Поприще

Поприще (поприще) — старорусская путевая мера для измерения больших расстояний, имеющая несколько числовых соответствий:

1. Расстояние, соответствующее длине греческого (птолемеевского) или римского стадия (около 185 м); путевая мера;
2. Расстояние, соответствующее длине римско-греческой мили в 8 стадиев (около 1480 м); крупная путевая мера;
3. Расстояние в один день пути (то же, что и «днище»).

Расстояние, проходимое оратаем (пахарем) во время вспашки от одного края поля до другого, учитывая стандартную длину стандартного надела — примерно 750 м.Большое (великое) поприще — западно-европейская путевая мера — миля, например, итальянская (около 7395,5 м), приравнивалась к пяти простым поприщам или семи вёрстам.

Известны упоминания в письменных источниках XI века. В рукописях XV века есть запись: «поприще сажений 7 сот и 50» (длиной в 750 саженей).

Слово встречается в русском переводе Библии: «и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два» (Мф. 5:41). В этом месте словом «поприще» переведено греческое слово μίλιον, то есть миля, тысяча шагов.

«Сказание о Мамаевом побоище» упоминает о расстоянии от урочища Березуй до переправы через реку Дон в 23 поприща.

Значение слова в Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Даля:

«Поприще — ср. (попирать) вообще место, простор, пространство, на коем подвизаются или действуют; арена, сцена, ипподром, приспособленное место для бега, скачек, для ристалищ, игр, борьбы и пр. Выйти на поприще. Устроить поприще для садки, травли, боя зверей. Поприще битвы — место, где она случилась.»

В современном русском языке слово поприще в высоком стиле означает род деятельности: к примеру, «трудиться на таком-то поприще».

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Богатый англичанин, мистер Иосия Масон, рожденный в бедности и составивший себе огромное состояние упорным долговременным трудом, возымел в старости благое желание подарить своим согражданам учебное заведение. Начав свое житейское поприще в скромной доле простого работника, он, путем тяжких лишений и неутомимых стараний, достиг положения хозяина и сделался потом одним из богатейших промышленников. Проходя свое усыпанное на первой половине всякими терниями поприще, ему часто доводилось испытывать горьким опытом, как мешал его успехам недостаток научных сведений и как трудно пробиваться ощупью, когда не умеешь попасть на торную дорогу и идти к цели верным путем. Вознамерившись оставить по себе память делом благотворения, он, по долгом размышления о том, как осуществить свое желание, признал за лучшее предложить юному поколению своего округа средства к приобретению такого образования, которое служило бы ему надежною опорою в практической жизни и решил создать на своей родине, в Бирмингаме, училище для высшего образования, основанного на естествознании. Для своей научной коллегии – так он ее назвал – он построил роскошное здание, щедро снабдил ее всякими учебными пособиями и обеспечил её содержание значительным капиталом. Научная коллегия Масона была торжественно открыта в начале минувшего октября, и при этом случае Гёксли, слава английских ученых, произнес речь, в которой изложил свои взгляды на значение классических языков и естественных наук в деле воспитания и на влияние их вообще на культуру.

Томас Гексли, Мысли Гёксли о значении древних языков и естественных наук для воспитания и вообще для культуры, 1881

В числе фамилий, представители которых занимали за последние полтора столетия высокие государственные должности и отличались талантами, практически на одном из самых первых мест стоит род Воронцовых, давший нашему отечеству замечательных деятелей. Достаточно назвать знаменитого президента Российской Академии, образованнейшую женщину своего времени, княгиню Дашкову (урожденную Воронцову), тонкого, искусного дипломата Семена Романовича и деятеля недавно минувшего времени князя Михаила Семеновича, чтоб видеть, на каких разнообразных поприщах заслуженно прославились представители помянутой фамилии. Редкая для своего времени образованность, самостоятельность и энергия, высокая гражданственность, большие таланты и трудолюбие составляли, передаваясь преемственно, удел многих Воронцовых.

