — кажется, он тоже куда-то торопится.

— Хочу пригласить тебя на мой день рождения в эту субботу. В шесть. У меня дома.

— Я не хожу на детские домашние дни рождения с… Дай-ка вспомнить. С восьми лет. Так что sorry, — вернулась его старая манера строить из себя взрослого.

— Даже для меня не сделаешь исключение? Ты же мой друг. Ну, пожа-а-алуйста. — Умоляюще сложила ладошки, хотя Тим и не видит.

— Даже для тебя, — сказал, как отрезал. — Дай угадаю список твоих гостей: Данель, Соня, блондинчик и та сестра, которая одолжила мне книгу? Никого не забыл? А, и твоя маменька, конечно же.

Тихо киваю, давая себе понять, что дальнейшие уговоры бесполезны.

Разговор как-то не клеится, да и боюсь, что родители вернутся домой, услышат.

Тим

Не хочу участвовать в павлиньих плясках с двумя другими её «друзьями» мужского пола. Ага, как же. Знаю таких друзей, у которых поди и обручальное колечко припрятано в кармане. Эти мальчики готовы сколько угодно ждать подходящего момента на скамейке запасных под названием «дружба». Впадлу вступать в её фан-клуб.

Лика

До последнего надеялась увидеть Тима на своём празднике. Думала, что передумает, сделает сюрприз. Хотя Данель за лето стал мне гораздо ближе Тима. Его не надо ни о чем просить. Мчится на помощь при любой возможности.

Помню, как мне разрешили поехать с ребятами во второй раз за лето на озеро, но при условии, что накануне управлюсь со всеми сорняками на клубничных грядках. Данель прибежал к нам домой прямиком после защиты дипломной работы. Снял костюм и белую рубашку, переоделся и пошёл со мной ползать на коленях, выдирая траву. Как назло, начался дождь. Такое ощущение, что моя сверхсила — вызывать осадки своим появлением.

Могли не успеть завершить работу в огороде, дожидаясь окончания непогоды. Но Данель предложил надеть дождевики и продолжить. Зашли в дом только с закатом, с грязнющими ногами от раскисшей глины. Отмылись, переоделись и сели согреваться чаем.

Папа всегда говорит, что в любви настоящие мужчины признаются делами, а не словами. У него собственная теория круговорота любви: чем больше чувства, тем больше мужчина делает для женщины, а чем больше он делает, тем больше становятся его чувства.

День рождения проходит замечательно.

Данель подарил семнадцать роз и маленький прозрачный бутылёк духов Iceberg Twice. Приятный парфюм, свежий, холодный, напоминает ароматы маминых садовых цветов. Но очень надеюсь, что не ассоциируюсь у Данеля с ледяным айсбергом. Я ведь не бесчувственная?

Вениамин, друг детства и по совместительству «мажорный блондинчик» (так его Тим окрестил), знает меня целую вечность, превзошёл Данеля и подарил идеальный, просто созданный для меня аромат Les Belles de Ricci. Сразу влюбилась в нотки зелёного яблока, апельсина и даже не знаю ещё чего. Чувствую, что теперь от меня пахнет диснеевской принцессой Бель. Жёлтый флакончик с синей короной-крышкой напоминает её пышное платье. Наверное, стоит целое состояние.

— С днём рождения, Заяц, — поглаживает Веня мою ладонь при рукопожатии. — Или ты уже стала слишком взрослой для этой клички? — Он меня так называет с десяти лет.

— Ну, ещё не такая старая, как ты. — Смеюсь я.

Получились уютные домашние посиделки. Когда стемнело, пошли в парк поблизости, прокатились на колесе обозрения. Друзья рядом, светящиеся разноцветные огоньки, город с высоты птичьего полёта — лучшее завершение ещё одного года жизни на земле.

К вечеру я почему-то охрипла и совершенно потеряла голос. Оставалось только улыбаться, смеяться и изъясняться жестами. На следующее утро на пороге стоял Данель с банкой малинового варенья, лимоном и мёдом. Заходить он стал. Парень проехал полгорода, чтобы без слов сказать: «Выздоравливай».

Мне кажется или это больше, чем дружба?

Неделю спустя

Тим

После каникул она появилась только на третий день — Лика верна своим традициям.

Перед уроками сжимаю её руку выше локтя и ехидно произношу: «Ого, кто-то у нас на массе?» Безобидный повод хотя бы на секунду прикоснуться к ней. И разрядить обстановку шуткой.

Уже знаю, какой будет реакция: начнёт температурить и устраивать словесные баталии. Ошибся. Она хихикает и честно признаётся, что действительно поправилась в летнем лагере.

Кто эта девушка передо мной?

Да, друг, ты в глубокой… френдзоне.

В разговоре то и дело сквозит имя Данеля. Он тоже был в лагере. Лика счастливая. Не видел её такой оживленной. Либо предвкушение учебы так действует на отличниц, либо Данель. Изучив её достаточно за прошлый учебный год, прихожу к выводу, что вероятно, второй вариант.

Я-то облажался в прошлом году, помотал Лике нервы, заигрывал с другими у неё на глазах. Возомнил, что знаю девчонок и вижу насквозь. Думал, что все они так и ищут страданину и лишь сильнее распаляются от игры «ближе-дальше». Но Лика просто решила забить на меня. И правильно сделала.

Ясно, как день, почему она выбрала парня постарше, серьезного выпускника университета без ветра в одном месте.

Спасибо ей за моё духовное просветление и знакомство с Богом, не хочу больше портить Лие жизнь, как бы меня сейчас ни распирало уязвленное эго. Знаю, что это говорит во мне старая натура, которую старался похоронить. Ан нет, воскресает, тварь такая!

Ну отобью я Лику у Данеля, а дальше что? Она слишком серьезная, начнет строить далеко идущие планы. Мне это нужно? Не готов сейчас связывать жизнь с кем бы то ни было, ломать голову, что делать дальше. Встречаться шесть лет до свадьбы — ну уж нет, увольте. Рано. А для Данеля в самый раз. Подождет два годика и женится на Лике.

Садовод-любитель

Дружба между мужчиной и женщиной — это отношения либо бывших любовников, либо будущих.

Д.Б. Шоу

Тим

«Вот солнце, испуская последние лучи, обессиленно падает за горизонт. Пчелы и шмели отправляются на покой. Слышится песнь сверчков. В это время вылетают бабочки и мотыльки, способные ориентироваться по ночам. И навстречу им открывают свои сладкие бутоны ночные цветы: матиола, ночная фиалка, жимолость. Они пахнут ароматнее и сильнее дневных цветов…», — раздается из телевизора, который мама смотрит на кухне, пока готовит ужин.

Забыл, зачем сюда зашел. Казалось бы, такие отвлеченные фразы, но навеяли мне ассоциацию с Ликой, аромат которой предназначен не для всех. Она — тот самый ночной цветок. Слушает классическую музыку, любит экранизации английских романов и пишет настоящие письма…в двадцать первом веке. Застукал её за последним занятием на перемене.

Почему цветы начинают источать пьянящий аромат, стоит только темноте опуститься на сад? Или сразу после дождя? На минуту погружаюсь в размышления и нахожу ответ. Ночь не выжигает до дыр тонкие только-только распустившиеся лепестки. И вот рядом с цветком, истощенным зноем, беззвучно и трепетно приземляется нежный мотылек, способный разглядеть прекрасное даже в кромешной темноте. Видимо, Данель смог…

Конец первой четверти выпускного класса

В выпускном классе творится сущий хаос, наглядно доказывающий второе начало термодинамики — энтропию. С течением времени все системы стремятся к беспорядку. На галерке играют в карты. Кто сидит у окна, курит прямо в это самое окно. А один кадр примотал себя скотчем к стулу. Чувак, длинный и тощий, словно шпала, усыпил себя, обернув шею шторой. И всё это происходит во время уроков. Учителя просто устали от балагана и смирились, ожидая выпуска чокнутых старшеклассников.

На перемене ещё хуже: наша легендарная бандитка, которая в прошлом году на баскетболе ударила Лику, сегодня завалила на парту такого же, как она сама, раздолбая и кусает за ухо. Нет, они не встречаются, просто оба с детства меряются силой (но и пубертатный период накрыл, видимо). Клоуны.

Прочувствовал на себе побочный эффект от христианской жизни — и друзья, и домашние поглядывают с ухмылочкой. И да, как и у Лики, в первые месяцы после первого посещения церкви рот у меня не закрывался, я рванул спасать всех, кто меня окружал. И если друзья со двора просто меняют тему, то дома каждый считает обязанным ужалить своими подколами. И с этими людьми нужно жить дальше, нельзя отгородиться. Мать и отец — материалисты, назвали меня недалеким, раз повёлся на Евангелие, хотя и не препятствуют посещать богослужения. Неужели удел верующих людей — презрение и одиночество?

Сижу впереди Лики, а иногда и рядом за партой, когда удается уломать её подругу-вредину Соню пересесть. Теперь смирно играю по правилам Лики: не болтаю на уроках — все разговоры между нами ведутся только в её тетради. Учитель химии убежден, что я списываю у Воскресенской, и снижает мне оценки. Лику это забавляет, а меня раздражает, ведь химия и биология — мои любимые предметы.

Хотя и провожаю Лику до остановки и иногда помогаю мыть полы в классе во время её дежурства, теперь мы просто друзья. Это чувствуется, никакого флирта.

На церковной лавке с левой стороны от Лики сижу я, а с правой — Данель. Мажорный блондинчик, как цербер, сидит по другую сторону от меня. Данель держит Лику за руку, сверху накинув куртку (вот смешной тип, будто никто так не увидит), изредка непроизвольно играет её пальцами. Мне кажется, он ей не подходит — такой здоровый и слегка неуклюжий медведь, которому важнее всего поесть. Интересно, он больше любит еду или Лику? Шучу. Безобидный он, добродушный и с юмором, чего не скажешь про блондинчика, сверлящего меня и Данеля глазами, будто перфоратором. Соня рассказала, что он подружился с ней на дне рождения Лики, звонит и расспрашивает про неё и Данеля. Подруге Лики Вениамин нравится, поэтому с ним и болтает. Блондинчик предсказал Соне: «Я её слишком хорошо знаю — это ненадолго».

Не могу удержаться, чтобы ещё сильнее не позлить белобрысого цепного пса слева от меня. Поворачиваюсь к Лике, подмигиваю и прикладываю палец к своим губам, давая знак, чтобы не возмущалась и подыграла. Беру её за свободную руку, которая лежит поверх куртки. Ну и лицо у пацана. Сейчас челюсть треснет. Да и вообще зрелище занятное — «Лия и её гарем».

Лика вручает подарок мне на день рождения — Библию. Стыдно, ведь я ничего ей не дарил. Подписала книгу в твердом бордовом переплете своим аккуратным, бисерным почерком, как у учительницы первых классов. Вспоминаю, что ещё год назад, скорее всего, брезгливо отказался бы от Библии, а сегодня рад.

Инесса наговорила тогда мне столько чепухи про Лию. Якобы она чокнулась на религиозной почве, всем твердит про апокалипсис, умоляет не ставить штрих-код на руку (метку Зверя) и неугомонно тащит своих жертв в церковь, будто ей за это приплачивают. Мечта Лики, со слов Инессы, — уехать миссионером в Китай сразу после окончания факультета востоковедения. Говорила, что Лика считает поцелуи до брака, даже самые невинные, грехом, при этом озабоченная садистка. Мол, однажды Инесса пришла к ней домой раньше времени и нечаянно увидела младшего брата за мультиками, за пояс пристегнутого ремнем к стулу. Говорила, что у Лики уже в двенадцать лет был взрослый парень. А ещё я сам знал, что в девятом классе она встречалась с отвратительным типом. Мерзкий, озабоченный нарцисс. О чем только она с ним разговорила? В голове не укладывается.

Рад, что подобные рассказы меня не остановили. Уверен, большая часть этих якобы темных делишек не имеет ничего общего с Ликой, либо есть разумное объяснение. Слишком уж она стыдливая, робкая и правильная.

«И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее» — закрываю книгу Бытие в конце двадцать четвертой главы.

