Неточные совпадения
Говор народа, топот лошадей и телег, веселый свист перепелов, жужжание насекомых, которые неподвижными стаями вились в воздухе, запах полыни, соломы и лошадиного пота, тысячи различных
цветов и теней, которые разливало палящее солнце по светло-желтому жнивью, синей дали леса и бело-лиловым
облакам, белые паутины, которые носились в воздухе или ложились по жнивью, — все это я видел, слышал и чувствовал.
Тени колебались, как едва заметные отражения осенних
облаков на темной воде реки. Движение тьмы в комнате, становясь из воображаемого действительным, углубляло печаль. Воображение, мешая и спать и думать, наполняло тьму однообразными звуками, эхом отдаленного звона или поющими звуками скрипки, приглушенной сурдинкой. Черные стекла окна медленно линяли, принимая
цвет олова.
Был вечер, удушливая жара предвещала грозу; в небе,
цвета снятого молока, пенились сизоватые клочья
облаков; тени скользили по саду, и было странно видеть, что листва неподвижна.
«В ней действительно есть много простого, бабьего. Хорошего, дружески бабьего», — нашел он подходящие слова. «Завтра уедет…» — скучно подумал он, допил вино, встал и подошел к окну. Над городом стояли
облака цвета красной меди, очень скучные и тяжелые. Клим Самгин должен был сознаться, что ни одна из женщин не возбуждала в нем такого волнения, как эта — рыжая. Было что-то обидное в том, что неиспытанное волнение это возбуждала женщина, о которой он думал не лестно для нее.
Раскрашенный в
цвета осени, сад был тоже наполнен красноватой духотой; уже несколько дней жара угрожала дождями, но ветер разгонял
облака и, срывая желтый лист с деревьев, сеял на город пыль.
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали, над зубчатой стеной елового леса краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел
облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную массу
цвета кровельного железа, что можно было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
Солнце, освещая пыль в воздухе, окрашивало его в розоватый
цвет, на розоватом зеркале озера явились две гряды перистых
облаков, распростертых в небе, точно гигантские крылья невидимой птицы, и, вплывая в отражения этих
облаков, лебеди становились почти невидимы.
Она встала, выпрямилась, глядя в окно, на
облака цвета грязного льда, а Самгин сердито сказал...
За спиною Самгина открылась дверь и повеяло крепкими духами. Затем около него явилась женщина среднего роста, в пестром
облаке шелка, кружев, в меховой накидке на плечах, в тяжелой чалме волос, окрашенных в рыжий
цвет, румяная, с задорно вздернутым носом, синеватыми глазами, с веселой искрой в них. Ее накрашенный рот улыбался, обнажая мелкие мышиные зубы, вообще она была ослепительно ярка.
Вот и сегодня то же: бледно-зеленый, чудесный, фантастический колорит, в котором есть что-то грустное; чрез минуту зеленый
цвет перешел в фиолетовый; в вышине несутся клочки бурых и палевых
облаков, и наконец весь горизонт облит пурпуром и золотом — последние следы солнца; очень похоже на тропики.
Только сад не только не обветшал, но разросся, сросся и теперь был весь в
цвету; из-за забора видны были, точно белые
облака, цветущие вишни, яблони и сливы.
Плохонький зал, переделанный из какой-то оранжереи, был скупо освещен десятком ламп; по стенам висели безобразные гирлянды из еловой хвои, пересыпанной бумажными
цветами. Эти гирлянды придавали всему залу похоронный характер. Около стен, на вытертых диванчиках, цветной шпалерой разместились дамы; в глубине, в маленькой эстраде, заменявшей сцену, помещался оркестр; мужчины жались около дверей. Десятка два пар кружились по залу, подымая
облако едкой пыли.
Внутренность рощи, влажной от дождя, беспрестанно изменялась, смотря по тому, светило ли солнце, или закрывалось
облаком; она то озарялась вся, словно вдруг в ней все улыбнулось: тонкие стволы не слишком частых берез внезапно принимали нежный отблеск белого шелка, лежавшие на земле мелкие листья вдруг пестрели и загорались червонным золотом, а красивые стебли высоких кудрявых папоротников, уже окрашенных в свой осенний
цвет, подобный
цвету переспелого винограда, так и сквозили, бесконечно путаясь и пересекаясь перед глазами; то вдруг опять все кругом слегка синело: яркие краски мгновенно гасли, березы стояли все белые, без блеску, белые, как только что выпавший снег, до которого еще не коснулся холодно играющий луч зимнего солнца; и украдкой, лукаво, начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь.