Лира Муховицкая, Воронцовы. Дворяне по рождению, 2015

Сухопутный кадетский корпус, основанный в 1732 году, был единственным учебным заведением, которое давало до половины XVIII века довольно солидное общее образование. В учебном курсе корпуса словесность занимала первое место. Кадеты охотно отдавали свободное время упражнениям в чтении и сочинении произведений изящной литературы и устроили даже кружок любителей словесности. Иногда у них происходили товарищеские собрания, на которых они читали опыты своих сочинений и переводов. От этих чтений был вполне естествен переход и к устройству спектаклей, тем более что кадетам еще при Анне Иоанновне приходилось участвовать в балетах и интермедиях итальянской придворной труппы. Любовь к театральным представлениям привилась в корпусе настолько, что в 1750 году кадеты могли уже разыграть на своей сцене первую трагедию Сумарокова. Александр Петрович Сумароков, бывший воспитанник того же корпуса, только что вступал тогда на поприще драматургии. После опытов в разных родах поэзии он полюбил, по его словам, лучшую из муз – музу трагедии. Первая его трагедия “Хорев” появилась в печати в 1747 году, а за нею последовали и остальные, создавшие их автору во мнении современников славу первоклассного писателя.

Алексей Алексеевич Ярцев, Федор Волков. Его жизнь в связи с историей русской театральной старины

В то время, когда образованность и просвещение соединяют все народы союзом дружбы, основанной на высшем созерцании жребия человечества, когда высокие помышления, плоды философских наблюдений и великие истины прошедшего и настоящего составляют общее наследие различных народов и быстро разделяются между обитателями отдаленных одна от другой стран, я осмеливаюсь Вам, первому историку нашего века, посвятить опыт трудов моих на том поприще, по которому Вы подвизаетесь с такою славою.

Николай Полевой, История русского народа, 1833

Время летит быстро, и дела и люди быстро сменяются. Мы едва можем уверить себя, что почитаемое нами настоящим, сделалось прошедшим, современное – историческим. Так и Карамзин. Еще многие причисляют его к нашему поколению, к нашему времени, забывая, что он родился шестьдесят с лишком тому (в 1765 году[2]); что более сорока лет прошло, как он выступил на поприще литературное; что уже совершилось 25 лет, как он прекратил все другие упражнения и занялся только историею России, и, следовательно, что он приступил к ней за четверть века до настоящего времени, будучи почти сорока лет: это такой период жизни, в который человек не может уже стереть с себя типа первоначального своего образования, может только не отстать от своего быстро грядущего вперед века, только следовать за ним, и то напрягая все силы ума.

Николай Полевой, История государства Российского. Сочинение Карамзина, 1829

Многие современники Пушкина видели в нём задатки незаурядного военного и предрекали ему успешную карьеру на марсовом поприще. Не случилось. Но интерес к военной истории был у Александра Сергеевича стабилен всю жизнь. И в немалой степени этому содействовало постоянное военное окружение поэта (особенно в молодости) – от ополченцев до генерал-фельдмаршала. Поэтому в книге немало страниц отведено тем, кто в той или иной степени проявил себя в ратном деле и соприкасался с поэтом.

П. Ф. Николаев, 1812 год в жизни А. С. Пушкина, 2018

Даже после того как в 1803 году Карамзин неожиданно для читателей прекратил публичную литературную деятельность, о нем не забывали. Его произведения оставались по-прежнему популярны. От Карамзина ждали открытий на новом поприще – официального историографа. Выдающийся историк М. П. Погодин вспоминал, с каким благоговением он, еще гимназист, глазел на своего кумира, случайно встретив его в Оружейной палате Кремля. Выход в 1818 году первых томов «Истории государства Российского» стал подлинной сенсацией не только в культурной, но и общественно-политической жизни страны. По свидетельству А. С. Пушкина «несколько времени ни о чем ином не говорили». Труд Карамзина воспринимался как научный и патриотический подвиг. «Карамзин – это Кутузов двенадцатого года: он спас Россию от нашествия забвения, воззвал ее к жизни, показал нам, что у нас отечество есть, как многие узнали о том в двенадцатом году» – писал позднее П. А. Вяземский, поэт, воспитанник историографа. Общеизвестно высказывание А. С. Пушкина о том, что «Древняя Россия, казалось, найдена Карамзиным, как Америка Колумбом». Воздействие карамзинской «Истории» на формирование российского национального самосознания признавали и современники, и потомки. Лучшие русские люди нескольких поколений могли бы сказать и говорили словами Достоевского: «Я возрос на Карамзине». Те же, кто были близки к высшей власти, знали, что историографу доверяли свои мысли и чувства, к его мнению прислушивались император, царствующая семья, государственные мужи, находя в нем образец честности, прямодушия и гражданской ответственности.

