Неточные совпадения
Она бы тотчас разлюбила человека, если б он не пал к ее ногам, при удобном случае, если б не клялся ей всеми силами души, если б осмелился не сжечь и испепелить ее в своих объятиях, или дерзнул бы, кроме
любви, заняться другим делом, а не пил бы только
чашу жизни по капле в ее слезах и поцелуях.
Ей живо представилось, как в радуницу, перед самой свадьбой, она, по обычаю сирот, пошла на могилу матери, поставила под крестом
чашу с красными яйцами, мысленно христосовалась с матерью и просила благословения на
любовь и союз с Морозовым.
Напрасно хочет он забыть свои преждевременные опасения, напрасно хочет упиться вином
любви: в ту самую минуту, когда уста его уже отваживаются прикоснуться к
чаше, вдруг что-то словно кольнет его в бок: «А про земские-то учреждения и забыл?»
Теперь — пора! заветный дар
любви,
Переходи сегодня в
чашу дружбы.
Бейгуш жадно впивал теперь жизнь, полную
любви, наслаждения и тихих семейных радостей. Ему так сильно хотелось взять от этой жизни все, что только можно взять, все, что только может она дать ему, хотелось до последней капли осушить эту
чашу, чтобы потом разбить ее вдребезги, но зато чтобы впоследствии, при иной, грядущей, темной и одинокой жизни, было чем помянуть эти немногие, но хорошие, светлые минуты!
Но подивитесь же, какая с самим с ним произошла глупость: по погребении Катерины Астафьевны, он, не зная как с собой справиться и все-таки супротив самой натуры своей строптствуя, испил до дна тяжелую
чашу испытания и, бродя там и сям, очутился ночью на кладбище, влекомый, разумеется, существующею силой самой
любви к несуществующему уже субъекту, и здесь он соблаговолил присесть и, надо думать не противу своей воли, просидел целую ночь, припадая и плача (по его словам от того будто, что немножко лишнее на нутро принял), но как бы там ни было, творя сей седален на хвалитех, он получил там сильную простуду и в результате оной перекосило его самого, как и его покойницу Катерину Астафьевну, но только с сообразным отличием, так что его отец Кондратий щелкнул не с правой стороны на левую, а с левой на правую, дабы он, буде вздумает, мог бы еще правою рукой перекреститься, а левою ногой сатану отбрыкнуть.
Презрение и ненависть, тоска и
любовь, гнев и смех, горький, как полынь, — вот чем до краев была налита поднесенная Мне
чаша… нет, еще хуже, еще горче, еще смертельнее!
Так, раздражая себя по ночам, Татьяна Берестова дошла до страшной ненависти к княгине Вассе Семеновне и даже к когда-то горячо ею любимой княжне Людмиле. Эта ненависть росла день изо дня еще более потому, что не смела проявляться наружу, а напротив, должна была тщательно скрываться под маской почтительной и даже горячей
любви по адресу обеих ненавидимых Татьяной Берестовой женщин. Нужно было одну каплю, чтобы
чаша переполнилась и полилась через край. Эта капля явилась.
В слове кого заключалась дьявольская ирония. Подобные слова отнимают несколько лет жизни у человека, на которого устремлены; они сушат сердце, растравляют жизнь; воспоминание о них поднимает волос дыбом посреди пирушки, когда ходит
чаша круговая, пронимает дрожью и в объятиях
любви.
Чаша горечи жизни этого человека, далеко не дурного по натуре своей, но лишь неудавшеюся
любовью сбитого с прямого пути, не бывшего в силах совладать с своим сердцем и заглушить в нем неудовлетворенную страсть, настолько переполнилась, что он не мог вспомнить без ненависти своего благодетеля, князя Василия, которому он был предан когда-то всей душой.