Как же раньше всё было просто. Никаких ЗАГСов, церемоний, уговоров. Просто ввёл в свой шатёр, и она стала женой…

С этими неожиданными для меня мыслями проваливаюсь в сон.

Машина смерти

— У меня не было первой любви, — сказал он, наконец, — я прямо начал со второй.

И.С. Тургенев «Первая любовь»

Лика

По годовому плану чтения Библии — нам его выдают на красивых открытках в первое воскресенье января — открываю двадцать четвертую главу книги Бытие. Какая непростая, полная доверия, покорности родителям и Богу история любви. Сколько зрелости в главном герое к моменту вступления в брак.

Исааку сорок лет. В таком возрасте мужчина волен выбирать сам спутницу жизни. Но отец заклинает верного слугу найти жену сыну с их Родины, которую Авраам покинул давным-давно, дабы языческая жена не склонила Исаака к идолопоклонству. Слуга приходит к дальним родственникам своего господина и просит у Бога знамения, чтобы найти ту самую девушку. Девушка нашлась. Но согласится ли она пойти в чужую страну, чтобы выйти замуж за незнакомца? А ведь еще надо получить благословение её родни.

Здесь, конечно, не обошлось без золота и богатых подарков.

А девушка-то рисковая оказалась. Как выходить замуж за того, кого ни разу не видела, не разговаривала с ним? Или подействовал рассказ слуги о знамении от Бога? Вот они уже на полях, принадлежащих Исааку. В ту же ночь он берет её за руку и ведёт в шатёр. Ревекка — первая его женщина, и ему безумно хорошо с ней под покровом ночи. Исаак влюбляется в жену и утешается от скорби по умершей матери. Теперь в его сердце прочно поселилась юная красавица Ревекка.

А что же с ней? Полюбила ли его девушка? Об этом Библия умалчивает.

Но они прожили долгую жизнь в верности друг другу, изобилии, родили двоих сыновей.

Задумалась. Пожалуй, я бы не доверилась настолько выбору родителей.

***

Еду на заднем сиденье машины. Всегда не по себе от высоких скоростей. Страшно, да и в детстве часто укачивало в поездках.

Понимаю, что надо бы сбросить скорость, потому что вокруг всё мелькает, как при ускоренной перемотке фильма. Но не сразу замечаю, что за рулем никого нет, пытаюсь дотянуться ногой до педали тормоза, сидя на заднем сиденье. Совершенно не в силах контролировать эту машину-убийцу.

В холодном поту просыпаюсь в кровати. Когда же закончатся кошмары на транспортную тему?

«Я. Не понимаю. Знаков!» — хочу кричать. Мне не нравится этот сон. Он не к добру.

Сажусь писать письмо Данелю. Он тот, с кем не боюсь делиться всеми мыслями.

«Привет, Данель.

Сейчас только четыре часа утра. Меня разбудил пренеприятный сон.

В комнате слишком мало света от одной холодной лампочки. Дом большой, люстры для второго этажа родители пока не купили. Но это лучше, чем лежать в темноте и смотреть сон про обезумевшую машину смерти.

А ещё собачий холод, поэтому я, как всегда, в мохнатом папином свитере а-ля йети и штанах с начёсом. Но без носков — уже слышу, как ты меня ругаешь, читая это. Ненавижу колючие шерстяные носки, от них всё чешется.

Перед сном читала историю про Исаака с Ревеккой. Ты, наверное, тоже, если читаешь Библию по плану. Что ты думаешь про…»

На следующую после обмена письмами встречу Данель протягивает пакет с коробкой. Что там? Зелёный настольный светильник с уже вкрученной лампочкой. Самый оригинальный подарок за всю мою жизнь.

В письме Данель рассказывает про отца. Он с ними давно не живет, но встречался на неделе, и встреча, увы, прошла прохладно. Говорит, что купил новый галстук для первого рабочего дня. В конце письма пошутил, что каждая женщина должна уметь завязывать мужу галстук, и пообещал научить меня этому при следующей встрече.

У нас обоих со слов друг друга сложился список качеств, присущих идеальным женщине и мужчине. Мой пополнился пунктом про галстук.

Условились с Данелем увидеться чуть раньше встречи с остальными братьями и сёстрами — он обещал мне шоколадное мороженое. Попахивает ухаживаниями, да?

Но мама увезла меня выбирать ткань для платья на выпускной бал, хотя в запасе ещё целых семь месяцев до него. Она швея-волшебница. Вместе отыскали неповторимое платье в журнале, которое ей хочется сшить заранее, не торопясь. В магазине металась между голубым и красным цветом ткани. Тёмно-алый победил.

Я не успевала на встречу. Ни с Данелем, ни с церковными друзьями. Застряли с мамой неподвижно в вечерних пробках. Вся издёргалась, будто каждую секунду меня кололи тоненькие иголочки. Хотелось выйти из машины и бежать, как пёс, завидевший брошенную хозяином палку. Знала, что Данель стоял, ждал меня и ничего не понимал, ведь я никогда, никогда не опаздываю. И предупредить его не могла.

Домой попали слишком поздно. Не знаю, сколько он прождал. Настроение, как свинцово-серые тучи. Но нужно держать лицо, не подавать вида, что ждала этой встречи, как глотка свежего воздуха.

Звоню Данелю, когда родители уже поднялись в свою спальню. Да, принципы трещат по швам опять, но ведь я виновата перед парнем. Его мать говорит, что Данель ещё не вернулся.

А в полночь раздаётся телефонный звонок…

В чем опасность сновидений

Рози Данн, я люблю тебя всей душой, я всегда тебя любил. Я любил тебя, когда мне было семь, и я врал тебе, что не заснул, когда мы караулили Санту. Я любил тебя, когда мне было десять и я не пригласил тебя на свой день рождения, и когда мне было восемнадцать, и я был вынужден уехать, даже на своей свадьбе, и на твоей свадьбе…

С.Ахерн «С любовью, Рози»

Как спринтер, бегу на кухню по первому же звуку телефона — боюсь разбудить родителей. Почему-то уверена, что это Данель. Вернулся домой. Знала, что перезвонит после моего звонка. Но так поздно? Как он не побоялся?

И страшно, и любопытно, и щекотно внутри. Темнота вокруг, звёзды заглядывают через окно, отчего разговор становится таким интимным и особенным. Я ещё ни с кем не говорила ночью в пустой темной комнате. Новогодний разговор с Тимом не в счёт, потому что и не спит-то никто. С телефонным проводом далеко не уйдёшь, сползаю по стене и устраиваюсь на холодном кафельном полу в кухне. Разговариваю почти шёпотом, чтобы родители не застукали. Хорошо хоть их спальня, как и детская комната Олежки и Ани, теперь на втором этаже, вряд ли они услышали звонок телефона.

Голос Данеля тихий и грустный. Прошу прощения за то, что не пришла. Он говорит, что прождал меня два часа, не пошёл на встречу с церковными ребятами, потом увидел бывших одноклассников, а те напоили его вином. Не верю по двум причинам: во-первых, тот, кто ни капли в рот не брал до самых двадцати двух лет, не станет вот так спонтанно напиваться; во-вторых, голос у него совсем трезвый. Да и признаваться в таком было бы позорно.

Но зачем-то ведь он захотел дать понять мне, что пьян. Даже если только притворился. Тревожное предчувствие.

Данель говорит, что никогда не влюблялся в девушек (соседка по парте в первом классе не считается), а потом так тихо-тихо и грустно произносит: «А ведь тебя я полюбил».

Молчу. В голове с шумом взрывается разноцветный салют, но замираю, всё пытаюсь понять, не почудилось ли. Он повторяет:

— Ты слышишь? Лика?

— Да-да, я здесь, — не могу переварить услышанное.

— Я люблю тебя, — сколько же смелости понадобилось ему, чтобы признаться.

— Спасибо, Данель, — всё, что смогла произнести в ответ. Вымученно, шепотом. Не каждый же день мне признаются в любви прямым текстом, он застал меня врасплох. И я никому никогда не признавалась в любви. Даже Максу, хоть и сходила по нему с ума.

Господи, господи, господи!

Так вот для чего ему потребовалась выдуманная пьяная личина. Вовсе он не пьян. Он боится. Вдруг отвергну, отвернусь после проявления чувств. Так хоть оставил пути отступления — запамятовать на следующий день якобы от похмелья, отмотать всё назад к безобидной дружбе и сохранить честь.

Чтобы оценить смелость и безбашенность поступка Данеля, нужно знать негласный церковный этикет. Здесь почти не встретить очевидных парочек не в браке. Никто не хочет привлекать внимание к своей симпатии и открыто проявлять чувства. Молодые парни и девушки чаще общаются большими компаниями и почти никогда наедине. Да и запрещено оставаться наедине вне общественных мест. Даже после помолвки пастор настаивает на двойных свиданиях во избежание блуда.

В какой-то момент парень, серьезно всё решивший для себя, прыгает в неизвестность и делает предложение подруге, которую знает почти целую вечность, с самой воскресной школы. Он не уверен, нравится ли ей. Часто только после помолвки молодые люди начинают ходить на свидания. Так что все любовные терзания парней и девушек, как правило, остаются за завесой бесстрастного взгляда и дружелюбных невинных разговоров. Никто не признаётся в любви, если не собирается связать навсегда жизнь с этой девушкой.

Ночью долго не могла уснуть, произнося в голове на повторе: «Ты слышишь? Лика… Я тебя люблю». И честно, я бы ответила ему: «И я люблю тебя», если бы не стыдливость и эффект неожиданности.

Знаете, в чем опасность сновидений? В них нам, беззащитным, легко принять происходящее за явь и поверить.

Тряпочный руль

В прошлый раз я сказал, что ты нравишься мне. Нужно было быть решительнее и сказать, что я люблю тебя.

Д.Киз, «Цветы для Элджернона»

Лика

Весь следующий день была одним большим взволнованным ухом — всё ждала звонка от Данеля. Не позвонил. Не осмелилась поднять тему ночного разговора и в письме к нему. Кое-как дождалась окончания церковного служения вечером в воскресенье, с трясущимися руками и нервным битом пульса в ушах предвкушала нашу беседу. Но Данель вёл себя до возмутительного буднично, не проявлял ни капли неловкости. Как будто и не признался мне в любви на той же неделе.

Ну что ж, тем и хорош двадцать первый век, что мы теперь с мужчинами на равных:

— Данель, как ты, кстати, чувствовал себя в первое в жизни похмелье? — на апперетивчик решила напомнить ему о том самом дне.

— О, прости! Кажется, звонил тебе тогда, да? — мы в это время шли к автобусной остановке и не смотрели друг другу в глаза. — Не думал, что алкоголь способен оставлять немыслимые Марианские впадины в памяти. Надеюсь, не наговорил всяких глупостей, за которые должен замаливать грехи перед тобой?

Вот так фокус. Ожидаемо, если честно. Сдал назад.

От его трусости грустно и отвратительно гадко внутри. Данель похвалил мои духи и продолжил весело болтать по дороге домой, но я не слушала и не говорила, будто язык завязали в узел, хотела быстрее скрыться в стенах своей спальни. Данель заметил перемену настроения. Остаток дороги ехали молча. Невзначай, вроде устраиваясь удобнее, Данель положил руку на спинку моего сиденья в автобусе, потом задремал, хотя и здесь не могу быть уверена, что не притворялся. Во сне опустил голову мне на плечо, рука его беспомощно соскользнула с кресла мне на спину, волосы щекотали шею. Знаю, сделает неловкий вид, когда будем на нужной остановке.

Неужели так страшно быть настоящим мужчиной: рисковать, не робеть, решительно говорить и не забирать сказанных слов назад?

Разве не это нас привлекает? Сама трясусь от смущения за десятерых, сомневаюсь в себе и в других. Но мужчине так нельзя. Жду совершенно иного, крепкого и уверенного, надежного, что притягательнее в сотни раз любой красоты и пустых красноречивых разглагольствований.

Образ Данеля как серьезного парня рассеялся, словно пустынный мираж. Нафантазировала недостающие в нем качества, а теперь разочаровалась.

«Но ведь нельзя судить человека по одному лишь неверному поступку», — уговариваю себя.

А кто возил тебе мёд во время ангины, кто пахал ради тебя на грядках, чьи теплые рубашки спасли от холода в лагере?

