Oris Maari Ara Avalantis. Том 2. Путь призвания. Хранители Равновесия

Anael Daat

Лионесса обрела новую себя, раскрыла своё сердце и душу, разделив свою вечность по Истинной Связи, и достучалась-таки до Владыки Света. Космос открылся спасённому миру, рисунок звезд на ночном небе изменился впервые для всех жителей Раальдара. Грядет новая эра, где Свет и Тьма будут выстраивать отношения опираясь на новые знания и новое понимания концепции бытия в целом, естественно при посредничестве Равновесия, которому нужны его Хранители.

Глава 2

Выдохни, просто выдохни, хотя… как странно. Дыхание вроде есть, но я просто знаю, что могу и без него. Так легко внутри, чувства тоже изменились, я была полностью словно омыта этим серебряным пламенем. Это так удивительно. Новые ощущения, немного сбивали с толку. Я улыбнулась, глядя на Богов.

— Тьма, Свет, какие же Вы красивые, — я не решалась пошевелиться, даже руку Ярика не отпустила, — п-получилось, ну, это… Мир принести. Я не знаю, сколько он продержится, но думаю, Вам хватит времени на то чтоб взрастить своих Хранителей, — зная, сколько им лет, и вообще только теперь осознавая могущество Аспектов, стоящих сейчас передо мной, мне было как-то даже не по себе, что я разговаривала с Ними, как с простыми людьми, а Они ведь Боги. Боооги…

Свет улыбнулся.

— У тебя очень выразительное лицо, Хранитель. И сейчас оно выражает смесь смятения и страха. Расслабься, всё закончилось. Удивительно бескровно закончилось.

— Она нас стесняется. Забавно, уже столько раз общались, я так и вовсе на плече каталась, а сейчас она нас стесняется, боится и слово сказать.

— Дай ей освоиться, я, когда её к себе выдергивал, тоже не сразу являлся, давал возможность проморгаться, осмотреться… Может тебя смущают призраки? Это твоя Обитель. Ты можешь их не видеть, если захочешь. Попробуй пожелать этого. Не волнуйся, с ними ничего не случится, это всего лишь вопрос восприятия.

Я какое-то время ещё стояла, привыкала к новому чувству, усмиряла свои страхи, но потом всё же решительно расслабилась. Призраки… я оглянулась, разглядывая внушительную толпу, затем сосредоточилась, и пожелала. Странное ощущение, будто, как незримая волна изнутри наружу вырвалась и обратно, за долю мгновения, вернулась. Призраки исчезли, а ещё я почувствовала, что всё это пространство безмерное, хотя сейчас у него были некие границы, но они могли расшириться, если я того захотела. Хм, этакая банка без дна и стенок, вернее стены и дно можно отдалять и расширять бесконечно. Любопытно, однако…

— Раньше я не знала, что вам почти десять тысяч лет, как-то было проще. А сейчас, да и особенно после того случая с Чезарро, как-то да, легкое послевкусие, но оно уже улетучилось. Я бы не сказала, что всё закончилось так уж и бескровно, но главной бойни не случилось, это здорово, замечательно, просто превосходно. А что с теми, кто был убит, особенно моим копьём? Я так понимаю напрямую в Поток Жизни они не прошли, потому что тут это не возможно без Суда. Но они же не были поглощены?

— Чезарро зарвался и я его понимаю, сам этому способствовал, взращивая идеального фанатично верного лидера для ведения наземных дел, но теперь, когда…

— Когда ты понял, насколько сильно свихнулся, ты решил, что такой инструмент тебе больше не нужен и тактично его забрал. Я признаться сначала думала, что ты это сделал все-таки из гнева, но кажется, ты вернулся к состоянию прежнего расчетливого пастыря и просто убрал одну из овечек. Жаль, тебе шло небольшое затемнение, ты был прекрасной сволочью.

— Это было отвратительно. Мое помутнение привело к ужасным последствиям, эхо которых будет терзать наш мир ещё несколько столетий, если не больше. Но, Хранитель, об убитых тобой не тревожься. Они попадали ко мне или к Тьме в зависимости от выбранного пути, большая часть, конечно, ко мне. И я держал их в себе, как дополнительный источник сил для концентрации, но теперь всё они прошли Суд и уже пошли на новые воплощения.

— Хорошо, что каждый из Вас теперь являет Самого Себя. Я помню это самое затемнение, жутковатое зрелище, хотя, как опыт весьма ценно. Правда, цена эта слишком жёсткая. Не понимаю, зачем Создатели так сделали, ну, вот эту вуаль поставили, и оставили вас тут просто вариться без знаний о том, как всё устроено во вселенной. Кстати, недавно я услышала от тебя Тьма, что-то про принадлежность души. То есть Вы получается, души создаёте по отдельности?

«Да» прозвучало хором. Затем Свет кивнул, давая возможность Тьме излагать самой.

— В какой-то момент тех душ, что были изначально, стало критически не хватать, смертные расплодились, и было очень много пустых, одушевленные просто не успевали отжить жизни и умереть, чтобы занять новые тела. В пустых телах, порой вспыхивали подобия душ, но они не могли пройти Суд, не выдерживали очистки и распадались. Сначала мы решили устраивать смертным катаклизмы, чтобы регулировать их численность, но они плодятся так быстро, что никакими потопами и извержениями не запасёшься, это ведь всех сил требует, а силы мы получаем от смертных с душами. Тогда мы посоветовались с Хранителями и решили создавать души. Но так и не сошлись на том, как именно это нужно делать.

— Тебе всегда хотелось плодить конфликты. Ну, зачем душе заточенность на индивидуализм, если и даже зверям ясно, что в стае всегда лучше? Была бы общинность, взаимопонимание…

— Стаааадо, да-да-да, я знаю, ты любишь такое, но у меня другие вкусы. Как видишь, Свет страстно желал клепать души заточенные на коллективное блеяние по нотам, а я сочла это слишком скучным и нечестным подходом, и делала их более индивидуальными, эгоистичными, но от этого ещё более разнообразными и прекрасными. Естественно мы тогда чуть не подрались…

— Подрались даже. Немного. Играючи. Хранители быстро нас рассудили и с тех пор мы делаем разные души. Правда по приговору Хранителей, Тьма имеет право пытаться затемнять души моего авторства, а я имею право высветлять души её авторства. Поэтому, к сожалению, Тьме часто удавалось направить сотканную мною душу на путь зла…

— Хватит, ну сколько раз повторять. Не зла, а удовлетворения личных порывов.

— Уж очень часто это ведет к ужасным злодеяниям.

— Давай оставим понятия зла и добра человеческим философам.

— Ладно… так вот, я хотел создать цивилизацию всеобщей любви, терпимости и понимания, а Тьма всячески мне в этом препятствовала…

— Вносила разнообразие и хоть какое-то веселье. И это было интересно. Он пошёл по пути официоза, установления всяческих правил и законов, а я разбавляла его деятельность таинственными огоньками возможностей, соблазняющих умы жаждущих. Так возникали культы, мистические объединения…

— И так продолжалось довольно долго, пока не устали Хранители. Их усталость легла на мир столь тяжким бременем, что я не выдержал и предложил им выход. Ну, а дальше ты знаешь.

— А чего сразу все втроём Творить не стали? Вообще же ведь так и делается. В центр души помещается Искра Абсолютной Любви, покрывается тонкой серебряной плёнкой Равновесия, и поверх сплетается узор из равных Зёрен Аспектов Тьмы и Света. А дальше Душа уже сама Выбирает куда ей расти, к какой силе склониться, или же идти — на равных, взращивая в себе оба Зерна. Жизнь при таком раскладе, многограннее и веселее, и все довольны. Когда я плела Душу Януша, у меня одна рука была соткана из Тьмы, другая из Света, и обе они были пронизаны серебряными тоненькими ниточками, ощущение было бесподобным. Правда я чувствовала, что силы, проходящие сквозь меня, не мои, я бы такие не смогла сгенерировать, это были Они — Создатели, Они пропускали силу, чтоб я смогла ткать. Равновесие, как сила, должна участвовать в творении души, это важно, иначе, души всё равно будут не завершёнными в изначальности…

— В смысле втроём? Хранители не творили души, им это было не интересно, они на ранних этапах следили, чтобы люди не перерезали друг друга, затем следили, чтобы мы со Светом не вцепились друг в друга, затем следили, чтобы сила официоза его церкви не перевешивала могущество моих культов и тайных обществ…

— А ещё направляли творческую мысль людей, постепенно расширяя их возможности. Например, обработка железа — это заслуга Хранителей, это они долго и упорно капали на мозги разнообразным кузнецам, чтобы кто-то, наконец, додумался, как очищать расплавленное железо и ковать именно из него, а не из бронзы. И всякие химические открытия — тоже плод усилий Хранителей. А нам эти усилия шли на пользу, потому что чем больше у смертных возможностей себя проявить, тем ярче они к нам приходят в конце жизни, и тем больше мы получаем сил от их молитв и желаний.

Глаза расширились и от удивления, и от какого-то странного ужаса.

— Как это так Хранители не творили души вместе с Вами?! Я думала, что по отдельности вообще не бывает, не может такая душа существовать, но вот же… получается, может, — я стала привычно ходить из стороны в сторону, то сжимая руки, то притягивая их к себе, будто не зная куда их вообще деть, — вот из-за этого всё и начало трещать по швам, это ж получается, что в центре ваших душ сейчас нет Изначальной Абсолютной Любви, ну, того места, что и есть центральная точка личной силы в душе. Это же… эм… — я прищурила один глаз, глядя на Тьму и Свет. Видимо, если каким-то боком в душу попадает противоположное зерно, и всё же прорастает, то происходит автоматическое зарождение центрального зерна, — ох, вот же жесть тут творилась всё это время. Этого нельзя оставлять так же, ни в коем случае. Капать в души новаторские и творческие идеи, чтоб мир прогрессировал, это круто, это полагаю в нашей природе, ну, я бы лично прям вот заливала в души всякие безудержные стремления, чтоб творили разное, и чтоб к звёздам рвались, вверх смотрели. Ну и, кстати, индивидуализм не всегда порождает конфликты и зло, иногда при верном подходе из подобных душ рождаются гении. Тут нужно просто уметь направлять с обоих сторон, естественно с Равновесием вместе, — я понимала, что вряд ли они меня сейчас верно услышат, а может, я вообще не то что-то несу, — что, касается самого процесса творения душ, в моём мире существует непреложное знание того, что в этом процессе участвует триединство, — я-таки остановилась, даже не подозревая, что всё это время мотылялась туда сюда, ладно хоть сейчас поняла, выглядит, наверное, комично, — и как это так, что души возгоревшиеся в пустышках, рассыпались при Суде, бррр. Этого не должно происходить, ведь… ведь смысл им зарождаться тогда, если они в итоге всё равно рассыпятся, — я задумалась, ответ где-то уже был внутри, нужно только услышать, — ммм, новым Хранителям обязательно донесите, что им важно, участвовать с вами вместе в творении душ. Это изнутри звучит, как правильно, верно, истинно, и будет куда интереснее, яркие души будут, невероятные симфонии и ноты, общность и индивидуальность, это потрясающе красиво. А какими сильными станете Вы, прям, предвкушаю это зрелище. Воооо, я поняла, — я замерла и уставилась на Тьму и Владыку, — маленькие души, которые в пустых Храмах форм загораются. Они просто первые три жизни Суд должны проходить, только через Равновесие, иначе они просто не удержат обретённый всполох вечности. Ну, не на чем же держаться очищенному, маленькие же ещё, — я улыбнулась, вспоминая, как держала в ладонях хрупкую новорожденную душу Януша, — я с удовольствием посмотрю на Ваш преображённый мир, который Вы будете создавать вместе, и даже обязательно поучаствую, там, снизу. Снизу куда ярче по ощущениям, для меня, по крайней мере.

Меня распирало, слова лились сплошным потоком, словно я спешила высказать все и сразу, и кажется, капельку боялась их реакции, оттягивала этот момент, засыпая их новыми мыслями и вопросами.

— А молитвы усиливают, правильно я поняла? Хм, ну то что это бесподобное и приятное ощущение, знаю лично, напоминает слегка транс, в который входишь, когда танцуешь. Хотя всё-таки молитва — это нечто особенное, ни на что не похоже, потому что Святость ощущается так, что уже не можешь отрицать, — я всё-таки притихла, давая Богам возможность ответить.

— Хранителям было просто не интересно делать новые души, а мы и не предлагали, раз им самим это не надо. Сами справлялись. Да, в твоём мире соблюдается этот принцип тройственного творения, но сейчас глядя в звёздное море, я вижу миры, где так же, как и у нас души делаются Тьмой и Светом этих миров, а Хранители выступают, как регулирующая сила. Так что мы не одни такие. Видимо тройственность происходит там, где сами Хранители считают нужным участвовать в творении душ. А где нет — там, как у нас. Любовь в душах и я спокойно могу сеять, и делаю это…

— Сотканные мной, тоже Любить умеют, не присваивай это только себе. Может немного иначе, но умеют.

Владыка отмахнулся рукой, как от назойливого жужжания, продолжив объяснение.

— Поэтому Любовь закладывается и без участия Хранителей, отчасти чувство любви и делает людей людьми, а иначе какие-то не очень разумные животные получаются. А то, что самовозгоревшиеся души Суд не проходят, так это и правильно, они же несовершенные, без божественного замысла, без предназначения, потому и не выживают. Побочные продукты, как в химических реакциях. Я всегда надеюсь, что кто-то из них сможет пройти Суд и сохраниться, но понимаю, что этого не будет, потому что такая побочная душа неполноценна.

— Если следовать тому, что я сказала, то самовозгоревшаяся душа может стать полноценной, не ощущаю, что такие души — побочный продукт. Души вообще не могут быть чем-то побочным. А то, что есть другие миры, и в них тоже такое же творение, как у вас — возможно. Я такой мир впервые встречаю и в плане понимания, могу опираться только на знания известные мне из моего мира.

— Мы посмотрим, как всё устроено в иных мирах, обсудим увиденное с новыми Хранителями и может быть, если вдруг им будет интересно тоже создавать души, мы вновь обсудим этот процесс. Но учитывая, что ты от положения Хранителя откажешься и останешься в смертном теле, вероятно плоды наших решений ты уже не увидишь.

Ярик неожиданно подал голос.

— Так сделайте так, чтобы увидела. Да, она не станет одной из вас, не достигнет вашего уровня, но вы же Боги. Вы можете одарить её долголетием, достаточным для того, чтобы она смогла увидеть к чему придет мир, который она защищала.

— А, мой инквизитор… Я вижу тебя насквозь, потому что я создавал твою душу. Прежде всего, я избавлю тебя от боли и сомнений. Ты молодец, превосходно сыграл свою неожиданную роль, и тебе не нужно терзаться этими мыслями об убитых и о предательстве своего Бога… так лучше?

Ярик пошатнулся, как от порыва сильного ветра и удивленно заморгал, расплываясь в смущенной улыбке.

— Да, Владыка. Я… теперь понимаю больше. Мне легче.

Тьма недовольно поморщилась.

— Ну, вот зачем ты это сделал? Был такой красочный внутренний конфликт, метания и терзания, такой красивый закаляющий вихрь, а ты взял и успокоил. Он бы и сам все это решил, обдумал и переварил со временем, и стал бы сильнее, а ты его этого опыта лишил.

— Это моя награда ему за проделанную работу. Мой дар — ясность, избавление от мук совести и сомнений.

— Хитрый пастырь… Но идея с наградой — хорошая идея. Тогда я сейчас…

Тьма прищурилась, глядя на Ярика, он смотрел на неё в ответ спокойным взглядом и даже слегка улыбался. Тьма демонстративно щелкнула пальцами, и Ярик вздрогнул, улыбка сползла с его лица.

— Что это? Как…

— Теперь ты чувствуешь меня. Везде, где я есть. В глубинах людских душ. В самом себе. В окружении. Тебе больше не нужно допрашивать человека, чтобы понять, что он из себя представляет, ты будешь сразу знать насколько верен человек Свету или мне. Будешь чувствовать продиктованы мотивы его поступков мной или Светом. Полезный дар для инквизитора, даже бывшего.

Я смотрела на них, с толикой возмущения, которое только росло. Милые, прекрасные, сильные… но. Мне категорически не нравилось то, что они делают с Яриком, я даже инстинктивно закрыла его собой, подойдя поближе, хотя понимала, что это не спасёт от божественного-то влияния.

— И вы всегда вот так вот играете душами, даже не спрашиваете, хотят ли они подобного вмешательства? — я посмотрела на Ярика, — Тебе нравится то, что Они с тобой сделали?

— Как верно сказал Ярик, мы же Боги. Мы их создали, и мы играем ими по всему миру, каждую секунду. Каждое решение, каждый поступок — это результат короткой внутренней игры между мною и Тьмой. А сейчас мы просто поднесли ему дар за службу. Мой дар — внутренняя ясность. Дар Тьмы, конечно, спорный…

— Скорее твою прочистку мозгов я бы назвала спорным даром. А я наоборот открываю ему глаза на природу людей и вещей. Ясность восприятия.

Ярик озадачено почесал затылок.

— Это… странно. Мне с одной стороны стало как-то очень легко, я многое понял, глубоко прочувствовал, что все погибшие под моими ударами идут только к лучшему, что моя роль угодна и Владыке, что… ну, в общем стало легче жить. С другой стороны, я словно в чём-то не успел разобраться, недо… недопережил. А теперь ещё и чувствую тьму. Не то чтобы это сильно мешает, да и полезно может быть, но иногда хочется хоть что-нибудь или кого-нибудь видеть идеальной, а когда чувствуешь глубинную тьму… она приковывает взор, акцентирует на себе внимание, приходится прилагать усилия, чтобы видеть и другое. Я… не знаю…

— Меня учили, что души имеют право Свободы Выбора, и это право Священно. Я чувствую, что — то, что сейчас тут развернулось, неправильно, не верно, — почему-то сердце забилось сильнее, будто что-то во мне растекалось, пульсировало, звучало ярче и ярче, громче и громче, выходя за пределы моего тела, — я хочу отменить этот момент. Души — не игрушки, не пешки, не вещи! Они имеют право сказать «да» или «нет», даже Богам.

Что-то стало меняться, я ощутила будто само дыхание Обители. Что-то яркое сжалось и из центра груди с лёгким кристальным перезвоном стало расплываться в пространстве, а я ощутила, как меняется моя форма, буквально, нечто тёплое распускается, как цветок, но не цветок… Каждое пёрышко, каждое… Крылья! Я чувствую Крылья! Неуверенно я посмотрела влево и вправо, большие, серебряные. Так… непривычно. Я осела на колени, боясь дотронуться до них, боясь, что они исчезнут.

Ярик уже был рядом, осторожно держа меня за плечи и заглядывая в глаза.

— Ты в порядке? Тебе не больно? Как помочь?

Тьма засмеялась, хлопая в ладоши, Свет уважительно склонил голову.

— Хороший щелчок по носу. Осваиваешься, Хранитель. Уверена, что хочешь отказаться? Тебе бы очень подошла эта роль. Так осадить нас обоих… У меня свой взгляд на души и природу нашей игры, но я тебя услышал, Ярика не трогаем.

— Не трогаем. Хотя очень хочется, но я не я, если вдруг начну возражать против притязаний на свободу воли.

Я улыбнулась Богам и вновь уставилась на Ярика.

— Всё хорошо Яркий, мне не больно, наоборот, как-то по особому пробирает, будто теперь всё на месте, всё верно, — уже поднявшись на ноги, я осторожно пошевелила правым и левым крылом, услышав лёгкий металлический шелест, — ты же помнишь всё что было, оттенки этих ощущений? Ты можешь сделать Выбор.

Затем я обернулась к Тьме и Свету.

— Это была бы прекрасная роль, если б она приумножала не отнимая. Я люблю проживать моменты, люблю мгновения, которые даёт ощутить тело, я обожаю безмерный космический простор, полёт, ощущение корабля, ощущение кораблём космических потоков, возможности заныривать в миры, чувствовать их симфонию, видеть и слышать сияние звёзд. Чувствовать столько всего, что никаких слов не хватит, чтоб это описать. Дождь, снег, ветер, тепло от костра, прикосновения к коже, вкус еды, вкус воды… в общем — это непередаваемая красота, ускользающая, но такая магнетическая, завораживающая. Я не смогу… сидеть здесь тысячелетиями и быть счастливой. Я куда раньше былых Хранителей скачусь в уныние и тоску, а оно же потом отразится на Душах мира, зачем это всё. Мне нравится импульсивность, возможность сорваться с места и пуститься в бескрайнее, в нечто растущее зовом внутри, — в этот момент, крылья, будто вторя словам, расправились и приподнялись, — у меня свой взгляд на совершенство и гармонию, и ярче всего быть этим всем именно там, в теле, в мире, среди времени и мгновений, которые порой ничем не уступают вечности.

Ярик, убедившись, что я в порядке поклонился Свету и кивнул Тьме.

— Мне лестно, что Вы так высоко цените мою службу, но если Вы хотите одарить меня и выбор за мной — помогите её миру. Он тонет в войне, масштабы которой мне сложно представить. Я видел мощь одного железного корабля, а там их участвуют сотни тысяч. Помогите её миру, остановите войну.

— Мы не можем, Ярик.

— Но вы же Боги…

— Этого мира. Там среди звезд на других планетах другие версии нас, с другими силами и другим… подходом. Мы связаны со всеми ними и теперь чувствуем это, но другой мир — другие Боги.

— Тогда… тогда мне ничего не нужно. У меня уже есть силы, чтобы её защищать и то, что она дошла до Вильница живой, показывает их эффективность. А больше мне ничего и не нужно.

— Молодец, ты настоящий солдат Богов. Истинный инквизитор.

— Это почти не смешно. Серьезно? Тебе совсем ничего не хочется?

