Медицинская антропология

Медицинская антрополо́гия — интердисциплинарное научное направление, охватывающее исследование проблем здоровья и здоровьесбережения в широком социокультурном и биокультурном контекстах, разнообразные исторические и культурные формы человеческого опыта, касающиеся реакции на угрозу болезни, многочисленные системы врачевания, существовавшие в прошлом и настоящем, и другие вопросы. Общество медицинской антропологии, являющееся секцией Американской ассоциации антропологов, определяет медицинскую антропологию как область антропологических исследований, которая стремится понять те факторы, что влияют на здоровье и благополучие (в широком смысле слова), опыт болезни и пути ее распространения, профилактики и лечения, социальные отношения, касающиеся лечения, и культурное значение различных медицинских систем и возможности их использования. На страницах первого в мире учебника по медицинской антропологии Джордж Фостер и Барбара Андерсон (1978) определили медицинскую антропологию как "антропологическую деятельность, касающуюся здоровья и болезни", тогда как британский врач и антрополог Сесил Хельман (1991) предложил более развернутое определение: "Медицинская антропология изучает, как люди в разных культурах и социальных группах объясняют причины плохого здоровья, формы лечения, которым они доверяют, и то, к кому они обращаются, когда становятся больными. В поле зрения медицинской антропологии также входит то, как эти представления и формы поведения связаны с биологическими и психологическими изменениями в здоровом состоянии и в ходе заболевания. Антропологи применяют холистический подход, основанный на этнографических методах (включенное наблюдение и открытое интервью), и другие методы качественных исследований, первоначально разработанные для работы в бесписьменных обществах, где неприменимы методы, основанные на измерениях. Они все еще озабочены смыслами, а не измерениями, тканью повседневной жизни общины, а не отвлеченными абстракциями".

Появление медицинской антропологии открыло новые возможности не только для практического здравоохранения, но и для обширной области академического знания – от социально-гуманитарных наук до медицины и наук о здоровье. Как и любая научная дисциплина, медицинская антропология – это живая область исследований, и она продолжает развиваться. В настоящее время она представляет собой обширное поле работы, которая ведется как в интересах медицины, так и вне явной связи с этими интересами. Значительное число зарубежных медицинских антропологов считает себя чисто академическими исследователями, но есть и те, кто активно вовлечен в вопросы публичной политики. Многие медицинские антропологи считают себя обязанными участвовать в разработке и реализации программ по охране общественного здоровья. Для приложения прикладного и теоретического потенциала медицинской антропологии существует много возможностей.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Данный пример является яркой иллюстрацией опасности, подстерегающей исследователей LM: любой ученый, вторгающийся в чуждую и малоизвестную ему область, рискует превратиться в дилетанта. Особенно актуален этот риск для врачей, занимающихся изучением литературы: медик склонен к прямому отождествлению нарратива с реальностью, что противоречит принципам литературоведения и медицинской антропологии [Goodman 2001]. «Студент не может, покинув занятие по литературе, прийти в клинику и найти там примеры того, что он узнал, например, в „Раковом корпусе“», – говорит Траутманн [Trautmann 1982:6–7]. Исследовательница предостерегает и от восприятия литературы как «вспомогательного инструмента медицинского сообщества» [Trautmann 1982: 7]. Как мы увидим далее, большинство исследователей LM склонны к подобному толкованию художественной литературы.

Сборник статей, Русская литература и медицина: Тело, предписания, социальная практика, 2006

При описании механизмов трансформации философской теории в ее столкновении с клинической практикой психиатрии важно учитывать несколько факторов. Во-первых, то, что эти изменения являются закономерными, что они возникают не как результат личных интеллектуальных предпочтений клиницистов, а как процесс приспособления теории к практике. Теория ведь всегда определяет практику, практика влияет на теорию. Как пишет П. Тиллих, «каждый практический контакт с действительностью приводит к опыту, влияющему на теорию»[23]. Эту мысль развивает и Х. Тен Хэв, который пишет, что медицинская антропология является не только проектом антропологически ориентированной медицинской практики, но и результатом этой практики, поскольку практика всегда предшествует теории[24]. Во-вторых, клиническая практика в обязательном порядке требует не только обычного использования теории как интерпретационной схемы, но и ее прямой пользы в излечении больного человека. Теория поэтому в каком-то смысле здесь подчинена практике: те элементы теории, которые не способствуют эффективности лечения, и даже те, которые имеют нейтральный характер, должны быть трансформированы или исключены. В-третьих, практика психиатрии – это практика столкновения с изнанкой разума, она разворачивается именно в том пространстве, которое в теории разум может лишь представить, но к которому, будучи «здоровым», он приблизиться так никогда и не сможет. Практика психиатрии для разума есть прямой опыт трансцендирования, здесь он видит свою границу, а также то, что может происходить с ним за его пределами. Поэтому практика в этом случае должна не только трансформировать философскую теорию, но и расширять ее. Эти и другие факторы и обусловливают всю сложность тех изменений, которые претерпевает теория и которые уложить в сколько-нибудь отчетливую схему невозможно.

Ольга Власова, Феноменологическая психиатрия и экзистенциальный анализ. История, мыслители, проблемы, 2010