Ничего не подозревающий Данель мирно потянулся и улыбнулся.

За неделю до Рождества Христова

Я по натуре человек постоянный, даже слишком, — если чем-то занялась, то нелегко бросить. В средних классах прилежно посещала клуб программирования во Дворце школьников. Дважды в неделю вжималась в дверь переполненного вечернего автобуса и ехала на другой конец города. В отличие от остальных ребят из клуба, у меня не было домашнего компьютера, потому многое давалось сложнее и медленнее. Первые занятия даже не могла найти тот самый крестик, чтобы закрыть окно программы. Позже прилежно писала программный код психологического теста, продираясь через сложные устные инструкции учителя. В конце урока мы сохраняли свои проекты на дискету и сдавали учителю на хранение. В один из таких дней получила новость, высказанную с такой лёгкостью, что мой диск «случайно» отформатировали. Случайно?! Да вы издеваетесь! Несколько месяцев работы коту под хвост. Нервы бесшумно и незаметно для остальных сдали. Не сказала ни слова, но тот визит в клуб стал последним, а профессия программиста попала в личный черный список.

За два дня до Рождества мою «дискету» опять отформатировали… Ты что-то рисовала в голове, мечтала, примеряла новую фамилию. Хоп, одна беседа смывает идеальный замок из песка.

Папу опять перемкнуло, родители запретили общаться Данелем один на один: никаких телефонных разговоров, писем и сопровождения домой после встреч с друзьями. По этой же причине вместо вечернего молодежного служения в церкви буду посещать утреннее вместе с родителями. Отныне только седые Божьи одуванчики в очках будут одаривать меня своей милой улыбкой со вставными зубами.

В голове не укладывалось, почему именно сейчас? Это что особый вид удовольствия: дать привязаться к человеку, зародиться чувствам, а потом сорвать налившийся соком плод и бросить с силой о землю? Не они ли сами нас толкнули друг к другу? Кто поручил Данелю провожать меня до дома? Или родителей временно ослепило самолюбие? А позже пришло осознание: «Вдруг всё серьезно?» Опять те же набившие оскомину слова: «Он тебе не пара».

Да почему?! Хоть кто-то мне пара?!

Почему все родители так уверены, что дети обязательно повторят их ошибки, если их не оградить? Вот вышла мама замуж в девятнадцать, на первом же курсе университета, через одиннадцать месяцев родила меня и пришлось брать год академического отпуска, а после него переводиться на заочку. Намучилась, короче. Но это же не означает, что и мне захочется так рано выскочить замуж и бросить университет. Я раньше двадцати пяти ни за что под венец не пойду.

Свекровь, папина мама, работала учителем в школе и ни во что не ставила мамин диплом заочника, мол халявщики, липовый диплом. А когда я пошла в школу, мама хвасталась ей, что учусь на «отлично». Тогда бабушка требовала показать мои тетради. Первое время я с гордостью их ей приносила, но бабушка говорила: «А я бы за такое пятерку не поставила. Почерк хромает и грязь». Тогда мама, продолжая войну со свекровью, сильнее укоротила мой поводок: ругала за мелкие помарки, заставляла целиком переписывать тетради, я плакала из-за четверок в дневнике, а одноклассники смеялись над этим.

Если я из-за влюбленности не получу золотую медаль, не поступлю в университет на грант, не доучусь по специальности, это будет не просто мой провал, это станет личным и самым большим поражением мамы в схватке с бабушкой. Но не все же теряют рассудок от любви и творят всякие глупости. Уж точно не я.

А теперь опять ждут позорные объяснения с парнем, опять краснеть от стыда и чувствовать неловкость при случайных встречах. Это всё равно, что открытым текстом оскорбить человека: «Sorry, ты не нравишься моим родителям».

Изо всех сил кричу в подушку, молочу по ней кулаками за закрытыми дверями спальни и падаю на диван в слезах от собственной беспомощности, бесправия и несправедливости. Мозг скандирует раз за разом в такт бешеному сердцебиению: «Я. Свободный. Человек!» Я, только я должна решать, кто мне пара, а кто нет, с кем дружить, а с кем расстаться!

Цепная реакция: вначале сам Данель отказался от того, что могло бы стать нашим будущим, а в ответ на его слабость моментально последовала отдача.

Пришлось в последний раз увидеться на вечернем служении. Данель принял новость с достоинством. Даже с некой легкостью. Убедил, что почтение к родителям прежде всего, не нужно идти против рожна. И ничего не предложил взамен. Я ошиблась, никакой он не отважный рыцарь из средневековья, готовый бороться за даму сердца.

***

Еду в запертой отцовской машине. Вот тот поворот, который мне нужен. Во все глаза смотрю на него, проезжая мимо. Повернуть не могу — руль в моих руках тряпочный… Не слушается и не управляет движением.

Кажется, впервые понимаю, о чём ненавистный сон. Но написать о нём, увы, теперь некому…

Скучаю по тебе

Худший способ скучать по человеку — это быть с ним и понимать, что он никогда не будет твоим.

Габриэль Гарсиа Маркес

Тим

Осталось два дня до зимних каникул. Оценки за четверть уже выставили, но по дурацкому правилу ходить в школу всё равно нужно. Сегодня приволок с собой гитару, чтобы вынести тянущуюся, как смола, скукотищу. До начала занятий тихо играю дворовую песню «Королева снежная», напевая вполголоса:

«У тебя на ресницах я слезинки не встречу,

Я слезинки не встречу…»

Звук гитары, как мед для пчел, влечет праздно слоняющихся в холле. Мимо меня проносится вишневая копна волос, собранных в тугой хвост. Тут же начинаю намеренно петь громче, выкрикивать ей вслед:

«Только серые льдинки

У тебя-я-я в глазах…»

Нулевая реакция. Не обернулась, не поздоровалась, не подошла. Гитару под мышку и за ней в класс. А у снежной королевы-то сегодня глазищи опухшие, красные. Впервые не накрасилась. Так она выглядит значительно младше своих лет, как маленькая грустная девочка, у которой упал на пол леденец.

«Ну что ты так смотришь?» — говорит и отворачивается.

Стесняется, закрывает лицо руками — не хочет, чтобы видел её не в форме. Как же ещё не поняла, что её лицо — самое волшебное на свете. С косметикой или без неё. Пока Лика смотрит пустым взглядом куда-то вдаль, сбоку разглядываю её профиль. Острый прямой нос переходит в чувственную ложбинку над ртом (ещё одно моё любимое местечко). Соблазнительная впадинка под нижней губой, будто кто-то нежно провел пальцем по фарфоровой коже Лики перед её рождением. Взглядом поглаживаю её густые тёмные брови. Они строго сведены двадцать четыре часа в сутки, если только не рассмешить её. Сама-то она шутит на троечку. Наверное, сразу родилась со своим фирменным выражением лица.

Широко распахнутые глаза совершенно не умеют лгать. Очевидно, что она плакала, и плакала долго. Может, и всю ночь. Но в чем же причина? Покажите того, кто так накосячил? Где ненормальная любительница праздников, сумасбродных новогодних костюмов и нелепых детских конкурсов? Где взахлеб рассказываемые планы на Рождество с её церковными друзьями?

Вопросительно смотрю на Соню, которая только пришла. Она одними губами отвечает мне: «Потом».

Учитель заболел. Страдаем фигней целых сорок пять минут. Лика склонила голову над партой с закрытыми глазами. Может, и не спит, просто не хочет говорить ни с кем.

Тихо бренькаю на гитаре и едва слышно пою:

«Где твои крылья, которые так нравились мне?»3

«Никакая ты не Снежная королева. Ты спящая красавица…», — думаю про себя. Пишу записку Соне: «Что с ней стряслось?»

Лика

Ничего не хочу, кроме как проспать ровно столько, чтобы, проснувшись, забыть обо всем. О словах отца, о Данеле и его сухом последнем разговоре. Трус!

Вот бы вернуть себя прежнюю, беззаботную и весёлую, лет так в десять.

Ожидала, что Данель утешит, обнадежит, что не перестанем быть друзьями, что-то придумаем. По крайней мере мог бы бывать на утренних служениях церкви и видеться со мной. Мне пришлось расстаться с ним прямо в Сочельник, и теперь каждый год на Рождество буду вспоминать об этом позоре, унижении. Почему, почему я так привязываюсь к людям и потом начинается такая невыносимая ломка?

Чем быстрее выберусь из зыбучих песков воспоминаний, тем лучше. Но чувствую, что часть меня не хочет отпускать и забывать Данеля.

В Сочельник по семейной традиции отец развел огонь в камине. Пока родители поднялись переодеться к праздничному ужину, жгу одно за другим письма Данеля в ненасытной пасти пляшущего огня. Не вижу смысла их хранить, ведь не удержусь и буду перечитывать и раз за разом вскрывать раны.

Никто не дождется от меня сегодня нарядного вида или хотя бы натянутой улыбки. На семейном рождественском фото всем на зло буду в депрессивных пижамных штанах и мрачно-коричневом, как моя жизнь, балахоне. В зеркале потухшие глаза. Детская предпраздничная непоседливость и возбужденность Олега и Ани ещё сильнее действуют на нервы. Как им всем может быть так весело, когда мне так плохо?

Мамина стойкость даёт трещину к концу ужина. Она гладит меня по волосам, по лицу, молча целует в щеку и обнимает за плечи: «Ты нас потом поймешь… Когда-нибудь у тебя тоже будет дочь». Всё равно люблю её. Мне кажется, что, если бы не отец, мама бы не выдержала и разрешила дальше дружить с Данелем.

Сидим без света у камина на мягком диване. Прижимаюсь головой к маминой груди и погружаюсь в долгожданный исцеляющий сон.

***

В воскресное утро 30 декабря в холле церкви среди собравшихся кучками бабушек вижу Тима. Неожиданно и приятно.

«Бледнолицым привет!» — дразнит он.

Картинно закатываю глаза, цыкаю, и мы садимся на скамью в конце зала во время служения. Тим говорит, что ему по утрам здесь бывать удобнее — потом весь день свободен. Браво, маэстро врать и не краснеть. Догадываюсь, что пришел утром только ради меня. Я ему всё рассказала перед каникулами. Он откидывает рукой назад косую челку, по-доброму подмигивает смоляным глазом и тычет пальцем в мои ребра. Не могу не засмеяться. Звон серебряного браслета на его запястье, привлекает к нам взгляды соседей по лавке. Бабули начинают улыбаться.

Вот кто настоящий друг. И в горе, и в радости.

Залезть в чужую голову

Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце.

Марк Твен

Тим

«Двигатель внутреннего сгорания за счёт движения поршня, который совершает возвратно-поступательные движения, попеременно проходя…», — Лика отчеканивает зазубренный текст, в то время как учитель, ещё довольно молодой, закрыв глаза, чуть не стонет:

«Да, Воскресенская, давай ещё. Могу слушать это бесконечно. Просто услада для моих ушей».

Слова «возвратно-поступательные движения» он сопровождает соответствующими движениями руки, сжатой в кулак. Отчего по классу прокатывается волна басистого ржача. Здесь пацаны со всей параллели и совсем мало девчонок.

Препод, конечно, рад такой старательности Лики в неженском предмете, но тот ещё извращенец — его похвала звучит двусмысленно.

«Девочка моя, что ты здесь забыла?» — звучит сострадательный вопрос в моей голове. Она даже не понимает причины смеха в классе, ассоциации, которые вызвали её слова.

Кроме Лики, здесь ещё несколько таких же отчаянных, которые ненавидят шить и вязать больше, чем толпу спермотоксикозных самцов со всей параллели с их сальными шуточками.

По средам весь день профподготовка. Выбор невелик: швейное дело или автошкола. Для девчонок устроили жесткий отбор — пробный заезд сразу на грузовике. Допотопная колымага с огромным рулем без гидроусилителя заводится отвёрткой вместо ключа.

У отца Лики в гараже стоит ЗИЛ со времён постройки собственного дома. Потому до испытания в автошколе папа успел солидно поднатаскать её. Лика прошла отбор и попала с нами в группу «автошников». Догадываюсь, что не по своей воле, опять руку приложили родители.