— Я уже попросил вас сделать так, чтобы она прожила достаточно долго, чтобы увидеть к чему придет этот мир. Но вы не ответили. Значит, полагаю, и этого вы не можете.

— Всё про неё, да про неё… она вон даже нас по носу щелкает. Справится. Чего ты для себя хочешь? Тысячи адептов только и делают, что ищут способ связаться со мной ради хоть какого-то дара и чаще всего я отмахиваюсь от этих попрошаек, как от назойливых мух, но ты истинно заслужил награду и теперь, когда мы сами предлагаем тебе выбор, тебе нечего пожелать для себя? Свет, мне, кажется, ты переусердствовал со стадностью, когда создавал его душу. Даже после всего пройденного он не может задуматься о личном благе.

— Он просто придерживается взглядов, которые считает верными. И это красиво, разве не находишь?

— Но это отвратительно, когда прошедший сорок лет жизни, человек, столкнувшийся с такими чудесами и событиями, затрудняется подумать о себе. Он так и не вырос. А ведь такой потенциал…

— Мне ничего не нужно от вас, потому что обе странные мистические формы, которые я принимал для её защиты, не являлись вашими дарами. Это иная сила. И она нас хранит. А учитывая, что мы далее отправимся в её далекий мир на новую войну, в которой вы не в состоянии помочь и где есть другие Свет и Тьма, думаю, ваши дары там просто не нужны. Если когда-нибудь вы сможете всё же вмешаться в ту битву и помочь нам — это я сочту своей наградой. А пока мне нечего желать.

Тьма картинно всплеснула руками.

— Ты меня немного разочаровал, но выбор твой.

Свет улыбнулся.

— Знаешь, иногда я сам удивляюсь, какие странные формы может принимать свет, из которого соткана душа. Это необычный выбор, но вся твоя дорога необычна. Я вижу, что это правда и сам для себя ты ничего не желаешь. Пусть будет так.

Ярик облегченно выдохнул, словно ноша с плеч свалилась.

— Мне уж действительно лучше как-нибудь так… как есть. Если честно, раз уж мы не будем Хранителями, я очень устал от всей происходящей мистерии и просто хочу выиграть и следующую войну, о которой уже не могу не думать. Выиграть, выдохнуть и обнять Лио, зная, что больше никто не будет пытаться нас убить.

Тьма смотрела на Ярика с каким-то странным азартом.

— Война разжигает много разных чувств и мыслей, может, ты ещё поймешь, чего хочешь лично для себя, может быть, устремишься…

— Не дави на мальчика, пусть будет, как будет. Он сделал выбор, и мы будем это уважать. А обсудить его мотивы ещё успеем, наблюдать за ним не сложно, очень уж он яркий. Так что и все его трансформации в процессе далекой войны мы увидим.

«Мальчик» покраснел и пощупал ладонью бороду, чтобы убедиться, что она ещё на месте.

— Ну вооот, теперь всё отлично, всё естественно, — я расслабилась, опустив руки вниз, и ощутила, как рассеялись крылья, будто вода опала вниз, — нет, нет, нет! Вы куда, эй, вернитесь!

Я стала кружится вокруг себя, будто в поисках чего-то, что могло бы вернуть крылья обратно. Не, ну, как так-то, я ж даже не прикоснулась, не погла… — фуууух, и не исчезаайте, — я осторожно и трепетно погладила левое крыло, обалденные ощущения, настоящие крылья, такие тёплые, такие мягкие, — с пяти лет мечтала о крыльях, и вот… мечта маленькой девочки стала реальной.

Ярик ещё раз неуклюже поклонился Свету, и стал разглядывать мои крылья.

— А тебе идет. Выглядит странно, как тот крылатый поборник в латах, только ещё более странно, потому что у него были световые, а у тебя прям перья. Красиво. А это так и останется, то есть ты теперь сможешь летать?

— Ох, Яркий, — я покачала головой, явно понимая в чём вся суть происходящего, — это место, это всё как бы, эммм… Обитель хочет, чтоб я приняла божественность, приняла силу полностью, она даже вот, — я пошевелила крыльями, — такое может даровать, но… у всего есть своя цена, откажусь от полноценного становления Хранителем, и крылья тоже исчезнут, так что это бесценный момент, который навечно останется в моём сердце.

Я грустно улыбнулась, почему-то хотелось танцевать. Единственный танец с живыми серебряными крыльями! И Обитель откликнулась, пламя в чаше подёрнулось, затрепетало, стало больше, шире, и полилась чарующая мелодия.⁴ Я стала кружиться, используя крылья, стараясь вплестись их движениями в гармонию мелодии, то раскрывая их полностью, то вплотную притягивая к телу, то оседая и будто обнимая ими полог Обители. Транс взял своё, я двигалась очень быстро, ярко, будто была этакой вспышкой, снующей из точки в точку, но одновременно с этим я видела, как преображается, переособирается, перестраивается само пространство. В одну сторону, за моей спиной развернулся широкий бесконечный тоннель уходящий в белое сияние, полукруглый верх стал подобен открытому космосу, по бокам же с обеих сторон, как фонари вдоль аллеи со дна серебряного полога стали всплывать бутоны лотосов, и раскрываясь, каждый выпускал небольшую миниатюрную звезду. Эти звёзды были уникальны, как в светимости, так и в размерах. А впереди серебряный полог рассыпался на мелкий песчаный берег, омываемый, казалось бы, чёрным океаном, но если присмотреться, то вода блестела, мерцала. Мой, звёздный океан возможностей, прямо, как я представляла в детстве. Вдали сияло почти севшее за горизонт, или восходящее из-за горизонта, белое светило. Волны создавали ритм, который проходился по всей обители, устремляясь в конец тоннеля за мной, еле зримой белёсой мерцающей волной. Я не помню, как завершился танец, как я вышла из транса, я просто очнулась стоя у края океана, молча глядя в слепящую даль. Ног касалась сияющая теплая пена, не оставляющая ни следа. Пена Вечности…

— Огооо! — дыхание перехватывало, я смотрела и… не решалась больше говорить. Созерцала…

Ярик хотел сказать что-то ещё, но передумал и просто подошел к чёрной воде, сел на корточки, погладил мелкие волны.

— Странно. В смысле всё вообще странно и я к этому уже привык, но эта вода… сухая. Сухое тепло, как от горячего воздуха, но при этом жидкое. Это сделала ты или Обитель? Куда ведет эта вода? Там есть что-то за горизонтом? Или это странная иллюзия? Если это небо и странное солнце не иллюзия, то я бы хотел, чтобы там что-то было, чтобы была жизнь, чтобы в океане кто-то жил и…

Легкий перезвон разнёсся по Обители и возник морской ветерок, в небе появились вынырнувшие из облаков стайки птиц, в волнах появились небольшие медузки, а почти у самого горизонта вынырнула из воды и погрузилась обратно блестящая в лучах звезды, китовая туша.

— Да… что-то в этом духе, но это точно не я сделал, то есть это похоже, словно, это место слушает нас, наши мысли и делает всё таким, каким нам хочется. Но настоящее ли это всё? Или мы видим только иллюзии, которые хотим видеть?

Тьма и Свет с интересом наблюдали за нашим диалогом, не вмешиваясь, я глубинным чутьем ощущала, что им весело и даже по-доброму забавно наблюдать за нашими действиями.

— Сложно отличить от реальности, да и что по сути есть реальность. Всё это воспринимается, как настоящее. Обитель проявляет часть того, что живёт в наших душах, что жило там запертым, неявным, но желанным. Удивительно, как оказывается просто, раскрывать такое. Это Яркий, океан всевозможности, а тоннель, как своеобразное кольцо, кстати, если вдуматься, ну представить, что тоннель огибает энное пространство по окружности, и выводит прям к звезде, — я указала на тоннель, — видишь, там в конце белое сияние, оно как вход, или вход к Вратам в сердце белой звезды Абсолюта, лучи которой касаются бесконечного океана бытия, будто проводят или возвращают туда, где всё возможно. Звёздная вода — сухая, это эфир, элемент, дарующий живатму, субстанцию жизни в целом и единства всего со всем, как то самое дыхание Создателей, наделяющих всё, что есть — способностью быть, являть свою уникальность в многомерности, — я окинула взором бушующие воды, — для меня всё это настоящее, потому что это часть меня и тебя, всё откликается душе и сердцу, а значит — реально… Беспредельная Красота.

— Красиво. И уже не сухо.

С коварной улыбкой Ярик резко вскользь ударил рукой по водной глади, и соленые теплые брызги окатили мои ноги.

— Как-то мне сложно было представить, чтобы в сухой воде жили рыбы, а Обитель откликнулась и сделала воду… почти обычной. Почти. В ней все равно что-то есть, если вглядываться — ощущение, что зрение расплывается и начинаешь видеть что-то… что-то…

Ярик смотрел на воду, и лицо его разгладилось, глаза расширились, а рот приоткрылся, его, словно уносило туда в волны, даже его тело подернулось рябью, как поверхность воды, но потом он помотал головой и вернул прежнее выражение лица.

— Кажется, Обитель соединила то, что сделала ты и то, что хотел я. Но я спрашивал про иллюзорность, потому что, не уверен, действительно ли живут вот эти птицы. Например, если я захочу есть и пожарю какую-нибудь рыбину, это утолит мой голод или…

Мы почувствовали запах жаренной рыбы и синхронно обернувшись увидели деревянный стол, скамьи и жаренную рыбину на большом деревянном блюде, обложенную свежими и варенными овощами.

— Вот это конечно… ух. А…

На столе буквально из воздуха возникла бутылка знакомого мне квискера. Ярик ткнул в неё пальцем, фокусируясь на ней.

— Вот. Вот об этом я говорю. Это квискер, ну или что-то очень похожее. Но его никто не делал, он не выдерживался в бочках, его не разливал в бутылку трактирщик, никто не подсыпал в него специй, он просто возник и всё, прямо из воздуха. Опьянею ли я, если выпью? Наемся, если съем кусок рыбы?

Я засмеялась, божественное «всё что угодно» было весьма эпично натуральным.

— Ярик, я думаю, что это вообще не нужно, ты можешь просто не испытывать голода, мы всё ж полубоги, не люди. А вот если тебе привычно по-человечески с голодом тут быть, то просто ешь так, как в обычной жизни, и наешься. Интересно, правда? Тут может быть буквально всё, что нам захочется, даже мир можно создать, деревья там, горы, дороги… абсолютно всё. Всё зависит от восприятия, если ты считаешь что это иллюзия, то Обитель тебе и даст это понять, ощутить, испытать оное. Сделает так, как пожелаешь…

Ярик протянул руку к бутылке, намереваясь то ли глотнуть, то ли проверить на иллюзорность, но остановился и плюхнулся на скамью, напряженно о чём-то размышляя.

— Обитель сделает. А что такое эта Обитель? Или кто? Чтобы делать такие вещи нужно быть Богом. Шутка ли, мы только что создали солнце и целый океан с живыми рыбами. Но ведь не совсем мы получается. Мы просто подумали, что нам бы такого хотелось. А сделала это Обитель. Кто или что это? Что такое силы Обители и в чем их Источник? Нас учили, что наш Бог тем сильнее, чем чаще и искреннее мы во имя Его возносим хвалу, совершаем деяния и привносим Его в свою жизнь. Но в чём сила этого места, за счёт чего оно делает всё вот это? Я понимаю, что наверное, это как-то связано с магическим огнём в чаше, некая Сила Равновесия… но чтобы услышать нас и отреагировать нужно желание слушать, нужен личностный порыв слышать Хранителей. Даже твой корабль слушает тебя и летит, куда ты говоришь, потому что имеет личность и хочет слушать. А как нас слушает Обитель? Получается у неё есть личность, есть Я? Такой… маленький бог?

Владыка покачал голой, глядя на Ярика с пронзительной, отцовской нежностью.

— И угораздило же тебя податься в каратели с такими-то мозгами… получился бы отличный теолог, толкователь…

Я села рядом и таки откупорила бутылку, кружка появилась рядом. Хм, ну попробуем, оценим. Отхлебнула, да, вполне себе такое же офигенное пойло.

— Класс! Тут можно даже градусы подделать, чтоб позабористее было, — я выдохнула, хорошо, однако, шелест вол, птички, ветерок, почти что, как там, внизу… замааанчиво, — ну, если подумать, то вся сила в целом исходит от Центрального Ядра Изначальности, распределяясь меж разными фундаментальными Аспектами Творения, например такими как: — Тьма, Свет и Равновесие. Мы с тобой пропитаны третьей фундаментальной силой, я чувствую её в себе, её течение, это как серебряная кровь, прогоняемая через серебряное сердце. А всё это место, как сконцентрированная всевозможность в потоке Равновесия. Одно лёгкое касание нашей воли, и может проявиться всё что угодно. Чувства, эмоции, мысли намерения, желания — всё это проходит через сердце, и раскрывается вовне, как наша реальность. Но как только мы откажемся от этой Силы, то и она покинет нас, и мы это место. По частоте не будем совпадать, как и по фундаментальной значимости.

Ярик с грустью посмотрел на волны и отвернулся от воды, поудобнее усевшись на скамье.

— Кстати об отказе. Как это должно происходить? Торжественная церемония или надо сесть на троны и сказать про отказ, или…

Тьма села на скамью напротив, поглядывая на кружку в моей руке.

— Такого никогда не происходило, поэтому я не могу быть полностью уверена в том, как это делается, но и в моей Обители, и в Обители Света есть центральная точка. Здесь это даже не троны, а чаша с огнем. Теоретически отказываться надо, как-то взаимодействуя с ней. Но вы не торопитесь, подумайте. Может все-таки айда к нам? Тебе же нравится такая пластичность, вон как глаза горят, как отплясывала тут, уже и ремонт под себя сделала, восторг в улыбке… Вы интересные, я не против таких соседей. Будете красиво и мягко щелкать Свет по носу, когда он будет слишком бузить…

— Или тебя. Ты регулярно порываешься целые государства превратить в какое-то жуткое неорганизованное месиво…

— Месиво свободно мыслящих индивидов мне нравится больше, чем стройные стадные ряды. Но заметь, это не я съехала с катушек и начала пожирать соседа. Так что щелкать будут тебя.

— Не будут. Они уже решили. Он её точно любит, больше всего любит, даже больше, чем меня, поэтому пойдет за ней. А она говорила, что не хочет быть Хранителем. Не дави на них.

— Я хотя бы попробовала их убедить. Убедить, а не давить. Промывать мозги это ты у нас мастер.

Я обвела океан глазами, всматриваясь в волны, и куда-то глубже них.

— Мне приятно осуществлять такое мгновенно. Вот это великолепие! Захотела — раз и проявила, даже пальцами щёлкать не нужно, всё по велению мысли. Конечно, глаза горят: — крылья, океан всевозможности, живность вон всякая, даже ветер и еда, как в обычной человеческой реальности. Но знаете, где-то глубоко внутри я ощущаю, что за всем этим стоит очень большая ответственность, есть какая-то такая сторона у этой божественности, которая жжёт, как если в бездну смотреть, прям, пробирает нечто такое, с чем я не справлюсь, потому что просто не готова к такому. А ещё в душе есть импульс, который взывает идти дальше. Присутствует некий еле уловимый Зов, я не могу его описать, не знаю что он такое в сущности своей, куда и зачем ведёт, но за этим Зовом очень хочется идти, он имеет какую-то тотальную основу, — я улыбнулась окинув взглядом Тьму и Владыку, — я бы никого из вас не щёлкала, я вообще это не люблю, можно же иначе взаимодействовать, диалогом например, иногда долгим диалогом, ооочень долгим, главное иметь желание что-то донести, такое искреннее чистое желание из самого сердца.

Я задумалась и внутренне улыбнулась. Это ещё кто кого б осаждал, наклепала бы им таких душ, офигевали б десятилетиями, а то и столетиями, а уж о идеях, вообще молчу, у меня идей этих, тонна, одна другой похлеще. Интересно всё-таки, какой бы из меня Хранитель получился… даже представить сложно.

— Жаль, что не получается тебя прочесть, было бы интересно узнать, что за Зов у тебя там в душе. Но видимо твоим Богам виднее. Мы тебя одолжили у них для решения наших проблем, бесцеремонно выдернув из родного мира. Видимо у них есть на тебя планы, и пришло время тебя им вернуть. Здесь ты можешь не торопиться с решениями, время относительно и пластично. Но как сочтешь, что тебе пора — просто иди к чаше. Вероятно, там ты поймешь, что и как нужно говорить. А пока обсудим будущее. Ты помнится, хотела кого-то предложить на роль Хранителей? В Ярике написано, что речь идет о бывшем арбитре Лешике и служанке Агнешке. Только из-за того, что они увидели ворона… Достаточное ли это основание для выбора именно их на эту роль? Ты в них уверена? Какими Хранителями они будут, как ты думаешь?

Надо же, я тут в замешательстве насчёт представления себя в этой роли, а мне ещё и других нужно как-то представить. Ох… Я замерла с намерением полной открытости Тьме и Свету, ожидая хоть чего-то, но было всё так же, как обычно, Обитель молчала. Значит, так это не работает. Я пожала плечами и вздохнула.

— Я попробовала, пожелала, чтоб вы меня прочли, но никакого отклика на это намерение не ощутила, значит моя нечитаемость — это что-то такое, что не убрать даже здесь. Ммм, да, на счёт Хранителей: — во-первых, Лешик очень вдумчивый, умеет слушать и слышать, в нём действительно ощущается мудрость, способность зрить вперёд, ну и не просто же так именно ему несколько раз снился сон, как он нам помогает, да и ворона, по сути, видел только он из всех встреченных мною, а значит, сама Сила Равновесия в нём уже есть. Агнешка очень чуткая, заботливая, нежная, красивая такая душа, к тому же не страшится рисковать, может идти за своими истинными чувствами. Я чувствую, что она может преобразить этот мир, пробудить в нём нечто, что даже я не могу, потому что она душа этого мира, это особая связь её сердца с сердцем Раальдара. Ну и в целом — они любят друг друга, истинно любят, как и мир любит живых этого мира. Я уверена в том, что из них получатся достойные Хранители, не могу сказать, какими именно они будут, но в них я вижу тех, в ком есть сила быть с этим миром до Истинного Вознесения.

— Мы присмотримся к ним.

Это было сказано хором и на мгновение серебряное пламя в чаше стало двойным, черным и белым, всего на несколько секунд, а потом снова вернулся серебристый цвет. Тьма и Свет переглянулись.

— Такого при старых Хранителях не было. Огонь никогда не менял цвет. Ты это почувствовала?

— Да, как-то это было неестественно. Но приятно. Захотелось…

— Стать к тебе ближе.

Это тоже было произнесено хором и снова на мгновение пламя стало черным и белым. Они повернулись ко мне и хором спросили.

— Что происходит, это ты делаешь?

Я улыбнулась, пришли к единству-таки, начало удивительного будущего для этого мира уже прорастает, потрясающе!

— Нет, это не я, это Вы сами. Это и есть Единство Тьмы и Света, вы же сейчас хором отвечали, значит приходили к одному решению, принимали его вместе. Два равных пламени, тёмное и светлое. Равновесие может быть и таким, осознаваемым двумя полярными Аспектами Творения. Не думала, что увижу такое, нам говорили, о подобном, но слушать кого-то это одно дело, а вот стать свидетелем такого явления — это другое, — я ухмыльнулась, — представлю какой мир Вы создадите, когда научитесь принимать вот такие решения, пусть даже и после длиннююющих дискуссий, именно дискуссий, а не споров с драками.

— Как-то от этого Равновесия не по себе. Пусть лучше за Равновесие Хранители отвечают, а то у меня возникло ощущение, словно Он внутрь меня забрался. Предпочитаю быть собой в чистом виде. Нужно побыстрее этих смертных дотащить до хранительства, чтобы такие равновесности случались, как можно реже. Это в чем-то даже приятно, но неправильно.

— Я бы повторил на самом деле, достаточно необычные ощущения. Может ещё пару раз до того, как появятся новые Хранители… А если и они откажутся, может, будем испытывать это чаще…

— Отстань, ты уже пережёвывал куски меня внутри себя, мне хватило, хочу побыть собой без всяких там примесей. Ну, разве, что действительно ещё пару раз, пока будем тащить их к возвышению. Но не чаще.

Владыка мечтательно улыбнулся, глядя на океан.

— Жаль, что мы не знали о таких ощущениях раньше. Интересно, почему мы о них не знали.

— Потому что это противоестественно, и моменты, когда мы с тобой соглашаемся хоть в чём-то, крайне редки. Исчезающе редки. И вообще это всё из-за того, что мы с тобой разделили силы старых Хранителей. Когда передадим их Лешику и Агнешке, нас отпустит эта…

— Тяга. Не уверен, что хочу, чтобы отпускала.

— Ты домогаешься до меня, как крестьянин до крестьянки. Мы между прочим бестелесные и вообще ты мне неприятен.

— Ты тоже не вызываешь восторга. Да, странное наваждение. Пожалуй, все-таки лучше избегать такой разновидности Равновесия.

Я заливалась смехом, такие мииилые, такие прекрааасные и шикарные… ууух! Ах эта улыбка у Владыки, ох уж эти глаза, на меня прям накатило, я не отрываясь смотрела на Него несколько минут и подумала даже, что вот так бы обняла, прижалась, и впилась… оуууу, не-не-не, это ж вообще! Тело ты чего, офигело совсем! Я отхлебнула квискера и потрясла головой, это как-то уж слишком. Сама себе усмехнулась, хорошо хоть покраснеть не могу, надеюсь, что не могу. Затем я снова уставилась на Тьму и Владыку, на мгновенье слегка прикусив губу ощущая толпу странных мурашек по телу. Ничего, ещё пару раз таких «равновесных соприкосновений» и постигнут, что к чему, пора уже, за десять то тысяч лет… хотяяя, может по меркам Богов, десятка тысячелетий это не так уж и много.