А. В. Старчевский, Николай Михайлович Карамзин, 1849

Шекспиру в это время всего 34 года. Какую же деятельность он должен был развить на поприще жизни и поэзии! И заметьте, всего шесть лет назад его можно было уличать в сплошном плагиате и метить в хронику Генрих VI; теперь не менее ученый критик, чем Грин, питомец Кембриджа, объявляет Шекспира первенствующим современным драматургом и о Генрихе VI даже не упоминает.

И. И. Иванов, Уильям Шекспир. Его жизнь и литературная деятельность, -1

Окончил богословие, но предпочел учительское поприще; был директором гимназии во Львове. Составил «Записки русского путешественника», писал бытовые и исторические повести: «Володарь, князь перемышльский», «Звенигород» и другие. Трагедия «Настася», которую галицкие бояре сожгли, как чаровницу, в свое время была довольно популярной.

К. А. Фролов, Сакральные смыслы Новороссии. Церковные и цивилизационные расколы в Новороссии, на Подкарпатской Руси и Украине, 2015

Грибоедов был одним из первых русских писателей, долго проживших на Кавказе. А.С. Пушкин писал: «Совершенное знание такого края, где начиналась война, открыло ему новое поприще… Не знаю ничего завиднее последних годов его бурной жизни». Действительно, именно с Кавказа Грибоедов увез не только богатые впечатления, но и первые акты комедии «Горе от ума», которая обессмертила его имя. Как свидетельствуют «Акты Кавказской археографической комиссии», первые любительские постановки комедии «Горе от ума» состоялись в Тифлисе в конце 1820-х – начале 1830-х годов в салоне Александра Чавчавадзе и в зале Армянской духовной семинарии Нерсесян. Сам Грибоедов, по имеющимся сведениям, в 1828 году присутствовал в Тифлисе на концертном исполнении «Горе от ума» в доме Багратиони. Отношения между Грибоедовым и Ермоловым были не всегда радужными. Ермолов, высоко отзывавшийся о произведениях А.С. Пушкина, писал Д.В. Давыдовы: «Это не стихи нашего знакомого Грибоедова, от жевания которых скулы болят…». В.А. Андреев писал, что Грибоедов «разошелся с Ермоловым», что «у Ермолова Грибоедов составлял только роскошную обстановку его штаба; что Грибоедов был умным и едким собеседником; что Ермолов его любил, но никогда не был к нему близким человеком»24.

З. Х. Ибрагимова, Кавказцы, 2010

Понятно, что на такие хлебные, питательные места являлось много охотников. Без сомнения, и Коперник избрал духовное поприще не ради служения Господу, а соблазнившись теплым местечком. Материальная обеспеченность и обилие досуга – что еще можно желать для человека, мечтавшего о научных занятиях! Притом ему пришлось бы жить и вращаться в обществе, которое могло оценить его труды. Наука пользовалась большим почетом в Эрмеландском капитуле; члены его были народом не только образованным, но и ученым; почти все имели дипломы Парижского или итальянских университетов, и ко времени Коперника вошло в обычай, чтобы каждый вновь поступающий каноник – если у него не было ученой степени – отправлялся в какой-нибудь заграничный университет доучиваться.

