Неточные совпадения
Хотя ему и подозрительна была
тишина ее как будто сдерживаемого дыханья и более всего выражение особенной нежности и возбужденности, с которою она, выходя из-за перегородки, сказала ему: «ничего», ему так
хотелось спать, что он сейчас же заснул.
Самгину
хотелось пить,
хотелось неподвижности и
тишины, чтобы в
тишине внимательно взвесить, обдумать бойкие, пестрые мысли Бердникова, понять его, поговорить о Марине.
Она нетерпеливо покачала головой, отсылая его взглядом, потом закрыла глаза, чтоб ничего не видеть. Ей
хотелось бы — непроницаемой тьмы и непробудной
тишины вокруг себя, чтобы глаз ее не касались лучи дня, чтобы не доходило до нее никакого звука. Она будто искала нового, небывалого состояния духа, немоты и дремоты ума, всех сил, чтобы окаменеть, стать растением, ничего не думать, не чувствовать, не сознавать.
Ему
хотелось уехать куда-нибудь еще подальше и поглуше, хоть в бабушкино Новоселово, чтоб наедине и в
тишине вдуматься в ткань своего романа, уловить эту сеть жизненных сплетений, дать одну точку всей картине, осмыслить ее и возвести в художественное создание.
Раздался общий смех. Оказалось, что не он один, все не спали, но никому первому не
хотелось вставать и раскладывать дымокуры. Минуты через две разгорелся костер. Стрелки смеялись друг над другом, опять охали и ругались. Мало-помалу на биваке стала водворяться
тишина. Миллионы комаров и мошек облепили мой комарник. Под жужжание их я начал дремать и вскоре уснул крепким сном.
Прошли две-три минуты — та же
тишина, но вдруг она поклонилась, крепко поцеловала покойника в лоб и, сказав: «Прощай! прощай, друг Вадим!» — твердыми шагами пошла во внутренние комнаты. Рабус все рисовал, он кивнул мне головой, говорить нам не
хотелось, я молча сел у окна.
Но его не видят.
Тишина кажется еще безжизненнее и мертвее от ровного, неуловимого жужжания и вскрикиваний. Становится жутко, томительно, почти страшно.
Хочется как будто проснуться, громко вскрикнуть, застучать, опрокинуть что-нибудь, вообще сделать что-нибудь такое, что промчалось бы по коридорам, ринулось в классные двери, наполнило бы все это здание грохотом, шумом, тревогой…
Мне было лень спросить — что это за дело? Дом наполняла скучная
тишина, какой-то шерстяной шорох,
хотелось, чтобы скорее пришла ночь. Дед стоял, прижавшись спиной к печи, и смотрел в окно прищурясь; зеленая старуха помогала матери укладываться, ворчала, охала, а бабушку, с полудня пьяную, стыда за нее ради, спровадили на чердак и заперли там.
Меня почти до слез волнует красота ночи, волнует эта баржа — она похожа на гроб и такая лишняя на просторе широко разлившейся реки, в задумчивой
тишине теплой ночи. Неровная линия берега, то поднимаясь, то опускаясь, приятно тревожит сердце, — мне
хочется быть добрым, нужным для людей.
Все молчали и думали. После страшных рассказов не
хотелось уж говорить о том, что обыкновенно. Вдруг среди
тишины Вася выпрямился и, устремив свои тусклые глаза в одну точку, навострил уши.
Астров.
Тишина. Перья скрипят, сверчок кричит, Тепло, уютно… Не
хочется уезжать отсюда.
В небе, море и душе —
тишина,
хочется слышать, как всё живое безмолвно поет молитву богу-Солнцу.
Тот ответил ему небрежным, барским кивком головы и, наклонясь над столом, начал писать. Илья стоял. Ему
хотелось сказать что-нибудь этому человеку, так долго мучившему его. В
тишине был слышен скрип пера, из внутренних комнат доносилось пение...
— Мне жить
хочется! — проговорил я искренно. — Жить, жить! Я хочу мира,
тишины, хочу тепла, вот этого моря, вашей близости! О, как бы я хотел внушить и вам эту страстную жажду жизни! Вы только что говорили про любовь, но для меня было бы довольно и одной близости вашей, вашего голоса, выражения лица…
Но досадно
захотелось курить; а когда закуривал и зажег спичку, то вспомнил маузер, и — исчезла
тишина. Пытался Саша, повторив позу, вызвать ушедшее, но ничего не вышло, противно заскакали мысли, и потянуло на народ.