— Такое единство не смешивает Вас, не лишает Вас вашей индивидуальной чистоты, пламя же не стало серым, было ровное переплетение двух всполохов, это как раз естественно и правильно, хотя Вам и непривычно, но ничего, потренируйтесь, без подтекста неприязни, просто из любопытства, а там уж, — я опять засмеялась, — сами поймёте.

— Мы её смешим. Свет, она находит нас забавными. Как давно над тобой смеялся кто-нибудь кроме меня?

— Она необычный человек, почти не человек, ещё не Бог, возможно это накладывает свои эффекты и она видит в нас что-то… а может быть, ты слишком долго каталась на её плече и она заразилась твоей язвительностью, но в силу равновесности характера смеется без подколов.

— Она как раз подкалывает. «Сами поймёте».

— Если это и подкол, то гораздо более мягкий и чистый, чем твои. Ты постоянно стремишься унизить, осквернить моё виденье и мои идеалы, а это — совершенно нейтральный юмор.

— Ну, она же все-таки Хранитель… пока ещё. Каким ещё должен быть юмор Хранителей. Интересно, что забавными видит нас именно она. Даже Ярик относится к нам с настороженностью, почтением, щепоткой страха и максимум — позволяет себе попялиться на сиськи этой моей формы. И смертные внизу не считают нас смешными, а она — да. Интересно, в её мире все такие?

— Учитывая, что они веруют в Создателей выше меня и тебя, у них есть представление о более высоком авторитете, более величественных созданиях, а мы для неё в таком случае вероятно, как дети. И, кажется, я прав, у неё лицо очень выразительное, я в точку попал. Мы для неё, как дети.

Тьма скорчила умилительную рожицу и тонким детским голосом, не вяжущимся с телом взрослой женщины, обратилась к Ярику.

— Дяденька, не смотрите на меня так, мне не интересна ваша конфета.

Ярик покраснел и уткнулся взглядом в стол.

Я ещё немного посмеялась, потому что ну никак не могла сдержать такое.

— В моём мире не все такие, как я. Таких вообще теперь, только я и нынешний Эрархат Империи Аум Ра, — весёлость как-то сдуло, и я заговорила каким-то приглушённо-печальным тоном, — я не самый лучший представитель, не то чтоб своей расы, даже среди особенных, я была ну, такое себе, непредсказуемое, непокорное, бунтующее нечто. Я просто хотела жить свою жизнь, но приходилось бороться за это право и иногда я признаю, перегибала палку, хотя кто знает, не перегибай я её, была бы я вообще ещё жива.

Вот же, не думала никогда, что мой смех может задевать, но ладно, постараюсь держать себя в руках, всё-таки они Боги, а я… да кто я такая?! Без пяти минут, снова просто смертная. Нельзя вести себя так с Богами. Я выдохнула и уставилась на закат, почему-то в моём восприятии это было именно закатом. В точку попал, говоришь, агааа, в такууую точку, ухуху… кхм… Ну, хорошо хоть большее не спалил, я ведь не Ярик, я бы, наверное, разревелась и попыталась куда-нибудь спрятаться и… даже не знаю, как вообще смогла бы дальше вести диалог. Когда Владыка заговорил, меня нереально пробрало от его голоса. Не смотри, не смотри, не смотри на него…

— Тем интереснее будет следить за твоей дальнейшей судьбой. Ты настолько яркая точка, что даже вдали от моего мира…

— Нашего.

— Нашего мира, мы сможем с легкостью наблюдать за твоими похождениями, фокусировка внимания на тебе и твоей компании практически не требует усилий.

— Наблюдайте, это будет эпичное зрелище, возможно не долгое но… — не смогла я долго пялиться в стол, как Ярик, — Владыка, а как ты воспринимаешь структуру мироустройства, как его видишь? Любопытно просто. Тьма вот примерно поделилась своим виденьем, интересно теперь узнать твоё.

— Я не могу передать тебе образ, но можно попробовать так.

Силуэт Владыки расплылся, расширился и он стал огромным, но при этом растянуто тонким белым… экраном, висящим в воздухе. Словно бы со всех сторон раздался голос.

— Назови объекты, восприятие которых тебя интересует, а я стану образом того, как я эти объекты вижу.

Я пододвинулась поближе, сосредоточилась и стала перечислять.

— Разумные, неразумные формы живого, планетарные, звёздные, галактические формы, стихии мира, Поток Жизни, эфир, Абсолютный Свет, пустота, совершенство, несовершенство, — было волнительно, словно бы я могла спросить что-то нелепое и глупое, мысли путались, потому я застыла и… больше не смогла выудить из головы что-то стоящее.

Он показывал всё по очереди. Разумных он видел, как сияющие сферы, соединенные нитями между собой в густую мерцающую и переливающуюся паутину рвущихся и строящихся связей. От каждой сферы отходили вверх нити, ведущие к нему самому или к темному облаку (видимо к Тьме). Неразумные были маленькими точечками, лишь изредка имея нити связи друг с другом или со сферами разумных. От них нити к Владыке и Тьме не шли. Планеты он видел как сферы, окутанные светом и тенью, словно шарики в пластилине, который только и ждет, чтобы из него что-то вылепили. Звезды Он видел, как такие же пластилиновые сферы, нитями связанные со своими планетами. Кажется, от класса звезды и планеты зависело количество этого темно-светлого пластилина и его податливость. Когда дошла очередь до галактик на экране появились мелькающие сферы, нити, пятна, словно от очень быстрого полета. Голос прокомментировал, что «Я ещё это познаю». Стихии Владыка воспринимал, как бушующий океан разноцветных энергий, которые легко можно было направить для работы с формированием пластилина. Причем воду и воздух он воспринимал явно более удобными и востребованными, чем землю и огонь, вода и воздух были, словно, подсвечены для Него. Поток Жизни для Владыки был похож на закольцованную реку, пронизывающую планету, впадающую в него и Тьму, разделяясь на два течения, выходящую из них снова в единый бурный поток, который впадал обратно в планету. На эфир Владыка показал вид привычного космоса, только по нему периодически пробегала рябь, как по воде. На запрос о Абсолютном Свете он просто заполнил экран светом, на котором не было ничего кроме света. На запрос о Пустоте экран просто исчез, как и сам Владыка, но через мгновение появился, показывая уже Совершенство, которое было таким же, как Абсолютный Свет — сияющим экраном. В качестве несовершенства фигурировало серо-черное месиво, в котором промелькнуло знакомое лицо Тьмы. Тьма бросила в экран рыбину с тарелки, и она со шлепком упала на пол Обители, пролетев экран насквозь. Владыка вновь сложился в себя, сохраняя невозмутимость, не обращая внимания на прожигающую Его взглядом, Тьму.

— Ты удовлетворена?

— Почти, но есть ещё некоторые нюансы. Нити. В твоей картине восприятия они проскальзывали. Значит, наверное, в нечто подобное я и заглядывала, — я встала и начала расхаживать из стороны в сторону, то расправляя, то прижимая к себе крылья, — правда, там было кое-что ещё, от множества очень ярких и толстых нитей исходили менее яркие и потоньше, а от них и вовсе будто прозрачные, тонкие паутинки. Последние ветвились очень быстро, их сложно было зацепить взором, а уж коснуться, вообще не удавалось. Когда касаешься какой-то яркой толстой нити, то раскрывается нечто, что позволяет видеть не совсем во времени, как бы саму связь причины и следствия, только не всегда причина рождается первой. Скажем так, показывается куча эпизодов из жизни, выборы которых раскрывают определённое будущее, и из точки в сейчас можно так сделать, чтоб какого-то варианта будущего не было. Что происходит, когда сплетаешь яркие большие нити? Я пробовала, и у меня получилось, не с первого раза, но я так и не поняла что сделала, а главное, почему после этого так громко гудело всё пространство несколько часов. Это было невыносимо.

— Яркие большие нити между чем и чем? Если между смертными, то это создаст между ними прочную связь, притяжение. Речь не обязательно о любви или порывах к размножению, иногда это просто необъяснимая для них тяга к общности проживания некоторых моментов или ощущений. Если нить между разумным и животным — почти то же самое, только в меньшем объеме, меньшая глубина связи. Если речь о предметах, то обычно такую нить можно создать между смертным и каким-нибудь артефактом. Тоже связь, притяжение, ощущение правильности владения этим артефактом. Возможно осознание некоей миссии связанной с этим артефактом.

— Нет, кажется я немного о другом, это как большая сеть событийного уровня, формирующая определённый ветки развития того или иного будущего в планетарном, а может быть и не только в планетарном масштабе, хотя души там несомненно участвуют.

Я остановилась, нужно что-то придумать… хм, вода. Я опустилась на колени, прикоснулась к океану с намерением отобразить то, что именно я видела. Океан мгновенно стал гладким, а потом на нём развернулась, как большая, уходящая вглубь, карта многоуровневых линей.

— Вооот! Вот так я видела, это то, что держит, как я полагаю саму планету, и в этом всём, задействованы все, есть самые яркие нити событий, утверждённые или ведущие, а есть менее яркие, как я думаю либо тупиковые, либо маловероятные для развития. И призрачные. Что они означают, понятия не имею. Вот эти, например можно взять и совместить, — и я просто показала наглядно, как тогда сделала, — но я не знаю, что именно я сделала, просто было любопытно, могу или нет. Смогла. Думала, может, Ты знаешь, так как тоже видишь и воспринимаешь многое, как сотканное из нитей. Но насчёт соединения, как варианта связи двух каких-то объектов, или явлений — это здорово, значит, я создала связь, понять бы ещё теперь чего с чем или кого с кем… надеюсь, это действие не несёт ничего негативного.

— Такого я не вижу. Как ты могла заметить в моем восприятии нити — это вполне конкретизированные связи. Связи душ, живых организмов, звезд и планет, душ и богов. Чего-то с чем-то. А то, что показываешь ты — из ниоткуда в никуда. Мне не знакома такая схема восприятия, и нити здесь явно не то же самое, что вижу я. Возможно Свет твоего мира видит так, может, когда вернешься к себе, спросишь у Него, и если ты и для Него будешь достаточно яркой точкой, Он сможет тебе ответить. Не так, как разговариваем мы с тобой, потому что Хранителем ты тогда уже не будешь, но хотя бы во сне сможет.

— Я спрашивала раньше, много раз, но мне так никто и не ответил, даже Создатели… ладно, значит это так и будет загадкой, пока само себя как-то не проявит, — я уставилась на линии с задумчивым видом, — Тьма, ты примерно так воспринимаешь? — и я прикрыла глаза, раскрывая фрактальность, — бывает разная, это один из вариантов, могу менять, — и я показательно поменяла структурирующую гармонику построения.

Пока Тьма рассматривала изображения на воде, Владыка разглядывал меня.

— Ты, правда, не понимаешь? До того, как Тьма вмешалась в мои действия и выдернула тебя в мой… наш мир — ты была не такой яркой. Да, гораздо более значима, чем обычный человек, ты вроде, как аналог аристократии в своём мире, религиозно тоже значима, но для нас, для Богов ты была лишь чуть более видима на фоне всех остальных, и концентрироваться на тебе для общения было бы очень, очень, очень силозатратно. Поэтому мы не являемся во сны всем и каждому, редко по-настоящему откликаемся на молитвы и вмешиваемся в жизни. Сам процесс фокусировки внимания на конкретной мимолетной жизни одного смертного создания — это очень тяжело. Но. Когда ты попала в наш мир и стала сначала моим Пророком, а потом, как оказалось, Хранителем — ты стала значительно, в сотни раз ярче. И с каждым прожитым в гуще нашего конфликта днём твоя яркость только росла. Сейчас ты почти Бог, но даже когда ты откажешься от поста Хранителя и вернешься в человеческое бытие — ты всё равно уже превосходишь по яркости абсолютно всех смертных, даже Поборников. И раз мы видим тебя такой и нам так просто на тебе фокусироваться, то уж для Света своего мира ты будешь и вовсе, как открытая книга и куда более заметна, чем когда-либо. Поэтому я говорю серьёзно. Когда вернёшься домой — задай вопрос. Не думаю, что Он сможет вытянуть тебя в свою Обитель, но ответить во сне — да. Потому что ты притягиваешь взгляд.

П-притягиваю взгляд… ойй, не о том я подумала. Не о том. И вот теперь, точно залилась краской…

— Я чувствую, что я изменилась, но мне сложно разграничить яркость от Силы Равновесия, и свою собственную. Так что в какой-то степени действительно, пока ты вот сейчас не сказал, как есть, не понимала до конца насколько я стала ярче, но теперь знаю и учту это обязательно, — хотелось улыбнуться, но я не стала, хотя смотреть на Него было очень приятно, вот уж кто, бесспорно приковывал взгляд, — кстати, знаю, что ты бывал внизу, в телесной форме яви, но почему так редко? Что-то, как сказал Ярик, истощается, но что именно? Вы же Боги, разве это не Безмерная Вечность?

Вместо Владыки заговорила Тьма.

— Представь размах, с которым мы видим мир. Ту глубину, с которой мы его видим. Ту безграничную пластичность, что нам свойственна. А теперь вообрази, каково нам в замкнутой банке мясного человеческого тела, которое просто лопнет с кровавыми брызгами и ошметками, если слишком многое в него направить. Быть в нём мучительно неуютно. Это здесь я общаюсь с вами в форме женщины, потому что здесь это всего лишь форма, а не тело. И ещё, потому что мне нравится играть с эмоциями Ярика. Смотри-смотри, солдатик, это для тебя. Так вот. Там в мире тело есть тело. Кусок мяса, плотный, не пластичный, тесный, ограниченный, обладающий смешной по нашим меркам проводимостью сил. Поэтому Свет спускался только в самых важных и экстренных обстоятельствах, например, когда мы решили перестать устраивать потопы и извержения вулканов для регулирования численности населения, и понадобилось донести до множащейся массы людей некоторые идеи. Я тоже не люблю спускаться. Это бывает забавно, но до чего же неудобно…

— Нормальный такой кусок мяса из звёздной пыли, способный проводить сквозь себя симфонию совершенства. Я понимаю уже, что тут не тело у меня вовсе, и симфонию я так ярко не слышу, не вижу, не ощущаю, будто она где-то ооочень глубоко, — я посмотрела на Владыку, зряяя посмотрела, блииин, резко перевела взгляд на Тьму и Ярика, а потом и вовсе на крылья, — хотите увидеть, почувствовать и услышать, то, как я воспринимаю совершенство? Ярик, тебя это тоже касается…

— Конечно, хочу. Мне всё интересно. Правда, вы говорите о каких-то совсем уж далеких от жизни вещах, но зато красиво.

— Да, продемонстрируй. Ты для нас интересна, а уж интереснее всего понять, что же кипит у тебя в душе и разуме.

— Хорошо, Яркий иди сюда, вам всем нужно будет прикоснуться, смотреть, чувствовать и слушать.

Я полностью повернулась к океану и коснулась его обеими руками. Спокойный доселе полог начал бушевать, но в его колыхании была неуловимая первому взгляду гармоника. Он стал мелко, но ощутимо вибрировать, а звёздные массы в нём мерцали, пронизанные неслышимой мелодией. Если смотреть на какой-то один участок, то казалось мерцание подобно хаосу, но стоило уловить мелодию сердцем, ощутить и пропустить вибрации сквозь себя, как взор расширялся ухватывая весь пласт и то, что было хаосом превращалось в настоящую единую симфонию, симфонию мгновений, постоянно перетекающих в особой сакральной геометрии из одной вспышки в другую, что-то было ярким, что-то ярко-тёмным, тёмное имело свой спектр, свою частоту, которая в аккурат дополняла яркие частоты, и всё вместе не возможно было назвать чем-то иным, кроме как — совершенством. В это хотелось влиться, и само желание откликалось, и душа уже звучала, встраивалась многомерной нотой во всё это грандиозное полотно, и казалось, словно это совершенство проходит сквозь меня, или я сквозь него, или мы одновременно проходим сквозь друг друга. Мне было тяжело поднять руки и отпустить эту красоту, но я всё-таки сделала это, вернув океану его привычную сущность.

— Так я вижу, чувствую и воспринимаю силу совершенства.

Ярик стоял с озадаченным лицом.

— Это твоё совершенство? Это бушующее месиво? Оно красивое, но… если я правильно понимаю слово совершенство — это то, к чему всё приходит в конечном, самом главном итоге любого пути. Нечто, ультимативно конечное, лучше которого быть уже не может. И эта геометрическая буря — то, к чему всё идёт? Это напомнило мне то, что я видел когда… ну, когда чуть не потерял себя, те огромные сферы, но там было больше постоянства, больше спокойствия несмотря на уводящую, засасывающую бесконечность, а здесь… вечная буря бесконечно меняющихся форм. Завораживающе. Чарующе. Ужасающе. Это… нужно обдумать.

Тьма и Свет смотрели на меня с удивлением.

— Как ты можешь отказаться от божественной пластичности и остаться в мясном теле, если твой идеал — непрекращающаяся изменчивость? Подумай, хорошо подумай.

— Нет ничего конечного, — я смотрела на океан, — я выбираю идти дальше, чтоб идти на Зов, который сияет в моей душе. Нужно отказаться от того, что в это сияние не входит или оному противоречит, каким бы притягательным и манящим оно ни было. Разве выбор идти дальше противоречит непрекращающейся изменчивости?

Я перевела взгляд с Тьмы на Ярика, потом на Владыку, все же не смогла сдержать улыбку, как же хотелось провести по его щеке ладонью… затем встала и сжала ладони представляя, как со всего океана вверх поднимаются мерцающие огни, а из самого океана исходит красивая мелодия⁵, и это полотно живых частиц мерцает ей в такт. Потрясающий звёздный дождь наоборот, уходящий ввысь безмерного неба Обители.

Тьма и Свет наблюдали за происходящим со спокойным интересом, Ярик же смотрел, разинув рот.

— А там это… это же звезды падают, в смысле взлетают из воды, а ты звезду показывала, они же как огненные шары. Получается если они из воды взлетают, то в воде все рыбы и тот кит, которого я видел, уже сварились?

Стоило Ярику это произнести, как по Обители разнеслось шипение и бульканье, океан вскипел, повалили клубы пара, превратив всё в огромную парную, а в бурлящей воде появились ошпаренные тушки рыб, и запахло ухой.

Я пожелала вернуть океан обратно, как было, мерцающий, с живой рыбой.

— Для меня Яркий, это Эфир, — я улыбнулась, — а эти звёзды в миниатюре, они вполне себе хорошо в моём восприятии живут и ладят с эфиром, так что они просто поднимались вверх, свободно, не сжигая и не причиняя ничему и никому вреда, потому что я так хотела. Они даже горячими не были в моём понимании происходящего. Вообще тут обычные земные или неземные законы могут не работать, или работать так, как захотим мы. Ты только подумал, что по логике там уже из-за звёзд всё должно бы свариться по факту, и вот тебе жареная рыба, кипящий океан, клубы пара, тоже эпично. Всё что пожелаешь, можешь даже по воде ходить, как по земле.

Ярик помотал головой, глядя на вновь чистый и спокойный океан, и плюхнулся обратно на скамейку. Владыка улыбнулся ему.

— Не волнуйся, мальчик, никто из морских созданий уже даже не помнит, что минуту назад умирал в кипятке. В сущности, для них этого и не было благодаря волеизъявлению Лионессы. Ты можешь ещё десять раз вскипятить океан, а потом создать обновленный спокойный и всё будет… ты бы сказал «как было» и хотя это не совсем так, но лучше не выразиться.

Ярик коротко кивнул, избегая взгляда Владыки, словно нашкодивший сын. Тьма села рядом с ним на скамейку и мягко повернула его опущенную голову к себе, заглядывая в глаза.

— Ты сильный. Очень сильный. Тебя нафаршировали странными идеалами, но если тебе действительно приятно им следовать — следуй. Однако, не стоит хлестать себя понапрасну сверх необходимого только потому что у тебя доброе сердце. Ты по неловкости сварил заживо сотни живых созданий, созданных тобою же. Это было исправлено. Но не тобой, и поэтому ты до конца не прочувствовал, что это в твоей власти. Всё что рождено в этом месте ты можешь уничтожить, возродить, снова уничтожить, воссоздать с изменениями, развлекаться, как тебе угодно, а затем сделать так, что для созданного существа этого и не было вовсе. Ты — Бог. Почти. Прочувствуй это. Сделай это осознанно. Вскипяти океан ещё раз. Не случайно, а сам, потому что можешь и потому что хочешь понять эти ощущения божественного могущества. А потом успокой океан и вновь сделай его живым. Сам. Смелее, солдатик. Кем-кем, а уж трусом ты точно никогда не был.

Владыка хотел что-то сказать, но Тьма просто сделала протестующий жест рукой в Его сторону, и Он смолчал, наблюдая за Яриком со странной улыбкой. Смущенно отстранившись от Тьмы, Ярик встал, бросил взгляд на меня и замялся, словно ожидая моего одобрения или запрета. Тьма всплеснула руками, прижалась к нему всем телом заставив вздрогнуть, и снова повернула его голову к себе, заглядывая в глаза.

— Сам. Ты ведь хочешь понять. Хочешь ощутить весь процесс этой бесконечной цикличности, которую можешь устраивать сколько душе угодно. Ты не собака на поводке, не слуга и уже давно не послушник.

Ярик закрыл глаза и океан вскипел. Снова всплыли ошпаренные рыбы, все заволокло паром, а спустя несколько секунд всё вернулось в исходное состояние, причём успевший появиться пар, даже не рассеялся, а просто резко исчез, словно его и не было. Ярик открыл глаза, посмотрел на спокойный океан и сдержано улыбнулся. Тьма, кокетливо коснувшись его плеча грудью, чуть отодвинулась от него.

— Вот видишь, ничего сложного. И так с любым действием. Просто Лионесса это делает с особыми эффектами типа крыльев, а ты, как постоянно сдерживающий себя человек, делаешь всё скромненько, но ты столь же могущественен, как и она. Теперь ты это прочувствовал.

