Неточные совпадения
— Ну, иной раз и сам: правда, святая правда! Где бы помолчать, пожалуй, и пронесло бы, а тут зло возьмет, не вытерпишь, и пошло! Сама посуди: сядешь в угол, молчишь: «Зачем сидишь, как чурбан, без
дела?» Возьмешь
дело в руки: «Не трогай, не суйся, где не спрашивают!» Ляжешь: «Что все валяешься?» Возьмешь кусок в рот: «Только жрешь!» Заговоришь: «Молчи лучше!» Книжку возьмешь: вырвут из рук да
швырнут на пол! Вот мое житье — как перед Господом Богом! Только и света что в палате да по добрым людям.
— А! Это другое
дело. Значит, вы не знаете, что Безак схватил Савицкого за ухо и
швырнул в каталажку… Идите домой и зовите товарищей
на улицу.
Тогда они
делили лапти, отдавая нам половину, и — начинался бой. Обыкновенно они выстраивались
на открытом месте, мы, с визгом, носились вокруг их,
швыряя лаптями, они тоже выли и оглушительно хохотали, когда кто-нибудь из нас
на бегу зарывался головою в песок, сбитый лаптем, ловко брошенным под ноги.
— Подбери подушки и всё да поклади
на печь! Надумал тоже: подушками
швырять! Твое это
дело? И тот, старый бес, разошелся, — дурак!
— Тоже и товарища привели! — нечего сказать! — заговорила Тамара насмешливо и сердито. — Я думала, он в самом
деле мужчина, а это девчонка какая-то! Скажите, пожалуйста, жалко ему свою невинность потерять. Тоже нашел сокровище! Да возьми назад, возьми свои два рубля! — закричала она вдруг
на Петрова и
швырнула на стол две монеты. — Все равно отдашь их горняшке какой-нибудь! А то
на перчатки себе прибереги, суслик!
— Нет, нет, конечно, меньше. Вы с ними знакомы, и, может быть, даже сама Наталья Николаевна вам не раз передавала свои мысли
на этот счет; а это для меня главное руководство. Вы можете мне много помочь;
дело же крайне затруднительное. Я готов уступить и даже непременно положил уступить, как бы ни кончились все прочие
дела; вы понимаете? Но как, в каком виде сделать эту уступку, вот в чем вопрос? Старик горд, упрям; пожалуй, меня же обидит за мое же добродушие и
швырнет мне эти деньги назад.
В течение первого
дня он раза два подшутил над Максимом, а вечером, в кухне, уже сидел
на корточках перед его сундуком, разбирал книжки и, небрежно
швыряя их
на пол, говорил...
Но порой — особенно во
дни неудач — эта грусть перерождалась у Ильи в досадное, беспокойное чувство. Курочки, коробочки и яички раздражали, хотелось
швырнуть их
на пол и растоптать. Когда это настроение охватывало Илью, он молчал, глядя в одну точку и боясь говорить, чтоб не обидеть чем-нибудь милых людей. Однажды, играя в карты с хозяевами, он, в упор глядя в лицо Кирика Автономова, спросил его...
— Вот оно что!.. — проговорил он, тряхнув головой. — Ну, ты не того, — не слушай их. Они тебе не компания, — ты около них поменьше вертись. Ты им хозяин, они — твои слуги, так и знай. Захочем мы с тобой, и всех их до одного
на берег
швырнем, — они дешево стоят, и их везде как собак нерезаных. Понял? Они про меня много могут худого сказать, — это потому они скажут, что я им — полный господин. Тут все
дело в том завязло, что я удачливый и богатый, а богатому все завидуют. Счастливый человек — всем людям враг…
Персиков ухватился одной рукой за карточку, чуть не перервал ее пополам, а другой
швырнул пинцет
на стол.
На карточке было приписано кудрявым почерком: «Очень прошу и извиняюсь, принять меня, многоуважаемый профессор
на три минуты по общественному
делу печати и сотрудник сатирического журнала «Красный ворон», издания ГПУ».
Три раза со своей артелью, состоявшей исключительно из татар, отплывал он от берега и три раза возвращался обратно
на веслах с большими усилиями, проклятиями и богохульствами, делая в час не более одной десятой морского узла. В бешенстве, которое может быть понятно только моряку, он срывал прикрепленный
на носу образ Николая, Мир Ликийских чудотворца,
швырял его
на дно лодки, топтал ногами и мерзко ругался, а в это время его команда шапками и горстями вычерпывала воду, хлеставшую через борт.
Это письмо Павел отправил и принялся читать какую-то книгу, но через четверть часа
швырнул ее, лег вниз лицом
на кровать и почти целый
день пролежал в таком положении.
Жалко стало мне человеческого лица, былой его красоты, сел я
на лавку и заплакал над собою, как ребёнок обиженный, а после слёз петля явилась стыдным
делом, насмешкой надо мной. Обозлился я, сорвал её и
швырнул угол. Смерть — тоже загадка, а я — разрешение жизни искал.
Один из них, косоглазый и с рваною ноздрей, то и
дело начинал наигрывать
на гармонии и напевать диким голосом какие-то песни; но ветер скоро обрывал эти резкие звуки, разнося и
швыряя их по широкой и мутной реке.
Владимир Иваныч(довольно сурово). Что у вас за
дела такие спешные? (Шуберский
на это молча подает ему бумаги. Владимир Иваныч, подписывая эти бумаги.) Это все пустяки какие-то, подтверждения!.. Разве они не могли полежать, пока я приеду? (Почти
швыряет к Шуберскому подписанные бумаги.)
Чухонец чему-то удивлялся, идиотски-широко улыбался, когда восклицал «га!», и то и
дело продувал свою вонючую трубку. Климов, которому нездоровилось и тяжело было отвечать
на вопросы, ненавидел его всей душой. Он мечтал о том, что хорошо бы вырвать из его рук сипевшую трубку и
швырнуть ее под диван, а самого чухонца прогнать куда-нибудь в другой вагон.
С детства знакомая со всеми достоверными преданиями о чертях и их разнообразных проделках в христианских жилищах, Марья Матвеевна хотя и слыхала, что черти чем попало швыряются, но она, по правде сказать, думала, что это так только говорится, но чтобы черт осмеливался бушевать и
швырять в людей каменьями, да еще среди белого
дня — этого она не ожидала и потому не удивительно, что у нее опустились руки, а освобожденная из них девочка тотчас же выскочила и, ища спасения, бросилась
на двор и стала метаться по закуткам.
Когда Мигурского увели, оставшийся один Трезорка, махая хвостиком, стал ласкаться к нему. Он привык к нему во время дороги. Казак вдруг отслонился от тарантаса, сорвал с себя шапку,
швырнул ее изо всех сил наземь, откинул ногой от себя Трезорку и пошел в харчевню. В харчевне он потребовал водки и пил
день и ночь, пропил все, что было у него и
на нем, и только
на другую ночь, проснувшись в канаве, перестал думать о мучившем его вопросе: хорошо ли он сделал, донеся начальству о полячкином муже в ящике?