Неточные совпадения
Я сказал, что относительно стреляют их мало, но зато ловят несчетное количество: на дудки, о чем я уже
говорил, наволочною сетью, которую натаскивают, наволакивают на перепелку и на собаку, когда последняя приищет первую и сделает стойку, а всего более травят их
ястребами.
Он прошел наверх к Ермошке и долго о чем-то беседовал с ним. Ермошка и
Ястребов были заведомые скупщики краденого с Балчуговских промыслов золота. Все это знали; все об этом
говорили, но никто и ничего не мог доказать: очень уж ловкие были люди, умевшие хоронить концы. Впрочем, пьяный
Ястребов — он пил запоем, — хлопнув Ермошку по плечу, каждый раз
говорил...
— Андрон Евстратыч, надо полагать, Ермошка бросился с заявкой на Фотьянку, а
Ястребов для отвода глаз смутьянит, — шепотом сообщил Мыльников. — Верно
говорю… Должон он быть здесь, а его нет.
— Дело тебе
говорят. Кабы мне такую уйму деньжищ, да я бы… Первое дело, сгреб бы их, как
ястреб, и убежал куда глаза глядят. С деньгами, брат, на все стороны скатертью дорога…
Я очень скоро пристрастился к травле ястребочком, как
говорил Евсеич, и в тот счастливый день, в который получал с утра позволенье ехать на охоту, с живейшим нетерпеньем ожидал назначенного времени, то есть часов двух пополудни, когда Филипп или Мазан, выспавшись после раннего обеда, явится с бодрым и голодным
ястребом на руке, с собственной своей собакой на веревочке (потому что у обоих собаки гонялись за перепелками) и скажет: «Пора, сударь, на охоту».
Сад с яблоками, которых мне и есть не давали, меня не привлекал; ни уженья, ни
ястребов, ни голубей, ни свободы везде ходить, везде гулять и все
говорить, что захочется; вдобавок ко всему, я очень знал, что мать не будет заниматься и разговаривать со мною так, как в Багрове, потому что ей будет некогда, потому что она или будет сидеть в гостиной, на балконе, или будет гулять в саду с бабушкой и гостями, или к ней станут приходить гости; слово «гости» начинало делаться мне противным…
— Всегда он мне не нравился, этот
ястреб рыжий! —
говорил Кожемякин, тихо и жалобно. — Прогоню вот ею завтра, и — поглядим!
Совсем другое представляет охота за перепелками с мелкими
ястребами третьего разряда, которые и называются перепелятниками; об них и об охоте с ними
поговорю я подробно.
Все, что я стану
говорить о наружном виде ястребов-перепелятников, об их выкармливанье, вынашиванье и проч., совершенно прилагается и к двум первым родам. Перепелятники, пером светло-серые, называются чисторябыми; они бывают посветлее и потемнее. Оренбургские охотники приписывают это различие в пере (то есть в цвете ястребиной крыши) влиянию дерев, на которых они вывелись, и потому светлых называют березовиками, а темных — дубовиками.
Несмотря на то, что охотник его был человек самый простой и грубый, он плакал о своем лихом поседелом ловце и всегда
говорил: «Нет, мне уж не нажить такого
ястреба».
У сильных
ястребов, даже у несытых, встречается иногда особенный недостаток: они носят,
говоря по-охотничьи, то есть, поймав перепелку, не сейчас опускаются на землю, а летят с нею сажен пятьдесят, а иногда сто, и потом опускаются — это очень скучно и утомительно.
Вынутых ястребят сажают в просторную клетку из прутиков или из сетки, а если они очень малы, то сначала кладут в круглое лукошко, в котором они, как в гнезде, станут сидеть смирно, плотно прижавшись друг к другу; даже кормят их из рук рубленым свежим мясом каких-нибудь птиц: голуби и воробьи считаются самою здоровою пищею, которою скоро поправить слишком исхудавших
ястребов, нателить,
говоря по-охотничьи.
— Тут же таки. На другой день уж всю это свою козью прыть показала. На другой день я, по обнаковению, в свое время встала, сама поставила самовар и села к чаю около ее постели в каморочке, да и
говорю: «Иди же, —
говорю, — Леканида Петровна, умывайся да богу молись, чай пора пить». Она, ни слова не
говоря, вскочила и, гляжу, у нее из кармана какая-то бумажка выпала. Нагинаюсь я к этой бумажке, чтоб поднять ее, а она вдруг сама, как
ястреб, на нее бросается.
— Ну, поторговали! —
говорит ему Малахин, смеясь. — Променяли козу на
ястреба. Как же, ехали сюда — было мясо по три девяносто, а приезжаем — оно уж по три с четвертаком.
Говорят, опоздали, было бы тремя днями раньше приезжать, потому что теперь на мясо спрос не тот, Филиппов пост пришел… А? Чистая катавасия! На каждом быке взял убытку четырнадцать рублей. Да вы посудите: провоз быка сколько стоит? Пятнадцать рублей тарифа, да шесть рублей кладите на каждого быка — шахер-махер, взятки, угощения, то да се…
— По письму Петра Спиридоныча, что про вас пишет, да опять же наслышана будучи про вас от батюшки Ивана Матвеича [Беглый поп, по фамилии
Ястребов, живший на Рогожском кладбище и пользовавшийся уважением старообрядцев.] да от матушки Пульхерии, не обинуясь всю правду буду
говорить тебе, Василий Борисыч…
Уж как по небу, небу синему
В облаках, в небесах лебедь белая,
Лебедь белая, одинокая,
Все носилася, все резвилася…
Вдруг отколь не возьмись, коршун-батюшка,
Коршун-батюшка,
ястреб быстренький,
Он нагнал, нагнал лебедь белую,
Лебедь белую, что снежиночка…
Размахнул крылом,
говорил тишком:
За тобой одной я гоняюся,
Я гоняюся, да без устали,
За моей душой, за зазнобушкой…