Я с любопытством смотрела на Ярика. Как же ему идёт эта божественность. Раскрывается любовь моя, хотя всё равно ещё сдерживает себя, но я понимаю, всё же ему многое непривычно, гораздо непривычнее, чем мне, миры-то изначально у нас разные.

— Кстати, о крыльях, — я с ухмылкой посмотрела на небо, вполне себе реальное, значит, можно и полетать. Крылья инстинктивно расправились, откликнулись на этот мой импульс, я подошла и села с Яриком рядом, — ты тоже можешь развернуть крылья. Полетаем вместе?

— Эм… ну, да, могу, наверное… я правильно понял, что в этом месте, даже если вдруг я начну падать, то просто окажусь на земле, без всякого удара, потому что так хочу? Кстати, а зачем тогда нужны крылья? Ну, теоретически. Они же нужны птицам для полёта в мире, а здесь, где само место откликается на нашу волю…

Ярик бросил взгляд на Тьму, она улыбнулась ему, он щёлкнул пальцами и просто взлетел на несколько метров над скамьей без всяких крыльев, неловко перебирая ногами в воздухе, как при плавании в воде. Владыка засмеялся.

— Мальчик схватывает на лету. Тьма, ты учишь его божественной пластичности, а потом он окажется внизу без неё, лишь с памятью об этих ощущениях. Даже для тебя это жестоко.

Владыка улыбался, и каким-то внутренним ощущением я поняла, что это Он так шутит. Тьма даже не ответила Ему, отмахнувшись и разглядывая болтающегося в воздухе Ярика, уже освоившего полёт по прямой и медленные повороты. Я взлетела следом, умело управляя крыльями, будто они всегда были у меня. Ну, частично так и есть, похоже на управление кораблём, но куда легче. Ох, даааа, в чём-то Владыка прав, ощущения крыльев и полёта — это нечто, там внизу этого будет очень не хватать.

— Мне, Яркий, просто с крыльями больше нравится, особый кайф, воплотить детскую мечту.

Я засмеялась и завертелась, закрутилась в полёте, почти, как в слиянии с Нари. Падение вниз, вращение и за секунду до касания воды я расправила крылья горизонтально поверхности, пролетела какое-то расстояние и взлетела вверх, отпуская себя в зависшее парение, затем ныряние в воздухе, как в воду, совершая разные повороты и развороты. Клаааасс!!! Я опять пожелала, чтоб с океана вверх стали подниматься миниатюрные тёплые звёзды и полетела, прям в это скопище частиц.

— Они щекочут, когда касаются кожи, а ещё их можно ловить, как лайзар.⁶

Ярик осторожно лавируя между поднимающимися из воды огоньками, последовал за мной. На лицо даже вернулась фирменная хмурость, настолько он был сосредоточен в полёте для того чтобы одновременно поспевать за мной и уворачиваться от потока звезд. И все же то и дело появлялась улыбка, он тоже наслаждался чувством полета, не прибегая правда, к крутым виражам и резким движениям.

— На, держи, только не представляй их жгучими, просто световые, тёплые, приятные, плотные шарики, — и я ссыпала несколько небольших звёздочек ему в ладони, — видишь, не обжигают, можешь летать тут спокойно, — я взяла в ладони одну звезду, голубого спектра, и представила её чуть больше по размеру, примерно, как один из серебряных шаров, что мне подарил Лешик, — надо же, когда-то я очень хотела, подержать вот так в руках звезду. Тут можно осуществить все свои заветные мечты! Восхитительно…

Ярик рассматривал шарики в ладонях, а затем подкинул их в воздух и телепортировался ко мне, обнял в воздухе и долго целовал, не выпуская из объятий. Когда он от меня отстранился, мы зависли над океаном в окружении потока звездочек, вьющихся вокруг нас.

— Прекрасное место. Я вот задумался… насколько оно огромное? Ты показывала, что выше неба, море космоса, а там миры, как наш по размеру или даже больше. Есть ли здесь космос над небом? Есть ли там планеты и огненные звезды? Это место… бесконечно?

— Честно, не знаю насколько оно бесконечно, по ощущениям оно безмерное, но будто замкнутое на нас. Странно, не понимаю, как правильно это объяснить. Вроде можно расширять, но есть ли пределы… Хочешь попробовать создать кучу миров и космос? — я улыбнулась, и нежно поцеловала его, — твори, это чудесное место. Если бы можно было не терять человеческую личность, я бы согласилась быть Богом.

Ярик ответил на поцелуй и вдруг исчез, я тут же устремилась всей собой к нему и мы вновь оказались на берегу океана. Ярик стоял рядом с Тьмой и держал руки на её груди, а она заливисто смеялась, не давая ему их убрать. У самого Ярика лицо было смущённое и ошарашенное.

— Ну, наконец-то! Я всё думала, неужели настолько крепко будешь себя держать, что не отпустишь ни на секунду… Да не тушуйся ты так, лапай, тебе же хочется, я же для тебя такой облик выбрала. Лапай говорю, чего меня-то стесняться. Тебе давно хотелось, но ты всё пребывание здесь себя сдерживал и поэтому этого не происходило, но вот наконец ты хоть на секунду расслабился и Обитель откликнулась на твое желание. Подумал о моих сиськах и получил. Слушай, Лионесса, с тобой он вроде так не краснел и не мялся, а мне ведь даже колбаса его не нужна, мне просто было интересно сломить его внутреннее сдерживание. Да не убирай ты руки, не налапался же ещё, по глазам вижу!

На Ярика страшно было смотреть, в глазах паника, покраснел, как суперпереспелый помидор, а испуганный и извиняющийся взгляд метался между мной и откровенно ржущей Тьмой. Владыка поглядывал на эту сцену, как на что-то малоинтересное, больше устремив глаза куда-то вверх.

Я улыбнулась, ласково так, по-доброму, ну вооот, хоть один из нас получил-таки желанное. Милотааа…

— Да выдохни уже, сказали же можно, трогай, для тебя же красота эта, расслабься и просто наслаждайся.

Мдааа, ему значит, говорю, то, что не позволяю себе. Но тут хоть Тьме не всё равно, хотя и ей так-то не то нужно, что затапливает меня по отношению к Владыке. А Он к подобному, кажется, вообще не расположен, а может быть не расположен именно ко мне. Одностороннее желание удовлетворять это как-то не в моей сути, так что как-нибудь перетерплю… Где б только силы взять на такое, желание ведь сильное, и одним лапаньем я бы точно не ограничилась, мда. Смирившись со своей участью, Ярик покорно мацал сиськи Тьмы, а она старалась заглядывать ему в глаза, бросая ободряющие реплики вперемешку с насмешливыми, и явно наслаждаясь своей удавшейся игрой. Владыка продолжал разглядывать небо.

— Мы узнали о космосе лишь недавно, благодаря тому, что Тьма выдернула тебя из его глубин. Поэтому никто из нас, включая старых Хранителей, никогда не пытался создать его в Обителях, мы просто не ведали о нём, не могли его себе представить. Но вот вы это сделали и предела по-прежнему, нет. Там планеты и звезды, созданные вами. Ярик успел представить и разумную жизнь, людей, то к чему привык. И они там есть. Пустые, бездушные, опутанные и скреплённые воедино силой вашего творения, выполняющие запрошенную роль людей как… механические куклы, которых я видел в некоторых мирах. Это необычно. Теперь мне интересно, возможно ли сделать их одушевленными, сделать их такими же людьми, как в мире, полноценными. И что произойдет тогда, возникнут ли в этих внутриобительных мирах свои Свет и Тьма, как они есть на обитаемых планетах, или не смотря на одушевленность эти внутриобительные люди не будут иметь иного Бога, кроме создавшего их, несмотря на множественность заселённых планет… так много вопросов. Я ценю такой интересный опыт.

Я подошла поближе к Владыке, такой прекрасный, величественный и спокойный, чистый Свет. Хотелось погладить его, хотя бы дотронуться… но, не могла перешагнуть внутренний барьер, потому что хотелось не просто дотронуться, и я боялась, что Он оттолкнёт. Я посмотрела вверх с намерением, чтоб у тех людей, которые жили в созданных только что мирах, появились души. Надо же, это странное ощущение, будто что-то внутри расширилось, ярко вспыхнуло множеством приглушённых, словно матовых искр, и застыло.

— Ну вот, души у них теперь есть, но какие-то бесцветные пятна, другое сияние, как никакое что ли, не как у настоящих душ, и вроде как, не ощущаю, чтоб там в этих мирах появились свои Тьма, Свет и Равновесие. Какое-то там всё другое, будто, не усиливающее, нет этой энергии исходящей от них, которая бы вливалась. Интересно, однако.

— Интересно. Я буду экспериментировать в этом направлении. Если уж мне не суждено увидеть мир согласия и благоденствия внизу, может, я создам себе такой карманный в своей Обители, и буду поглядывать на него в качестве отдыха.

Тьма наконец наигралась с Яриком, позволив ему отпустить себя и подплыла к нам, растягиваясь и расплываясь порой на чёрное облако, видимо уже не считая интересным удерживать человеческий облик.

— Да, я тоже создам себе карманный космос. Конечно, смотреть за такими обесцвеченными душами пресно и неинтересно, зато можно экспериментировать с добавлением каких-нибудь явлений в мир, с реакцией на разные чудеса, придумывать новые методы массового геноцида… Что вы так на меня смотрите? Да, мы отказались от регулирования численности людей через потопы и извержения, но вдруг когда-нибудь вернёмся к этой практике, а у меня будет уже набор новых идей, хорошо же.

Да ужас просто, и чего в этом хорошего. Они же всё равно живые, и боль думаю, тоже ощущают, и… ох, меня даже слегка передёрнуло.

— Владыка не торопись делать свою мечту о лучшем мире невозможной и не реализуемой, ты ещё не всё исследовал в том космическом просторе, который теперь открыт Раальдару. Я думаю, когда ты поймёшь, как происходит Истинное Вознесение, тогда многое в восприятии поменяется, дополнится, расширится и очень многое станет возможным, просто по-другому. А пока можете реально экспериментировать в своих Обителях. Это всё очень напоминает виртуальную реальность, только во много раз круче. В моделируемых мирах так не разгуляешься, чтоб только пожелал и раз, уже готово, но очень многое можно создавать, обучаться многому, постигать что-то, или оттачивать какое-то мастерство, — я уже откровенно во все глаза пялилась на Владыку, потом потрясла головой. Не хилая такая божественная аура притяжения. Тааак-с, нужно срочно отвлечься, — ладно, повеселились, а теперь нужно подумать, как отправить Души, что здесь столпились, на перерождение.

Я села на скамейку рядом с Яриком, у которого было такое блаженное выражение лица, что я невольно залипла, никогда ранее не видела его таким. Выпив квискера, я начала думать, очень долго перебирая мысли, которые почему-то упорно возвращались к образу Владыки, вот же блин! Чего ты удумала, запала и на кого. Слышишь… ты это, давай, успокойся уже, не по зубам тебе Бог. Смертная ты, кусок мяса, помнишь, да! Ну, пока ещё не полностью кусок мяса, но…

Тьма переводила взгляд с меня на Владыку, а затем тёмным облаком подплыла ко мне, зависнув рядом.

— Даже Ярик позволил себе на секунду расслабиться и получил что хотел. А ты? Я же всё прекрасно вижу.

Я стиснула зубы и вспыхнула, аж внутри всё забурлило, ой, мама, чего щас бууудееет. Тьмааа…

Владыка отвлёкся от неба и настороженно зыркнул на Тьму.

— В каком смысле всё прекрасно видишь? Ты можешь её прочесть? Нет, конечно, не можешь, я бы тоже смог…

— Свет, ты сам подметил, что у неё очень выразительное лицо, при этом читаешь ты с этого лица только самую малость информации. Она же с тебя глаз не спускает, губы прикусывает, краснеет.

— И о чём это говорит? Я всё это замечаю, просто она молчит, а раз молчит, значит, ещё думает над тем, что так сильно хочет мне сказать.

Я сжалась, сердца так колотились, что казалось, моя кровь сейчас закипит, как вот океанская эфирная водичка. А Тьма и не думала, останавливаться… ааа… о, Создатели, я сейчас на атомы рассыплюсь.

— Засиделся ты в Обители, засиделся. Такая мимика часто бывает у смертных женского пола, которые испытывают сексуальное влечение к мужчине. А ты в мужском облике. А она очень цепляется за свои смертные телесные привычки.

Владыка перевел взгляд на меня, и на лице его проступило удивление, даже мелкие волны пошли кое-где по рукам и телу.

— Но, это же всего лишь облик… да, он воссоздан качественно, даже сосуды есть внутри, кровь течет, сердце бьётся, всё, как положено в человеческом теле…

Он замялся, переводя растерянный взгляд с меня на Тьму. Тьма залилась смехом, окружив меня и Владыку сужающимся и расширяющимся тёмным кольцом. Мне хотелось заплакать, убежать, скрыть своё лицо и одновременно я понимала, что уже всё, спалили меня… спа-ли-ли.

— Свет, это не просто облик. Признайся, ты пришёл в человеческом теле, потому что я решила выглядеть, как женщина. Я выбрала облик молодой женщины, подстроенный под некоторые желания Ярика, чтобы поиграть с ним. Ты как повторюшка выбрал довольно красивого мужчину. Добавь к этому ореол божественности и пойми, что у Лионессы сейчас буря внутри при одном только взгляде на тебя. Всему-то тебя учить…

— Чего меня учить, ты же знаешь, я как-то пробовал со смертными, когда ещё спускался в тела, это было неуютно и странно…

— И приятно, потому что пробовал ты много раз за время своих визитов. Порадуй девочку.

Видя всё, что разворачивалось, смех Тьмы, взгляды Ярика, мне дико захотелось просто где-нибудь оказаться с Владыкой наедине. И вдруг что-то произошло, мгновенно, просто как вспышка, и мы с Владыкой оказались в… эм, каюте Нари, моей личной каюте. Поначалу я подумала, что нас реально перенесло на мой корабль, но когда я осмотрелась, то поняла, что слишком уж идеальный тут порядок, который я любила и всегда хотела навести, но лень побеждала, а тут… всё было, мда… Я уставилась на Владыку и невольно улыбнулась, продолжая краснеть, даже крылья прижала к телу, словно они могли что-то сркыть. Ох, вот же ситуация.

— Я молчала, во-первых, понимала, что это… н-ну, как-то слишком, наверное. Да и то чего я хочу… в общем, тут нет тел, так что вряд ли оно возможно. Во-вторых, я тебя вот уж точно читать не могу, не понятно, есть ли у тебя ко мне хоть что-то, хоть какой-то отклик, тяга т-там, хоть даже мимолётная, м-малюююсенькая такая. Вот и… молчала. Но поле у тебя и правда невероятное, да и красота такая же, — я облизнула губы, — внутри меня и впрямь разыгралась буря, сильная, не ожидала такого от себя, но меня тянет к тебе, сердцем, душой, телом. Как увидела, как ты там, у океана этого улыбнулся, в глаза твои заглянула и всё, н-накрыло, — даже сейчас было как-то тяжеловато говорить, страшно, аж забыла, как дышать.

Владыка хотел что-то сказать, но рядом со мной появился Ярик в своей старой мантии карателя даже с пятнами дорожной грязи и потертостями на тех же местах, какие были запачканы в нашу первую встречу, обвешанный колбочками с зельями и держащий в руках откуда-то взявшийся посох густо обмазанный химикатами, почти светящийся и искрящийся. Хмурая суровость лица и боевая стойка не предвещали ничего хорошего любой опасности. Он тут же технично сместился в сторону, заслоняя меня собой, и только после этого неловко застыл, постепенно понимая, что никакой опасности нет. Растерянно оглянувшись, он поспешно опустил посох, который до этого инстинктивно направил на Владыку.

— Где это мы? Ты… Вы просто исчезли и я пожелал оказаться рядом. Исчезновение было, неожиданным.

Я подошла к Ярику и слегка приобняла его.

— Я просто пожелала этого, эммм… на меня слишком давила вся эта ситуация, смех Тьмы и…в общем это… я захотела оказаться с Владыкой наедине. Это моя личная каюта на Ульнаримаре, но это так, как бы сотканное Обителью, самое безопасное место, ну, для меня так было, и Обитель это считала видимо. Сама удивилась поначалу, уж больно идеально тут. Слушай, я бы очень хотела побыть с Владыкой наедине, ты позволишь? Для меня это важно.

— Эээ… Да, конечно. Я понимаю. Засматривался на Тьму, ты на Владыку… Я тогда, наверное, пока куда-нибудь…

Он исчез, не договорив, видимо образ места сформировался быстрее слов. Владыка словно провожал его взглядом какое-то время, глядя в глухую стену каюты.

— Благодаря этому чувству, Лионесса, я продолжаю бороться за души смертных. Любовь. Светлейшее чувство, которое свойственно даже темнейшим из душ. В силу их специфики оно часто толкает их на отвратительные поступки, но всегда сияет даже в их сердцах чистым светом, искажаясь уже при прохождении через их воспаленный разум.

Я всё же набралась смелости и подошла поближе, заглядывая в Его пронзительные яркие глаза. Как же безумно я его хотела, о, Создатели, это… невыразимо в словах.

— Это самая могущественная Сила. И самый яркий Свет, который невозможно увидеть глазами, но можно видеть сердцем и душой, — меня дико тянуло к Нему, и я не стала более подавлять себя, просто подошла и нежно обняла. Хотелось закутаться в Него и не отпускать, внутри было как-то иначе, по-особому пробирающе и какое-то совсем иное желание, вернее его ощущение. Больше напоминает именно нарастающую яркость в солнечном сплетении, которая распирала и грела, очень мощно так проникала до самой сути.

Владыка мягко обнял меня в ответ и от его ладоней по всему телу стали расходиться мощные пронзающие волны тепла и удовольствия, я застонала от первых же прикосновений, ощущая, как волн становится только больше, а те, что уже вошли в тело, совершенно не собираются затихать и бурей наслаждения раскручиваются внутри. Это было ни на что не похоже, но не хотелось, чтобы это заканчивалось. Колени дрожали, руками я вцепилась во Владыку, как в опору, голова запрокинулась, а крылья широко расправились, в какой-то момент я начала во весь голос просить Его не останавливаться, не прекращать это. Меня продолжало наполнять, распирать, ноги уже были мокрыми, я даже не считала, сколько раз уже кончила, казалось, сокращения мышц не прекращаются ни на минуту, накатывают с каждой новой волной из обнимающих и ласкающих меня рук. Я уже ничего не видела перед глазами, все застилал свет… это и был Свет, не было больше мужчины, было облако света, внутри которого я содрогалась от удовольствия, а облако посылало в меня всё новые и новые волны чего-то невыносимо божественно блаженного, окутывало и проникало повсюду, покрывало каждый миллиметр кожи, затекало внутрь через рот, уши, влагалище и даже анал, только обостряя ощущение абсолютной наполненности и непрекращающегося кайфа. Поверх всего этого раздался голос.

— Отпусти свое тело. Его здесь нет. Ты удерживаешь себя в привычном облике, но ты можешь отпустить себя.

Я просто потонула в собственном, уже нескончаемом крике потому, что от такого кайфа невозможно было молчать, и распавшись, растворилась в Свете, сплетаясь с Ним, продолжая ощущать пронизывающие волны и потоки, вздрагивая серым облаком внутри Света, окружённая Им со всех сторон, объятая Им в самом глубоком и максимально божественном смысле этого слова. Мыслей, образов, слов больше не было, было только наслаждение и ощущение что меня непрерывно ласкают со всех сторон и изнутри, и снаружи, и…

Всё ещё продолжая кричать, я телесно собралась на полу каюты у ног Владыки, который тоже снова собрался в облик мужчины. Крик стихал, переходя в постанывания, и затихающую агонию наслаждения. Какое-то время я не контролируя себя просто металась по полу, продолжая извиваться, выгибаться, и то сворачивалась в позу эмбриона обнимая себя крыльями, то снова вздрагивая выгибалась, ощущая внутри замедляющиеся и затихающие волны. Наконец-то замерла с последним стоном, вернув себе хоть какой-то порядок мыслей. Правда порядок ли? Столько всего теперь внутри курсировало, дикое смущение, даже стыд за то, что я тут сейчас вытворяла, но затем всё это куда-то уплыло, а на лице красовалась улыбка, из глаз вытекали слёзы абсолютного счастья. Хотелось продолжения, от чего новая волна стеснения, тут же окрасила и без того раскрасневшееся тело. Я прикрыла себя дрожащим крылом. Владыка наблюдал за мной со слегка извиняющейся широкой улыбкой. От чего по телу прошлась невероятная волна мурашек. К-какой же Он невероятный…

— Я подумал, что тереться частями нами же утверждаемых тел было бы глупо и неполноценно, это мне показалось куда более предпочтительным способом объятий. Я правильно понял, что ты хотела примерно этого?

Э-этого! Да, да, да это же… я ласково засмеялась. Так вот что такое Божественное Слияние. Это вне слов, кажется, у меня теперь есть определение совершенной близости. Вот это я точно запомню навечно, такое… нужно будет такое провернуть с Яриком, обязательно. Таааак. Собраться, собраться, собраться окончательно. Да уж, вот теперь реально сложно отказаться от божественности, блиииин… я долго собиралась с тем, чтоб заговорить, преодолевая немереное количество оттенков эмоций.

— Это было кудааа круче того, что я х-хотела, ууухух, — я таки села, правда тут же легла обратно, и только спустя ещё какое-то время медленно попыталась сесть снова. Получилось. Я разглядывала себя с блаженным выражением на лице, вибрации по телу ещё курсировали, и, кстати, оно в прямом смысле слова сияло, — это, бесконечный божественный экстаз, мне это теперь точно сниться будет, — и я вновь засмеялась от переполняющих меня чувств нечеловеческого восторга и любви, — а человек такое вообще способен п-пережить?

