Мора

Мо́ра (лат. mora, промежуток времени, время), тж. хро́нос про́тос (др.-греч. χρόνος πρῶτος, первоначальное время), те́мпус при́мум (лат. tempus primum, первоначальное время) в античном стихосложении — единица измерения количества стопы, самая малая единица счёта времени в стихе.

За мору принимается время, требуемое для произнесения краткого слога (U); при этом считается, что длительность долгого слога (–) составляет две моры. Соответственно этому античная метрика разделяет стопы на двухморные (напр. пиррихий UU), трехморные (напр. ямб U–, трибрахий UUU); четырехморные (напр. спондей – –, дактиль –UU, прокелевсматик UUUU), пятиморные (напр. бакхий U– –, 1-й пеон –UUU), шестиморные (напр. нисходящий ионик UU– –, молосс – – –), семиморные (напр. 1-й эпитрит U– – –), восьмиморные (напр. париамбод U–U– –), девятиморные (напр. месобрахий – –U– –), десятиморные (напр. молоссоспондей – – – – –).

На основе равного количества (долготы) разносложных стоп возникает явление ипостасы, то есть замены одной стопы другой; напр. дактиля (три слога, четыре моры,—UU) спондеем (два слога, четыре моры, — —).

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Такова вкратце история возникновения и развития искусства письма в греческих государствах. Сейчас нельзя с уверенностью сказать, был ли принцип фонетического письма, введенный в употребление Кадмом, завезен из Египта или другой страны восточного побережья Средиземного моря. Ранее никто не предполагал, что родина фонетического письма – Египет, так как надписи на древних монументах этой страны по внешнему виду похожи на символические иероглифы. В наше время было совершено важное открытие, которое позволило установить, что большая часть этих иероглифов, по сути, фонетические символы, а ученые всего мира, столько лет пытавшиеся установить символическое значение этих иероглифов, шли по ложному пути. Хотя начертания букв почти полностью представлены изображениями растений, животных или других предметов, но эти знаки не носят символического характера, а представляют собой обозначения звуков, складывающихся в слова. Таким образом, эти буквы по своей природе почти полностью совпадали с алфавитом Кадма, хотя были отличны по начертанию.

Джекоб Эббот, Ромул. Основатель Вечного города

в) В обширную группу объединяются пословично-поговорочные выражения, т. е. выражения промежуточного типа. При передаче смысла таких выражений слова или группа слов, не нуждающиеся в толковании, сразу же переносятся в определение, а часть, имеющая переносный смысл, должна быть истолкована. Например, выражение Пьяному море по колено толкуется: пьяному все нипочем, ничто не страшно.

Группа авторов, Русские пословицы и поговорки, 2010

Бесспорно, модели скальдических кеннингов моря и битвы, оружия и крови, вождя и золота развились первоначально в хвалебных стихах, воспевающих походы скандинавских правителей, их подвиги и щедрость. Но понять структурные механизмы кеннинга как определенного языкового устройства, а вместе с тем и саму возможность распространения скальдического мастерства вширь – в общественных слоях, удаленных от княжеского двора (и прежде всего в Исландии), можно не иначе как объяснив, каким образом эти кеннинги перешли заданные тематические границы и нашли себе место в «отдельных висах» о стычках на пиру или чистке овечьего загона.

Ольга Александровна Смирницкая, Древнегерманская поэзия: Каноны и толкования

Считается, что первый алфавит изобрели финикийцы – народ, живший на восточном побережье Средиземного моря приблизительно в 1400 году до н. э. В финикийском алфавите насчитывалось 32 буквы, при чем все согласные. Гласные звуки добавлялись при чтении. Писали финикийцы, как и соседние с ними народы, справа налево.

Людмила Большедворова, Нумерология. Коды жизни и судьбы, 2008

Если наша интерпретация движется в верном направлении, то Иванова можно понять и в том смысле, что в мифологическом суждении и сами так называемые «ядерные» синтаксические позиции субъекта и предиката – безотносительно к их лексическому наполнению – находятся между собой в антиномических отношениях.[83] Иванов, вероятно, мыслил синтаксический субъект как аполлонийски статичный и как антиномичный по этому параметру дионисийской динамике предиката, целостная же синтаксическая форма суждения, образуемая связкой между субъектом и предикатом, могла пониматься как дар искомого «союза Аполлона и Диониса». Если так, то антиномическая идея Иванова далеко не исчерпывалась не только внешней, но и внутренней лексической антиномикои и лексической семантикой в целом: она выходит здесь из лексических берегов и направляется в море вбирающего в себя лексические реки синтаксиса.