Кто в силах шесть уроков подряд сидеть в одном кабинете, изучая железяки и правила дорожного движения? А потом ещё пару часов торчать на улице, ожидая свои десять минут позора за рулем чудо-мобиля.

Лика спрыгивает с подножки грузовика красная, как флаг СССР. На правой кроссовке сверху отпечатался протектор массивной ноги. Она боится газовать, а препод делает это не самым изящным способом — давит своим сорок пятым размером на её тридцать седьмой.

Нам с Ликой по пути до её остановки. По дороге она обнаруживает, что забыла ключи от дома, а родители за городом у бабушки до самого вечера.

Уговариваю пойти ко мне и не мерзнуть на улице. Все-таки январь на дворе. Представляю мамину ухмылку, когда приду домой с девушкой. Впервые. Мне фиолетово, мы же просто друзья.

Лика

Зачем согласилась? Хочется бежать без оглядки, когда двери лифта закрываются за нами. Хотя и нахожусь рядом с Тимом в школе каждый день, в таком узком и замкнутом пространстве между нами повисает почти осязаемая неловкая тишина, а лифт едет слишком медленно.

Как это будет выглядеть в глазах его мамы? А вдруг её не будет дома? Что тогда? Один на один оставаться нельзя — так нас учили в церкви. И как потом объясню родителям, где провела весь день, забыв ключи? Могла бы пойти к Соне, но без предупреждения как-то неудобно. Или просто ищу себе оправдание?

Хоровод вопросительных знаков в голове заставляет нервно теребить серьгу-рыбку в ухе.

Тим открывает дверь, и мы сразу же оказываемся в светлой кухне. В квартире нет коридора — видимо, сносили стены.

Брюнетка с короткой стрижкой и бронзовой, как у Тима, кожей мигом оборачивается к нам. Она на голову меньше меня ростом и, думаю, на десяток лет старше моей матери. Увидев меня, расплывается в лукавой улыбке, будто знает какой-то секрет.

— Мам, это Лика — моя подруга, — Тим делает сильное ударение на последнем слове. — Она забыла ключи, посмотрим что-нибудь на компе.

— Ага-а, девочка «щечки, как яблочки», — говорит она с той же самой улыбкой.

Та-а-ак, откуда ей известно это прозвище? Неравный поединок. Я не владею такими личными деталями о маме Тима, как она обо мне.

По-озорному хохочет и жестом зовет нас за стол.

Пьём чай с простыми гренками из батона и вареньем из дачной клубники, когда из другой комнаты с голым рельефным торсом вываливается старший брат Тима. Который из двоих — не знаю. Почти точная копия Тима, но возмужавшая, небритая и выше ростом. Увидев нас за кухонным столом, парень театрально хватается за живот, из гортани вырывается самый заразительный смех, который когда-либо слышала.

«Наш маленький Тим пришёл поиграть в игрушки с маленькой подружкой, или пришли сообщить, что поженитесь?» — говорит он, саркастично задрав одну бровь.

Краснею до самых корней волос. И как реагировать на такую реплику?

«Простите, не знал о Вашем визите, а то бы принарядился. Я — Алекс», — чмокает мать и садится рядом с ней за стол. По-прежнему без майки. Стараюсь не пялиться на его голое тело.

Позднее убеждаюсь, что брат Тима веселый и открытый человек, хотя и крайне беспардонный. Алекс рассказывает, как создал свою музыкальную группу. До жути стеснялся девчонок в школе, боялся к ним подойти и заговорить. На что его мать дополняет чересчур откровенно: «Я уже подумывала, что Алекс у нас гомосек, пока не нашла чемодан с презервативами».

Мои глаза против воли превращаются в два мяча для пинг-понга от её слов. Такие ужасные вещи для них — норма? И они болтают о них вот так запросто за чаем.

Короче, брат Тима нашёл способ кадрить девчонок, не разговаривая с ними. Все мы, дамы, падки на танцоров и музыкантов. Со временем увлечение, публичные выступления и поддержка зрителей сделали парня более раскованным.

Помогаю маме Тима с посудой, оставшись с ней наедине на кухне. Нашлась общая безобидная тема — у них есть дача, а я рассказываю про мамин сад.

Тим показывает свою комнату, потом куда-то выходит. Детская мебель, книги в жанре фантастики и фэнтези. Беру с полки фотоальбом. Внутри страницы с фотографиями девчонок. Некоторых из них знаю, учились в нашей школе. Здесь же фото Инессы. На снимке она сидит на столе с хищным взглядом и готическим макияжем. Подскакиваю от страха, когда слышу голос Тима за спиной:

— Нашла мою коллекцию?

— Что? — растерялась, что он меня так подловил.

— А твоей фотографии у меня так и нет. Подаришь на память?

— Зачем? Что ты с ней будешь делать? — Если честно, мне даже странно видеть фотографии этих девушек. Они сами ему их отдали?

— Буду смотреть на тебя перед сном. Может, даже целовать. — Увидев мою реакцию, Тим смеётся.

— Это все твои бывшие? — кладу альбом на место.

— Почему же, нет, не все.

Нет, не все они его бывшие или нет, не все, и есть ещё куча девчонок, с которым он был? У себя дома Тим другой. Простой, умиротворённый, спокойные, чуть сонные глаза, ленивая, неторопливая речь.

Показывает одну фотографию и рассказывает, как пережил тяжёлое расставание со своей первой любовью. Она старше нас на год. Короткие вьющиеся русые волосы, большие зелено-коричневые глаза и добрая улыбка.

Хуже всего, что они не поссорились, не разбили друг другу сердце. Девушка улетела с семьей на другой континент. Навсегда. У Тима остались только фотография и несколько памятных вещиц. В аэропорте он ей обещал, что непременно прилетит, когда станет старше, и всё будет по-прежнему.

Это случилось, когда Тим учился в другой школе в девятом классе. Получается, у нас обоих было дурацкое лето накануне десятого класса, оба скучали по людям, с которыми расстались, и оба искали, как забыться в начале нового учебного года.

Они хотя бы пишут письма друг другу. Но всё реже. Тим помнит такие милые детали: как её пудель обожал яблоки и мандарины, как отец девушки научил его дарить возлюбленной подснежники в первый день весны, как он все выходные пропадал у них дома.

Внутри всё сжимается от грустного рассказа.

Тим отгоняет накатившие воспоминания, внезапно взмахивая рукой.

— Ну вот, теперь ты знаешь страшную тайну обо мне. Не такой уж я сухарь. За тобой должок, поэтому тоже задам вопрос о твоей тайне. — Он пытается злорадно рассмеяться, но не выходит. Искренность лишила его уверенности, сделала уязвимым.

— Ну, окей. Спрашивай. У меня нет темных секретов.

— Ну-ну. Кхм… — Чего он тянет-то и не решается никак спросить? Что там за вопрос такой? — А правда, что ты… привязывала ремнём своего братишку к стулу? Ты по части этих самых…садо-мазо? — заговорщицки прищуривает глаза.

— Что-о?! Кто тебе такую чушь сказал? — такой вздор впервые слышу. С чего он взял?

— Инесса… — голос тихий и провинившийся, как у пятилетнего мальчишки в углу.

— Так и знала, что она гадости про меня рассказывает. Значит, слушай сюда. По субботам мать с отцом уезжали на рынок за продуктами. Меня оставляли с братишкой. Но к тому же суббота для меня — день уборки. И никто не делал скидок на то, что я параллельно приглядывала за годовалым малышом. Он то и дело норовил куда-то залезть, откуда-то упасть. Включала ему мультфильм на видеокассете и сажала на стул. Сиденье высоко от пола для братишки, запросто мог грохнуться с него. Я ж у папы инженер — придумала способ в виде ремня безопасности. У нормальных детей есть специальные стульчики с такими ремнями, а у нас его нет. Вот и вся история. Родители даже похвалили за изобретательность. Никаких тебе садо-мазо и в помине не было.

— Прости, — одними губами говорит Тим, смотря на меня.

— Раз провинился, тебе штрафной вопрос.

— Согласен. Но боюсь тебя. Ремнём пристёгивать не будешь к стулу и пытать? — намеренно подкалывает, и я изображаю хук справа.

Есть один вопрос, который вертится в голове уже долго. И мы с Тимом привыкли говорить обо всем на свете без утайки, но эта тема… Не знаю. Спросить, не спросить? И главное — почему я хочу это знать? Не наивная, слышала разговоры одноклассниц, сплетни в раздевалке на физкультуре, но никогда не участвовала в подобных обсуждениях.

— Ты когда-нибудь… — какое же слово подобрать? — был близок с девушкой… ну, это… — я-то, понятное дело, с детства верующая, потому и девственница, а Тим уверовал только прошлой весной.

Тим видит моё смущение и даёт понять, что вопрос ясен, можно не продолжать объяснять. Держится уверенно, ни один мускул на лице не дернулся. Может, и ему нечего стыдиться?

— Ну, знаешь, ничего особо серьезного. И не так, как должно быть в идеале. Глупое любопытство пятнадцатилетнего пацана. Она была доступной девчонкой. В меру симпатичная блондинка, но совершенно глупая. Сидели с пацанами во дворе на скамейке, пели под гитару дворовые песни. Они почти все о несчастной любви или какие-нибудь пошленькие. Девчонкам такие обычно нравятся. Потом все разошлись по домам, а мы с ней остались. Я повернулся и поцеловал её. Она была не против. Парни всегда проверяют, до какого момента горит зелёный свет. Опустил ладонь на её шею. Меня подгоняло элементарное любопытство. Она продолжала бесстыдно смотреть своими зелёными глазами, не возражая. Начал медленно перебирать пальцами вниз, продолжая целовать, чтобы не смотреть в глаза и не краснеть. Нырнул рукой под легкую блузку и просто замер. Для меня всё было впервые. Как опыт на уроке анатомии. И кроме страха и незнакомой пульсации, дрожи в теле больше ничего не почувствовал. Она положила ладонь мне на бедро. Целовались в такой странной позе. Повторения с ней больше не хотелось. Слышал от Инессы, — от звуков её имени меня уже передергивает, вот же язык без костей, — что ты ни с кем пока даже не целовалась. Сейчас, держу пари, меня осуждаешь. Я вижу. Зато сказал правду.

— Понятно. — Наконец сглатываю я и прикусываю щеку изнутри от неудобства.

Почему мне казалось, что Тим более невинный?

Он смотрит на мои губы и на пару секунд зависает. Потом резко разворачивается в сторону компьютера и спрашивает:

— Вторая часть «Истории игрушек» или «Жестокие игры»?

Я выбираю мультфильм.

Возвращаясь вечером домой, слышу мамин телефонный разговор из кухни:

«Да Вы что? Такая огромная клубника вырастает из семян? Обычно же усами её разводят. В январе надо семена высаживать? Ой, нет, нет, мне неудобно как-то. Правда? Ну, спасибо Вам огромное. Да, я передам Лике, чтобы зашла после школы к Вам. Всего доброго, и ещё раз спасибо».

Пожар

Иногда мне хочется плакать, а я смеюсь.

И.Тургенев, «Ася»

Лика

До выпускных экзаменов и поступления в университет осталось меньше четырех месяцев. Дни проносятся мимо табунами диких мустангов, которых сознательные выпускники пытаются приручить.

Школа, домашние дела, курсы подготовки для абитуриентов трижды в неделю, зубрежка экзаменационных билетов. Даже на длинных переменах всё для служения великой цели — решаем с Тимом наперегонки задания из тестовика по математике. Вот же он спринтер. У меня сейчас пар из ушей повалит от такого «спортивного интереса» — не хочу позволить ему вырваться вперед.

Вступительные экзамены в университет предполагают сто двадцать случайных тестовых вопросов по четырем предметам. Экзаменационная база по каждому из них составляет пять тысяч заданий. В продаже тестовики объемом в тысячу вопросов, а значит, остальные четыре тысячи станут полной неожиданностью, если выпадут на экзамене. Хотим учиться бесплатно, но грантов, особенно по моей специальности, совсем мало. Для востоковедов всего десять бесплатных мест на всю страну.

Потому по доступной одной пятой части вопросов гоняем друг друга всё свободное время.

Завтра придет фотограф сделать на память последние школьные фото. Плакать по школе не буду уж точно, закрою эту дверь в последний раз и даже не обернусь. Слишком много унижения и предательств пережила в этих стенах.