М. А. Энгельгардт, Николай Коперник. Его жизнь и научная деятельность, -1

В данной книге прослеживаются их судьбы, жизненные пути людей, избравших для себя на всю жизнь военное поприще с его тяготами, битвами и ранениями, наградами и опалами, славой сегодняшней и будущей, после ухода в вечность. Не все они при жизни получили должное признание заслуг перед Отечеством, но история почти за два столетия рассудила многое из их деяний, «расставив все по своим местам».

А. В. Шишов, Герои 1812 года. От Багратиона и Барклая до Раевского и Милорадовича, 2014

Так неожиданно появилась фамилия Коринфский, ну а уж ставшее родовым имя Аполлон оказалось простой благодарностью от мордовского мещанина главному богу античных искусств за собственные редкостные успехи на архитектурном поприще.

А. А. Коринфский, Народная Русь. Круглый год сказаний, поверий, обычаев и пословиц русского народа, 1901

Перед выходом из лицея Пушкин мечтал о военной службе. Незадолго перед тем появившийся Высочайший указ предоставлял право определяться прямо в гвардию офицерами, и 12 товарищей Пушкина тотчас же избрали военное поприще. Жизнь военная и молодому поэту представлялась в самом привлекательном виде. Уже давно он познакомился с нею в кругу квартировавших в Царском Селе офицеров. К тому же, по-видимому, он имел все данные для нее: физическая организация его, крепкая, мускулистая и гибкая, была чрезвычайно развита гимнастическими упражнениями. Он славился как неутомимый ходок пешком, страстный охотник до купанья, езды верхом; отлично дрался на эспадронах,[6] считаясь чуть ли не первым учеником у известного фехтовального учителя Вальвиля. Пушкину хотелось поступить в лейб-гусары, и один знакомый генерал обещал ему содействие, но не удалось молодому поэту носить военного мундира. Свидание с отцом расстроило все его планы. Сергей Львович наотрез объявил, что не в состоянии содержать сына в гусарском полку, и позволил ему определяться в один из пехотных полков гвардии; но Пушкин не захотел этого и через четыре дня по выходе из лицея записался в министерство иностранных дел, что вполне соответствовало его склонностям: служба эта, будучи номинальною, предоставляла ему много досуга.

А. М. Скабичевский, Пушкин. Его жизнь и литературная деятельность, -1

Взглянем бегло на первые годы его жизни и поприще заслуг гражданских, которые довели его до высоких почестей, и побережем внимание свое для обозрения заслуг литературных, которые если и не вознаграждаются таким блестящим и наличным образом, как первые, то по крайней мере часто бывают долговечнее в памяти современников и потомства. Имена хороших правителей, если события необыкновенные не возносят их на степень высшую, с коей могут они подействовать непосредственно на жребий государства и заготовить себе место в истории народа, должны довольствоваться и пользою и молвою временною; имена хороших писателей, не затмеваемые блеском событий современных, разливающие сияние благодетельное на эпохи бледные и скудные, всегда сохраняются признательно у народов просвещенных, как лучшее их достояние, как неотъемлемая собственность! Слава писателей, залог священный, вверенный гордости народной, может истребиться только вместе с нею в народе, униженном пороками правительства, или под бременем собственного разврата уронившего величие предков.

П. А. Вяземский, Известие о жизни и стихотворениях Ивана Ивановича Дмитриева, 1823

Мудрено поверить, что событие, подобное завоеванию Сибири, заслужило только несколько страниц в «Истории государства Российского», хотя, по-видимому, оно во всех отношениях представляло достойное поприще глубокомыслию и витийству Карамзина. Кажется непостижимым, почему знаменитый историограф наш не воспользовался сим великим событием, удивившим Европу не менее завоевания Америки, и не дал свободы неподражаемому перу своему, чтобы превзойти в красноречии описателя открытия Нового Света? Но удивление прекратится, когда узнаем на опыте скудность, неверность и безжизненность материалов, коими должен был историограф ограничиться. Скажем даже, что удивление наше увеличилось к таланту, умевшему из хаоса противоречий и темных преданий извлечь столько важных истин и составить столько прекрасных картин, ибо по обязанности историка Карамзин должен был каждое слово свое подкреплять документами, каждое определение основывать на свидетельстве неоспоримом, очищенном критикой! Летописи же о завоевании Сибири противоречат одни другим, начиная с положительных начал до малейших подробностей, и вместе с тем не заключают в себе ни одной из сих последних, по которой бы историку можно было представить верную картину сего великого события или обрисовать, хотя бы поверхностно, исполинов, совершивших столь великое дело! Всякому русскому, думаю, всякому космополиту желалось бы познакомиться ближе с завоевателями Сибири: Строгановыми, Ермаком, Кольцом, Грозою, Паном и Мещеряком; но современные им бытоописатели не оставили нам красок для их портретов, и знаменитая эпоха сия утратилась даже в самих преданиях.