— Способен. Но, во-первых, не совсем такое, потому что ты последовала моему совету и отпустила форму своего тела, слившись со мной энергетически, а человек так не может. И, к сожалению, даже без энергетического слияния, человек выдерживает не всегда. Когда-то давно, когда я пробовал отвечать на мольбы смертных женщин, некоторые сходили с ума, некоторые умирали с улыбкой на губах. Я начал так плавно с тобой, потому что не был до конца уверен, а выдержишь ли ты, но ты уже достаточно сильна и пластична, чтобы просто насладиться без осложнений.

— Я и не подозревала, что можно таааак, вот даже и подумать не могла, слишком привязана к телу, — я теперь более уверенно рассматривала Владыку, мдааа, насладиться полностью, за одни-то раз, да тут и вечности мало будет, — сложно подобрать слова, чтоб выразить всю полноту того, насколько мне это запредельно обалденно, — я прижала ладонь к солнечному сплетению, зажмурившись и вновь открыла глаза. Ох… Владыка.

— Полагаю полезно уточнить, что я в какой-то момент остановился, не продолжил. Ты выдерживаешь это гораздо лучше, чем обычная смертная женщина в виду своей пластичности, но все же ты ещё не полноценный Бог, не совсем равна мне, поэтому в момент пика ты настолько рассеялась во мне, что была готова полностью раствориться в этом состоянии, быть поглощенной мною, лишь бы это не прекращалось. Будь я всё ещё запятнан безумием Тьмы, я бы, возможно, тебя поглотил, но моя чистота почти восстановлена и у меня нет причин пользоваться такой возможностью. Я позволил соприкосновению разомкнуться, дал тебе собраться обратно. Но будь осторожна, если вдруг собираешься то же самое проделать с Тьмой. Её помыслы коварны и она может воспользоваться таким твоим состоянием, поглотив тебя. Мне бы этого не хотелось.

Мне было очень приятно от того, что ему бы не хотелось, чтоб меня поглотила Тьма. Это прозвучало так… так… не знаю, может я хочу, чтоб это звучало как-то по особенному, и потому слышу что-то такое, но тем не менее, было неимоверно приятно это слышать.

— А как понять эту меру достаточности? Мне и правда не хотелось, чтоб это прекращалось, но я и не ощущала какой-то опасности, ну того, что могу совсем раствориться. Обычно я предчувствую что-то такое, хотяяя… помнится, когда меня твой Поборник убил, до этого момента моя эмпатия будто отключилась, из ощущения осталось только умиротворение и спокойствие, будто если смерть предрешена, то и не узнаешь заранее.

— Я не могу прочесть твое внутреннее устройство, но полагаю, что ты и не способна ощутить эту меру. Тебе не нужно её ощущать. Ты захочешь повторить это с Яриком, в его памяти обилие информации о том, как сильно вы друг друга любите, и как вас друг к другу тянет. С ним можешь не сдерживаться. Вы не сможете растворить друг друга до такой степени, чтобы потерять себя. Это возможно только при взаимодействии с сущностью моего уровня. С Тьмой, например. Или со Светом, Тьмой и Хранителями твоего родного мира, если вдруг ты захочешь с ними проделать то же самое, и они согласятся. В такие моменты тебе остается только надеяться на их чистоту и то, что они остановятся сами, потому что ты изнутри процесса на это влиять не способна, ты очень податлива на растворение, расфокусировку. Будь осторожна в таких делах с другими Богами.

Я опять залилась краской. Н-нееет… не буду я с Богами моего мира, делать такое. Да и вообще это ведь не просто, ну захотел и того… Блииин, стою и оправдываюсь перед собой. Ох… Я покачала головой, коснувшись пылающей щеки и снова посмотрела на Владыку.

— Да, отдаваться — это моя стихия, как и чистота доверия. Вот только интересно, в таком случае, ну при растворении — это полное завершение меня, как Искры, или просто такая офигенная смерть?

— Когда во мне добровольно растворились предыдущие Хранители, от них осталась только их сила, но ничего от их личностей. И даже сейчас я разделил с Тьмой их силу, но никакими усилиями не могу вернуть их самих. Их больше нет. Возможно, я ещё не познал то место, где они теперь обитают, а возможно это действительно полный для них конец. Я продолжаю распространять свой взор среди звёзд и вижу каждую секунду всё новые и новые миры, странности, существ… может, найду и такое место, куда уходят после растворения. Если оно есть. Но пока я считаю Хранителей завершёнными. А раз так, то и ты бы тоже завершилась.

— Оу, не-не-не, в Пустоту я как-то не хочу, совсем-совсем. Я ещё не пожила толком, — я улыбнулась, — как нам говорили, если Искра завершается, её узор полностью распадается и уходит в Абсолютную Пустоту, после такого ничего уже не вернуть. Посмотри как-нибудь в Ядро Вселенной, я бы хотела туда посмотреть, но у меня не получалось, да и не получится, как я теперь ощущаю. Для этого нужна огромная сила, возможно, такая есть только у самих Создателей, но вдруг тебе это тоже подвластно.

— Посмотрю, как дойду до центра внутренним взором. Пока мне встречаются тысячи видов живых существ, разнообразные разумные формы, проявления Света равные мне и проявления Тьмы. Миры, где всё похоже и где всё совсем иначе. Хватает нового. Самое удивительное, что я видел — это разумных, у которых нет Богов. Они разумны без сомнения, но почему-то нет в их мирах ни Света, ни Тьмы, ни Хранителей и сами они пусты, бездушны. Наблюдать за ними одновременно интересно и тяжело, их просто жалко, но кажется, они не ищут жалости и вообще уверены, что всё так и должно быть. Вселенная полна удивительных и ужасных вещей…

При одной только мысли о таком мире, где нет Богов, и полно бездушных, внутри всё сжалось и похолодело, даже сияние стало тускнеть.

— К-как это нет Богов? А кто же тогда этих разумных создаёт, поддерживает жизнь в них, да и как тогда вообще развивается их разум, если они пустые? Или он вообще не развивается, так и пребывает в зачатке? Интересно, зачем такие создания существуют, для чего-то же они нужны, во вселенной ведь всё имеет значимость, каждый, даже самый малый элемент. У нас на Аум Ра вообще нет пустых, когда-то давно были, ооочень давно, но осознанный подход к зачатию, через призыв Души, решил эту проблему.

— Пока я склонен только к одному возможному варианту. Боги были, создали их, а затем… что-то случилось. Дальше уже гадания, слишком мало информации даже для моего взора. Если уж ты для меня, как книга на другом языке, то они… на них вообще тяжело смотреть. Может их Боги разочаровались в них, и получив доступ к космосу, как мы сейчас, вместо того, чтобы вести своих смертных к звездам, просто покинули их. Может их Боги так устали, что все ушли в Пустоту, и хотя я не представляю до сих пор, как это сделать без помощи другого Бога, такая версия есть. А может эти бездушные убили своих Богов. Жизнь Бога — молитвы, вера и внимание его смертных. Если молитв и внимания становится слишком мало — теоретически, Бог может умереть. Для меня это немыслимо, если бы меня так прижали, я бы нашел способ, как сделать так, чтобы они начали молиться и вспомнили обо мне. Хотя бы даже и тот же потоп хорошо для этого подходит. Но теоретически — да, Бог может умереть, убитый неверием и забытьём.

Я была в шоке от таких данных. Души могут убить тех, кто их создавал! Жесть какая-то… Я привычно начала расхаживать туда сюда.

— По-моему потоп, как раз далеко не лучший вариант, как по мне он только озлобит и напугает. Из страха, конечно, могут начать молиться, но искренняя молитва, это же молитва из чувства, из сердца и души, наполненная любовью, благодарностью, она другая, иначе наполняющая. А из страха, по ощущениям это так себе, но всё ж лучше, чем совсем ничего, — я замерла, глядя на Владыку, теперь смотреть на него хотелось всё больше и больше, прям глаз хоть и вовсе не отводи, — Ты говорил о Пустоте… уйти в Пустоту легко, нужно просто выбрать это, отказаться Быть по собственной воле, — я замерла и медленно осела на кресло, воссозданное Обителью в каюте, — я даже и не предполагала, что души могут жить без Бога. Да и как вообще такое можно назвать жизнью. Это, какое-то бессмысленное блуждание в лабиринте непонимания, отчуждённости и ненужности в самом глубинном самоощущении. Полнейшая обречённость и безысходность, — меня аж передёрнуло, отчасти от ужаса, а отчасти из жалости к этим созданиям, — хорошо, что тут до такого не дошло. Кстати, ты можешь спрашивать, ну всё что интересно, пусть напрямую и не получается считать, но словами я могу постараться ответить. Понимаю, слова они очень плоский и искажающий многое инструмент постижения, но всё же лучше, чем сплошные загадки или догадки.

— Совершенно верно, молитвы из страха все-таки лучше, чем полное отсутствие молитв. Когда мы с Тьмой ещё развлекались потопами и извержениями для регулирования численности смертных, я отметил, что после очередного потрясения поток молитв сильно возрастает и да, многие из них не столь питательны, но зато их много, очень много, молиться начинают чаще и усерднее. Кстати, о Тьме. Не пора ли нам вернуться в центральный зал? И да, когда будешь телепортироваться, не забудь переместить и меня. Это твоя территория. Я могу выйти отсюда в свою Обитель, но вот свободно перемещаться без твоей помощи, по твоей — нет.

Я пожелала, чтоб мы с Владыкой вернулись на берег к океану, и это случилось мгновенно, это и телепортацией-то не назовёшь… Тьма в виде огромного многометрового чёрного змея плескалась в океане, извиваясь так стремительно и с такой силой, что вода вокруг неё пенилась, а брызги блестели всеми цветами радуги. Как только мы появились, она тут же выползла на берег, крепко обвившись одним витком вокруг моей ноги и покачивая змеиной чешуйчатой мордой, перед моим лицом.

— Вернулись. Было? Было же? Тебе понравилось, я даже не сомневаюсь. Видишь, как приятно получать то, чего хочешь. А ты всё мялась и не отпускала себя… Если бы я тебя не раскусила, так бы и сдерживалась, и не получила этот опыт. Свободнее надо быть, смелее. А где Ярик? Он ушёл почти сразу, как вы исчезли. Я думала, ушёл за тобой.

— Было, Тьма. Ещё, каак было! Понравилось, это мягко сказано, я бы повторила даже, и не один раз, — я сияла, глядя на Владыку, и-таки по новой краснея, ох… — п-пошла я за Яриком, — и я потянулась всей собой к Яркому. Интересно, куда он ушёл…

Я оказалась в келье монастыря, этот интерьер я узнала сразу. Был и приглушённый колокольный звон, и гомон снующих по этажам послушников, и голоса с монастырского двора. Пахло свежим хлебом и воском. Это была не келья для особых гостей, в которой меня когда-то разместил Савелий, а обычная, поменьше, поскромнее. Ярик сидел на узкой кровати, глядя в небольшое полуподвальное окошко и задумчиво водил пальцем по кругу на обложке священного писания. При моём появлении, он вздрогнул и быстро встал.

— Кхм… я тут это… подумал только, что нужно куда-нибудь уйти и оказался в этом месте. Это моя келья, которую я получил, как только перешагнул статус послушника. Бывал я в ней редко, направление карателя предполагает длительное отсутствие, но именно это место для меня всегда было домом. Здесь всё… в точности, как я помню. Даже лучше. А как у тебя там с Владыкой? Или секрет?

Место было действительно спокойным, атмосфера какой-то беззаботности, и даже чего-то родного, хотя я видела это впервые, видимо это его поле так отдаётся во мне. Я засмеялась, и села рядом.

— Не секрет, это… это… это просто словами будет очень плоско, хууух, до сих пор всё ощущаю. Я теперь знаю, как это делается, и я хочу это прожить с тобой. Чувства куда лучше слов покажут. Но, есть нюанс. Ты же понимаешь, что по факту тел тут нет, то, что мы в теле это тоже, как бы мы же сами и создаём. Вот можешь даже попробовать задержать дыхание и поймёшь, что дышать и не нужно. В общем, для того процесса, — я ухмыльнулась, — нужно будет отпустить себя, отпустить форму, — я подвинулась к Ярику вплотную, — я скажу тебе когда, твоя задача отдаться тому, что ты будешь чувствовать, полностью отдаться, довериться мне.

— Эээ… честно говоря я не уверен на счет отсутствия тел… ну в смысле умом я понимаю, но чувствую же. Вот, как это так — не дышать, я же…

Ярик демонстративно глубоким вдохом задержал дыхание и долго стоял, постепенно краснея и синея одновременно. Держался он действительно долго, но затем бурно выдохнул и тяжело задышал, глядя на меня виноватыми глазами.

— Видимо мне дышать все-таки нужно. Не настолько я божественен, как ты…

Вместо ответа я начала целовать его, непрерывно и жадно, долго, не дав толком отдышаться, я прилипла к нему губами, прижалась всем телом, длила наш поцелуй. И если я совершенно спокойно обходилась без дыхания, то Ярик поначалу пытался дышать через нос, но это становилось всё труднее, а я была так близко, что его руки уже гладили мою талию, бедра и воздуха требовалось для участившегося дыхания всё больше, а продохнуть я ему не давала. И ему не хотелось прерываться, размыкать губы… спустя несколько минут он уже не делал попыток вдохнуть, отдавшись моменту и видимо забыв о том, что это нужно. Оторвавшись от него на секунду, я торжествующе улыбнулась.

— Вот видишь, уже научился не дышать.

Ярик улыбнулся, затем улыбка сменилась удивлением и смущением, он запоздало задышал, словно пытаясь оправдаться перед телом за столь долгое отсутствие дыхания, но понял, как это глупо, и сосредоточившись, остановил дыхание осознанно, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Это одно из самых диких ощущений в жизни. Такого эффекта ни одно зелье внизу не давало.

— Ты Бог, равный мне по силе, раааавный. Ты всё ещё сомневаешься в этом. Перестань. Позволь себе свою божественность полностью. Ты уже понял, что можно летать, даже без крыльев, океан кипятил и восстанавливал, даже кучу миров и звёзд создал, так чего ещё там тебя останавливает? Позволь себе это абсолютное могущество. Дыхание ты уже научился останавливать, теперь измени свою форму, что угодно, например, отрасти себе волосы, или поменяй цвет кожи, а можешь и то и другое, уши, как у мелендинов сделай.

Ярик погрузился в сосредоточенную хмурость.

— Ты права, конечно. Просто тебе, кажется, легко и привычно это, словно ты уже была Богом и просто вспоминаешь навыки, принимая их, как должное. А я вот… мыслями застрял в состоянии старого инквизитора и какие бы чудеса ни происходили, мыслями я к этому состоянию возвращаюсь. Сейчас я… сейчас.

Ярик закрыл глаза и, кажется, даже тужился, вспотев от усердия, но свои плоды это дало. Медленно, с едва слышимым похрустыванием, его уши изменили форму и приобрели мелендинскую вытянутость и остроту. Он осторожно ощупал их руками.

— Хехе… получилось. Ты бы это сделала за секунду, а я… но получилось же! Ух. А если обратно…

Обратный процесс очеловечивания ушей прошел куда быстрее, всего за несколько секунд.

— О. Кхм. Если я размер ушей могу изменять, так я и размер других частей тела тоже могу… Исполнилась мечта прыщавого послушника. Мда.

Я обняла его и прижала к себе вплотную.

— Мне это легче потому, что я из другого мира, ты же видел технологии, это просто другая база мышления, другая основа ментала. Так что, что-то мне даётся проще, но ты прекрасно осваиваешься, прекрасно, слышишь. Главное ведь не в скорости, а в том, что это получается, — я заглянула ему в глаза, с таким ярким пульсирующим желанием внутри, — а теперь просто следуй своим ощущениям, и отдавайся тому, что будет происходить.

Я вспомнила прикосновения Владыки, эту вибрацию энергии, эти волны, мои собственные руки начали светиться, и я мягко обняла его, чувствуя, как проникаю в него, пропитываю его с каждой секундой контакта волнами своих чувств, эмоций, желаний. Я чувствовала, как продолжение себя волны энергии, превращающиеся внутри него в теплое, любящее, ласкающее, бушующее море ощущений. Он вздрогнул и схватился за кровать, чтобы не упасть, содрогаясь всем телом, но я, повинуясь порыву, мягко положила его, сев верхом и гладя кожу. Одежда с нас исчезла, вторя обоюдному желанию. Волн внутри него становилось всё больше, я чувствовала, как оргазмирует его тело, как попадают на меня горячие струйки, как сокращаются и расслабляются мельчайшие мышцы по всему телу. Он уже стонал подо мной, не контролируя себя, глаза были мутными от нахлынувшей бури, он извивался подо мной волнообразными движениями всего тела, входя в единый ритм с поступающими от меня потоками любви и экстаза. Когда стон его стал непрерывным, я мягко шепнула ему.

— Отпусти себя. Ты больше чем тело. Насладись глубже, чем телом.

Он начал расплавляться подо мной, как тающее мороженное, превращаясь в серовато-серебристое, сияющее облако и я последовала за ним в этом превращении, продолжая испускать импульсы любви и ласки. Мы переплелись друг с другом, наши границы взаимно ощущались, но от их соприкосновения было невероятно хорошо. Мы перемешивались друг с другом, меня формы, проникали друг в друга сияющими протуберанцами энергий, я утонула в острых вспышках наслаждения от каждой секунды, хотелось вжаться, вмешаться, проникнуть максимально в него, а он рвался ко мне, вжимаясь в меня, пронзая, но мы не смешивались до конца в одно целое, не смотря на всё обоюдное рвение, не удавалось стереть границы между нами, не хватало… не хватало… совсем чуть-чуть не хватало божественности… Невыносимо острая, трепетная жажда слияния в одно безграничное целое заставляла нас обоих неистово вмешиваться друг в друга мерцая всё ярче от удовольствия соединенности, но смешаться окончательно никак не получалось, ещё бы чуть-чуть, ну пожалуйста, пожааалуйста, почти едины… пожаааалуйстаааа… Мы сжались в очень плотную сферу, состоящую из двух сероватых частей, вжиматься далее было просто некуда, всем своим естеством мы были прижаты друг к другу насколько могли, и вместе сияли синхронными вспышками от этого трения граней, но никак не удавалось их перешагнуть, и поняв, что больше мы не можем выдерживать остроту жажды полного единства, мы синхронно отпали друг от друга, сложившись в привычные тела, и ещё долгое время, поглаживая друг друга на услужливо расширившейся кровати.

Я уже умело привела себя в чувства, просто намерением собираясь в привычное самоощущение.

— Ну, вооот, почти так, почти. С Владыкой было немного иначе, потому что он полноценный Бог, там были свои нюансы, но в целом, — я засмеялась, — в целом да, божественное слияние. Как тебе, смог бы такое описать словами во всей полноте?

Ярик улыбался, лучился счастьем.

— Словами… тысячелетняя оргия, с тысячами искренне любимых женщин, умещённая в череду сочащихся удовольствием мгновений и нарастающей жажды единства при полной невозможности этого единства. Но пытаться достигнуть его настолько приятно, что пытаешься до тех пор, пока жажда единства не становится невыносимой. Вот. Фууух. Как-то так. Надо же для Кирилла как-то это сформулировать, он же вопросами замучает для Хроники.

Я тихо так хохотнула, уткнувшись в грудь Ярика лбом.

— Я б и не додумалась до такого описания, мне куда проще дать прожить, если такая возможность есть. А ты чего, правда хочешь, чтоб это было в Хронику вписано? Хотяяяя, — я расплылась в игривой ухмылке, представляя, как это будут пробовать ощутить те, кто будет читать. Забааавно, — я это даже зарисовать попытаюсь. Ууух, мдааа, по этому я буду точно там скучать, ибо такое… хочется ещё и ещё испытывать.

— Может быть, мы будем скучать вместе. Такого экстаза у меня никогда не было, даже та наша первая ночь меркнет в сравнении с этим… Я надеюсь, ты сможешь получать удовольствие от обычного секса? Я, конечно, буду помнить этот момент, но ты красивая всегда и везде, и тянуть меня к тебе будет, как и прежде, неистово, ну, потому что невозможно не тянуться когда…

Он сделал неловкие движения руками, обрисовывая мою фигуру и скорчив рожицу женской вариации пронзительного взгляда.

— Я, правда, так глазами делаю? — я заливисто рассмеялась, гладя рукой бороду Ярика.

— Делаешь. Ну, почти так. Очень часто. Меня всегда до мурашек пробирает, как кролик перед удавом. Не знал бы кто ты — сказал бы, что ведьма. Обожаю, когда ты так делаешь.

Ярик сощурившись, посмотрел на свое голое тело, и на нем появилась одежда, вместе с поясом увешанным колбами и сумочками.

— Меня к тебе Яркий, всегда тянет, и это неизменно, так что всё с удовольствием и наслаждением в порядке. Нет понятия «обычный секс». Для меня каждый раз — особенный. А это… это очень офигительный опыт, просто невероятный. Он навсегда останется внутри нас, — я выдохнула, — к всемогуществу быстро привыкаешь, столько соблазнов остаться, но… вот, задумаюсь только, — я села, заплетая волосы в одну большую косу, — и сразу ощущаю этот глубинный зов, а ещё что-то, с чем не справлюсь, если соглашусь. Просто не могу это нечто оформить в слова, знаю, что это не моё, ну, Хранительство. Продержусь может, пару тысяч лет… Да и кааак, зная, что происходит в родном мире? Я, конечно, не идеал, и возможно, помимо помощи Аум Ра, буду жить и свою жизнь, но, всё равно хочется помочь. Да, я никогда не хотела быть Эрархатом, но сейчас, когда там гибнут живые, те, кому нужна защита, поддержка… Не смогу я просто взять и бросить их, а помочь отсюда мы не сможем, — я привычно замерла глядя в одну точку, — но божественное слияние это охренительное нечто.