Золотистым отливом сияет нива; покрыто
цветами поле, развертываются сотни, тысячи
цветов на кустарнике, опоясывающем поле, зеленеет и шепчет подымающийся за кустарником лес, и он весь пестреет
цветами; аромат несется с нивы, с луга, из кустарника, от наполняющих лес
цветов; порхают по веткам птицы, и тысячи голосов несутся от ветвей вместе с ароматом; и за нивою, за лугом, за кустарником, лесом опять виднеются такие же сияющие золотом нивы, покрытые
цветами луга, покрытые
цветами кустарники до дальних гор, покрытых лесом, озаренным солнцем, и над их вершинами там и здесь, там и здесь, светлые, серебристые, золотистые, пурпуровые, прозрачные
облака своими переливами слегка оттеняют по горизонту яркую лазурь; взошло солнце, радуется и радует природа, льет свет и теплоту, аромат и песню, любовь и негу в грудь, льется песня радости и неги, любви и добра из груди — «о земля! о нега! о любовь! о любовь, золотая, прекрасная, как утренние
облака над вершинами тех гор»
В тихой ночи красные
цветы его
цвели бездымно; лишь очень высоко над ними колебалось темноватое
облако, не мешая видеть серебряный поток Млечного Пути.
Белый
цвет — это
цвет холодного снега,
цвет высочайших
облаков, которые плывут в недосягаемом холоде поднебесных высот, —
цвет величавых и бесплодных горных вершин…
Под влиянием этого чувства я тоже умерил свою резвость. Применяясь к тихой солидности нашей дамы, оба мы с Валеком, усадив ее где-нибудь на траве, собирали для нее
цветы, разноцветные камешки, ловили бабочек, иногда делали из кирпичей ловушки для воробьев. Иногда же, растянувшись около нее на траве, смотрели в небо, как плывут
облака высоко над лохматою крышей старой «каплицы», рассказывали Марусе сказки или беседовали друг с другом.
Лодка выехала в тихую, тайную водяную прогалинку. Кругом тесно обступил ее круглой зеленой стеной высокий и неподвижный камыш. Лодка была точно отрезана, укрыта от всего мира. Над ней с криком носились чайки, иногда так близко, почти касаясь крыльями Ромашова, что он чувствовал дуновение от их сильного полета. Должно быть, здесь, где-нибудь в чаще тростника, у них были гнезда. Назанский лег на корму навзничь и долго глядел вверх на небо, где золотые неподвижные
облака уже окрашивались в розовый
цвет.
Облака задернули месяц; ветер потряс вершины лип, и благовонным дождем посыпались
цветы на князя и на Елену. Закачалися старые ветви, будто желая сказать: на кого нам
цвести, на кого зеленеть! Пропадет даром добрый молодец, пропадет и его полюбовница!
Вода тоже сера и холодна; течение ее незаметно; кажется, что она застыла, уснула вместе с пустыми домами, рядами лавок, окрашенных в грязно-желтый
цвет. Когда сквозь
облака смотрит белесое солнце, все вокруг немножко посветлеет, вода отражает серую ткань неба, — наша лодка висит в воздухе между двух небес; каменные здания тоже приподнимаются и чуть заметно плывут к Волге, Оке. Вокруг лодки качаются разбитые бочки, ящики, корзины, щепа и солома, иногда мертвой змеей проплывет жердь или бревно.
Он тут описывал красу природы,
цвет розо-желтый
облаков, и потом свою дружбу с Борноволоковым, и свои блестящие надежды на служебную карьеру, и наследство в Самарской губернии, а в конце прибавлял легкий эскиз виденного им вчера старогородского общества, которое раскритиковал страшно и сделал изъятие для одной лишь почтмейстерши.