Словно колокол церковный прозвучал в отдалении и стих. Опустил голову и матрос, слышит в
тишине, как побаливает на ноге гниющая ранка, и беспокоится: не доходит ли тяжкий запах до Жегулева? И
хочется ему не то чтобы умереть, а — не быть. Не быть.
Ничего его не смешит и не занимает, но в душе ему сильно
хочется, чтобы еще долго, долго, хоть всю ночь, не затихал этот шум, чтобы только ему, Меркулову, не оставаться одному в мутной
тишине спящей казармы.
Молчание Степана всё более обижало Николая, в голове у него мелькали задорные, злые слова и мысли, но он понимал, что с этим человеком бесполезно говорить, да и лень было двигать языком —
тишина и жара вызывали сонное настроение;
хотелось идти в огород, лечь там в тень, около бани, и лежать, глядя в чистое небо, где тают все мысли и откуда вливается в душу сладкая спокойная пустота.
Мне
хотелось как можно полнее прислушаться к
тишине моей сумрачной камеры, и, подымая голову, я нарочно отворачивался к двери, черневшей прямым четырехугольником.
Наступила чудная горная ночь; но спать никому не
хотелось, и мы долго просидели около огонька перед балаганом. А кругом стояла торжественная
тишина.
Прискучили леса и пустыни, прискучили благочестивые старцы; не иноческой
тишины мне
хотелось,
хотелось повидать дальние страны, посмотреть на чужие государства, поплавать по синему морю, походить по горам высоким.
А ему
хотелось покинуть скитальческую жизнь со всеми ее опасностями и лишеньями, жить в
тишине и покое, занимаясь каким-нибудь делом.
« — Никто, как вы, не дает мне той мягкой
тишины… того света. Мне так и
хочется плакать от радости… Наташа, я слишком люблю вас.
Лодка шла быстро; вода журчала под носом; не
хотелось говорить, отдавшись здоровому ощущению мускульной работы и
тишине ночи. Меж деревьев всем широким фасадом выглянул дом с белыми колоннами балкона; окна везде были темны: все уже спят. Слева выдвинулись липы и снова скрыли дом. Сад исчез назади; по обе стороны тянулись луга; берег черною полосою отражался в воде, а дальше по реке играл месяц.
Помню мучительную дорогу, тряску вагона, ночные бреды и поты; помню, как в Москве, на Курском вокзале, в ожидании поезда, я сидел за буфетным столиком в зимней шубе в июньскую жару, и было мне холодно, и очень
хотелось съесть кусок кровавого ростбифа с хреном, который я видел на буфетной стойке. В Туле мама по телеграмме встретила меня на вокзале. Мягкая постель, белые простыни,
тишина. И на две недели — бред и полусознание.
Хотелось кротости, душевной
тишины и уверенности в себе, как у этого гостя, который вот наелся огурцов и хлеба и думает, что от этого стал совершеннее; сидит он на сундуке, здоровый, пухлый, молчит и терпеливо скучает, и в сумерках, когда взглянешь на него из сеней, похож на большой булыжник, который не сдвинешь с места.
И
тишина,
тишина кругом… В поезде спят. Кажется, и сам поезд спит в этом тусклом сумраке, и все, все спит спокойно и равнодушно. И
хочется кому-то сказать: как можно спать, когда там тебя ждут так жадно и страстно!
Мне
хочется сказать себе: милая Нинка, пошарлатанила, похулиганила, и хватит, — твоя миссия на этом свете кончена. Пора переходить в другой мир, в мир безмолвия и
тишины. Все равно я никогда не отделаюсь от шарлатанства и экспериментирования; сколько ни борюсь с собой, всегда люди, отлитые по одной общей форме, будут вызывать во мне тошноту.
— Нет, я давно смотрю на вас; я почувствовал, когда вы вошли. Никто, как вы, не дает мне той мягкой
тишины… того света. Мне так и
хочется плакать от радости.
Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюся одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка,
тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не
хочется».
Осклабился Бураков. В ночной час в сонной палате и мордвину поговорить
хочется. Пошарил он глазами по койкам, —
тишина, солдатики мирно посапывают, хру да хру, — известно, палата выздоравливающая. Повернулся к Лушникову мочалкой и заскрипел...