Неточные совпадения
Гласит
Та грамота: «Татарину
Оболту Оболдуеву
Дано суконце доброе,
Ценою в два
рубля:
Волками и лисицами
Он тешил государыню,
В день царских именин
Спускал медведя дикого
С своим, и Оболдуева
Медведь тот ободрал…»
Ну, поняли, любезные?»
— Как не понять!
Когда Левин взял именье в управление, он, осмотрев покосы, нашел, что они стоят дороже, и назначил
цену за десятину двадцать пять
рублей.
Впрочем, чтобы успокоить ее, он дал ей какой-то лист в
рубль ценою.
Цена один
рубль пятьдесят копеек.
Не хватало рук для жатвы: соседний однодворец, с самым благообразным лицом, порядился доставить жнецов по два
рубля с десятины и надул самым бессовестным образом; свои бабы заламывали
цены неслыханные, а хлеб между тем осыпался, а тут с косьбой не совладели, а тут Опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, возглавлявшее Московский воспитательный дом, при котором была ссудная касса, производившая разного рода кредитные операции: выдачу ссуд под залог имений, прием денежных сумм на хранение и т.д.] грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процентов…
— Пять тысяч
рублей ассигнациями мой дед заплатил в приданое моей родительнице. Это хранилось до сих пор в моей вотчине, в спальне покойницы. Я в прошедшем месяце под секретом велел доставить сюда; на руках несли полтораста верст; шесть человек попеременно, чтоб не разбилось. Я только новую кисею велел сделать, а кружева — тоже старинные: изволите видеть — пожелтели. Это очень ценится дамами, тогда как… — добавил он с усмешкой, — в наших глазах не имеет никакой
цены.
«Домашний альбом, в красном сафьяне, подержанный, с рисунками акварелью и тушью, в футляре из резной слоновой кости, с серебряными застежками —
цена два
рубля!»
Барин помнит даже, что в третьем году Василий Васильевич продал хлеб по три
рубля, в прошлом дешевле, а Иван Иваныч по три с четвертью. То в поле чужих мужиков встретит да спросит, то напишет кто-нибудь из города, а не то так, видно, во сне приснится покупщик, и
цена тоже. Недаром долго спит. И щелкают они на счетах с приказчиком иногда все утро или целый вечер, так что тоску наведут на жену и детей, а приказчик выйдет весь в поту из кабинета, как будто верст за тридцать на богомолье пешком ходил.
— Чувствую вину… — злобно передразнила она. — Тогда не чувствовал, а сунул сто
рублей. Вот — твоя
цена…
Я ему на это и отмочил: «А ты, говорю, без Бога-то, сам еще на говядину
цену набьешь, коль под руку попадет, и наколотишь
рубль на копейку».
Лет 20 назад беличья шкурка стоила 20 копеек. По мере спроса на ее мех
цена на него возрастала и ныне доходит до трех
рублей за штуку.
Он запросил с меня пятьдесят
рублей ассигнациями —
цену громадную; я предложил ему десять
рублей —
цену низкую.
Панты эти были проданы по очень низкой
цене — за 870
рублей.
Будут деньги, будут. В конце октября санный путь уж установился, и Арсений Потапыч то и дело посматривает на дорогу, ведущую к городу. Наконец приезжают один за другим прасолы, но
цены пока дают невеселые. За четверть ржи двенадцать
рублей, за четверть овса — восемь
рублей ассигнациями. На первый раз, впрочем, образцовый хозяин решается продешевить, лишь бы дыры заткнуть. Продал четвертей по пятидесяти ржи и овса, да маслица, да яиц — вот он и с деньгами.
На рисунке проставлялась
цена, которую получал художник за свою акварель, — от
рубля до пяти.
Каждая из этих фирм ежегодно издавала по десяти и более «званий», то есть наименований книг, — от листовки до книжки в шесть и более листов, в раскрашенной обложке, со страшным заглавием и
ценою от полутора
рублей за сотню штук.
Цена была неслыханная, и, кроме того, по расценке выставочной комиссии, она объявлена была в сто
рублей. На это указали Волгужеву.
Но не прошло двух недель, как
цена сразу поднялась на два
рубля с мешка, — другими словами, подожди он две недели, и это дало бы шестьдесят тысяч чистого барыша.