Это было торжественное шествие царицы, для которой светило солнце,
цветы лили свой аромат, благоговейно шептали деревья, а воздух окружал светлым
облаком…
Разорванные в нескольких местах порывами ветра, они точно обрушились, но остановленные посреди падения, мигом превратились в груды фантастических развалин, которые продолжали двигаться, меняя с каждою секундой свой
цвет, величину и очертание: то падали они друг на дружку, смешивались, растягивались тяжелыми закругленными массами и принимали вид исполинских темно-синих чудовищ, плавающих по разъяренному морю; то росли, вздымались, как горные хребты, и медленно потом расходились, открывая глубокие долины и пропасти, на дне которых проносились клочки других
облаков; то снова все это смешивалось в один неопределенный хаос, полный страшного движения…
Вот как это было: пировал Тимур-бек в прекрасной долине Канигула, покрытой
облаками роз и жасмина, в долине, которую поэты Самарканда назвали «Любовь
цветов» и откуда видны голубые минареты великого города, голубые купола мечетей.
Сизые камни смотрят из виноградников, в густых
облаках зелени прячутся белые дома, сверкают на солнце стекла окон, и уже заметны глазу яркие пятна; на самом берегу приютился среди скал маленький дом, фасад его обращен к морю и весь завешен тяжелою массою ярко-лиловых
цветов, а выше, с камней террасы, густыми ручьями льется красная герань.
Там, на высоте шестисот метров, накрыт
облаком заброшенный маленький монастырь [Санта Мария ди Четрелла.] и — кладбище, тоже маленькое, могилы на нем подобны цветочным грядам, их немного, и в них, под
цветами, — все монахи этого монастыря. Иногда его серые стены выглядывают из
облака, точно прислушиваясь к тому, что творится внизу.
Заходило солнце, в небе тоже пылал огромный огненный костер, окрашивая
облака в
цвет крови.
День был жаркий, серебряные
облака тяжелели ежечасно; и синие, покрытые туманом, уже показывались на дальнем небосклоне; на берегу реки была развалившаяся баня, врытая в гору и обсаженная высокими кустами кудрявой рябины; около нее валялись груды кирпичей, между коими вырастала высокая трава и желтые
цветы на длинных стебельках.
Они беседовали до полуночи, сидя бок о бок в тёплой тишине комнаты, — в углу её колебалось мутное
облако синеватого света, дрожал робкий
цветок огня. Жалуясь на недостаток в детях делового задора, Артамонов не забывал и горожан...
Погода к вечеру разгулялась; по синему небу белыми шапками плыли вереницы
облаков; лес и трава блестели самыми свежими
цветами.
Замолкнул соловей, поблекнули
цветы,
Подернулися звезды
облаками…
Скажи, погибший брат, чего здесь хочешь ты
И что есть общего меж нами?
Чтоб я нагнал темное
облако на твое ясное, безмятежное счастие, чтоб я, горько упрекнув, нагнал тоску на твое сердце, уязвил его тайным угрызением и заставил его тоскливо биться в минуту блаженства, чтоб я измял хоть один из этих нежных
цветков, которые ты вплела в свои черные кудри, когда пошла вместе с ним к алтарю…
Вдруг она вырвалась из их толпы, и море — бесконечное, могучее — развернулось перед ними, уходя в синюю даль, где из вод его вздымались в небо горы
облаков — лилово-сизых, с желтыми пуховыми каймами по краям, зеленоватых,
цвета морской воды, и тех скучных, свинцовых туч, что бросают от себя такие тоскливые, тяжелые тени.
Облака ползли медленно, то сливаясь, то обгоняя друг друга, мешали свои
цвета и формы, поглощая сами себя и вновь возникая в новых очертаниях, величественные и угрюмые…
Изобразивши художественным образом красу природы, неба,
цвет розово-желтый
облаков, или совершивши глубокий анализ какого-нибудь перегороженного сердца, или трогательно рассказавши историю будочника, вынувшего пятак из кармана пьяного мужика, литератор воображает, что он уж невесть какой подвиг совершил и что от его создания произойдут для народа последствия неисчислимые.
Ольга Михайловна сидела по сю сторону плетня, около шалаша. Солнце пряталось за
облаками, деревья и воздух хмурились, как перед дождем, но, несмотря на это, было жарко и душно. Сено, скошенное под деревьями накануне Петрова дня, лежало неубранное, печальное, пестрея своими поблекшими
цветами и испуская тяжелый приторный запах. Было тихо. За плетнем монотонно жужжали пчелы…
Святого Неофита указано с птицею-голубем писать; Конона Градаря с
цветком, Тимофея с ковчежцем, Георгия и Савву Стратилата с копьями, Фотия с корнавкой, а Кондрата с
облаками, ибо он
облака воспитывал, но всякий изограф волен это изобразить как ему фантазия его художества позволит, и потому опять не могу я знать, как тот ангел писан, которого надо подменить.