Л. А. Гоготишвили, Непрямое говорение, 2006

Песня. Общая смысловая структура данного стихотворения строится на серии противопоставлений. Прежде всего, это тематические противопоставления героини стихотворения – с героем-возлюбленным («Я – простая девка на баштане, / Он – рыбак, веселый человек»), с возможными соперницами («Говорят, гречанки на Босфоре / Хороши… А я черна, худа») (1; 239). На тематические противопоставления опираются и соположения мотивов – это мотив ожидания, надежны, постоянства любви («Буду ждать в погоду, в непогоду…», и вновь мотив столь значимой для бунинской лирики редукции: «Тонет белый парус на Лимане…»; «Утопает белый парус в море – / может, не вернется никогда!»; «…брошу перстень в воду / И косою черной удавлюсь» (Там же).

И. В. Силантьев, Сюжетологические исследования, 2009

Эта книга возникла из замысла подробно рассмотреть пять рассказов, которыми начинается необычайно плодотворный грасский период творчества И. А. Бунина. Рассказы «Неизвестный друг», «В ночном море», «В некотором царстве», «Огнь пожирающий», «Несрочная весна» были написаны летом и осенью 1923 г. в Приморских Альпах, на вилле Mont-Fleury[1]. По многим причинам их можно рассматривать в качестве отдельного цикла, и благодаря собиранию в цикл становится явной общность приемов, тем, мотивной структуры. Даже в их заглавиях усматривается некоторое сходство: все они образованы сочетанием существительного и его атрибута, что в минималистской форме отражает описательный дискурс. Нам хотелось ограничиться пятью перечисленными рассказами, но, как известно, «для прочтения Бунина чрезвычайно важен контекст всего творчества»[2], и в процессе анализа эти рассказы «притянули» к себе ряд других текстов, как дореволюционных, так и эмигрантских. Рассказ «В некотором царстве» фамилией главного героя – Ивлев – оказался связан с более ранними «Грамматикой любви» и «Зимним сном»; сюжет «писатель и читательница» объединил «Неизвестного друга» с «Речным трактиром» и «Визитными карточками»; рассказ «В ночном море» прочитывается нами на фоне целой группы «морских» текстов; тезаурус смерти, ярко заданный «Огнем пожирающим», потребовал рассмотрения «Аглаи», «Богини разума» и «Позднего часа»; анализ «Несрочной весны» показал, что она вырастает из ранних «дворянских элегий» и находит продолжение в элегических образах «Жизни Арсеньева» и «Темных аллей».

Е. В. Капинос, Поэзия Приморских Альп. Рассказы И.А. Бунина 1920-х годов, 2014

Первый настоящий алфавит изобрели финикийцы – народ, живший в древности на восточном побережье Средиземного моря, примерно там, где находится современный Ливан. Самые ранние примеры использования алфавита относятся к 1400 г. до н. э. Все окружающие Финикию цивилизации, в том числе и греки, в те времена пользовались лишь пиктографическими системами, т. е. можно сказать, иероглифами. В первом в мире финикийском алфавите было 32 буквы. Писали финикийцы, как и соседние с ними народы, справа налево.

А. Г. Колесников, Нумерология. Самоучитель, 2018

Заслуживают интереса и готские руны (рис. 18), на основе которых был создан алфавит, названный критиками XVIII века варварским (в сравнении с греко-римскими формами). Готы обитали на балтийском острове Готланд, откуда распространились через восточную часть Пруссии, Литву и Польшу до северных берегов Черного моря. На основе рунического алфавита IV века епископ Ульфила изобрел вариант готского письма, использовав греческие буквы и видоизменив некоторые руны для того, чтобы их можно было писать кисточкой или пером.

Михаил Прохоров, Магия рун. Талисманы и обереги, 2012

Когда этот трактат был зафиксирован на бумаге неизвестно, но произошло это позже, чем в свете получил хождение «Канон желтого двора» (Хуан тин цзин) (III–VI вв.), ставший базой для постоянно и неудержимо растущего раздела даосской литературы, посвященной психофизическим практикам. Уже в наши дни маленькая книжечка всплыла из пучин монастырских хранилищ, наконец, замеченная и выделенная из моря трактатов практического даосизма. Она подкупает компактностью, непримиримостью и ясностью позиции, последовательным антиэзотерическим настроем и высокими отзывами практикующих мастеров. В настоящем издании канон сопровождается устными комментариями Суй Юньцзяна, современного мастера багуачжан и мэйхуачжуан, наговоренными в Москве летом 2010 года.

