Сердце Господина

Carinetta, 2016

Бог умер в одиночестве. Среди пустых глазниц и душ даже дьявол нашёл в себе сердце – давно заброшенное, давно распроданное и разбазаренное. Нет хуже зла, чем лживое добро.

Pride

Господин отлучился на минутку в старый забытый год. На узенькой улочке под дверьми обувной мастерской Господин споткнулся о Сапожника. Сапожник в розовой мантии сидел на низеньком деревянном табурете и бил позолоченным молотом по набойкам.

— Твои ли башмаки — лучшие во всём городе?

— Честнейшие, герр!

— И не шибко-то ты богат!

— А ты желаешь это исправить? — Сапожник дерзко улыбнулся. — У вас очень худые и тонкие ступни, мсье. Я точно вижу, какой каблук вам подойдёт!

— Сердцем ты исполняешь свой труд, старик. Кровью питаешь всякий башмак. Конкурент твой тратит едва ли каплю пустого пота, а просит за халтуру едва ли не больше твоего!

— Обленившийся болван этот старый пёс! Болван он, не я! И башмаки его — дрянь! — Сапожник выпрямил спину, и за ним струями потянулись блестящие складки мантии. — Имя моё имя помнит каждый, кто хочет порхать, а не ползти! А болван тот соскребает денег да и покупает себе имя у рекламодателей. Вот и пусть его помнят те, что шагают по земле глазами, а не ногами! Сапожником назвался за деньги! Но сапоги-то не делает — мусор это, а не сапоги! Творит дерьмо, и имя — пыль. А я с таким пустым, но тяжёлым грузом жить не смогу, сэр.

Господин всем своим умом преклонил голову Сапожнику, скользнул по улочке и свернул на ближайшем повороте в Мюсити сегодняшний…

«Целый замок! — думал Господин, взвиваясь по серой лестнице. — Кабинет мне будет впору!» — Господин приблизился к табличке, Лакей распахнул перед ним дверь…

Толстяк сидел за столом в мохнатом фиолетовом сюртуке с зелёными ромбами, в лимонном галстуке и причитал:

— Вот так клоуны! Клоуны, чьи кошельки я кормлю!

Толстяк заметил гостей.

— Мой наряд! Он с первых взоров должен вам в сердца вонзиться и сломить колени! Я отдал за него половину своей чести! А значит, честь терять и отдавать должны мне все, кто на него глядит! Он стоит столько, что платить мне должен унижением других!

Господин молчал. Он предпочитал слушать.

— Судя по вашему виду, вы, верно, из самой Преисподней! — продолжал Толстяк. — А там уж всякий чертёнок с моих рук до отвала сыт! Ежели у вас заказ, знайте, что я не имею дел с купчишками!

— Мон Шер, не извольте кипятиться. Мы прибыли безо всяких последствий, — перебил его Господин, — беседовать.

Толстяк умолк, но заметно старался подобрать речь.

— О, Мон Шер, это всё равно что езда на велосипеде! Разучиться слушать невозможно!

— Вы в своём уме?!

— Позвольте-с! Позвольте… Наш диалог не отнимет лишних ударов вашего сердца! Вас он увлечёт. Итак, Мон Шер, начнём. Для начала одна тонкая истина: товар ваш отвратителен.

— Да что ты себе позволяешь, плебей?! — Толстяк вскочил с места.

— Ну, признайте, Мон Шер! — Господин обошёл стол и ласково обхватил острыми пальцами пухлые кулачки, сжатые у груди Толстяка. Господин неторопливо дотянулся острым кончиком своего носа до мясистого шнобеля. — Присядь, Мон Шер. — Глаза Господина налились кровью, а дыхание стянулось в ледяной пар.

Толстяк послушно сел обратно в плюшевое оранжевое кресло.

— Я попросту берегу сырьё! Треть — тесто, треть — опилки, треть — тесто из опилок!

— Мон Шер! Ваши ватрушки с перепелиным яйцом отвратительны. — Господин, подхватив из собственного рукава огрызок булки, сжал его в кулаке и швырнул в угол. На него с визгом напала стая крыс.

Толстяк бросил взгляд на крыс. Спустя мгновенье шайка уничтожила хлебную корку и исчезла, оставив кровавую лужу. Толстяк вернул растерянные вспотевшие глаза на Господина.

— Да кто же тот дурак, что не наживётся на моём месте?

— Вот дураки! Нескромные позорные затраты на искусность! Что это за убыточное желание — быть лучшим? Удовлетвори моё любопытство, гадёныш! Недавно я познакомился с вашей национальной мудростью… Как же… Мой Патриам, повторите, как вы сказали? — Господин поднял палец в знак Лакею.

— Понт-с дороже денег!

— Да-да, точно! Так, извольте, в чём же тот самый понт-с? — Господин щёлкнул пальцем. Лакей подхватил:

— Делать говно-с!

— Да! В чём понт-с делать говно-с, Мон Шер?

Толстяк от неожиданности замер на минуту и вдруг выпятил пузо.

— Какое моё дело, чем крыс потчевать?! Когда б они деньжата заплатили за объедки? Раз они сами любят это самое… Как вы?

— Говно-с!

— Да! Говно! С… Так вот, поделом им, кретинам без образования и вкуса! Раз не умеют отличить зёрна от плевел, пускай подавятся! Авось помрут и свет от глупых туш своих избавят! А я умный! Я жутко умный! — Толстяк выкатил глаза и раздулся до такой степени, что сам стал похож на здоровенный кусок теста с двумя перепелиными яйцами на месте глаз.

— Ну-с, мой Патриам, с Творцом Говна у нас, пожалуй, всё. С вашего позволения, мы удалимся!

— Дорога фиолетовой скатертью, судари! Что за чудной народ!

В дверях Господин вынул часы и, не оборачиваясь на Толстяка, шепнул Лакею:

— Злорадствует?

— Да, Господин!

— Боится? Почуял пузырьки страха в своих кишках?

— Да, Господин!

Господин дёрнул за еле заметную цепь и раскрутил стрелки с невероятной скоростью.

Толстяк кашлянул. Схватился за горло. Стал кряхтеть.

Цепь размоталась и испарилась. Стрелки встали. Толстяк упал фиолетовым трупом.