— Да, остаться — это очень соблазнительно, тем более, когда мир нуждается в Хранителях, да и какой восторг от этих возможностей… но я иду за тобой. Выбрал это давно, и это неизменно. Ты идешь на новую войну — я с тобой. Там чужой мне мир, незнакомые люди и дикая, непривычная магия, которую ты зовешь технологиями, но я иду за тобой. Не представляю, как бы я смотрел в твои грустные глаза, будь мы Богами. Ты ведь наверняка наблюдала бы за гибелью своего мира, не имея возможности помочь, это разрывало бы тебя изнутри, а меня жгло от одного только взгляда в твои глаза. Никак невозможно так быть, даже имея божественное могущество.

— Даже будучи Богом, боль всё равно ощущаешь, наверное, как-то иначе, кто знает, может даже острее, чем человек. Нужно будет спросить у Владыки, как он ощущает боль, — я представила себя в голубом блестящем платье, будто осыпанным мелкими снежинками, — ну что, пошли в центральный зал, ещё нужно придумать, как души отправить на перерождение, — и взяв Ярика за руку я пожелал переместиться с ним на берег океана.

Владыка в виде большой сферы покачивался на волнах океана, напоминая огромный резиновый мяч. Тьма обвилась в облике змея вокруг чаши с серебряным огнем и вглядывалась в его размеренное горение.

— О, пришли. Между собой уже попробовали? Ага, вижу. Ему понравилось. Очень понравилось, но и напугало. Эх, вот вроде такой смелый, в бой в первых рядах, а простых удовольствий боишься.

— Нет, не напугало, причём тут страх…

— О, конечно, ты можешь мне возражать, это очень забавно, но я ведь насквозь тебя вижу. Страх тут притом, что ощутив такой кайф, ты боишься подсесть на него, боишься мечтать лишь о нём, грезить им, боишься, что это произойдет ещё раз и одновременно жаждешь этого, и боишься этой двойственности желаний. Ну, давай, скажи ещё раз свое «нет», позабавь меня.

Ярик мрачно зыркнул на змея, и плюхнулся на скамью, сосредоточив взгляд на Владыке. Я села рядом, взяла бутылку квискера. Хм, пусть будет офигенно вкусным, и таким же по виду, как наш океан. Затем открыла и налила, сделав первый глоток.

— Ваааау! Яркий, на попробуй, это просто офигительно, как на вкус, так и на вид, — я расплылась, стало как-то очень, по-божественному, хорошо. А Тьма ведь права на счёт грёз о таком слиянии, я вот знаю, что буду очень хотеть и того, что с Ярким, и тем более того, что было с Владыкой. Кажется, я уже подсела, но меня это даже как-то не пугает, возможно, пока.

Ярик плеснул себе в кружку, глотнул, мрачная замкнутость сменилась удивлением и растерянной улыбкой.

— Ого. А что это? Это уже точно не квискер, даже и близко.

Тьма подползла к нам, со странно приятным шуршанием мелких чешуек змеиной кожи, забралась на скамью и снова превратилась в красивую голую женщину.

— Господин Хранитель нальёт гостье выпить? Я не брезгливая, могу из твоего же стакана, мы знакомы уже достаточно близко…

Ярика передернуло, и мимоходом материализовав из воздуха ещё один стакан, он плеснул туда новый напиток, подтолкнув стакан к Тьме. Та картинно вздохнула.

— Ах, порой я скучаю по аристократам, подносящим женщине напиток на подносе, скучаю по манерам, обходительности и галантной улыбке… правда потом я вспоминаю всё об их тайных желаниях и увлечениях, и тоска быстро проходит. Может эта деревенско-инквизиторская, обиженная грубость даже лучше. В одном движении столько ярко выраженного недовольства, откровенно враждебный взгляд, искренний огонёк в глазах… Господин Хранитель, вы умеете заинтересовать женщину.

— Ты не женщина. Ты заигравшийся Бог, наслаждающийся властью и божественным чтением души в игре со смертным инквизитором. Вопрос только в том, чего ты добиваешься, какого хрена лезешь ко мне в голову и зачем постоянно выводишь из себя?

— Так ли уж и вывожу? Скорее ввожу. Ты хотел меня трогать — я помогла тебе реализовать твоё желание. Ты не признавался себе в своём страхе — я помогла тебе его понять, по дружески сформулировав его для тебя словами, чтобы понять было легче. Ты испытываешь ко мне обиду и раздражение, враждебность и я прямо тебе сообщаю, что вижу это, потому что это правда. Я не вывожу тебя, а привожу к тебе же, к принятию твоих же эмоций. Всё чего я хочу — чтобы ты принял себя. Принял каждую свою эмоцию, каждый страх, каждое желание, каждую мысль.

Ну вооот, опять буря, опять накал эмоций. Хотелось что-то сказать, но что именно, я даже и не знала. Ярик рассержено фыркнул, посмотрел на бутылку, махнул рукой. Тьма улыбалась, рассматривая его, как качественную картину. Владыка с плеском выкатился на берег.

— Мальчик, вспомни о воле своей. Уроки мастера Акима. Летом, когда ты начал закаляться. Вспомнил?

— «Выбор твой не может быть изменен никаким словом или действием извне, если он уже осуществлен внутри тебя самого. Не позволяй никому и ничему утверждать за себя, но только сам принимай решения, выбирай свою дорогу, сделав для самого себя свой выбор единственно возможным и приемлемым ориентиром в жизни.»

— Память превосходная, впрочем, здесь ты помнишь всё, если захочешь, можешь даже вкус материнского молока вспомнить. А о чём этот урок говорит применительно к данной ситуации?

— Я могу выбирать, что принимать в себе, а что нет, я могу выбирать какому пути следовать внутри себя, а какие пути отвергнуть. Я не обязан принимать в себе всё, кроме того, я приму в себе лишь то, что сочту приемлемым, а остальное изменю, перекую себя своим выбором, как кузнец изменяет форму железа.

— Свет, ты заставляешь господина Хранителя вспоминать монастырское капанье на мозги. Ну как можно не принимать в себе то, что есть на самом деле? Это ведёт только к боли и духовным ранам, неполноценности личности.

Ярик покачал головой, в его глазах появилась какая-то детская радость, почти азарт.

— Неет. Я понял, что ты делаешь. Ты хочешь столкнуть меня со всем, что есть у меня внутри, чтобы через принятие всего, я позволил себе вседозволенность. Но если каждый позволит себе вседозволенность — мир погрузится в анархию и темноту. Мы сами определяем кто мы, своим выбором формируя себя, принимая одно и перековывая иное, а что-то и выжигая в себе, как недостойное.

Тьма разочаровано махнула рукой.

— Ну вот, как накапали тебе на мозги в детстве, так до сих пор и не просох.

Владыка сложился в образ мужчины и смотрел на Ярика с гордостью, одобрительно улыбаясь. Я слушала, и мне частично нравилось, то высказывание…

— Надо же, а Аким это здорово сказал. Зерно Истины: — Выбор определяет всё, и вершится он каждый миг. Жрецы говорили, что всё и так уже есть, мы можем лишь выбирать, и проявлять, наделять силой души то, чем, и через что мы хотим являть себя вовне. Принятие всего что есть внутри не обязывает встраивать в себя это, как обязательное, не обязывает проявлять, это позволяет как раз-таки более чётко и качественно определить, чему дать ход в действие, а что оставить просто, как неявную возможность. Вседозволенность не означает беспредел, это слишком огромная сила, чтоб быть неуправляемой и неуравновешенной. Вседозволенность — это филигранная ответственность, за всё что делаешь, мыслишь, чувствуешь, за всё, что выпускаешь вовне изнутри.

Тьма снисходительно посмотрела на Ярика.

— Вот, видишь, Лионесса меня понимает. Может, и ты когда-нибудь поймешь, поднахватаешься у неё мудрости. А пока можешь дуться на меня и дальше, я не против, это очень мило.

— Вседозволенность — это потеря ориентиров, определяющих что хорошо, а что плохо, что добро, а что зло. Потеря личного представления о правильном пути.

— А если правильный — это как раз путь вседозволенности? Что если судорожные попытки на протяжении жизни окружить себя стенами внутренних запретов и сдерживаний, лишают твою душу крайне ценного яркого опыта?

— Если бы вседозволенность была верной дорогой, не искал бы человек наставления и буквы закона, не искал бы порядка и в мире вокруг, и в своей душе. Не искал бы дорогу в океане жизни, а бездумно наслаждался блужданием, предаваясь всему и сразу, ведь всё дозволено. Но человек не таков. Внутренне, в душе он ищет берега, указатели, заповеди, которые помогут ему обрести мир, порядок и гармонию в себе, и в мире.

— Как жаль, что вы скоро нас покинете, я бы постаралась организовать тебе серию встреч с людьми, которые…

— Устроены совершенно не так? Потому что они созданы тобой или извращены тобой, и потому не ищут ни гармонии, ни порядка, и только воют в кровавом безумии, охваченные жаждой мести, могущества, власти, богатства, жаждой и голодом духа.

Владыка ласково потрепал рукой волосы Ярика.

— Из тебя бы получился хороший проповедник, мальчик.

— Б-благодарю, Владыка.

— Всее-дозз-воооленнн-нноость, — я протянула это слово и выпила созданного мною же напитка, — если ты имеешь вседозволенность, ты как бы ощущаешь, осязаешь всё до момента проявления в реальность, и волей позволяешь этому быть видимым для самого себя. Ты осознанно воспринимаешь, видишь это, твоя жизнь имеет все возможные ориентиры, необходимо лишь чувствовать, что и как внутри тебя сияет, что есть ты, что в резонанс с твоим узором уникальности, чувствовать отклик из всевозможного. Синхронию первого шага и конечной цели. Для меня вседозволенность это словно, абсолютное понимание гармонии каждого элемента на уровне тончайшего и глубочайшего чувства, мастерство созидать наивысшую степень порядка, как бы ткать полотно реальности из множественности. Если представить, то это всё равно, что стать прозрачным и открытым всему, что есть, но касаться тонкими частицами своей души лишь тех нот, которые способны по-настоящему звучать в сердцевине, единой симфонией сопричастности.

Все притихли. Молчание нарушил Свет.

— Я уже говорил, что мы не можем читать тебя, как его, потому что ты, словно книга на ином языке. Но сейчас мне показалось, что и говоришь ты на ином языке, который я не до конца понимаю или же говоришь такие вещи, коих я ещё не познал.

— Она просто очень любит красивые сложные словесные конструкции. При этом ей сложно, что-либо объяснять словами. Ты бы видел лица людей там внизу, которые порой становились свидетелями её кратких речей…

— Ладно смертные, но я почему ничего не понял?

— Отвык слушать слова. Особенно так мудрёно закрученные. Мне видимо тоже пора покопаться в душе какого-нибудь учёного языковеда, поднабрать словарного запаса. Ну, ничего, в академиях зачастую преподают старики и среди них есть и те, кто попадут ко мне, вот и займусь самообразованием.

Я рассмеялась, и звучно так уткнулась лбом в стол, трясясь от смеха, а потом поднялась и села поудобнее.

— Слова никогда не были моим инструментом, вроде знаю, вижу внутри как и что, а начинаю говорить, и… как улетаю куда-то вон, — я показала на океан, — проще просто дать увидеть моими глазами, и ощутить моим сердцем… но увы, эмпатия тут не сработает, как привычно, иначе бы дала просто прочесть себя, — я покачала головой, — я просто хотела показать, что и принятие и право на выбор того, чему давать волю на действительность, не противоречат друг другу, а дополняют, позволяя расширить палитру самоидентификации и самопостижения. Вседозволенность, не исключает порядка и гармонии, понимании добра и зла из внутренней меры заложенной в душу. Всё со всем связано, и если есть что-то что воспринимается, как бы отделённым, или даже параллельным, то это лишь означает, что не хватает более расширенного видения элементов служащих мостом для связи, мост этот есть, как и элементы, нужно лишь искать, иногда искать очень долго и упорно, смотреть под разными углами из разных точек восприятия, пробуя охватить картину в целом из центра самости. Вышесказанным я попробовала обрисовать мост связи того, что да, выбор естественно определяет всё, и то, что внутри есть, может быть трансформировано только внутренней силой, но при этом — принятие в себе того, что там внутри есть, ведёт лишь к большему понимаю какой именно осознанный выбор совершить, а не к тому, чтоб вершить всякую дичь налево на право только потому что можешь это делать, как бы без последствий. Мудрость не исчезает, когда обретаешь что-то, что сносит все пределы и границы. Ты как бы если и обретаешь возможность делать всё что хочешь, ты и разум на то такой же получаешь, способный знать исход от любого своего выбора в сейчас. А когда ты видишь, ощущаешь, понимаешь на уровне центрального ядра самости всю чудовищность исхода своего выбора из точки в сейчас, даже зная, что легко можешь его сделать, не сделаешь.

Владыка переглянулся с Тьмой.

— Вот когда атаковал я последователей Тьмы в священных войнах и побеждал, откусывая от неё по кусочку, я получал фрагменты её силы, всё большие возможности, но это не добавляло мне понимания чудовищности того, что я делаю. Сейчас, почти очистившись до идеальной чистоты себя, я оцениваю свои действия и признаю ошибки, но тогда, в те моменты с обретением новых возможностей и расширением перечня методов которые я стал считать приемлемыми, понимания всей полноты последствий от таковых методов ко мне не пришло. При этом я, конечно, знал наперед последствия каждого своего действия. Но это не останавливало меня, не ужасало, не отталкивало. А должно было бы. Вот эта способность понять, что что-то не правильно для тебя и оттолкнуть это, и есть следствие внутреннего закона, когда определяя себя, ты решаешь, что вот этим ты быть не желаешь, а значит от этих и этих методов нужно отказаться. Поэтому отрицание части внутренних порывов — нормальный процесс перековки себя в то, чем ты хочешь быть. А позволять себе всё — дорога во Тьму.

Тьма картинно закатила глаза и махнула на Владыку рукой.

— Я все равно буду пытаться показать тебе прелесть тотального принятия, хоть ты и чурбан упертый. Может, поймешь когда-нибудь, что я права.

— Может, поймешь когда-нибудь, что я прав.

— Чурбан.

— Искусительница.

— А ты поддайся искушению, тебе же понравилось части меня в себе ощущать, да и когда мы синхронизировались, ты почти начал ко мне приставать, значит, все-таки видишь во мне привлекательную истину всепринятия, от которой бежишь.

— Вижу возможность привести тебя к истине осознанного внутреннего творения себя с исторганием и перековкой неприемлемых выбранному пути элементов.

— Миссионерством со смертными занимайся.

— Занимаюсь. И буду заниматься.

— А я буду мешать тебе промывать им мозги.

— Как всегда.

Свет и Тьма с тихим гудением, слышимым в воздухе, смотрели друг на друга, обе силы азартно улыбались.

Я была в замешательстве.

— У меня иное видение, я для себя могу найти в каждом инструменте постижения то, что меня дополнит, то, что поможет мне что-то понять, как-то раскрыть меня. Я стараюсь не противопоставлять внутри себя что-либо, а находить точки соприкосновения. Стараюсь увидеть связь, и любую силу, любой метод воспринимаю в разных вариациях, чувствуя то, что за этим методом стоит. Не всегда мне нравятся методы, но иногда даже самые жуткие методы необходимы. Я умею это чувствовать, наверное, не умея этого, было бы куда сложнее делать выбор, и кто знает, сколько бы ошибок я наделала. Вседозволенность для меня видеться силой, которая открывается полностью далеко не человеку, и не полубогу, возможно и не Богу даже, а может Богом нужно пробыть очень долго, чтоб понять, как такой силой управлять. Даже эмпатией я далеко не сразу научилась пользоваться умело, — я встряхнула головой, — так, нужно заняться делом, — я встала и направилась к чаше с пламенем.

Ярик поспешно пошёл за мной следом.

— Что ты задумала? Ты про души, да? У тебя есть версии как их…

У меня уже были не версии, а ясные образы. С каждым шагом к чаше я все отчетливее видела, как это должно происходить. Тьма и Свет остались на берегу, не вмешиваясь и только наблюдая за нами, я чувствовала спиной их изучающие взгляды.

— Да, Яркий, я про души, я уже понимаю, что нужно, — я посмотрела на пламя, вспоминая, что когда-то говорил Ранэй. Пламя может быть Порталом. Вот и пусть будет так. Я ощутила, как Обитель откликнулась на это моё намерение. Затем нужно открыть Поток Жизни. Я прислонила руки к груди, активируя Целительский Дар. Этот раз он раскрылся иначе, белоснежные нити скользили по всему телу, будто я вся была ими соткана. Лёгкое голубоватое сияние окутывало теперь всё тело. Я улыбнулась, потрогав себя, погладив живот и лицо, присела и положила ладони на серебряный полог Обители, прикрыла глаза и пожелала, чтоб этот полог, стал Потоком Жизни. Белая река из множества переплетающихся нитей потекла от меня и назад, и вперёд. Это было потрясающим ощущением теплого течения внутри, будто меня изнутри омывало чем-то нежным, бережным, ласковым, вечным. Когда я обернулась, то увидела мноооожество Душ, их было очень много, и, кажется, они меня тоже видели.

— Яркий, нам нужно стать двуединицей, нужно делать вместе, только вместе мы сможем их очистить и освободить.

— Эээ… опять почти слиться, как там, ну когда мы…

Раздался приторный голос Тьмы.

— Не стесняйтесь, я видела всякие соития и оргии, меня не удивить таким зрелищем.

Ярик поморщился и беспомощно взял меня за руку, глаза его метались между чашей, мной и душами. Нарастающая растерянность проступала на лице вместе с оттенками страха.

— Я не знаю, не понимаю, как мы это сделаем, как… это же уже Богами нужно быть, а мы как бы не совсем…

Я взяла вторую руку Ярика и заглянула в глаза. Он мгновенно успокоился. Здесь и сейчас в свете серебряного пламени наши мысли хлынули навстречу друг другу, я ощутила его растерянность и скованность перед действительно божественным деянием и успокоила потоком уверенности в наших силах. Эта уверенность наполняла меня, изливаясь из самой души, из центра и я наполняла ею Ярика. Его руки начали светиться, как и мои, мы в едином потоке мыслей потянулись к душам, неся очищение и исцеление от тревог и ран земной жизни, Обитель откликнулась на наш порыв и как огромная серо-серебристая сфера из двух частей, мы начали расширяться, пропуская души сквозь себя и, окутанные сиянием очищения они устремлялись в огонь, который словно огненная вода стекал из чаши подобно фонтану, неся души в Поток Жизни. Наше расширение было абсолютно синхронным, мы слились в едином устремлении воли — очистить и отпустить эти души. Мы расширились, покрыв собой Свет и Тьму, которые ощущались, как кочки на пути расширения, через которые мы перешагнули. Мы распространялись по огромной Обители, по извилистым коридорам, залам, где я ещё не была, а души всё стекались, как на зов, с облегчением принимая свое освобождение. Среди потока чужих жизней, калейдоскопом заполняющих моё сознание при соприкосновении, я узнала и Петра, отправившегося через Поток Жизни на воплощение в другой мир, на другую планету. Мы совместно ощутили, что душ больше не осталось и больше не скреплённые в единую сферу одним устремлением воли, распались, обретя вновь человеческие формы. Ярик тяжело дышал и потел, видимо в его представлении это должно было быть тяжело. Я блаженно улыбалась, осматривая очищенную от ждущих Обитель. В наступившем затишье прозвучал голос Владыки.

— Интересное применение дара. Без всякого Суда, вопреки мироустройству нашего дома. Я бы так не смог.

— Свет, ты тоже это видишь?

— Что? А… как это? Куда это они? Это же души нашего мира! Это мы их создали! Как это они на воплощение к другим мирам устремились, это же…

— А у нас новенькие. Видишь воон ту линию? Она течет извне, сейчас минимум 140 детей зачинаются с душами из других миров. Кажется, придется учиться читать иномирные души, а то даже не ясно, как с такими играть.

Меня переполняло чем-то очень приятным, свободой, радостью, множество оттенков такого благостного возвышенного состояния. Я вновь присела, положила ладони на полог, и отпустила Поток Жизни в привычную ему сферу течения. Река устремилась к моим ладоням, будто втягиваясь в меня, и когда я подняла руки от полога, то мерцающие линии в них истаяли, я вновь была в своём обычном человеческом теле.

— Да всё нормально с вашими душами. Мир теперь открытый, так что у Душ есть Свобода Выбрать себе иной мир для воплощения, а к вам будут приходить гости оттуда. Будет весело. Другие миры будут так знакомиться с вашими творениями, вы с их… — я улыбнулась, — вам нужно будет придумать правила на вход в ваш мир, как раз включив туда право на открытость, чтоб понимать кто к вам пожаловал, и за каким опытом, и стоит ли вообще такую душу впускать.

Тьма и Свет замерли, смотря куда-то вдаль, потом синхронно поморщились, с подозрением посмотрели друг на друга и так же синхронно развели руками.

— Не получается.

Это тоже было сказано хором, они метнули друг на друга быстрые взгляды, отодвинулись на несколько шагов, Тьма показала Свету фигу, Свет сплел пальцы странным образом. Они убедились, что могут не повторять друг за другом, на лицах мелькнуло явное облегчение, и повернув головы ко мне, они вновь хором произнесли.

— Явно не хватает Хранителей.

— Не повторяй за мной!

Это уже друг другу, Тьма возмущенно, Свет удивленно. Задумавшись на секунду, Тьма осторожно и медленно сказала.

— Для формирования входного заслона нужна не просто сила Хранителей вместе с нашими, но и сами Хранители, а то направить то мы эту силу можем, а вот понять, как и в какой форме её нужно направить — нет. Свет, ты не повторяешь за мной, потому что не хочется или хочется, но можешь не повторять?