Неустановленный автор, Истинный канон желтого двора, 2011

Внешние политические обстоятельства были для иудеев еще грознее. Последние неудачные восстания иудеев против Римской империи при Веспасиане (в 70-м году) и при Адриане (134 г.) выдернули у них почву из-под ног для нормального государственного существования в качестве территориальной нации. Они лишились навсегда Иерусалима и Палестины и стали безземельным странствующим народом, объединенным только одной национальной религией, а внутри религии – только книгой – Библией. Вот эта книга и сделалась для иудейства, взамен утраченной территории, единственной почвой под ногами, физически осязаемой и в то же время легко уносимой с собой в любую часть света. Каждый свиток и кодекс священной праотеческой письменности стал для рассеянного народа как бы тем надежным суденышком, а все вместе – тем огромным флотом, на котором иудейство поплыло в своих тысячелетних странствиях по всем морям и океанам. Понятны поэтому явившиеся вдруг у книжников чрезвычайные заботы и мероприятия к тому, чтобы обеспечить и забронировать эту базу и ограду нации подобно другим нациям, по-своему укрепляющим и обороняющим свои границы. И было придумано и осуществлено нечто чрезвычайное, героическое для возможного замораживания текучести библейского текста, для его искусственной остановки. Раввины изъяли из употребления все старые синагогальные списки и заменили их копиями с одного списка, признанного ими наилучшим и образцовым.

А. В. Карташев, Ветхозаветная библейская критика, 1944

Развитием эпитета-метафоры объясняются те случаи, когда, например: а) действие, совершающееся при известном объекте, в пределах одного представления, либо его сопровождающее, переносится на него как действие, ему свойственное, при большем или меньшем развитии олицетворения. Глухое окно, blindes Fenster – это окно, в которое не видят, из которого не слышно; cл. фр. lanterne sourde ‹глухая башня›; лес глухой (Пушкин); vada caeca ‹лат. – слепые отмели; «Энеида», I, 536. Ленау говорит о звучащем, звучном утре (der klingende Morgen), y Пушкина встречаем и «голодную волну», и «зиму седую», и «грех алчный». Сюда относится и «золотая Церера» и «бледный страх» («Илиада», VII, 479, VIII, 159…›) у Гомера и Эсхила, и «бледная зависть», фр. colère bleue ‹синий гнев›, и caecus Amor ‹лат. – голубой Амур›, и «розовый стыд» Шекспира; сл. сербские: nujана механа = корчма; оружье плашиво – страшное; лит. «молодые дни»; «мертвые болезни», «царство белой смерти» ‹у Бальмонта›. Либо b) эпитет, характеризующий предмет, прилагается и к его частям: так синий, caeruleus, переносится от моря к каплям пота Аретузы ‹Овидий. «Метаморфозы», V, 633›; у нереид, обитательниц моря, волосы зеленые (цвет моря или морской травы?), а у Ленау (зеленая) тропа олицетворена: ей нечего поведать о былой любви, и она печально замкнула свои зеленые уста ‹…›. См. у Некрасова: зеленый шум, silenzio verde ‹ит. – зеленая тишина› ‹Кардуччи› ‹…›.

А. Н. Веселовский, Из истории эпитета, 1895

Изменение направления движения Солнца привело к пагубным последствиям на континенте: «На всех животных тогда нападает великий мор, да и из людей остаются в живых немногие». Эта цитата может являться косвенным объяснением отсутствия питания на суше и невозможность поймать рыбу в море.

А. В. Трещалина, Энергетическая концепция жизни. Часть III. Численная символика в религии и искусстве. Энергия пирамид, 2016

3) творительный и дательный падежи с предлогом по употребляются для обозначения места (плыть морем – плыть по морю), но если есть указание на то, что движение происходит по какой-нибудь поверхности, творительный падеж употреблять нельзя.

Т. И. Кобякова, Стилистика русского языка и культура речи (сфера профессиональной коммуникации), 2013

Процесс превращения папирусного растения в материал, пригодный для письма, считался особой отраслью в Египте. Сохранилось достаточно свидетельств существования торговых отношений между Эгейским морем и этой страной.

Уильям Тейлор, Микенцы. Подданные царя Миноса, -1

Еще о «мистическом», а скорее, об архаическом: для русского вода – река, море, океан – является границей между мирами живых и мертвых. В народном сознании вода всегда опасная стихия, в воде обитает нечистая сила. В русском языке «море» из того же источника, что «мор» и «смерть». Возможно, исток этого в северном «коллективном бессознательном», в том, что Солнце в полярную ночь опускалось в море, в чертоги Вритры и что именно стихия воды стала причиной гибели Гипербореи. Похожие проблески остались и у древних греков, у которых река Стикс отделяет царство мертвых от живых.