Мама Тима на днях позвонила и обещала моей матери семена особого сорта клубники. Просто взяла и набрала наш номер, не зная даже имен моих родителей. Так могла сделать только она. Без всяких церемоний. А потом точно также на полуслове оборвала диалог словами: «Ну всё, пока!»

Избежать допроса не удалось:

— Лика, что у тебя с Тимом? Ты опять за своё? Иначе с чего бы его матери вдруг пришла идея рассказывать мне про свою клубнику размером с маленькое яблоко? Ты с ней знакома? Что всё это значит?

— Мама, мы с Тимом просто друзья, — отвечала я без капли обмана, ведь так всё и было.

— Лика, у нас с тобой уже был разговор о нём год назад. Не дружат мальчики с девочками. Ты же понимаешь, что скоро выпускной. Жизнь разведет вас в разные стороны. Драгоценное время для занятий, необходимое сейчас, можно профукать, и не вернешь. Ключевой момент твоей жизни. Мы с папой верим, что ты сможешь воплотить задуманное. Не загуби судьбу из-за мальчика. Будут новые друзья, интересная студенческая жизнь. Всё только начинается. И парень будет, и не один. Куда торопишься, а? — ну, всё, мама теперь не отстанет.

— Мама, да, Тим заигрывал со мной в прошлом классе, но его чувства перегорели. Вот честное слово. Я ж не слепая. Не волнуйся.

Впервые за год реальность больно полоснула меня, когда проговорила эти слова вслух. Тим действительно потерял ко мне интерес, как к девушке. Мозг глубже провернул вонзённый клинок, показывая кадры диафильма из прошлого года под названием «Тим + Лика =?» Как мы постоянно вызывали друг друга на словесные дуэли, как он разглядывал меня втихаря, единственный танец, наши руки в кармане его куртки. Вся нежность в прошлом.

А скоро мы и вовсе потеряем друг друга. Он поступит на другой факультет, встретит новую девушку, полюбит и будет танцевать с ней. И мы не сможем продолжать дружить. А потом, потом… Не разрешаю себе об этом думать. Но ведь так и будет. Тим женится на другой девушке. Забудет меня. У нас ничего и не было, так и не признались в чувствах друг другу, хотя они явно были у обоих.

Сейчас между нами всё просто, спокойно и до колик в животе смешно. Братско-сестринские отношения.

Я заплакала. Вот чего не жилось-то спокойно? Зачем понадобилось сейчас вскрывать эту могилу чувств? Забытые ощущения моментально нахлынули, будто нашу прошлогоднюю любовь сорвали зеленой, как последние помидоры перед заморозками и дали дозреть на подоконнике. Вроде и красные, да не то. Ещё и Данель этот. Если бы не он, Тим бы не охладел ко мне, не отошел в тень. Да что ж за любовь такая была, если она дымит, как дешевые ароматические палочки, которые ничего, кроме тошноты, не вызывают? Или я просто боюсь остаться одна после окончания школы? Зависимая, и неважно, к кому прилепиться?

Тим

Кажется нелогичным, зачем выбрал специальность «Информационные системы», если обожаю химию и биологию. Но я-то понимаю, что программистом смогу зарабатывать приличные деньги уже лет через шесть, пока поклонники химии и биологии будут отматывать срок в медицинском, потом ещё все эти интернатуры, ординатуры, горбатить в поликлиниках за копейки, пропускать через себя толпы пациентов. Больные люди не очень приятны в общении, а с компьютерами даже разговаривать не придется.

Сегодня фотосессия. Все должны разбиться на группы для будущего коллажа. Сажусь на стул перед штативом, а Соня и Лика по задумке присядут ко мне на колени с разных сторон. Легко сказать, да трудно сделать.

Только одна назойливая, как муха, мысль в голове: «Где она откопала эту юбку?» Видимо, очень старалась оставить на прощанье неизгладимое впечатление в каждом альбоме одноклассников. Даже плотные черные колготки не скрывают изгибы её щиколоток, колен и бедер. Самая интересная часть кокетливо прячется в вышитых цветочках на малюсенькой черной юбочке Лики, которая через минуту оказывается прямо на моей ноге.

«Мы. Просто. Д-дру-зья», — пытаюсь отвлечь внимание мозга от происходящего на моих коленях, бедром чувствую её ягодицы, в нос ударяет запах Ликиных волос. Хочется шипеть, будто на меня брызнуло раскаленное масло из сковороды.

«Снято! Следующие!» — отрезвляет фотограф.

На литературе Лика вертит ручку в руках и задумчиво поглядывает на меня. Потом всё повторяется по дороге домой. Какая-то непостижимо-тихая девочка идет рядом. Куда девался Ликин неугомонный щебет?

Её хандра продолжается всю следующую неделю, задачи на переменах отказывается решать, а маленький грустный огонек в глазах теперь превратился в сжигающее всё на фиг на своем пути пожарище. Лика в ярости — что-то новенькое. Злится, дергается по мелочам. Она что так остро переживает надвигающиеся экзамены? Но паника проявляется иначе. Её глаза что-то властно требуют. Что стряслось? Чем я её обидел?

И внешне переменилась. Или надвигающаяся весна заставляет её снимать безразмерные теплые одёжки? Сегодня Лика в черном длинном пиджаке без пуговиц, под которым я разглядел красное платье на толстых бретельках. Пока она сидит в холле перед уроками, мне сложно стоять рядом и не смотреть туда, куда хочется нырнуть глазами больше всего. Нельзя.

На контрольной Лика вся раскраснелась от волнения. Поспешно снимает пиджак. Сзади её тело делит надвое металлическая молния от лопаток до поясницы.

Выколите мне глаза кто-нибудь. Пожалуйста. Вот такая у нас офигенная «дружба». Я ж не евнух, в конце концов.

За неделю до весны

Тим

Как мог, старался отложить признание. Будто пока не произнесено вслух, не существует по-настоящему. Я понял, чего она хочет, почему злится. Ну зачем ей понадобилось именно сейчас всё портить, будить ненасытного зверя, которого мы так благополучно уложили под уютное пуховое одеялко прошлой весной? Уже не время. Слишком поздно. Признаем чувства и всё, дружбе конец. Дружба крепче школьной влюбленности, а я не хочу терять Лику вот так.

Сознательно чаще прогуливал занятия, пропадал из виду, рубился в контру в соседнем компьютерном клубе. Но от этого стало только хуже, ведь у Лики синдром спасателя. Находила через друзей все мои убежища, вытаскивала за руку из компьютерного клуба, будила утром по телефону, чтобы не просыпал уроки.

Если у этой леди есть цель, она будет методично идти к ней, будто выполняя одно за другим «домашнее задание». На этот раз целью был я. Лика и бесила, и сводила с ума одновременно: взглядами, телом и разговорами. Прекрасно знала, что делает. Она совершенно точно задалась целью апгрейдить наши отношения.

Я не мог, просто не мог её оттолкнуть. Слишком добрая и хорошая девочка. И что уж кривить душой, меня тоже влечёт к ней ещё с прошлого года, но я боролся, честно, распинал свои страсти и чувства.

Пусть лучше всё само сойдёт на нет, как это бывает со школьной влюбленностью. Никогда не бросал девушек, они и сами неплохо справлялись с этой задачей, когда узнавали меня ближе. Ведь все мы бываем отвратительными людьми.

Лика

Как ни стараюсь зацепить взгляд Тима, тот самый, каким только он смотрел на меня, ничего не выходит. Болтовня, анекдоты, задачки, кажется, не закончатся до самого выпускного бала, на который он, кстати, не придёт. Лишит меня даже последнего танца.

Ни намека на влечение. Меня съедает злость изнутри. Неужели ничего не видит, не замечает перемену во мне? Я из кожи вон лезу, чтобы понравиться ему, одержима идеей завоевать его. Вернуть его влюбленный взгляд.

Зачем мне это? Знаю, что сейчас мыслю безмозгло, недальновидно. Вообще не думаю о последствиях. И оттого ещё больше злюсь на себя. Ну и дурында. Закрылась в ванной и реву, пока все спят.

«Я ничего у Тебя больше не попрошу. Просто дай мне его, и буду самой счастливой на свете. Не хочу другого, только его. Прошу-у-у…», — как пятилетка в магазине игрушек, билась в истерике, а не в кроткой молитве перед Богом. Тогда не знала, что запомню эту молитву на всю жизнь, свяжу себя сделкой.

Поднимаюсь по лестнице в доме Тима, но через пролёт ступени идут почему-то вниз, а не вверх. Двигаюсь в надежде, что где-то дальше лестница поведёт меня в нужном направлении. И действительно вижу подъем, но затем маршрут опять повторяется. Как же добраться до его квартиры? Одолевает паника. Это замкнутый круг.

Писк китайского противного будильника. Горькое послевкусие от сонного квеста. Пресловутая лестница Пенроуза не даёт намёка о значении сновидения. Может, я просто бегаю по кругу и совершаю одни и те же ошибки, которые ведут вниз? В который раз в своей жизни. Может, чувства к Тиму шаг вниз, они не дают мне двигаться выше, дальше? Я в нём застряла?

Первый раз

— Я вам нравлюсь, Скарлетт, признайтесь?

— Ну, иногда, немножко, — осторожно сказала она. — Когда вы не ведёте себя как подонок.

— А ведь я, сдается мне, нравлюсь вам именно потому, что я подонок.

М.Митчелл, «Унесённые ветром»

7 марта 2001 года стало точкой невозврата для меня. После часто задавалась вопросом: «Было бы продолжение истории про Тима и Лику, если бы не события того дня?» Чем дольше живу, тем больше склоняюсь к ответу «нет». Истину в этой истории уже не найти. Но одно знаю точно: с этого дня началась безостановочная череда диких, дурацких решений, которые сыпались из моей обезумевшей головы, словно сахар из рваного мешка.

Лика

Теплый, как имбирный чай с мёдом, весенний день бодро подглядывал в окно спальни. Так вставать по утрам куда легче, чем в февральских темноте и холодрыге. По традиции нелегкая ноша учителей сегодня переходила на плечи учеников. День дублера — любимое событие года в школе №54.

В прошлый раз я была в роли учителя литературы для восьмиклассников, учеников на год младше нас. В этот раз выпала честь до обеда поиграть в директора школы. Потому и выглядеть нужно достойно. Думаю, мамина черная шифоновая блузка-жабо в сочетании с графитовым пиджаком и узкой юбкой до колена вполне подходят для этой задачи.

Переобуваюсь в школе в черные замшевые туфли-лодочки на шпильке. Из сумочки предательски глазеет конверт, от одной мысли о котором накатывает жар и одновременно обдает покалывающим льдом под коленками. Хватит ли отваги сегодня, или унесу письмо обратно домой?

Настоящий директор прячется от происходящего безумия в крохотной комнатушке, вроде подсобки, рядом со своим кабинетом. Я заняла непривычно удобное кожаное кресло, вместо деревянного стула, который вечно дерёт капроновые колготки. Руководить школой оказалось не слишком весело: утренний обход холла в поисках прогульщиков, беседа с второклассником, который хотел отправить товарища в увлекательное унитазное путешествие. И тишина… Сижу одна. Минуты противно тянутся, как горячий битум, прилипший к башмакам. Безделье нервирует, а книгу с собой не прихватила. Интересно, как сегодня мальчики поздравят одноклассниц? Про меня поди забудут, раз не видят.

Вызываю Тима «к директору» через дежурного мальчика-восьмиклассника. Просто потому, что сегодня могу себе это позволить. Он заходит в кабинет вначале с ошарашенным лицом, а потом расслабляется и смеётся. Не ожидал увидеть меня на кожаном «троне», специально заранее не рассказывала, чтобы вот так подшутить.

Тим дурачится и прогуливает уроки в директорском кабинете. С ним время до обеда пролетает незаметно.

— Пойдёшь на праздничный концерт в актовый зал? — он смотрит на часы и торопится.

— Вряд ли успею. Надо здесь до двух побыть.

— Тогда сейчас отдам, — говорит Тим и что-то достает из рюкзака. — Мальвина, — это так он о нашем завуче, она красит седые волосы то ли синькой, то ли голубой краской, — приперла к стене. Закроет глаза на прогулы, только если выступлю с парой песен на школьном концерте.

