Апейрон

Denis Zakharov

Основано на реальных событиях.Одно из самых таинственных и опасных приключений последних двух тысячелетий, в котором оказался человек, чье стремление к свободе было сильнее страха погибнуть в плену.Что делать, когда ты первый в необитаемом мире? Что делать, когда мир, казавшийся необитаемым, на самом деле давно имеет своего хозяина, желающего скрыть свою личность ото всех?Погрузитесь в историю человека, пытающегося выжить в пучинах миров, не пускающих его дальше своих границ…Пока однажды… Книга содержит нецензурную брань.

Глава 1

Зачем нужен свет, если он светит днем?

Сегодня тихая ночь. За стеклом домашнего серпентария послышался звук свернувшейся в кольцо змеи. На пол звонко упал колпачок от шариковой ручки. Нехебкау слегка зашипела.

Ворвавшийся в легкие взгляд дыхания напротив залезал между Темными и Черными эпизодами полостей движений. Между Т и Ч, где отныне и всегда влиятельные, блистательные в тени своих оков У, Ф, Х, Ц. Языковые налеты варьируют точки соприкосновения, но не избавляют от накипи на кончике языка.

У. Удушье собственной не-собственности, сужающихся на виске сосудов, бьющихся в такт отсчету до начала жизни и конца смерти. Гипертрофированная маска на речной глади вечно смотрящего с наглостью неотделимого от мира существа, именующего себя кем угодно, только бы именующим. Паршивая попытка статься, быться, исчезнуть до не сбыться.

Ф. Факел, воспламеняющий плоть изнутри, выжигая места для новых ролей несопричастной боли, подхватывая и изничтожая все, что пискнет или шепнет. Звуковой геноцид на слово, мысль, чувство, ощущение — откликающееся лезвие палача. Неудавшееся шоу факира, обожженные краешки загнувшихся листов, текущие строки и лица.

X. Хохот и шум, расширяющие до предела пространства для всасывания в себя всего, что хочет и может стрелой проникнуть под ткани тканей. Жестокий бросок последней оставшейся силы на чужеродное бессилие, бесконечный замес, который по природе своей конечен, оттого и гниет в форме вальяжного наплевательства.

Ц. Цареубийство, разграбленные ангары, пустые казармы. Блуждание по спиралям, стирающие тот ползунок, которым ты прежде так сладострастно кликал, которым ты легко и беззаботно передвигал по экрану своих переживаний.

— На что намазываешь это масло?

— Не понимаю, о чем ты.

— Все, что говоришь, — отысканное на полках холодильника масло. Ты извлек, открыл, пустил острый нож в его тело, и вот масло на ноже. На что ты его намазываешь? Хлеб, печенье, хлебец? Иначе быстро растает, испарится, шмякнется на стол.

— Хм…

— Раз за разом ты пропускаешь нож в масло. Иногда большой кусок отрежешь, в другой день совсем крохотный, но, куда мажешь, вопросом не задаешься — не впрок масло расходуешь. Вкус его ты не знаешь, но аромат слышишь, вот слюна и течет, а желудок урчит и просит.

— Верно чувствуешь и говоришь.

— Ты не преуспеешь, пока хлеб не испечешь.

— А он разве не испечен? Мне смерть и тебе смерть — смертные мы.

— Мы здесь ни при чем и ни при ком. Смертные, бессмертные — это никак не касается ни масла, ни хлеба. Масло мажется, хлеб печется. Можем и ножом себя вообразить, да и он не мы.

— Что же мы?

— Слово.

— Что это значит?

— А ты загугли.

— «Слово — единица речи, служащая для выражения отдельного понятия».

— Ты и есть единица речи, то есть жизни, служащая для выражения отдельного понятия жизни.

— Предназначение?

— Предназначение — это путь, который можешь пройти, — функция. А ты переменная.

— Переменная?

— Да.

— А если всё не так?

— Точно не так. И это тоже важно понять. Потому что, если хочешь, чтобы было так, то оно должно быть не так.