Все станицы походили одна на другую, и везде были одни и те же порядки. Не хватало рук, чтобы управиться с землей, и некому ее было сдавать, — арендная плата была от двадцати до пятидесяти копеек за десятину. Прямо смешная
цена… Далеко ли податься до башкир, и те вон сдают поблизости от заводов по три
рубля десятина. Казачки-то, пожалуй, похуже башкир оказали себя.
Старички заломили по
рублю на человека, —
цена неслыханная, чудовищная.
Вихров, сверх ряженой
цены, дал ему еще десять
рублей.
— Э-э, постой-ка, любезный, — начальственным басом протянул толстый господин в золотых очках. — Ты бы лучше не ломался, мой милый, вот что тебе скажу. Собаке твоей десять
рублей красная
цена, да еще вместе с тобой на придачу… Ты подумай, осел, сколько тебе дают!
Сначала запросили дороже, чем в лавках; но потом, впрочем не без труда, уходя несколько раз, я довела купца до того, что он сбавил
цену и ограничил свои требования только десятью
рублями серебром.
Цена всех одиннадцати книг, присовокупив сюда издержки на переплет, была по крайней мере
рублей шестьдесят.
— На какую
цену? — спросила дама, быстрой ловко перебирая руками в митенках, с опухшими сочленениями пальцев, рамки разных фасонов. — Эти на 50 копеек, а эти подороже. А вот это очень миленький, новый фасон,
рубль двадцать.
Разговаривая с ней за ужином, я вижу, как этот взор беспрестанно косит во все стороны, и в то время, когда, среди самой любезной фразы, голос ее внезапно обрывается и принимает тоны надорванной струны, я заранее уж знаю, что кто-нибудь из приглашенных взял два куска жаркого вместо одного, или что лакеи на один из столов, где должно стоять кагорское,
ценою не свыше сорока копеек, поставил шато-лафит в
рубль серебром.
Цена-то сегодня полтина, а завтра она
рубль; ты думаешь, как бы тебе польза, аи выходит, что тебе же шею наколотят; вот и торгуй!
— Какая земля, такая и
цена. И сто
рублей на дороге не валяются. Со стами-то
рублями мужичок все хозяйство оборудует, да еще останется.
Господа, которые тут стояли, и пошли на нее вперебой торговаться: один дает сто
рублей, а другой полтораста и так далее, всё большую друг против друга
цену нагоняют.
Прежде всего они удостоверились, что у нас нет ни чумы, ни иных телесных озлоблений (за это удостоверение нас заставляют уплачивать в петербургском германском консульстве по 75 копеек с паспорта, чем крайне оскорбляются выезжающие из России иностранцы, а нам оскорбляться не предоставлено), а потом сказали милостивое слово: der Kurs 213 пф., то есть русский
рубль с лишком на марку стоит дешевле против нормальной
цены.
Вопросы эти представляются западному человеку в виде загадки, для объяснения которой он ждет поступков. И, в ожидании их, то прибавит копейку к нашему
рублю, то две копейки убавит, но сразу объявить
рублю цену двугривенный — сомневается…
Отпускной мичман беспрестанно глядел, прищурившись, в свой бинокль и с таким выражением обводил его по всем ложам, что, видимо, хотел заявить эту прекрасную вещь глупой провинциальной публике, которая, по его мнению, таких биноклей и не видывала; но, как бы ради смирения его гордости, тут же сидевший с ним рядом жирный и сильно потевший Михайло Трофимов Папушкин, заплативший, между прочим, за кресло пятьдесят целковых, вдруг вытащил, не умея даже хорошенько в руках держать, свой бинокль огромной величины и
рублей в семьдесят, вероятно,
ценою.
А теперь! голландская рубашка уж торчит из-под драпового с широкими рукавами сюртука, 10-ти рублевая сигара в руке, на столе 6-рублевый лафит, — всё это закупленное по невероятным
ценам через квартермейстера в Симферополе; — и в глазах это выражение холодной гордости аристократа богатства, которое говорит вам: хотя я тебе и товарищ, потому что я полковой командир новой школы, но не забывай, что у тебя 60
рублей в треть жалованья, а у меня десятки тысяч проходят через руки, и поверь, что я знаю, как ты готов бы полжизни отдать за то только, чтобы быть на моем месте.
