Радость жизни с каждым вдохом. От рождения до совершеннолетия

Cтефан Завьялов

В произведении идет рассказ от первого лица о жизни обычного человека с момента его рождения и до шестнадцатилетнего возраста. В произведении делается попытка переосмысления всего жизненного пути главного персонажа на основании всего того, что удается извлечь из памяти и на основании этого определить, насколько человек зависит от своих корней и быта, могло ли что-то произойти иначе или все закономерно, и каждый человек идет по отмеренному ему жизненному пути.

31

Мой дом был возле школы, и наш двор граничил, через забор, со школьной территорией. Здесь было и футбольное поле, и турники с брусьями, и небольшой парк, засаженный кустами в виде лабиринта. Вечером в школьном дворе было множество детей, который приходили сюда поиграть со всех окрестных дворов. Играли до тех пор, пока не становилось темно, и только уже тогда мы разбредались группками по своим дворам.

Летом, как стемнеет, в небе летало много летучих мышей. Забавы ради мы подкидывали что-нибудь вверх и смотрели, как летучие мыши кружатся вокруг этого предмета в воздухе. Мышей мы побаивались, и когда мышь пролетала низко над нашими головами, то уклонялись от них и визжали от страха.

Меня приняли в дворовое сообщество после некоего боевого посвящения. У нас под домом были подвальные помещения. Там были небольшие комнатки, как положено с дверями и с замками, в которых жильцы дома хранили или инструмент, или велосипед или какое-нибудь ненужное в квартире барахло. Солнечный свет туда не проникал, и только кое-где в подвале горела слабенькая лампочка. В нашем доме было четыре подъезда. В подвал вели два входа один возле первого, другой возле последнего, четвертого подъезда.

Посвящение состояло в том, чтобы войти в один вход подвала и выйти в другой. Сделать это самостоятельно, практически в полной темноте и не зная всех поворотов и глухих закутков, было очень трудно. Поэтому, сперва, старшие ребята провели нас по подвалу, а затем запускали нас самих по два человека. Я проходил с мальчиком, которого звали Костей, он учился в параллельном со мною классе. Для него это было уже не в первый раз, и поэтому он был ведущий, а я плелся за ним, шаря руками по стене, и честно говоря, совершенно не ориентируясь, куда нужно идти в темноте. Я шел за ним и слушал, что он мне говорил. В общем, радость была неописуемая, когда впереди забрезжил дневной свет, и мы со всех ног рванули к выходу.

Когда мы выскочили из подвала, то мы оба были в паутине с грязными руками и носами. Мы выскочили из подвала, и тяжело дыша, опершись руками на колени, стояли так, согнувшись, и с уважением смотрели друг на друга, как будто мы совершили нечто значимое. Старшие ребята в это время сидели в сторонке на лавочке и, посмеиваясь, хвалили нас, какие мы мол, все-таки, смельчаки.

С Костей мы сдружились. Он жил с мамой, бабушкой и дедушкой. Моим родителям он не нравился, так как у него была привычка сплевывать на землю. Пока я с ним не подружился, для меня он тоже был неприятен, но когда мы стали друзьями, я уже этого не замечал.

Мы с Костей ходили утром и днем по парку, школьному двору и разным местам и собирали пустые стеклянные бутылки. Целая бутылка стоила двадцать копеек. Тогда для мальчишки это было целое состояние. Стакан кваса из бочки стоил три копейки, мороженное пломбир десять или пятнадцать копеек, пломбир в шоколаде двадцать восемь копеек, сладкий сырок двенадцать, булочка от семи до пятнадцати копеек, пирожное от двенадцати до двадцати двух копеек, стакан ситро десять копеек, стакан сока томатного около десяти копеек, стакан яблочного сока пятнадцать копеек, стакан виноградного сока двадцать копеек. В день можно было запросто каждому найти две — три целые бутылки. Так что на вырученные деньги можно было отлично покушать сладенького. Все деньги я не тратил. Я старался их отложить, чтобы потом купить понравившуюся марку или значок.

Во дворе моего дома жил мужчина, ровесник моего отца. У него не было ноги чуть выше колена, и он не умел говорить. Он только издавал разные звуки, издали напоминающие отдельные слова. Он в молодости попал под поезд и лишился ноги, а также перестал нормально разговаривать. Он жил во втором подъезде нашего дома и часто его можно было видеть сидящим на лавочке возле подъезда. Мой отец дружил с этим человеком еще с детства и относился к нему с уважением. Он играл с ним в шахматы на лавочке возле дома, или в компании других мужиков они в паре играли в карты.

Отец говорил, что голова у его друга варит очень хорошо. Только у этого человека был построен гараж во дворе нашего дома, и у него был автомобиль «Запорожец» на ручном управлении. Когда нам нужно было куда-то поехать, мы ехали на его машине, а хозяин авто был или за рулем или просто сидел спереди, а автомобиль вел отец.

Человек этот жил сам и ходил на костылях. Одежда у него была не первой свежести, жил то он один. После случившегося несчастья, жена его оставила. Когда мы, дети крутились неподалеку от него, то он смотрел на нас и улыбался, иногда пытался нам что-то сказать и показывал для разъяснения руками, но мы ничего не понимали, и это его особенно не расстраивало, он просто продолжал улыбался. Никто из детей его не дразнил, так как все наши отцы относились к нему с уважением.

Незаметно лето промелькнуло и опять настало первое сентября, и я пошел уже во второй класс.