П. П. Свиньин, Ермак, или Покорение Сибири, 1834

В 1769 году Новиков впервые выступил на поприще просветительной деятельности, которая продолжалась более двадцати лет и благодаря которой имя Новикова заняло почетное место в ряду благороднейших и полезнейших деятелей нашего отечества.

С. Е. Усова, Николай Новиков. Его жизнь и общественная деятельность, -1

Поэты любили именовать Петербург «Петрополем» или «Петрополисом» (от греч. petros – камень, polis – город). Захватившие власть коммунисты – «городом Ленина» и «колыбелью революции». Журналисты, уже на моей памяти, – «великим городом с областной судьбой». Наконец, на исходе ХХ века первый президент России Борис Ельцин подписал указ о присвоении Петербургу звания «культурной столицы». Но чего в таком статусе оказалось больше – уважения или горестной насмешки, – понять было трудно, ведь почти все ведущие центры культуры, а также большинство выдающихся деятелей на этом поприще давно находились в Москве.

С. И. Ачильдиев, Постижение Петербурга. В чем смысл и предназначение Северной столицы, 2015

Но то не были простые пираты, завзятые грабители чужого добра. То были бойцы-удальцы, которым, во чтобы то ни стало, нужно было развернуть свою богатырскую мощь, показать свою молодецкую удаль. Для южан, понятно, удальцы эти не могли быть ничем иным, как врагами, разбойниками; для самих-же норманнов благодатный юг отнюдь не был враждебным краем, а лишь желанным поприщем для боевой силы. Между собой они были сплочены самой тесной дружбой, неизменной верностью; для общего дела они, не задумываясь, проливали свою кровь, безропотно отдавали свою жизнь. Возвратясь же из странствия под родную кровлю, каждый из них обращался по-прежнему в мирного гражданина, в доброго семьянина.

В. П. Авенариус, Сказание о Фритиофе, витязе норманнском, 1889

Недавно жил среди нас русский писатель, который во время оно проливал слезы, слушая «Семиру» Сумарокова, и смеялся вчера, слушая «Ревизора» Гоголя. Он был современником и учеником Княжнина и одним из литературных сподвижников в эпоху Карамзина. Он беседовал с Пушкиным и многими годами пережил его. Он известен с 1784 года и кончил свое земное и литературное поприще в 1847 году. Во все течение этих долгих годов он был преимущественно, беспрерывно и почти исключительно писатель и более ничего.

П. А. Вяземский, Сергей Николаевич Глинка, 1847

К этому же времени относятся первое покушение его на поприще поэзии. Он не был рожден поэтом, ни даже искусным стихотворцем, хотя и оставил несколько хороших сатирических стихов в Послании к слугам и к басне Лисица-кознодей. В одном письме к Елагину он сам говорит: «Пишу стихи, которые стоют мне не только неизреченного труда, но и головной болезни, так что лекарь мой предписал мне в диэте отнюдь не пить Английского пива и не писать стихов». Перевод его Альзири должен быть признан более за упражнение ученическое в стихотворстве и французском языке, нежели за произведение поэтическое. Переводчик говорит и сам в Исповеди своей: «Сей перевод есть не что иное, как грех юности моей; но со всем тем встречаются и в нем хорошие стихи». Признаемся, должно иметь родительское сочувствие для подобной встречи. Нам со стороны не удалось встретить ни одного хорошего стиха. Насмешники старого века, и между ними А. С. Хвостов, смеялись над неудачею перевода. Вот некоторые стихи из сатирического послания его к Фон-Визину:

П. А. Вяземский, Фон-Визин, 1848

Обратимся теперь к «Описанию уложений минувших царствований». Многотомный свод этот полтора столетия назад так восхитил короля, что он пожаловал его автору, Фан Хюи Тю, тридцать лангов (более килограмма) серебра, одеяние тончайшего шелка и три десятка наилучших кистей с тридцатью тушечницами. Но придворный историограф, запечатлевая прежде всего успехи различных лиц на служебном поприще, отдельной биографии Нгуен Зы не дает.

М. Н. Ткачёв, Сочинитель, жантийом и франт. Что он делал. Кем хотел быть. Каким он был среди друзей, 2014

Отражение наполеоновского нашествия на Россию в 1812 году стало общенародым подвигом россиян, проявивших массовый героизм на ратном поприще. Они не только сумели защитить свое Отечество, но и начать освободительный поход по европейскому континенту, закончившийся взятием Парижа, столицы Французской империи. Великая армия великого в мировой истории Наполеона I Бонапарта, собранная с пол-Европы, была почти полностью уничтожена во время Русского похода императора французов и больше во всей своей мощи не являлась миру.

А. В. Шишов, 100 великих героев 1812 года, 2010

Необычайно везло Владимиру Мономаху и на политическом поприще. С 13 лет он княжил в обширной Ростово-Суздальской земле, а в 20 (в 1073-м) сел на третий по старшинству русский стол в Переяславле-Русском в обход своих двоюродных братьев (более старших по родовому счету). Расчетливый Всеволод, переместившись в освобожденный Святославом Чернигов, заранее оговорил, что и Переяславль останется в его семье и отойдет Владимиру. Конечно, Всеволоду было жаль отдавать Переяславль, как того требовал предложенный Ярославом Мудрым порядок, племянникам. Всеволод 19 лет (с 1054 по 1073 г.) княжил в Переяславле, укрепил и украсил этот город.

М. Ю. Мягков, Полководцы Древней Руси. Мстислав Тмутараканский, Владимир Мономах, Мстислав Удатный, Даниил Галицкий, 2014

Вспомним, как славянофилы считали, что «с Востока широкое поприще открывается для зиждительства нашему национальному духу…» Лучшие умы верили, что проблема безбожного человечества на Западе и бесчеловечного божества на Востоке разрешится, наконец, в российском синтезе. Так что устремление семьи Рерихов в Индию и их страстное желание соединить отечественную духовность с лучшими накоплениями Востока находилось в русле напряженных исканий российской мысли. Они полагали, что их долг перед отечеством – выполнить завет родной культуры и приблизиться к общим духовным истокам.

М. Ф. Альбедиль, Индия: беспредельная мудрость, 2003

Много было и других критиков, из которых каждый чем-нибудь да прославил себя: один душегрейкою новейшего уныния;{21} другой – мыслию, что Пушкин не более, как легкий и приятный стихотворец, мастер на мелочи, что герои поэм его – бесенята и что изящество его произведений есть не более, как изящество хорошо сшитого модного фрака, а Ломоносовым-де не налюбоваться в сытость и позднейшему потомству, и что Шекспир и Байрон неомовенными руками возлагали возгребия нечистые и уметы поганые на алтарь чистых дев, сиречь муз…[6]{22} Третий снискал себе бессмертную славу просто прославлением писателей своего прихода и бранью на чужих; четвертый похвалою и бранью одним и тем же лицам, смотря по обстоятельствам и погоде{23}. Обо всех таких мы умалчиваем. Наша цель была поименовать только главнейших действователей на поприще критики в различные эпохи русской литературы.