Иона дергает вожжами и чмокает. Двугривенный
цена не сходная, но ему не до
цены… Что
рубль, что пятак — для него теперь все равно, были бы только седоки… Молодые люди, толкаясь и сквернословя, подходят к саням и все трое сразу лезут на сиденье. Начинается решение вопроса: кому двум сидеть, а кому третьему стоять? После долгой перебранки, капризничанья и попреков приходят к решению, что стоять должен горбач, как самый маленький.
Цены на таких редакторов были разные: от 15
рублей на хозяйских харчах в месяц и выше — до сотен
рублей. Был случай, напечатанный в газетах, что двенадцать редакторов одного и того же петербургского издания одновременно отсиживали в тюрьме трехмесячный стаж.
Огромная
цена билета (три
рубля) способствовала укоренению слуха.
Выступили вперед и извозчики, стали рядиться; брали до Устьева три
рубля. Остальные кричали, что не обидно будет, что это как есть
цена и что отселева до Устьева всё лето за эту
цену возили.
Были и еще пожертвования, хотя и не столь крупные, так что даже приходила мысль сбавить первоначальную
цену билета с трех
рублей на два.
Деревня эта не проезжая, а глухая, и что потому только и приезжают сюда, что здесь пароход останавливается, и что когда пароход не приходит, потому чуть-чуть непогода, так он ни за что не придет, — то наберется народу за несколько дней, и уж тут все избы по деревне заняты, а хозяева только того и ждут; потому за каждый предмет в три
цены берут, и хозяин здешний гордый и надменный, потому что уж очень по здешнему месту богат; у него невод один тысячу
рублей стоит.
Известно было тоже, что сверх положенной
цены состоялись и значительные пожертвования: Варвара Петровна, например, заплатила за свой билет триста
рублей и отдала на украшение залы все цветы из своей оранжереи.
— «Я, нижеподписавшийся, второй гильдии купец и рыбопромышленник, сим удостоверяю, что по здешним
ценам устройство рыбного садка, с посадкою в оный рыбы, стоит пять
рублей на ассигнации».
Но так как г. Перекусихин 1-й назначил за отчуждение
цену десять тысяч
рублей, а г. Парамонов, в виду преклонных его лет, предложил лишь пятьсот
рублей, то дело до времени разошлось.
Плюнет один раз — выйдет просто мадера (
цена 40 к.); плюнет два раза — выйдет цвеймадера (
цена от 40 коп. до
рубля); плюнет три раза — выйдет дреймадера (
цена от 1 р. 50 к. и выше, ежели, например, мадера столетняя).
— По здешнему месту один вал десяти
рублей стоит, а кабы в Москву, так и
цены бы ему, кажется, не было! Ведь это — какой вал! его на тройке только-только увезти! да еще другой вал, потоньше, да бревно, да семеричок, да дров, да сучьев… ан дерево-то, бедно-бедно, в двадцати
рублях пойдет.
— Этой бумаге сто
рублей цена!
Поразительнейшим примером такого лицемерия были заботы русских землевладельцев во время последнего года о борьбе с голодом, который они-то и произвели и которым они тут же пользовались, продавая не только хлеб по самой высокой
цене, но картофельную ботву по 5
рублей за десятину на топливо мерзнущим крестьянам.
Если же не всякий раз приходится сажать в тюрьму, бить и убивать людей, когда собирается землевладельцем аренда за землю и нуждающийся в хлебе платит обманувшему его купцу тройную
цену, и фабричный довольствуется платой пропорционально вдвое меньшей дохода хозяина, и когда бедный человек отдает последний
рубль на пошлину и подати, то происходит это оттого, что людей уже так много били и убивали за их попытки не делать того, чего от них требуется, что они твердо помнят это.
За него — сторицей надобно и чтобы
цена ему всегда в гору шла; тут бы соревнование устроить: ты меня на три копейки обрадовал, а я тебя на три
рубля, ты меня за то — на тридцать, а я тебя — на триста, — вот это игра!
Рынок невольниц в Алжире или Тунисе, по желанию почтенной публики. Поцелуй Лизаньки продается с аукциона! Основная
цена пять…
рублей.
Лесы шелковые и нитяные в России не приготовляются на продажу; они получаются из Англии и Австрии; с крючком, наплавком и грузилом они продаются в магазинах не менее двух
рублей пятидесяти копеек ассигнациями —
цена слишком высокая.