— Да ты вообще, у тебя же ни одной оценки по её предмету, — выдаю ему воздушный подзатыльник, но не касаюсь ладонью.

Отдать Тиму конверт или нет? Он мне коробку с бантом, а я ему — своё сердце? Какой-то неравноценный обмен получается.

В тот день одноклассницы получили в подарок плюшевых мишек, а я — потрясающий крутящийся черный органайзер с набором канцелярских принадлежностей от Тима. В голове так и звучал голос диктора Первого канала: «Одевайтесь теплее, а лучше не выходите из дома. Сегодня ожидается небывалый снежный буран. А спонсор погоды — Тим, который впервые за два года купил Лике подарок».

Письмо так и не решилась вытащить, когда прощались.

Тим

Для разогрева решил спеть что-то качовое. «Жажда» Наутилуса — самое то. Можно и покричать, и попрыгать.

«Первая любовь была слепа,

Первая любовь была, как зверь.

Ломала хрупкие кости,

Когда ломилась с дуру в открытую дверь».

На второе у нас самая грустная песня о любви всех времен и народов. И хотя её написали ещё в восьмидесятых, до сих пор крутят на каждой школьной дискотеке.

Только начинаю петь первую строчку, как зал взрывается, и все подпевают хором:

«Я пытался уйти от любви,

Я брал острую бритву

И правил себя»4.

Мне с моим высоковатым тенором, конечно, пока далеко до баритона Бутусова и его фирменной хрипотцы, да и обычно даже не пою на выступлениях с братьями. Это Алекса, первенца, водили по кружкам всяким: и на вокал, и на карате (у него-то не было старших братьев, чтобы заступиться), и на плаванье. А я самоучка. Во всём.

Но девчонки в зале визжат, когда с грудного пения перехожу на фальцет на второй строчке припева:

«Но я хочу быть с тобой,

Я, — вот здесь фальцет, — хочу быть с тобой.

Я так хочу быть с тобой.

И я буду с тобой».

Почему такой переход всегда производит одинаковый эффект на женскую публику? Фальцетом голос звучит хотя и тише, и не так объемно, как при грудном пении, зато нежнее, и припев вышибает слезу, будто исполнитель сам плачет, а не поёт.

Подражая Бутусову, пел эту песню с закрытыми глазами. Когда сыграл последний аккорд уже начал снимать ремень от гитары, но глаза моментально нашли Её, она только-только входила в зал. А собравшиеся кричали: «Ещё!»

Что ж, не зря же Лика пришла, надо и её порадовать, и баллада подходящая вспомнилась — «Шут и королева». Как только её не поют во дворах. Можно исполнить грустно, а можно шутливо, на манер бременских музыкантов из мультфильма. И я выбираю второе, подмигиваю Лике и смотрю всё время только на неё, поэтому она тихонько хихикает и краснеет:

«Звени, бубенчик мой, звени.

Гитара, пой шута напевы,

Я расскажу вам быль одну-у-у,

Как шут влюбился в королеву.

В одном из замков короля

С его прекрасной короле-е-евой

Жил шут

Красивый, молодо-о-о-й,

Король любил его напевы.

Раз королева говорит:

«Исполни шут мне серена-а-аду.

А коль затронешь сердце мне-е-е,

Получишь поцелуй в награду.

И шут запел и заиграл,

И полились его напе-евы.

И той же ночью шут узна-а-ал,

Как сладки губы королевы».

Лика дождалась конца песни — а в конце шут умирает с отрубленной головой — дёргано протянула мне конверт и взяла клятву, что не стану его тут же вскрывать. «Дома. Когда будешь один!» — строго пригрозила пальцем. Соня сказала, что Лика будет до вечера у неё.

Естественно, с маминого разрешения. Завтра ведь никаких уроков — международный женский день.

Лика

Не успели с Соней переступить порог её квартиры, звонок. К моему удивлению, Сонина мама к телефону зовет меня. Может, у родителей планы поменялись, и нужно срочно возвращаться?

На моё «алло» слышу незнакомую ранее интонацию в голосе Тима. Слишком серьёзный. А серьезным он почти не бывает никогда. «Привет» и молчит. Покрываюсь мурашками, как дачный хрустящий огурец. Хоть бы не начать заикаться. Неужели уже письмо прочел? Только бы не жалость. Пожалуйста.

Мучительное «что дальше?» не дает открыть рот. Крошечную бумажку с тремя самыми сложными для меня словами я положила в маленький конверт, который отправился в другой конверт побольше, и так ещё несколько раз.

В конце затянувшегося терзающего молчания Тим произносит:

— Думала так легко отделаешься? — наконец-то он легко посмеивается.

— Ты… ты уже…прочитал?

Боже, как страшно. Ноги немеют и воздуха не хватает. Момент истины. Либо всё бесповоротно испортила, и притворяться друзьями не выйдет, либо буду на седьмом небе от счастья.

— Лика… Так не пойдет, — тянет каждое слово, как будто папа отчитывает за проступок. Мне совсем душно. Чувствую себя виноватой, а Тим продолжает медленно истязать. — Ты должна произнести это вслух. — Что? Да он издевается! — Давай, набери побольше воздуха в легкие и вперёд.

— Нет. Пожалуйста… Я не могу, — умоляю его, но стало гораздо легче от его слов. Сидящий у меня на плечах внутренний трус свалился. Тим меня не осуждает.

— И что же там написано, а? Го-во-ри. Сейчас. Ли-я?

— Я же у Сони дома. И никогда-никогда в жизни не произносила этого вслух. Всё и так… это слишком для меня. Сжалься, — мысли не поспевают за пулеметной очередью слов.

— Если не скажешь вслух, положу трубку, — припер к стене, не оставив выбора.

Против воли шепчу еле слышно: «Я. Тебя. Люблю».

Зажмурилась в ожидании. В ответ с минуту слушаю только тихое размеренное дыхание Тима в трубке. Глубокий вдох и выдох. Завидую его спокойствию.

— Я тоже люблю тебя, трусиха. Очень давно. Поверь, мне не требовалось открывать эту чертову кучу конвертов, чтобы узнать, что там внутри. — Сколько нежности он уместил в трех предложениях. Его слова растеклись по венам, попали в мозг, потом в сердце, превратив меня в моментально тающую снежинку.

Святые небеса, я и не знала, что такое счастье. Хотелось прыгать, смеяться, бегать по дому и всех обнимать. Мы никак не хотели друг друга отпускать, глупо улыбаясь в телефонную трубку, хоть и болтали о всякой чепухе, о сегодняшних событиях в школе. Но ощущалось всё иначе. Соня только картинно закатывала глаза и мотала головой, пришла к ней в гости, а сама зависла с телефонной трубкой.

Так я впервые призналась в любви. Радость омрачала только мысль о родителях. Ещё и эта песня Тима про отрубленную голову шута. Лишь бы меня лицо не выдало сегодня дома. По этикету благовоспитанных и достойных леди сгори от чувств, а признаваться не смей. Я и этот пункт нарушила.

Вы ходили по улице голой?

Я видел, они все были полны глупого восхищения. Кэти так неизмеримо выше их, выше всех на земле, — правда, Нел?

Э.Бронте «Грозовой перевал»

Тим

После праздника Лика встречает меня странным приветствием. Уж не пожалела ли о своих словах?

«Раз я официально пополнила твою коллекцию, держи, выбирай», — протягивает фотоальбом. Хочет, чтобы я и дома ею любовался? В этот раз даже просить не пришлось.

Листаю страницы с нескрываемым любопытством. Будь по-моему, забрал бы весь альбом. На одной из фоток Лика в купальнике стоит с отцом в обнимку на фоне озера. Мои глаза прилипают, как скотч, к картинке дольше дозволенного правилами приличия. Её влажные после купания волосы, глаза с нежной поволокой слегка зажмурены от слепящего солнца. Никакого макияжа. Тело, обласканное солнечными лучами. Под массивной отцовской рукой, обнимающей её за плечи, Лика такая расслабленная. Никакой зажатости и стеснения, несмотря на раздельный купальник черного цвета, который держится на почти прозрачной фарфоровой коже тоненькими веревочками. Хрупкие плечики, тоненькие ручки и офигенная грудь. Сглатываю, переводя взгляд на местечко, в котором талия переходит в бедра, образуя сумасшедший изгиб. Не могу выбрать, какая же часть Ликиного тела нравится больше. Она без одежды в сотни раз лучше того, что я себе представлял.

Ещё чуть-чуть и запахнет дымом от такого накала.

«Поискать твою челюсть под столом?» — её слова возвращают меня к реальности.

Поднимаю смущенный взгляд и вижу довольную ухмылку на лице Лики, отчего подозрительно прищуриваюсь. Ишь, как осмелела. Глаза в глаза. Первой сдается в игре в гляделки. А мой взгляд опускаются на её блестящие от прозрачного бальзама губы, шею, ключицы — сравниваю оригинал с фотографией. И тут Лика резко запахивает пиджак, строя грозное и оскорбленное лицо.

«А нечего ходить в шифоновой блузке», — блестяще парирую я, но только в своих мыслях, язык всё еще не слушается.

Не могу беспалевно забрать пляжное фото, слишком выдам себя, поэтому выбираю портрет скромнее, на котором Лика с распущенными волосами, смотрит прямо в объектив. Догадываюсь, что её сфотографировали пару лет назад — волосы натурального русого цвета и не такие длинные, как сейчас.

После первого урока Лику вызывают к директору. Надеюсь, не из-за того, что я сидел вместе с ней в кабинете в День дублера.

Лика

— Лика, городская администрация ежегодно устраивает бал для лучших выпускников. Каждую школу представляет всего одна пара. Умеешь танцевать вальс? — говорит Лариса Максимовна.

— К сожалению, нет. С танцами у меня отношения не складываются. Очень печальное зрелище.

— Не страшно. В запасе достаточно времени порепетировать. Можешь выбрать любого мальчика из школы в пару. Отличников среди парней у нас всё равно нет, так что бери самого красивого. Уверена, ни один тебе не откажет. — Подмигивает мне директор. — Городские репетиции начнутся через месяц. Кажется, Александра из вашего класса с детства занимается бальными танцами. Думаю, сможет за месяц подтянуть тебя. Пропуск некоторых уроков не станет же глобальной проблемой, правда? Сама справишься с подготовкой к экзаменам?

Киваю.

— Спасибо огромное. Для меня это большая честь? — говорю на прощание.

Выхожу из кабинета директора.

Ну, Тим, тебе не отвертеться.

— О, нет, только не это, — начинает ныть он, услышав новости.

— Тогда я выберу первого красавчика нашей школы и буду пропадать с ним в малом спортивном зале, танцуя дни напролет. Ты не оставляешь мне другого выбора. Та-а-ак, посмотрим, кто же справится с задачей? Мо-же-ет, Сева или… — тут Тим меня перебивает.

— Хорошо, хорошо, я согласен. Блин.

Долго уговаривать Александру стать наставником по танцам не пришлось, учитывая, что нас отпускали с некоторых уроков.

— У тебя сегодня подготовительные курсы вечером, да? — спрашивает Тим, провожая меня до остановки. Между нами почти ничего не изменилось после признания в любви.

— Да. Жаль, что у нас занятия на курсах в разные дни. Так могли бы по дороге поболтать. Целый час стоять в автобусе — такое себе времяпрепровождение.

Тим берет меня за руку и начинает задумчиво и нежно водить пальцем по линиям на ладони.

— Мой автобус, — с извиняющимся тоном пожимаю его пальцы.

— Ты очень красивая. Ещё увидимся. — Тим целует мою ладонь. От прикосновения его теплых губ к моей холодной руке отдаёт щекоткой в животе, и начинается нашествие мурашек.

За чаем с мамой с воодушевлением сообщаю об участии в почетном городском мероприятии. Она гордится мной, но вдруг задает вопрос, к которому я готовилась всю дорогу домой, прокручивала диалог в голове, чтобы ответить непринужденно:

— А с кем ты будешь танцевать?

— С Тимом. С ним не буду бояться наступить на ногу. Остальных мальчиков до жути стесняюсь, покраснею, собьюсь с ритма.