В. Г. Белинский, Опыт истории русской литературы, 1845

Вера отца Михаила была живая. Он мечтал, чтобы его дети и внуки наследовали священство. Известно, что он пытался определить своего сына сначала в духовное училище. И лишь видя, что Сергей Михайлович не проявляет никакого интереса к священству, но со всею страстью отдается науке, решил не противиться наклонностям сына. Также известно, что Михаил Васильевич «некогда привел его (Владимира Соловьева. – В.М.), ребенка 7–8 лет, в алтарь, поставил на колени перед престолом и, произнеся пламенную молитву, благословил его на служение Богу»75. Не вина Михаила Васильевича, что его сын и внук избрали для себя иное поприще. Очевидно, что при таком духовном настрое живую любовь к Богу прививал отец Михаил и воспитанникам Коммерческого училища. Конечно, надо учесть, что в столь нежном возрасте и притом в казарменной обстановке училища Иван Гончаров вряд ли всерьез задумывался о духовных вопросах. Его духовная жизнь была наполнена в училище изучением Закона Божьего, посещением церковных служб. Надо учесть и то, что рядом с ним в училище был его брат – Николай Александрович, человек крепкой традиционной веры «без умствований».

В. И. Мельник, Гончаров и православие, 2008

Хотя Илья Обломов, в отличие от Ильи Муромца, так никуда и не «пошел», все же в романе постоянно возникает мотив подобного преображения – пусть для него и было бы потребно чудо (которое в былине совершается!). Ильей Ильичем то и дело овладевает стремление «ринуться на поприще жизни и лететь по нему на всех парусах ума и воли… Вот-вот стремление осуществится, обратится в подвиг… и тогда, Господи!..»

В. В. Кожинов, От Византии до Орды. История Руси и русского Слова, 1996

Первые печатные опыты Жуковского на литературном поприще относятся к начальному году его пребывания в пансионе. В журнале «Приятное и полезное препровождение времени» была напечатана его статья в прозе «Мысли у могилы» с подписью: «Сочинил Благородного университетского пансиона воспитанник Василий Жуковский…» Не правда ли, каким архаизмом веет от этих пространных заглавий и подписей, которыми так отличались произведения тогдашнего времени?

В. В. Огарков, В. А. Жуковский. Его жизнь и литературная деятельность, -1

В 1834 году А. К. Толстой начал службу на государственном поприще. Однако в то же время он много занимался самообразованием, слушал лекции в университете и продолжал писать стихи. Перовский показал их Жуковскому и Пушкину. Пушкин отозвался с похвалой о стихах молодого поэта.

А. К. Толстой, Князь Серебряный, 1862

Призванием варяжских князей начинается политическая жизнь Руси; под влиянием нового династического начала Русь вступает на поприще европейской истории.

С. А. Гедеонов, Варяги и Русь. Разоблачение «норманнского мифа», 1876

Когда Тесла оставил университет, он уже сделал большие успехи на поприще теории и практики в разрешении проблемы переменного тока. Тесла писал о том времени: «В этом городе я совершил решительный скачок вперед: отделил коллектор от машины и изучил это явление в новом аспекте».

А. Б. Максимов, Никола Тесла. Три феномена гения, 2016

Я просил отворить храм Воскресения. И там ожидали меня прощание с игуменом и братиею… но самое горькое было с великим Гробом. Я целовал его на вечную разлуку, как давнего друга, которого обнять из столь далеких краев устремился. Но я однажды достиг его, и отселе уже другая цель звала меня – Отчизна! На Голгофе, приникнув челом и устами к месту водружения Креста, молился я о моем счастливом возвращении и еще раз слышал Евангелие Креста над престолом страсти. Трудно было расстаться с сими залогами нашего спасения по чувству земной к ним любви и по слабости человеческой, которая невольно предпочитает для молитвы поприще священных событий, как бы ожидая на оном особенного внимания неба за одно лишь усердие потрудившейся плоти…

А. И. Яковлев, Путь истины. Очерки о людях Церкви XIX–XX веков, 2014

На жизненное поприще Пушкин вступал в «мрачную годину». Это была эпоха жестокой реакции, жандармской мистики Священного союза и чудовищной диктатуры Аракчеева.

Л. П. Гроссман, Пушкин, 2011