А. В. Тулупов, Дети Арктиды. Северные истоки Руси, 2009

Природа и культура как воплощение хаоса и порядка, «призрачности» и «прозрачности», неотделимы друг от друга в петербургском тексте: именно состояние максимальной энтропии, дисперсии и смерти является предпосылкой перехода к несущему надежду, спасительному свету. Петербург – это непрочный островок порядка в море хаоса, культурный космос, не одолевший природного хаоса, да и не могущий его одолеть.

Риккардо Николози, Петербургский панегирик ХVIII века, 2009

Сначала они (скифы. – Д. Р.) жили в очень незначительном количестве у реки Аракса и были презираемы за свое бесславие; но еще в древности под управлением одного воинственного и отличавшегося стратегическими способностями царя они приобрели себе страну в горах до Кавказа, а в низменностях прибрежья Океана и Меотийского озера и прочие области до реки Танаиса. Впоследствии, по скифским преданиям, появилась у них рожденная землей дева, у которой верхняя часть тела до пояса была женская, а нижняя – змеиная. Зевс, совокупившись с ней, произвел сына по имени Скиф, который, превзойдя славой всех своих предшественников, назвал народ по своему имени скифами. В числе потомков этого царя были два брата, отличавшиеся доблестью; один из них назывался Пал, а другой – Нап. Когда они совершили славные подвиги и разделили между собой царство, по имени каждого из них назвались народы – один палами (Пάλοι), а другой налами (?άπαι). Спустя несколько времени потомки этих царей… подчинили себе обширную страну за рекой Танаисом до Фракии и, направив военные действия в другую сторону, распространили свое владычество до египетской реки Нила. Поработив себе многие значительные племена, жившие между этими пределами, они распространили господство скифов с одной стороны до восточного океана, с другой до Каспийского моря и Меотийского озера; ибо это племя широко разрослось и имело замечательных царей, по имени которых одни были названы саками, другие массагетами, некоторые аримаспами и подобно им многие другие.

Д. С. Раевский, Мир скифской культуры, -1

Стихотворение кажется сюжетным или событийным. Зададим, однако, вопрос: можно ли его представить как рассказ о событиях? Например: на берегу моря я увидел купающуюся женщину, которая показалась мне Нереидой. Я незаметно смотрел, как она выходит из воды и выжимает пену из волос. Но вряд ли мы скажем, что стихотворение написано про это.

Ю. Н. Чумаков, В сторону лирического сюжета, 2010

Закрепление семитских народов за пределами семитской территории имело место в Северной Африке – напротив Йемена. Задолго до начала христианской эры разные арабские племена, привлеченные природными богатствами, начали мигрировать в тот район и создали там торговые поселения. Таким образом, на побережье Красного моря выросло много портов, а мигранты также распространились в глубь территории и организовали колонии, навязав свое правление местным жителям. Так зародилось древнее государство Аксум.

Сабатино Москати, Древние семитские цивилизации, 1949

Аналогичным образом представлялся и верховный бог древнегерманского пантеона Один. Первоначально он мыслился в человеческом обличии и лишь впоследствии был обожествлен. Дадим слово древнему свидетельству: «Один был великий воин и много странствовал и завладел многими державами. Он был настолько удачлив в битвах, что одерживал верх в каждой битве, и потому люди его верили, что победа всегда должна быть за ним. Посылая своих людей в битву или с другими поручениями, он обычно сперва возлагал руки им на голову и давал им благословение. Люди верили, что тогда успех будет им обеспечен. Когда его люди оказывались в беде на море или на суше, они призывали его, и считалось, что это им помогало. Он считался самой надежной опорой. Часто он отправлялся так далеко, что очень долго отсутствовал».

В. Н. Демин, Загадки Гипербореи, -1

Большая часть поверхности земли покрыта водой. Океаны, моря, реки, озёра наполнены водой.

Г. П. Шалаева, Новый школьный итальянско-русский словарь, 2010

• Летом мы ездили на море, и вода шумела [ш−ш−ш]. Камушки стучали друг о друга [ч−ч−ч]. Мы споткнулись о камушки и вскрикнули [ай−ай−ай] Вокруг нас летали пчелы [з−з−з]. Вечером квакали лягушки [уа−уа−уа].

Н. В. Селянцева, Как научить ребенка английскому языку. Справочник для родителей, 2017

Акула – это хищная большая рыба, которая живёт в море или океане. Акулы питаются мелкими рыбами.

Г. П. Шалаева, Новый школьный русско-итальянский словарь, 2010