По-быстрому мою за собой кружку под убийственный взгляд матери, обдумывающей следующий вопрос, и выбегаю из кухни от греха подальше со словами:

— Мам, вздремну часок, а то потом на курсы.

Уф-ф, пронесло. Но надолго ли? Поверила ли она мне?

Тим

Проводив свою девушку (Боже, у меня что есть девушка?), встречаю Гошу с параллельного класса в компании бывшего парня Лики, Макса Богатырёва:

— Чел, признавайся, как с Воскресенской замутил, а? Блин, у неё офигительные ляжки и задница. Да, Макс? До сих пор поди слюни подтираешь? Как сопливый щеночек, протаскался за ней, но так ничего и не обломилось. В курсе, что у них любовь-морковь была в девятом классе? А тебе удалось уже приласкать её?

Сам Макс идёт молча, как лошок. Что ж он ничего не говорит? Стыдно поди, как повёл себя с хорошей девушкой. А этот Гоша балабол.

— Пасть закрой. И отвали. Молча завидуй, — демонстративно достаю CD-плеер из рюкзака, чтобы заткнуть уши от этих кретинов. Прости, Господи, но это же правда.

— Воу-воу, брателло, остынь. Совсем чувство юмора отшибло после Воскресенской? Бабы приходят и уходят, а настоящим пацанам не дело из-за них бакланиться.

Разворачиваюсь, резко отталкиваю Гошу за плечи, и иду другим путем домой. Да, чувствую, всё только начинается. Вот, что бывает, когда берешь всеми желанный кусочек. Зазеваешься — тут же уведут.

Лика

Иду по улице. Опаздываю. Сама терпеть не могу непунктуальных людей. Перехожу на бег. Тяжело дышать с непривычки. Почти у остановки обнаруживаю, что ноги утопают в грязном снегу. Совершенно босые. И куда дальше в таком виде? Где мои ботинки? Становится невыносимо стыдно. Все оборачиваются и смотрят, как на сумасшедшую.

В тот день впервые увидела этот сон, который будет преследовать меня следующие два года, становясь ещё хуже.

Занятия на подготовительных курсах проходят, как всегда, интенсивно. Сегодня написали первое пробное тестирование по русскому языку, математик гонял у доски.

Самое начало весны, на улице всё ещё рано темнеет. Выходя из здания после курсов, всматриваюсь в фигуру под оранжевым светом фонаря. Силуэт машет призывно рукой. Приближаюсь и вижу Тима. Как неожиданно и мило. Он приехал за мной.

— Привет, любимый дятел. — Подходит ближе и улыбается.

— Ты ко мне приехал?

— Нет, конечно. Я приударил за очкастой училкой по русскому языку. Не думал, что ты меня застукаешь с ней.

Как же обожаю его дерзкий юмор. Неужели это в самом деле происходит, и мы встречаемся в открытую, как самые настоящие влюбленные, не скрывая чувств?

Тим, стараясь защитить меня от вынужденных прикосновений посторонних людей, двигает спиной к окну в конце автобуса. Сам встает напротив, держась за поручень с обеих сторон от меня. Между нами не больше десяти сантиментов, его руки на одном уровне с моей талией и совсем близко, так что задеваю их, когда водитель резко поворачивает. Я в своей персональной крепости под названием «Тим», сердце бешено колотится от уязвимой близости.

Он смотрит в мои глаза, затем одной рукой берет за руку, и я чувствую в ладони что-то небольшое и мягкое. Подношу к лицу. Красный брелок-сердечко. Одна мысль перебивает другую в голове, не могу совладать с бурей эмоций и чувств. И неважно, что нас теснят ворчащие люди, а водитель включил дурацкую песню группы"Руки вверх". Он и я. Вместе.

Давай сбежим отсюда

— Хорошо, что ты не была в этом платье, когда я встретил тебя впервые, — сказал я. — Ни за что не подступился бы к тебе.

— Так я тебе и поверила, Робби. — Она улыбнулась. — Оно тебе нравится?

— Мне просто страшно! В нем ты совершенно новая женщина.

— Разве это страшно? На то и существуют платья.

— Может быть. Меня оно слегка пришибло. К такому платью тебе нужен другой мужчина.

Э.М.Ремарк, «Три товарища»

Тим

«Котятки, так никуда не годится. Тим, вставай ближе и при движении вперед прям засовывай колено между её ног», — строго командует Александра слишком прямым текстом на первой репетиции выпускного вальса.

Одноклассница бесцеремонно придвигает меня к Лике. От соприкосновения наших голых ног инстинктивно вздрагиваю, как от электрошока, чем вызываю дикий смех нашего «учителя танцев». Видимо, у меня всё на лице написано. Вот какого фига на репетицию приперся в шортах? Предыдущим уроком была физкультура, я и не стал переодеваться. Лика тоже хороша — в шёлковой юбке выше колена. Но кто ж знал, что люди, придумавшие в восемнадцатом столетии вальс, могли быть такими же распутными и плотскими, как в двадцать первом веке.

«Ребят, чтобы двигаться, как единый механизм, нужно прям прижаться внутренней стороной бедра к бедру партнера, буквально срастись, телом чувствовать партнера. Ну чего вы? Блин, это всего лишь вальс. А если бы пришлось танцевать бачату или сальсу, оба хлопнулись бы на пол в обморочных конвульсиях?» — Саша только сильнее подливает красной эмульсии на щеки Лики своими комментариями.

На протяжении часа прикладываю титанические усилия, чтобы сосредоточиться на этих «раз, два, три, раз, два, три», а не на ощущении нежданной близости гладких бедер и теплого щекочущего дыхания на шее. Думаю, Лика уже пожалела, что решилась нас в это втянуть.

Месяц спустя

Лика

Соня меня ревнует и обижается, потому что с Тимом провожу гораздо больше времени в школе, чем с ней: репетиции каждый день по часу, на уроках тоже сидим вместе, а подруга с Сашей позади нас. Очень хочется, чтобы и для Сони нашелся хороший парень, чтобы поняла меня, каково это быть по-настоящему любимой и любить, а не заставляла чувствовать виноватой.

Мы неплохо двигаемся с Тимом на первой городской репетиции. Уж лучше наших неуклюжих соседей. Такое волнительное ощущение — столько выпускников, ещё и лучших учеников со всего города. Нас собрали на большой лужайке центрального стадиона под дразнящими утренними лучами майского солнца. Сейчас главная задача — работать над синхронностью танцевальных движений всех пар.

Статная мадам средних лет с идеальной осанкой и микрофоном в руках гоняет собравшихся вновь и вновь, наблюдая с вершины трибун пока неумелое топтание. Она-то под навесом, а мы на солнцепёке.

К обеду никто уже не рад ярким лучам. Чувствую, как горят плечи и другие открытые части тела. Тим смотрит на меня и смеется: «Надо же, всего за полдня твой нос собрал столько веснушек». Ощущаю себя, как желе. Нестерпимо хочется в тенёк, но нас всё не отпускают.

Тим снимает бейсболку и начинает гонять ветерок перед моим лицо, потом возле шеи, как опахалом. Ступни смертельно ноют, несмотря на удобные кроссовки — за полдня ни разу не присели. Переминаюсь с ноги на ногу. Хоть бери да на траву садись.

«Устала? — спрашивает Тим, наклоняется к моему лицу, сострадательно поглядывает, пока с трибун читают очередную нотацию, и сам же отвечает. — Устала».

Он встаёт позади и притягивает меня облокотиться на него, загораживает своими широкими плечами от беспощадного солнца. Головой понимаю, что верующие девушки себя так не ведут, надо бы отстраниться, но так приятно и хорошо от долгожданного отдыха, что просто откидываю голову назад и не сопротивляюсь заботливому жесту. Руки безвольно и расслаблено опущены вдоль тела. Тим водит по ним медленно вверх и вниз ладонями, поглаживая и еле касаясь внутренней стороны предплечий, локтевого сгиба. Он не рискнул обнять меня. И я благодарна ему за уважение моих принципов.

Короткий перерыв на нотации закончился, и вот мы опять в танцевальной стойке.

Последний звонок

Лика

Школьную линейку по случаю последнего звонка мы пропустили из-за финальной утренней городской репетиции к балу. Не будет снимка с белыми бантиками и с нарядной голубой лентой, как у всех девчонок. Зато долгожданный вечер проведу вместе с Тимом, вальсируя на балу. Я и мечтать о таком не смела ещё полгода назад.

Соня одолжила мне изумительное платье для этого особого случая. По правде говоря, я искала что-то летящее, с пышным низом, как у Скарлетт из «Унесённых ветром». Но никто из моего окружения не разделяет пристрастия к ретро-стилю, поэтому пришлось согласиться на то, что предложили. Да и танцевать будет удобнее, чем с пышным подолом.

На вешалке платье казалось обычным — темно-зеленый велюр длиной до щиколоток, с целомудренным разрезом сзади чуть выше колена и бретельками, усыпанными стразами. Но стоило его надеть, по восхищенному взгляду отца читалось, что наряд мне очень идёт. Мама завила мои вишнёвые волосы щипцами, придала пальцами прическе чуточку небрежности, и локоны рассыпались по спине и плечам, будто я кудряшка с рождения. Родители любовались и расточали комплименты, а Олежка даже подбежал поцеловать, а заодно потрогать блестящие камушки на бретельках.

Тим

Пришёл за ней с другом — один не решился. Лия отворила дверь и вновь скрылась в прихожей, нанося последние штрихи в и так наполненный лоском и шиком образ. Глаза Толяна, моего друга, таращились с удивлением на меня, когда он слегка помотал головой и одними губами произнес: «Офи-ге-е-еть». И я с ним абсолютно согласен. Она офигенная, нереальная. Нервно запускаю руку в волосы, закусываю щеку изнутри.

Как? Как буду с ней весь вечер среди кучи смазливых отличников? Самое ужасное, что на языке ни одного подходящего слова и ни одной приличной мысли в голове. Не могу же просто молча пялиться на неё весь бал. Что ж я дебил-то такой, даже цветы не прихватил.

Такси за воротами дома нервно сигналит. Пропускаем Лику вперед себя и максимально медленно идём следом, наслаждаясь открывшимся видом её лопаток, изредка кокетливо выглядывающих из-под распущенных волос, бёдер в плотно прилегающей велюровой обертке колдовского платья.

Точеные ноги в туфлях телесного цвета на высоком каблуке одна за другой появляются и исчезают в разрезе сзади. Платье даже не пытается скрыть выступы и впадины, изгибы и ложбинки — никаких тебе оборочек, рюшечек и прочих ширм. Ничего лишнего, просто, но шикарно.

Прошибает жар с головы до ног, хотя вечерний воздух свеж и прохладен. Снимаю пиджак, он понадобится ей, но уж точно не мне.

Разглядываю Лику на заднем сиденье. В ушах покачиваются длинные золотые серьги-цепочки в несколько рядов. Больше никаких украшений. Но её образ приковывает взгляд на всю оставшуюся часть пути, и я ничего не придумываю лучше, чем взять её за руку и просто продолжать смотреть. Оробел чудовищно. Не помню себя таким ни разу. Лика улыбается, но не поворачивается ко мне. Лишь щёки горят, выдавая, что она чувствует мой восторженный взгляд и тоже смущена.

Мы блестяще танцуем свою партию на балу. Лика просто создана для таких шикарных мест. Я здесь впервые за свои семнадцать лет. Просторный холл театра оперы и балета с резными колоннами, высокими расписными потолками с гипсовой лепниной и величественными хрустальными люстрами украшен живыми цветами. Белоснежные лилии наполнили пространство нежным дурманом. Бледно-розовые пионы в вазах на высоких столах вызывают девичье умиленное щебетание. Огромные окна оформлены поразительными витражами в золотой, оранжевой и бирюзовой палитре. С обеих сторон от холла на второй этаж ведут мраморные лестницы с точеными позолоченными перилами. И зеркала, зеркала повсюду, в которых вижу улыбающуюся и роскошную Лику со всех её совершенных сторон.

Спустя десять минут после нашего танца наклоняюсь, осторожно одним лишь пальцем отвожу волосы от её лица и шепчу на ушко: «Давай сбежим отсюда?»