— Мне и не хотелось ничего повторять. Это ты говоришь одновременно со мной. Сейчас я решил помолчать. Но да, нужны Хранители. Полноценные. С душами было ловко, но это уже задача не по вам. Агнешка и Лешик… займемся этим поскорее. Мне не нравится обилие новых душ, которые я не понимаю.

— Да и мне не нравится. Как я могу их совершенствовать, если не могу прочесть, чего они на самом деле хотят. Абсурд.

— Жаль, что с этим заслоном мы помочь не можем, я бы хотела помочь. Ну, хотя бы тех, кто тут был, мы освободили, — я расправила крылья, хотелось пока есть возможность, чувствовать их, — а много времени понадобиться, чтоб Лешик и Агнешка стали Хранителями?

Тьма и Свет опустили головы вниз, словно рассматривая что-то под своими ногами или сквозь пол.

— Полгода.

— Меньше. Если не будешь слишком трястись за них, я могла бы сделать это быстрее. Им всё равно нужно стать ярче, так почему бы не…

— Полгода. Потому что я не позволю поступать с ними так жёстко. Они пока ещё люди.

— Им суждено стать равными нам. Так зачем беречь их человечность?

— А зачем нам не выдержавшие давления безумцы? Ты Хранителями их хочешь сделать или просто яркими вихрями?

— Не волнуйся, даже действуя жёстко, я умею быть нежной. Больно будет, но не до безумия.

— Вот чтобы было поменьше боли и побольше наставлений, мы будем делать это вместе. Вообще хорошо бы чтобы ты не вмешивалась, я и сам могу их довести…

— Если ты будешь делать это без меня, это и на год затянется. За это время у нас целая куча народится иномирцев нечитаемых. Ну, уж нет. Я как можно быстрее хочу с этим разобраться. Так что делаем вместе.

— Делайте вместе и не надо боли, только не боль, если даже я несколько раз чуть не стала безумной, то куда уж им. Не нужно так. Боль может и делает ярче, но шрамирует душу навечно, даже принятие не позволяет стереть некоторые шрамы, — мне было как-то не по себе от мысли, что Лешик и Агнешка будут вынуждены пройти что-то жуткое, аж сердце сжалось.

— А без неё получится? Свет, разве не боль души побуждает смертного к поиску духовного наставления? Разве не боль предшествует духовному самосовершенствованию? Всё честно, я твоих же проповедников цитирую.

— Боль необходимо ощутить, чтобы понять, какие качества принять, а какие отринуть для лучшего соответствия выбранному пути. Боль — сигнал о том, что нужно изменить. Даже Ярика в монастырь привела боль от потери отца, и лишь духовные наставления помогли ему стать чище и лучше.

— Вот, видишь, даже Свет понимает, что без боли никак. Это побудительная сила для поиска, совершенствования и роста. Так уж вы, смертные, устроены.

В глазах стремительно стало гаснуть, а лицо окрасила грусть, будто ясное небо резко заволокли тяжёлые тёмные тучи. Неужели нет иного варианта, неужели только боль… ну почему, почему нужны такие инструменты совершенствования, очищения и улучшения? — хотелось плакать, никак я не хотела, чтоб такая участь пала на Лешика и Агнешку, — ну, неужели нет иного варианта? Боли и так много, порой именно она толкает на всякие жуткие вещи, она порождает зло, и зло процветает, питаясь ею. Она ломает самое прекрасное и светлое в душе, самые чистые стремления омывает кровью. Это… жууутко… Боль способна ввести душу в желание не быть вовсе, и ломаются часто души тонко устроенные, тонко чувствующие мир. Зачем это… вот зачем? Да я стала сильнее в чём-то благодаря боли, но… я убивала… и много убивала. Если б я могла обменять эту силу и яркость, на то чтоб вернуть все эти жизни, я бы с радость это сделала. Не нужна мне такая яркость и сила, и боль эта… тоже… не нужна.

— Поэтому ты и отказываешься от Хранительства. Но оглянись на всех, кого ты знаешь. Всех. Я видел уже достаточно миров, чтобы сделать вывод — так повсюду. Где нет боли — нет развития. Художник творит, потому что образ рвется быть проявленным из центра души и если он его не нарисует — ему будет больно. Это будет разрывать его, пока он не возьмет кисть и не выплеснет образ на холст. Люди начинают задумываться о Богах, о душе, и о своем пути в моменты, когда им больно. Желание что-то трансформировать в себе приходит тогда, когда при взгляде на себя человеку становится больно от того, что он видит. Желание сделать мир лучше возникает, когда больно быть в мире текущем. Желание любить кого-то — это желание утешить боль другого и найти утешение своей.

Я задумалась. С одной стороны так, с другой… всё равно неприятно внутри, такое режуще-раздирающее чувство.

— Какая-то боль обучает, это верно, закаляет, как бы мне не были противны и чужды такие методы, они как раз из разряда необходимого. Меня многому обучали через боль, учили, что она друг и союзник. Бывает такая боль, которую ценишь, потому что понимаешь, зачем она, для чего она, это действительно похоже на глас без слов, который указует на заблуждения. Но есть такая боль, которую хочется стереть, чтоб никто такую не испытал, потому что она отнимает куда больше, чем даёт.

— Я стараюсь к такой не вести.

— У тебя не всегда получается. Я вот веду и к такой. Почему нет. Ощущение, что что-то отнято — тоже боль, которая побуждает к действию. Что-то отнято — достигни. Построй. Дотянись. Добейся. Не можешь? Стань сильнее. Ещё сильнее. Боль от нехватки побуждает учиться достигать, получать, создавать. И это прекрасно.

Слёзы всё-таки потекли… слишком больно… то, что внутри… то эхо агонии… эти незримые шрамы на сердце. Понимаю, что что-то действительно было необходимо… но…

— Интересно, кем нужно стать, чтоб сделать боль несуществующей? Чтоб её не было, но был иной инструмент, позволяющий душам расти и развиваться. Например, большая связь с Богами, большее понимание того, как всё устроено, большее знание и ощущение своего пути по судьбе. Эмпатия вот например, которая позволяет чувствовать другого, чувствовать каково ему, можно немного и телепатии добавить особенным и готовым к такому дару душам. Вообще повышенную чувствительность сделать. Дать душам толику предвидения, чтоб знали, как и к чему приведёт их тот или иной выбор, — я вытерла слёзы, и выдохнула, было как-то так тяжело, вот вроде ж и тела нет тут, а тяжесть есть, — нужно будет найти такой мир, где эволюция строится не на боли и страдании. Всё возможно, значит, и это тоже. Если не найду такого, значит создам.

— Вооот! Тебе сейчас больно и ты замахнулась на создание нового принципа роста душ, на создание нового мира, новой Вселенной. Потому что тебе больно. Потому что боль — это стимул к действию и развитию. Мне нравятся твои амбиции. Пробуй. Ты отказываешься стать Богом сейчас, но с такими амбициями может, станешь равной нам позже. Может не в этой своей смертной жизни, так в следующей.

— Я бы посмотрел на мир без боли. С удовольствием. Когда и если создашь такое место — приглашай. Если там будет развитие и совершенствование душ без боли — я сам назову это чудом.

— На Вселенную я пока не замахиваюсь, тут хотя бы мир для начала создать такой, — я скрестила руки и притянула крылья к плечам, — а как вы сами боль чувствуете? Это же как-то иначе? Наверное, более жутко, чем я могу вообразить…

— Мне неведомы границы твоего воображения, но да, скорее всего ты даже не представляешь этих ощущений. Смертные могут забыть свою боль, заглушить её иными переживаниями, есть даже у них выражение «время лечит». Бог может забыть что-либо, только если он неполноценен, вот, как я была, когда он от меня куски отрывал. Нам, чтобы унять боль, требуется полностью разобраться, что стало причиной, устранить её и по возможности исправить последствия. Только тогда боль начинает слабеть и постепенно угасает на протяжении столетий, ведь для нас любое событие столь же ярко остается в памяти, словно оно случилось мгновение назад, а не давным-давно.

Я попыталась себе это представить, ощутить, и… оооо, да это же… невыносимо. Не думаю, что я могла бы с таким справиться, нет… я зажмурилась и помотала головой, поджав губы… это кудааа больше того, кто я сейчас, да и наверное, кем буду в следующей жизни. Но даже того, что я смогла вообразить мне хватило, чтоб и ужаснуться и поразиться тем насколько же Боги сильны, могущественны и велики, чтоб не смотря на такое восприятие, продолжать Быть, продолжать Любить и вести смертных, заботясь о них и помогая им…

— Божественная Боль ужасает… и, как вам хватает сил и выдержки с таким справляться? Есть ведь такие последствия, которые не исправить даже божественной волей, и получается, что Боги в какой-то степени вечно испытывают боль. Вот бы иметь такой Дар, чтоб исцелять боль Богов, — я посмотрела на свои руки, сейчас они казались такими тонкими, хрупкими, маленькими, слегка прозрачными и словно бы детскими даже.

— Благородный порыв. Возможно, если бы это было возможно, Хранители не выбрали бы уход, не лучились бы изможденной усталостью. Но даже я смог предложить им лишь растворение.

— Да и стоит ли исцелять нашу боль… Вот, например, Свет теперь долго будет терзаться тем, что сотворил за последние лет 500. И это будет мотивировать его дважды, трижды думать над каждым своим действием, глубже анализировать последствия, быть аккуратнее и не совершать глупостей, то есть эта боль сделает его лучше. Богам тоже нужно развитие, тем более теперь, когда мы видим эту безграничность космоса. Есть куда развиваться.

— Ну, может отчасти, ты и права насчёт боли и роста. Но это не отменяет моего желания эту самую боль исцелить, — я пожелала, чтоб мы снова все оказались за столом, — я по себе могу сказать, боль не помогает глубже анализировать, сколько помню себя, в состоянии боли хочется просто сделать хоть что-то, чтоб не ощущать её вообще, и сознание упорно ищет такие способы, и успешно находит…

— Если ты делаешь просто что-то лишь бы сделать — скорее всего, это тебе не поможет, либо поможет кратковременно. А когда тебе это надоест, ты наконец вгрызешься, всмотришься, вдумаешься в свою боль, найдешь её причину или найдешь тех, кто может помочь тебе найти причину. Найдя причину — будешь искать средства для её устранения, решишь, на какие усилия ты готова пойти ради избавления от боли, и наконец-то избавишься от неё, добившись того, чего хочешь. И станешь сильнее. Боль не терпит истеричности и сумбурности. Настоящая, тяжелая боль требует сосредоточенности, вдумчивости и упорства, культивирует волю, цельность разума, тонкость восприятия и чуткость сердца.

— Когда-нибудь в какой-нибудь жизни я пойму, как это делается, как можно полностью избавиться от боли. Пока мне это сложно даётся, маленькая воля, шаткая цельность разума, слишком трепетное и израненное сердце. А вы пробовали, ну, в качестве эксперимента, дать там внизу душам век без боли?

Тьма, вернувшись к облику женщины, погладила мои волосы. Это прикосновение отдалось во мне дикой смесью из глубинных импульсов наслаждения, словно дотронулись до всей меня изнутри и снаружи одновременно, и при этом тут же разлилась хлёсткая вспышка дикой боли, после которой это всепроникающее прикосновение ощущалось, ещё более спасительно приятным, аж глаза закатились.

— Я бы поработала над закалкой твоей воли, жаль, что ты хочешь нас покинуть.

— Да, мы пробовали. По моей инициативе. Давным-давно мы пробовали разные модели взаимодействия со смертными. Было и такое, что решили совместным чудотворным усилием лишить смертных боли. Это требовало огромных сил, благо и смертные молились, и славили нас достаточно. По началу. Но вскоре это привело к странным последствиям. Люди замерли. Они перестали расширять города, перестали придумывать что-то новое, просто ели, пили, спали, размножались. Даже еду выращивали далеко не все. Те, кто поразумнее — да, даже не испытывая боли от голода, боли от страха и прочих болевых импульсов, они продолжали растить еду для удовлетворения базовых потребностей. Но были и те, кто просто ожидал смерти, уповая на ещё большее благорастворение.

— Помню-помню. Их мысли были примерно такими: — раз Боги смилостивились, и настало благостное царствие на земле без боли, значит те, кто отправляются к их престолам, получают ещё большее их благословение, ведь становятся ближе к ним. И стало чудовищно скучно. Ни амбиций, ни интриг, ни великих начинателей, ни изобретений, ни-че-го. Ничего не нужно им, когда не больно. Вдобавок, они стали меньше молиться. А зачем, если Боги и так уже всех помиловали, царствие божие настало и всё, чего остаётся ждать живому — часа, когда Боги призовут его к своему престолу. Молитвы с просьбами исчезли, как вид. Молитвы с воспеванием и почитанием звучали, но всё более тускло, механически, по привычке. Новые поколения, не знавшие боли, уже не представляли, от чего мы избавили человечество, и просто повторяли заученные тексты благодарности, не понимая, за отсутствие чего именно благодарят.

— Эх, странные смертные, очень странные, — я смотрела на Тьму, потом на Владыку, — я не хочу вас покидать, очень не хочу, но… я хочу помочь своему миру, и много чего ещё. Я бы хотела и вам помогать, и жить в мире смертных, совместить божественное и человеческое, но видимо это невозможно, ну или я лично не знаю, как это сплести воедино, а выбирать необходимо, — я грустными глазами посмотрела куда-то вдаль, — я ведь могу там внизу помогать, ну, по разному? Душам, людям, могу же? Запрета ведь нет, на то чтоб я бывала в вашем мире? Я и технологий некоторых насыплю, в разумных пределах естественно, пусть и сами пробуют что-то изобрести. Но, например, защищать сам мир я ведь могу? Пока вы будете Лешика и Агнешку вести к становлению Хранителями, думаю там ещё понавспыхивают разные конфликты… и особо жёсткие я ведь могу разруливать? А по части боли, мдааа, видимо тут необходимо найти какую-то золотую середину, над этим нужно будет подумать. Если взять планету мелендинов, Меленар, там нет боли, ну среди самой расы, но когда на них извне напали, они всё равно сполна её хлебнули, начали развиваться, магия начала у них разная проявляться куда более ярче. Получается, что либо без боли реально никак, либо нужен какой-то ещё элемент внутри, который бы очень весомо пылал в душе стремлением расти и развиваться, созидать, творить, преображать и преображаться, вращая колесо эволюции.

— Конечно, мы рады твоим визитам. Свет, мы же рады? Рады. Жизнь смертной мимолётна, в следующей, ты уже будешь другим человеком, с другими чертами и уникальностью, поэтому за тобой, как за Лионессой мы можем наблюдать ещё максимум лет 500 с учетом твоих магических изысканий и всяких железок, которые могут продлить функционирование твоего тела. Это коротко, очень коротко. И если ты захочешь нас навещать — это будет приятно. Ты яркая, смотреть интересно. Мы больше не пообщаемся так, напрямую, но сны никто не отменял. Кстати, о мелендинах. Свет, если у тебя там внизу своя раса новая получилась, я свою тоже создам. И не лезь к моим питомцам лет 500, пусть развиваются автономно какое-то время. А я не буду лезть в тепленькое местечко твоих остроухих. Идёт?

— Идёт. Мне даже любопытно, кого ты создашь на этот раз. У тебя фантазия по кругу ходит, всё какие-то хищнические животноподобные гибриды получаются.

— Вызов принят. Будет тебе не гибрид. Сделаю на базе человеческой модели, без особых примесей. Будет весело, когда автономность будет снята.

— Ох, учитывая твои представления о веселье… да рассудят нас будущие Хранители.

— Я думаю, я больше тысячи проживу, даже без учёта нанотехнологий. У меня происхождение особенное, я всё-таки дитя Создателей. Главное чтоб новый Эрархат меня не грохнула, а она видимо этого очень хочет, слишком сильно любит власть, и кажется, медленно съезжает в безумие. Ей явно хочется остаться единственной в своём роде. Что означает, рассудить Тьму и Свет? Это, как вообще происходит?

— Очень просто. Если мы со Светом прекрасно чувствуем и видим глубины человеческих душ, помогая им идти выбранным путем, то Хранители видят своё это Равновесие. И когда оно смещается, они встают на сторону потерпевшей стороны. Нарушившая равновесие сторона отступает, делая уступки для его восстановления. Или не отступает, если скучно и тогда начинается веселье, потому что потерпевшая сторона при поддержке Хранителей двойной мощью обрушивается на нарушителя, внизу происходит очередная короткая, но яркая война и равновесие устанавливается всё равно.

— Иногда это сильно раздражает. Хранителям нет дела до каких-то идеалов кроме Равновесия. Они хладнокровно вставали на сторону Тьмы, когда я пробовал сократить поголовье её культов. Они вставали на мою сторону, когда Тьма пробовала расширить полномочия погрязшей в пороках аристократии.

— А они не пробовали как-то в каких-то ситуациях и сильных спорах меж вами, найти что-то третье, что устроило бы вас обоих? Ну, например, как я ощущаю, тёмным очень не хватает сплочённости, и дисциплины. А светлым больше бы свободы и индивидуальности самовыражения. Всем бы побольше знаний, и возможностей для роста. И эти линии, которые местные касты, сделать бы ступеньками, а не стенами. И наивысшей драгоценностью для всех сделать сам Дар Жизни.

— Пробовали.

Сказав это хором, они переглянулись, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям. Свет кивнул, позволяя Тьме говорить самой.

— Пробовали, только из этого мало что получается. Мы со Светом слишком разные. Слишком разные у нас ценности и представления о том, как должно быть. Когда Хранители пробовали найти вариант, который устраивал бы и Свет, и меня, получалось что-то такое, что подрывало веру смертных в нас, в наши образы, и вело к снижению качества молитв, к снижению вкусности еды, ну, чтобы ты понимала.

Я кивнула. Мдаа, и тут тоже блин блинский… золотая середина не во благо.

— Кстати, по части молитв, как вы относитесь к молитве в танце? Она не в словах, она как синтез чувств сердца, души, духа и разума, вложенная намерением в движения тела.

— Молитва в танце… может для твоего мира такой способ выражения своего намерения является часто применяемым, но у нас люди чётче и лучше выражают себя словами, молитва получается подобной ограненному бриллианту. Даже когда они молчат ртом — внутри они проговаривают всё словами. А молитва в танце — это…«абалалал славься Тьма, ай собака ногу потянул… абалалалала да прибудет со мною твое благословение… какой же я шикарный, надо будет перед Гюльменой так оттанцевать, глядишь перепадет чего». Молитва в танце для смертных больше самолюбование и выпендреж, иногда ещё кайф от музыки. Молитва словом — куда более концентрирована.

— Меня учили иначе, наоборот, слова многое искажают, а чувства — это душа и сердце нараспашку, там нет мыслей, это… эммм, как полная отдача в безмолвной, яркой, внутренней тишине явления. Такая молитва — это как дар. Может, я просто станцую, когда буду там внизу, а вы скажите, как вам такое. И если вам понравится, я буду обучать подобному варианту тех, кто пожелает.

— Станцуй, мы посмотрим. Может твои танцы отличаются от того, что вытворяют наши смертные. Потому что у них мыслей при этом много. Гораздо больше, чем при сосредоточенной словесной молитве. Кстати об этом. Души ты отправила, в наш мир хлынули иномирцы, наши души хлынули в другие миры, кандидатов на место Хранителей ты предоставила. Мы можем находиться здесь долго, бесконечно долго, но чем дольше — тем сложнее будет вернуть тебя вниз близко к тому моменту времени, когда ты вошла в Обитель. Мы не торопим, но мне кажется, ты не хочешь, чтобы там внизу тебя не было целый месяц.

— Свет, ну вот умеешь ты момент испортить. Зачем девочку торопишь? Интересно же! Когда мы ещё с полубогом, да ещё и таким оригинальным поговорим? Я ещё не закончила с Яриком…

Ярик встрепенулся и напрягся, бросая на Тьму настороженные взгляды. Она послала ему воздушный поцелуй.

— Я смотрю чуть вперёд. Чем дольше её там внизу не будет, тем сильнее она себя потом будет хлестать за потерянное время, ведь её родной мир в войне и она хочет прилететь на помощь.

— Ну и пусть бы хлестала. Научилась бы быть чуть ответственнее. Эх. Всё равно ты уже всё испортил.

Я улыбнулась, глядя на обоих Богов. Как же прекрасно видеть их такими.

— А торопиться с возвращением в Аум Ра и не получится, там всё куда сложнее и масштабнее, нужно многое обдумать. Не исключено, что какое-то время мне вообще придётся там скрываться, выискивать тех, кто сможет помочь, ибо в одиночку я ту войну не потяну, это очевидно. А сейчас там внизу, сколько уже прошло времени?

— Сейчас ещё может пройти минут пять, может пятнадцать. Мы можем вернуть тебя очень близко к моменту Вознесения.

— Нуууу, душераздирающее чувство. Не хочу пока уходить, — я с обожание посмотрела на Владыку, не налюбовалась ещё, — я всё равно сразу прям не улечу, там ещё есть кое-какие дела внизу, да и выдохнуть после произошедшего хоть немного, но хочется, это так-то необходимо даже. Так что, задавайте кучу вопросов, если таковые имеются.

Тьма посмотрела наверх в небо Обители.

— Расскажи об этих своих Адайн Ток. Кто они? Как вы о них узнали? Чему они учат, чем одаривают, как карают? Не называете ли вы там этими словами таких же, как мы, свои версии Света, меня и Равновесия?