Солнце между тем садилось, слегка золотя ярко-розовым
цветом края кучковатых
облаков, скопившихся на горизонте.
Запад пылал целым пожаром ярко-пурпуровых и огненно-золотых красок; немного выше эти горячие тона переходили в дымно-красные, желтые и оранжевые оттенки, и только извилистые края прихотливых
облаков отливали расплавленным серебром; еще выше смугло-розовое небо незаметно переходило в нежный зеленоватый, почти бирюзовый
цвет.
Небо было ясное, чистое, нежно-голубого
цвета. Легкие белые
облака, освещенные с одной стороны розовым блеском, лениво плыли в прозрачной вышине. Восток алел и пламенел, отливая в иных местах перламутром и серебром. Из-за горизонта, точно гигантские растопыренные пальцы, тянулись вверх по небу золотые полосы от лучей еще не взошедшего солнца.
И тихо осеняет их радостный Ярило спелыми колосьями и алыми
цветами. В свежем утреннем воздухе, там, высоко, в голубом небе, середь легких перистых
облаков, тихо веет над Матерью Сырой Землей белоснежная, серебристая объярь Ярилиной ризы, и с недоступной высоты обильно льются светлые потоки любви и жизни.
Максим тронул вожжи, чмокнул, и бричка с шумом покатила дальше. А жена всё еще говорила, что резать кулич, не доехав до дому, — грех и непорядок, что всё должно иметь свое место и время. На востоке, крася пушистые
облака в разные
цвета, засияли первые лучи солнца; послышалась песня жаворонка. Уж не один, три коршуна, в отдалении друг от друга, носились над степью. Солнце пригрело чуть-чуть, и в молодой траве затрещали кузнечики.
Студент сконфузился и уж не трогал его всю дорогу. Утро наступало быстро. Месяц побледнел и слился с мутным, серым небом,
облако всё стало желто, звезды потухли, но восток всё еще был холоден, такого же
цвета, как и всё небо, так что не верилось, что за ним пряталось солнце…
Солнце только что выплыло из-за горизонта, переливавшего золотисто-пурпурными
цветами, и, ослепительное, медленно поднималось по голубому небосклону, то прячась в белоснежных перистых, быстро несущихся
облаках, то снова показываясь из-за них и заливая блеском полосу моря, на котором сверкали зайчики. Ветер заметно стихал, и скоро на обоих спутниках-корветах, почти одновременно, поставили топселя и лиселя с одной стороны.
Одновременно нижние
облака окрасились в оранжевый
цвет и стали похожими на дым, освещенный заревом пожара.
На одной стороне пруда фарфоровый завод кирпичного
цвета, с высокой трубой и с
облаками черного дыма; на другой стороне — деревня…
Кстати, обрати внимание на ее походку: она всегда как будто идет по
цветам или шествует на
облаках, — легкость и красота необыкновенная!
Тучи — низкие, причудливо-лохматые — горели по всему небу яркими красками. Над головою тянулось большое, расплывающееся по краям,
облако ярко-красного
цвета, далеко на востоке нежно розовели круглые облачка, а их перерезывала черно-лиловая гряда туч.
Облако над головою все краснело, как будто наливалось кроваво-красным светом. Небо, покрытое странными, клубящимися тучами, выглядело необычно и грозно.
Туман уже совершенно поднялся и, принимая формы
облаков, постепенно исчезал в темно-голубой синеве неба; открывшееся солнце ярко светило и бросало веселые отблески на сталь штыков, медь орудий, оттаивающую землю и блестки инея. В воздухе слышалась свежесть утреннего мороза вместе с теплом весеннего солнца; тысячи различных теней и
цветов мешались в сухих листьях леса, и на торной глянцевитой дороге отчетливо виднелись следы шин и подковных шипов.
Иногда бывает, что
облака в беспорядке толпятся на горизонте и солнце, прячась за них, красит их и небо во всевозможные
цвета: в багряный, оранжевый, золотой, лиловый, грязно-розовый; одно облачко похоже на монаха, другое на рыбу, третье на турка в чалме.