Lady in red

Красный — самый лучший цвет. Он подходит любой женщине, просто нужно помнить, что существует более тридцати разных оттенков красного. Жизнь, смерть, страсть, лучший способ покончить с тоской — вот что такое красное. От женщины в красном нельзя оторвать взгляда.

Валентино Гаравани, основатель модного дома Valentino.

Тим

Во время побега встретили у самого выхода моего давнего друга, с которым учился в первых классах школы. Он стал настоящим франтом и, видимо, вовсе не глупым, раз попал на званый вечер для топовых ботанов города. Когда я представил свою спутницу, Саня в устаревшей манере галантно приложился губами к тонкой прохладной кисти Лики. Она явно не ожидала такого утонченного и в то же время интимного жеста, покраснела до самых корней волос.

— Э-э, давай тут не забывайся, джентльмен чёртов, — шутливо отрезвляю парня.

— Приятно познакомиться, прекрасная Лия. И хорошего продолжения вечера. — Приятель мне подмигивает, а потом, отводя чуть в сторону, с удивлением спрашивает. — Это твоя девушка?

Сказать, что я горд, как единственный петух в курятнике, — не сказать ничего.

Майский вечер, спустившийся на город, словно полупрозрачная черная вуаль на лицо незнакомки, принес с собой свежую прохладу и легкий аромат с цветочных клумб. Рядом с театром журчат светящиеся фонтаны — сохранившаяся часть старой архитектуры города. Лия смотрит на них, как заколдованная. Розовые, фиолетовые и голубые блики пляшут на её лице. Подхожу тихо и накидываю свой пиджак на плечи любимой девушки. До сих пор не верится, что мы сделали это. Признались друг другу. Как же меня влечет её утонченность, мечтательность, не опошленная романтичность, будто Лику отправили на чудаковатой машине времени из прошлого, прямо из родового поместья в нашу сумасшедшую школу. Хотя она порой и боролась на людях со своим естеством, пыталась говорить сленговые словечки, но выходило невпопад, смешно.

Мы взяли такси и поехали в парк поблизости от школы. Возможно, не самое шикарное свидание на свете, и, наверное, в помпезном холле театра Лика провела бы время куда роскошнее. Но так хотелось простой тишины и уединения с ней. Понимаю, что шанс остаться наедине, скорее всего, больше и не выпадет нам.

Лика

Мы сидели на скамье в парке. Я разулась, чтобы погладить босыми ногами молодую слегка влажную траву. Ещё месяц и она превратится в выжженое солнцем сено.

Вначале болтали без умолку. От неловкости. О фильмах, о книгах, смеялись над школьными воспоминаниями. Даже обсудили мои любимые конфеты — мама выдает грильяж в шоколаде строго поштучно и только по праздникам.

Но потом тишина между нами стала такой нежной и сладкой, не хотелось её нарушать словами. Никогда раньше не гуляла ночью. Шептание деревьев, свежесть воздуха, цветочная душистость, рука в руке и цитрусовый парфюм Тима — всё кружило голову. Не решилась спугнуть волшебное ощущение, задавая вопросы о будущем после школы. И так знаем, что наши пути разойдутся…

«Садись в машину. Лика, а ты давай домой», — строго и холодно скомандовал папа, когда Тим привел меня в полночь домой якобы после окончания бала.

Несмотря на всю отцовскую неприязнь к любой особи мужского пола на расстоянии двух метров от меня, чувство ответственности за жизнь чужого ребенка пересилило. Тим сел в машину моего папы, а я ему помахала из окошка спальни.

Сладко-горькие, как кофе с сахаром, мысли заволокли разум и не давали заснуть до самого рассвета. Прокручивала каждую фразу, вспоминала взгляды, наш танец. Неужели можно так сильно любить? Честно, нежно, без интриг и игры, без боли.

Мечтаю о предстоящей ночи на школьном выпускном и молюсь, чтобы Тим всё же передумал и пришел. Хочу оставить ещё одну любимую главу в памяти. Боюсь думать, что будет после.

Следующие дни проносились, как гонщики Формулы-1, в подготовке к школьным экзаменам. Не виделись с Тимом по три дня. Потом не могли надышаться, находясь рядом друг с другом в дни экзаменов, как больные пневмонией жадно хватают кислород, и опять ныряли в могильную тишину, занятую зубрежкой. Пять предметов, двадцать дней, и лишь десять часов, проведенных едва ли вместе, просто рядом.

После последнего экзамена Тим протягиевает мне пакет. Внутри два килограмма грильяжа в шоколаде. Кто ещё, скажите, до такого додумается? От его сюрприза расплываюсь в улыбке.

Накануне выпускного вечера отрезвило жестокое осознание, что наши отношения вскоре похоронят запреты родителей, невозможность видеться и куча новых предметов в университете. Я буду в одном корпусе, он — в другом. Здания факультетов разбросаны по всему городу. Звонить Тим мне не сможет. О мобильном телефоне нечего и мечтать — из всего моего окружения такой есть только у «мажорного блондинчика» Вени, он сумел заработать на такую роскошь в свои двадцать лет.

Находясь в опасной близости долгое время, мы начинаем прорастать корнями друг в друге, и тогда уже невозможно вырвать одного, не навредив другому. Мне адски больно от того, что каждый день приближает нас к неминуемому прощанию. Не знаю, что делать, что придумать, как сохранить, как защитить новорожденную любовь.

Тим

Стою на школьном крыльце, нервно тереблю черную бабочку на шее. Изменяю своим принципам. В очередной раз. Причиной тому, как всегда, одна девчонка, которая уговорит на что угодно. Ведь не собирался на выпускной.

Комедия какая-то: вечерние платья и смокинги на фоне баскетбольных колец в спортивном зале школы. Вдоль стен расставили сдвинутые парты, накрытые скатертями, а вокруг них драные деревянные стулья, которые мы приперли из учебных классов. Диджей — девятиклассник, ведущая — завуч. Нелепее не придумаешь.

Из джипа Ликиного отца вначале появляются стройные не по годам ноги её матери, прикрытые коктейльным черным платьем. Она в последний момент, вчера огорошила Лику, что пойдёт с ней на выпускной, и теперь предчувствую, что всю ночь будет пасти нас. Отворяется задняя дверь, и мои глаза вылезают из орбит. Может, их придержать, чтоб не выпали?

Лика в темно-алом платье до самых пяток. Я же его уже видел. Во сне. И знаю, что её спина совершенно голая до самой поясницы, не прикрыта даже волосами, ведь они покоятся на правом плече.

Я пропал. Окончательно и бесповоротно. Разве можно раз за разом терять голову, она же вроде одна на плечах? Но так даже лучше — без башки мне плевать на присутствие мамули Лики сегодняшним вечером. Нашим последним вечером.

Чуда не случилось

Правило №20

Не выбирай себе колледж, работу или место жительства с оглядкой на мужчину.

Если ты потащишься в другой колледж вслед за парнем, он может испытать приступ клаустрофобии и бросить тебя.

Э.Фейн, Ш.Шнайдер, «Новые правила. Секреты успешных отношений для современных девушек».

Тим

Мы сидим вчетвером за столиком: Соня, Александра, Лика и я. Сашина мамаша заговорщицки предлагает нам «чаю» и подмигивает. Открывает крышку, а из пузатого фарфорового чайника разит спиртным. Красное вино. Мы с Ликой отказываемся от такого чайка, а Соня и Александра подставляют кружки. Алкоголь директор школы запретила на выпускном, но родители у нас изобретательные.

Буквально через три прозвучавших песни у Сони начинается отек Квинке прямо на танцполе. Оказывается, знала, что у неё аллергия на цветные фрукты и овощи, и всё равно зачем-то выпила красное вино. Школьная медсестра дала ей димедрол, чтобы скорее снять спазм дыхательных путей, и теперь Соня ревёт, что проспит весь выпускной, а Лика её утешает. Чёрт-те что.

При первых нотах медляка Лика смотрит умоляющим взглядом, без слов говоря: «Потанцуй со мной». Увожу искусительницу в дальний угол спортивного зала, подальше от глаз её матери. Родители сидят под противоположным баскетбольным кольцом за длинным столом вместе с учителями. Некоторые из них уже наклюкались.

Голую спину Лики разглядывают лишь стены, наспех выкрашенные омерзительно-серой краской. Ох, наши танцы до добра не доведут — мельком оборачиваюсь, и вижу, что её мать уже всполошилась, встала из-за стола. Ну и пусть, не станет она публично позорить дочь.

Покачиваясь в такт мелодии, глажу ладонями Ликины плечи, лопатки, поясницу, что непозволительно дерзко, но никто не видит, а я уже не владею собой.

Из колонок звучит древнющая песня Брайана Адамса «Please forgive me» из девяностых. Выбор медленных композиций на школьных дискотеках всегда скудный. Коллеция кассет кочует от одного диджея к другому.

Голова Лики прижимается к моей груди, когда я говорю: «Безумно люблю тебя. Слышишь? Обещай помнить об этом». Лика тихонько кивает, а я глажу её по волосам. Назойливый оператор с тяжелой камерой на руке снимает нас, но замечаю это слишком поздно. Через две недели каждый получит видеокассету с выпускного вечера. И семейство Воскресенских тоже. Дело дрянь.

Лика

Утром меня будит телефонный звонок. В трубке звучит самый сладкий голос, чуть с хрипотцой от недавнего сна: «Ну привет, красотка». Тим всё просчитал идеально: мама отсыпается после ночного дежурства моим телохранителем, отец — на работе в мастерской, а я пока так и не переехала на второй этаж и первой услышала звонок телефона. А всё же слишком смелый поступок. Как же боялась, что Тим сразу после бала пропадёт. Махнёт на всё рукой, смирится с судьбой, как Данель.

Может быть, есть маленький шанс сохранить связь друг с другом, может, справимся и ещё больше станем ценить минуты встреч?

Неделю спустя

Не виделись с Тимом целую неделю. Хватаюсь за каждый легальный предлог для встречи, как за соломинку, чтобы не утонуть в омуте тоски по нему. Звоню, когда родители уезжают, предлагаю Тиму пройти вместе медкомиссию для подачи документов в университет. Пять раз меняю наряд перед нашим свиданием в поликлинике. Скоро вступительное тестирование, а я нервничаю совсем по другому поводу. Вот бы взять судьбу в свои руки, как бы помочь немножечко Богу с моим жизненным маршрутом.

При подаче документов в приемной комиссии на факультете востоковедения ждет сюрприз: взамен географии, которую усиленно зубрила, четвертым профильным предметом в этом году поставили английский язык. Знаю, что это не проблема вселенского масштаба, смогла бы прилично сдать тест, но сама ситуация внезапно порождает в голове коварный план — идеальную ложь. Вот же готовое решение.

Из мозгов, как по щелчку пальцев, испаряется всякий здравый смысл, на правильных целях ставлю жирный крест. Иду прямиком к стойке с надписью «Факультет информационных технологий», возле которой пристроился в ожидании Тим. Плюю на первую строчку со словом «программист» в своем черном списке отвратительных профессий. Зачем мне ехать в Китай, если Тим туда не собирается?

— Я подаю документы вместе с тобой. Одолжишь сборник тестовых вопросов по физике?

— Какого..? — недоговаривает конец фразы Тим и хмурится.

Он недоволен? Или мне показалось?

— Нет, нет, ты не можешь, — уводит меня в сторонку. — Ты же собиралась учить китайский язык, и всё такое. Разве нет?

Конец ознакомительного фрагмента.

Оглавление

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Девушка с медовыми глазами предоставлен нашим книжным партнёром — компанией ЛитРес.

Купить и скачать полную версию книги в форматах FB2, ePub, MOBI, TXT, HTML, RTF и других

Примечания

1

Мистер Хайд — герой романа Роберта Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда», совершающий чудовищные злодеяния, вторая личность доктора Джекила, которую он не смог контролировать.

2

Отсылка к 11 главе Евангелия от Матфея, в которой Христос призывает прийти к нему всех обмененных и найти в Нём покой, поменять свои непосильные жизненные тяготы на Его призвание (бремя), которое с Божьей помощью нести не трудно — благое иго.

3

Припев из песни группы Nautilus Pompilius «Крылья».

4

Песня группы Nautilus Pompilius «Я хочу быть с тобой».

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я