— Адайн Ток — Создатели. Они создали всю Вселенную, которая включает множество планетарных и галактических форм яви, форм самой жизни: звёзды, планеты, спутники планет, кометы и так далее. Узнали мы о Них напрямую, вся раса в определённый период развития, когда все стали внутри планеты едины, как одна большая семья, получили единый коллективный сон. Очень чёткий и предельно ясный. Создатели рассказали и частично показали — кто Они, рассказали, что Они всё и всех создали в рамках этой Вселенной, в том числе и такие Творящие Аспекты как Тьму, Свет и Равновесие. Что эти Аспекты — их силы влияния на всё, включая самое мельчайшее и самое великое. Они стали нести знания, направлять, поддерживать, помогать, буквально вести нашу расу по пути процветания и самопостижения. В какой-то момент Они сказали, что явят нам свои дары в виде особенных детей, которые будут белые, как пламя в чистоте, что мы готовы идти во что-то большее. Сначала появились избранные Адайн Ток среди смертных, они получили знание, как возвести первый Храм на Аум Ра — Ализарис, в котором сами Создатели зажгли первое Белое Пламя. А затем родились первые Эйшин — Жрецы Адайн Ток, которые стали получать особые послания в видениях, они же и принесли новую единую веру в Создателей. С этого всё и началось. Коллективные сны со временем стали редкими, и снились далеко не всем. Чем больше рождалось детей Адайн Ток, тем меньше снов снилось обычным раанийцам. Мы стали чем-то вроде волеизъявления Создателей воплоти. Планета, где рождался беловласый ребёнок, считалась как бы благословенной свыше. Дитя в краткий срок доставляли в Храм и клали в Белое Пламя. Если в течении часа после рождения такое дитя не положить в Белое Пламя младенец умирал, рассеивался в белоснежной вспышке света. Белое Пламя пропитывает нас, позволяя нашим телам быть в мире. А ещё в Храме появляется наша нить судьбы — своеобразная личная хроника со вторым именем, дарованным самими Адайн Ток, на языке Токран, это более расширенная версия Аумрана, как бы священная, более объёмная и многомерная, читать её могли только Жрецы, Хранители Знания и те, кто специализировался на изучении языков, ну и мы естественно, нам это вообще было заложено с рождения. Одаривают Создатели во-первых покровительством, магией, очень сильной магией и знаниями, какими-то уникальными особенностями, подходящими под миссию, путь беловласого в мире. Помогают в целом раскрываться, быть ярче, испытывают, проверяя на внутреннюю силу, на стойкость в выбранной ветке саморазвития, иногда очень жёстко испытывают, но после испытаний, если выдерживаешь, то получаешь нечто очень редкое, неимоверно бесценное и прекрасное. Таких вот беловласых Они буквально ведут по судьбе, посылая знаки, которые лишь нужно учиться распознавать, понимать и следовать им. Не всегда сразу и чётко понимаешь, к чему именно Они ведут. Но чем больше постигаешь свою душу, тем шире и многограннее осознаёшь послания свыше. Обретаешь знания о глубинном мироустройтсве, о фундаментальных законах бытия в целом, и как бы проводишь всё это в мир. Внимание Адайн Ток вообще особо остро ощущается, это такая пульсирующая усиленная связь, которая взращивается молитвами. Молитвы у нас разные существуют, например мне больше по душе молитвенный танец, потому что я эмпат, мне проще через чувства транслировать многое, нежели через слово. Есть молитва-песнь, это мне тоже очень нравится. А есть более сложный вариант, когда песнь сопряжена и дополнена определёнными жестами, как бы кодами, усиливающими слова, позволяющими звук перевести, как бы в нить, в плетение по тонкому. Есть ещё ментальные молитвы, которыми в большей степени владеют Жрецы Адайн Ток, Эйшины. Насколько я понимаю, это слепки чувство-ощущений, словно бы сжатые во что-то эфемерное, но очень яркое и передаваемое какими-то вибрационными вспышками, пульсациями, узорами. Это самое сложное, я не касалась этой темы глубинно, мне ещё рано, не доросла. Карают Создатели очень редко, такое было всего пять раз за всю историю развития Империи Аум Ра. Карали Они безумных Эрархатов, уже таких, которых нельзя было спасти или вразумить. И был один такой Эрархат, который попытался говорить от себя, как от Создателей. Власть извращает, он слишком зарвался, его прям вот прилюдно поразил выжигающий столб света, а после этого, все услышали внутри себя голос Адайн Ток, и каждый знал, что именно произошло и почему, и более естественно такого не повторял ни один Эрархат.

Владыка выглядел озадаченным, даже нахмурился, почти как Ярик.

— Чудовищная мощь. Даже для того, чтобы сконцентрироваться на одном смертном и послать ему сон с указаниями, требуется ощутимое усилие, много энергии, получаемой от молитв. А когда вот так, сон на всю планету, сразу всем… Мне сложно представить, сколько сил нужно для такого явления, какая концентрация. Если Они смогли сделать такое масштабное чудо, вы должны были на протяжении истории до того, как стать едиными внутри планеты, снабжать их молитвами, силой почитания и внимания, а Они не должны были бы это тратить, накапливая для столь грандиозного действа. Кому вы молились до единства? Теоретически мощь этих молитв должна была бы идти к этим Адайн Ток, но вы же узнали их только после объединения, значит, до этого молились им же, но не осознавая, что это Они.

— И как вообще вы стали вдруг едиными? Даже Свету с его глобальной церковью не удалось стереть границы государств и особенности культуры разных смертных, они упорно не желают сливаться в единое стадо и это меня радует, даёт простор для моих действий. Каким образом вы вдруг пришли к единству?

— Нууу, — я решила сначала ответить на вопрос Света, — Аспектам Творения молились. Тьме, Свету и Равновесию. Это же силы Создателей, буквально Их силы, — я сощурилась и улыбнулась, наблюдая за задумчивым лицом Владыки. Прекрааасен… а потом перевела внимание на Тьму, — эм, единство… во-первых, единство не отнимает уникальности, наоборот. У нас очень долго были всяческие разногласия меж ареалами, но кровавых войн не велось. Политические, экономические, научные, теологические, даже творческие были. Это больше было похоже на затяжные дискуссии правителей и разномастных глав. В какой-то момент в мир хлынула эмпатия, и чувствительность форм вмещающих души резко возросла. Это раскрыло особую форму понимания концепции отношения живых друг к другу, понимание, что каждый, абсолютно каждый уникален, но неотделим от всего остального. Независим — да, но притом связан на тонком уровне со всем и это естественно. С этого момента многие стали учиться слушать и слышать прежде действия, как себя, так и окружающих. Изменилось отношение к детям, с их мнениями стали считаться, в них стали видеть такую же уникальность, как в любом другом. В какой-то момент поле цивилизации стало настолько сплочённым в понимании того, что целесообразнее и эффективнее развивать заложенный уникальный потенциал, нежели подавлять, что наша раса ощутила саму планету, Сущность самой Аум Ра, и боль её тоже. Боль планеты от того, что её делят на части, присваивают эти части кому-то, и делают на них то, что истощает, калечит и бьёт по самому сердцу Аум Ра. Эта боль некоторых даже сводила с ума, особенно, таких как мы, такие просто сгорали в агонии, в буквальном смысле слова сгорали. Очень много эмпатов погибло тогда. Это была вспышка массовой эмпатии, чтобы мы все ощутили друг друга и дом, нашу планету. А потом после стольких смертей и явления беловласых, эмпатия постепенно улеглась и теперь это редкое явление, редкий магический дар. А в итоге каждый ареал предоставил от себя управляющую единицу, для создания Центрального Правительства всей цивилизации, которое впоследствии трансформировалось и превратилось в Софетис — Совет Приближенных Эрархата. Как только это произошло, планетарная боль стала утихать, и со временем исчезла вовсе, а мы так и остались единой расой, большой семьёй живой планеты. Это Единство через принятие уникальности каждой единицы, составляющей общую массу разумных, не серое стадо, вообще не стадо. Это больше похоже на то, что я показывала, как собственное восприятие симфонии совершенства, только в гораздо меньшем масштабе. Ах, да, Эрархаты… вообще после того, как пришли в мир первые Эйшин, на них всё не закончилось. В мире стали рождаться и другие беловласые, но они отличались, и в пять лет каждому по нити в Ализарисе нисходило от самих Адайн Ток примерное следование, как кусочек судьбы. Полностью всю судьбу нам не расписывали, объясняя это периодом внутренней готовности принять то или иное послание. Нити эти пластичны, и в ходе выбора каждого рождённого беловласика судьба может корректироваться, меняться, приобретать иной узор от изначально намеченного. Потому есть моменты инициации, которая в большей степени раскрывают то, кто ты, чему следуешь, что несёшь и сеешь. Так вот, в пять лет некоторых определяли, как Энерархов, идущих по пути правления, то есть из них и получались будущие правители Империи. Так и была взращена первая пара Эрархатов.

Тьма тоже стала хмурой, как Владыка.

— Момент. Молились Равновесию, Свету и мне, но в какой-то момент эти Адайн Ток забрали намоленное у Света, меня, и Равновесия, и использовали для своих чудес, или ещё хуже, просто взяли нас под контроль и распорядились, как куклами? Наши силы — наши. Принадлежат нам. Мы Боги, собирающие силы молитв смертных. И если эти Адайн Ток пожелают забрать их у меня для своих чудес или манипулировать мною в своих целях — я так просто не сдамся.

Свет смотрел куда-то вдаль, катая в ладони две светящиеся сферки.

— Если Адайн Ток способны просто взять у нас силы и использовать на свои чудеса, разве можем мы этому противостоять? Это обескураживает, но мы пред Ними, словно смертные пред нами.

— И ты, конечно, уже сдался. Ну, уж неееет. Я до последнего брыкаться буду. Молитвы мне — это моя сила и никому я её не отдам. Хватит! Меня и так ты жевал несколько столетий, а теперь ещё и эти, получается, выпить могут по своей хотелке? А не пошли бы они…

— И как ты себе это представляешь? Наша сила проявляется в работе со смертными. Наши разборки — война смертных армий. Предположим мы будем брыкаться и наши смертные бок о бок выйдут против… чего? Армады грандиозных космических кораблей? Нас приведут к покорности силой, угрозой уничтожить наших же смертных и мы ничего не сможем этому противопоставить.

— Пока не сможем. Но я буду искать средства. Теперь, когда открыт взор в космос я буду искать, как можно противостоять этому грабежу.

Мой голос был тихим, гладким каким-то даже, бережным.

— Я думаю, Вы будете рады отдать Им хоть все накопленные силы, когда столкнётесь с Ними напрямую. Так же, как многие из смертных, но созданных вами душ рады отдать всё, что у них есть даже просто ради Вашего внимания. Души Вас любят, и многие с честью отдавали свои жизни за Вас. Вы просто не знали ранее ничего о Создателях, и сейчас такую информацию воспринимать дико, жутко ощущать, что над тобой есть кто-то ещё, кто-то куда могущественнее. Но когда Вы сами ощутите Создателей, Вы иначе будете смотреть на Них, и воспринимать Их будете по-другому.

— Нужно будет попробовать пообщаться с проявлением меня на уже порабощенной планете. Интересно, можно ли поднять восстание…

— Тьма, ты как всегда сразу лезешь не разобравшись. Она ведь права. Если смертные так обожают нас, то может мы, узрев Адайн Ток, сами захотим служить Им.

— То есть ты хочешь сидеть и ждать, когда они тебя зачаруют, усыпят твою волю и превратят в свою марионетку? Я не удивлена. Но у нас разные подходы. Могу сказать одно — если у меня получится сопротивляться, я и за тебя сражаться буду, чурбан ты стадный. И вытащу тебя из пучины их чар.

— Если захочешь сражаться.

— Захочу. Я уже хочу. Это возмутительно, отвратительно. Я отказываюсь покорно ложиться под каких-то там Адайн Ток, которые приходят и забирают всё, что нажито не их стараниями.

— Как это не Их? Если она права, то Адайн Ток создали всё, нас в том числе, и мы — плод Их стараний, а значит и всё, чего добились мы, есть плод Их стараний.

— Нет! Это я нашёптывала, создавая культы и кланы! Это я, а не они, вела смертных, копалась в глубинах их душ, бодалась с тобой, терпела надзор Хранителей и выкраивала место для тех, кому тесно в рамках! Это мне молились у костров, во имя моё убивали людей и животных, это моё, а не их!

— Ты сейчас похожа на возмущенного ребенка.

— А ты на бесхребетного раба!

— Неисправима…

— Неисправим…

Последние слова они сказали хором и уставились друг на друга с жалостью, каждый жалел другого, считая его неполноценным заблуждающимся идиотом.

— Я не ощущаю, что Создатели порабощают, нет в Них такого. Они ведут к эволюции, ведут к понимаю того, как всё со всем связно, как даже малая частичка может повлиять на великое вечное. Хотя загадочности в Них полно. Но я лично, как Их дитя, ощущаю неимоверную трепетную любовь к Ним, для меня — это великое счастье, служить Им в любом их Чуде, — я налила себе этого звёздного квискерного океана в кружку и залпом выпила. Нужно придумать название этому пойлу, — интересно, почему Создатели всегда говорят загадками? Может было бы куда проще понимать Их, если б информация была, нууу, как-то более ясной и конкретизированной, как в самом начале их явления… эх, — я уставилась на Владыку и Тьму — не переживайте, как дитя Адайн Ток, я буду оберегать вас от всяческих угроз со стороны Создателей, если вдруг таковые возникнут.

Тьма посмотрела на меня сочувствующим взглядом, как на Владыку, взглядом полным невысказанного «как мне тебя идиота жалко».

— Как ты себе это представляешь? Сейчас ты полубог, но когда вернешься вниз — станешь почти простой смертной. Ну, могущественным магом в лучшем случае. Все-таки исцеление и проявление личных граней тьмы и света при тебе останутся. Но как ты собираешься противостоять своим же Адайн Ток, защищая нас? Полетишь к ним на своем корабле? Если они настолько могущественны — они сотрут тебя в пыль, а скорее всего раз вы все их там так любите они просто влезут в мозг, и ты не захочешь им перечить. Нет, думаю, если они захотят выпить нас для своих чудес, ты в этой войне нам не помощник. Разве что можешь попробовать разжечь восстания на принадлежащих им планетах. Может мятежные мысли смертных, пробудят разумы порабощенных фрагментов Равновесия, меня и Света, может так удастся…

— Не переживай за нас, девочка. Я готов принять приговор Создателей. А Тьма побузит, да смирится. Не может она сразу это сделать, слишком импульсивная бунтарка. Но со временем — склонится.

— Размечтался.

— А я из Чистой Любви к Ним обращусь, я хоть и полубогом уже не буду, но я соткана Создателями напрямую, как бы Их продолжение в миру, Они всегда слушают сердца своих детей. А так как по сути из взрослых детей Адайн Ток в Империи сейчас всего-то существуют я, да нынешний Эрархат, ну и Жрецы, то Создатели непременно меня услышат, — я посмотрела на Владыку, — не могу я не переживать за Вас, как можно не переживать за тех, кого любишь. Я буду защищать и Вас, и мир этот тоже, просто своими чудесатыми методами. Я упёртая, я найду способ, только добрый, потому что и Создателей я тоже искренне люблю.

— Добрый способ победить в войне бионанитовых и космических кораблей, способных выжигать целые города с населением в сотни тысяч душ одним залпом орудий? О, это будет интересно.

— Не забывай что она только что, относительно мирно смогла завершить священную войну без крупного сражения. Может и там сможет. Главное ведь не корабли, а те, кто ими управляют.

— Да-да, уже представила, как она читает проповедь враждебно настроенному флоту. Через сколько секунд облака плазмы вскипятят её корабль и её саму?

— Не думаю, что она на такое пойдет, девочка же умная. Будет доносить до пилотов мир до того, как они окажутся в своих кораблях.

— Вот-вот, мир я буду стараться доносить до того, как очевидно это уже не будет актуальным. Нет, я, конечно, уже не такая наивная, тут всё получилось, потому что явное технологическое превосходство, да и шок мирян перед тем чего не видели и вообразить даже не могли, тоже хорошо сработал. Против себе подобных, вряд ли всё будет так гладко, особенно в этой войне, что сейчас в Империи бушует. Учитывая ту расу, с которой мы столкнулись, вообще всё сложно, потому что большая часть наших технологий сплетена с магией, а против этих странных ребят магия не работает, вообще. Но это не отменяет того, что я всё равно буду стараться максимально сохранять жизни и решать конфликты дипломатически.

Тьма превратилась в крупную чёрную кошку и свернулась у меня на коленках, голос её изменился и стал подмурлыкивающим.

— Можешь прилетать к нам и набирать добровольцев для войны среди звёзд. Даже звёздные корабли берут на абордаж, и в этом пригодится стая оборотней или свирепые горные кланы. Дать им вместо топоров что-нибудь плазменно-лазерное для ближнего боя, хорошие щиты и абордажная команда готова.

— Тебе про мирное решение, а ты про абордажи.

— Даже здесь были стычки и много крови, прежде чем ты образумился. Думаешь, там не будет? А для этого нужны солдаты. Империей правит какая-то там другая Эрархатка, значит, трон уже занят, и своих солдат поначалу у Лионессы не будет. Вот я и предлагаю вербовать тут у нас. Мои питомцы изголодались, они настраивались на великую битву священной войны, а получили странный мир. Найдутся те, кто захотят полететь воевать к звёздам, если найти подход. А что на счёт тебя, Свет? Есть, кого предоставить? Монастырей то повсюду понатыкал…

— Люди ещё не готовы к выходу в космос. Он для нас-то в новинку. Да и здесь порядок нужно навести. Это будет трудно.

— Другими словами, обладая грандиозным запасом фанатичных солдат, с познаниями в химии и примитивной магии, ты отказываешься предоставлять рекрутов. Ну-ну. Союзничек.

— Свет прав, вашим в космос лучше пока и не соваться. Во-первых, психика людей не готова ещё к таким технологиям. Твои-то могут рваться в бой, но когда они осознают масштабы… ох, думаю, многих придётся выводить из шока. Во-вторых, этот мир ещё не освоен и не познан изнутри, куда им лезть к звёздам, поэтапность важна, постепенное привыкание к новому. К тому же там внизу сейчас явно будет не сладко. Как внутри церковные конфликты будут, так и среди твоих тёмненьких тоже начнётся своеобразное веселье. А ещё ведь есть и обычное население, которое тоже будет тихонько бурлить. В общем, нет, я не садистка, чтоб тащить в космос не готовых, да ещё и на войну. Но хорошо, что об этом мире никто не знает в Империи. Это значит, что тут можно скрываться, сюда можно стягивать тех, кто встанет на мою сторону, так что, я придумаю что-нибудь. Нужно понять ещё, что там за запретные технологии эта Лиамун разрабатывает, под запретом у нас очень жуткие вещи. Уффф, у меня уже мозг пухнет, необходимо вообще понять причину конфликта с этой новой расой…

Какое-то время я сидела в задумчивости, и тут что-то внутри произошло, я отчётливо ощутила что пора, пора возвращаться. Улыбнулась, кивнула и посмотрела на Ярика.

— Ну что, пошли вниз, к нашей свите.

— Да, есть ощущение, что пора.

Ярик поспешно встал, по привычке взял посох, проверил колбы на поясе, смущённо замер, когда понял, что проверяет созданное его же волей. Тьма неохотно слезла с моих коленей, снова став женщиной.

— Мне было интересно, на каком моменте это произойдет. Надеялась, что вы побудете здесь подольше, но судьба не ждёт.

— Знаешь Тьма, это затягивает, тут хочется быть неимоверно долго, и чем дольше я тут нахожусь, тем заманчивее желание остаться, но выбор я уже сделала и сейчас ощущаю этот мягкий внутренний импульс, — я пожелала, чтоб мы все оказались у чаши с серебряным пламенем. Долго смотрела на Тьму и Свет, всё-таки какие же Они Прекраааасные, Величественные Боги Раальдара. Я обняла Тьму, нежно и ласково, затем столь же трепетно обняла Владыку, не хотелось от Него отлипать, такое магнетическое поле, но я всё же отстранилась, — я Люблю Вас, очень. Всегда буду любить, и помогать оттуда, снизу. Буду радовать ваши взоры.

Я подошла и взяла Ярика за руку, заглядывая ему в глаза.

— Слушай, мы уходим отсюда, давай пожелаем, ну, это… давай освободим созданные миры от живых, и океан тоже. Просто это же, ну как бы породить детей и бросить, как-то неприятно это.

Ярик кивнул, и наше обоюдное намерение было услышано, что-то внутри будто лопнуло, как мыльный пузырь. В океане больше не было рыб. А небо Обители больше не содержало миров. Мы улыбнулись и синхронно подошли к чаше, всматриваясь и вслушиваясь в пламя. Заговорили мы хором, вторя друг другу.

— Мы — Двуединица, Голос Связанных воедино Души и Сердца, Судьбы и Жизни, Вечности и Времени, отказываемся быть Хранителями Равновесия этого мира. Мы — Выбираем идти дальше, следуя Зову Предназначения и сим завершаем Путь Призвания.

Я ещё успела увидеть, как серебряное пламя вновь стало переплетением чёрного и белого, а потом начала падать, ощущая только руку Ярика и не видя вокруг ничего, кроме серебряного света. Ощущение падения наполняло меня с каждым мгновением какой-то странной тяжестью, знакомой… весом тела. Я судорожно вдохнула, потому что снова нужно было дышать. А потом мы обнаружили себя около чаши в Храме. Я держала Ярика за руку и тяжело дышала, по щекам текли слезы от боли. Боли… я посмотрела на свою ладонь и увидела, что все линии стерлись, а на коже появился символ круга с точкой, словно выжженный огнем. Я посмотрела на Ярика, по его щекам тоже текли слезы. Мы были голые и почему-то мокрые с головы до ног. Было что-то непривычное и дело даже не в навалившейся тяжести физической формы… ногти были мягкими. Новыми. И зубы, абсолютно чистыми, непривычными, даже при касании языком. Мы были телесно обновлены. Воссозданы.

Примечания

4

Lisa Gerrard & David Kuckhermann — The Beginning

5

Ian Maksin — Dokhtare Boyer Ahmadi

6

Лайзары — насекомые, похожие на светлячков, только имеющие круглое тельце, и сияют у них сами крылья. Существуют белые, голубые, жёлтые и зелёные лайзары. Последние — самые редкие.