Неточные совпадения
У многих, особенно у старух, на шее, на медной цепочке, сверх платья, висят медные же или серебряные кресты или медальоны с изображениями святых. Нечего прибавлять, что все здешние индийцы — католики. В дальних местах, внутри острова, есть еще малочисленные племена, или,
лучше сказать, толпы необращенных дикарей; их называют негритами (negritos). Испанское
правительство иногда посылает за ними небольшие отряды солдат, как на охоту за зверями.
Губернатору
лучше бы, если б мы, минуя Нагасаки, прямо в Едо пришли: он отслужил свой год и, сдав должность другому, прибывшему на смену, готовился отправиться сам в Едо, домой, к семейству, которое удерживается там
правительством и служит порукой за мужа и отца, чтоб он не нашалил как-нибудь на границе.
Разумеется, объяснять было нечего, я писал уклончивые и пустые фразы в ответ. В одном месте аудитор открыл фразу: «Все конституционные хартии ни к чему не ведут, это контракты между господином и рабами; задача не в том, чтоб рабам было
лучше, но чтоб не было рабов». Когда мне пришлось объяснять эту фразу, я заметил, что я не вижу никакой обязанности защищать конституционное
правительство и что, если б я его защищал, меня в этом обвинили бы.
Я пожал руку жене — на лице у нее были пятны, рука горела. Что за спех, в десять часов вечера, заговор открыт, побег, драгоценная жизнь Николая Павловича в опасности? «Действительно, — подумал я, — я виноват перед будочником, чему было дивиться, что при этом
правительстве какой-нибудь из его агентов прирезал двух-трех прохожих; будочники второй и третьей степени разве
лучше своего товарища на Синем мосту? А сам-то будочник будочников?»
На днях сюда приехал акушер Пономарев для прекращения язвы, которая давно кончилась. В этих случаях, как и во многих других,
правительство действует по пословице:
лучше поздно, чем никогда…
Народ смышленый, довольно образованный сравнительно с Россией за малыми исключениями, и вообще состояние уравнено: не встречаете большой нищеты. Живут опрятно, дома очень хороши; едят как нельзя
лучше. Не забудьте, что край наводняется ссыльными: это зло, но оно не так велико при условиях местных Сибири, хотя все-таки
правительству следовало бы обратить на это внимание. Может быть, оно не может потому улучшить положения ссыльных, чтобы не сделать его приманкою для крепостных и солдат.
— Сделайте милость! — воскликнул инженер. — Казна, или кто там другой, очень хорошо знает, что инженеры за какие-нибудь триста рублей жалованья в год служить у него не станут, а сейчас же уйдут на те же иностранные железные дороги, а потому и дозволяет уж самим нам иметь известные выгоды. Дай мне
правительство десять, пятнадцать тысяч в год жалованья, конечно, я буду
лучше постройки производить и
лучше и честнее служить.
Я человек порядочный (франц.).] я дитя нынешнего времени; я хочу иметь и
хорошую сигару, и стакан доброго шатодикема; я должен — вы понимаете? — должен быть прилично одетым; мне необходимо, чтоб у меня в доме было все комфортабельно — le gouvernement me doit tout cela. [
правительство должно мне все это (франц.).]
— Вы ошибаетесь!.. Это не предрассудок! Тогда какое же это будет дворянское сословие, когда в него может поступить каждый, кто получит крест, а кресты стали давать нынче за деньги… Признаюсь, я не понимаю
правительства, которое так поступает!.. Иначе уж
лучше совсем уничтожить дворянское сословие, а то где же тут будет какая-нибудь преемственность крови?.. Что же касается до вашего жертвователя, то я не знаю, как на это взглянет дворянство, но сам я лично положу ему налево.
В экономическом отношении проповедуется теория, сущность которой в том, что чем хуже, тем
лучше, что чем больше будет скопления капитала и потому угнетения рабочего, тем ближе освобождение, и потому всякое личное усилие человека освободиться от давления капитала бесполезно; в государственном отношении проповедуется, что чем больше будет власть государства, которая должна по этой теории захватить не захваченную еще теперь область частной жизни, тем это будет
лучше, и что потому надо призывать вмешательство
правительств в частную жизнь; в политических и международных отношениях проповедуется то, что увеличение средств истребления, увеличение войск приведут к необходимости разоружения посредством конгрессов, арбитраций и т. п.
Насилие уменьшается и уменьшается и, очевидно, должно прекратиться, но не так, как представляют это себе некоторые защитники существующего строя, тем, что люди, подлежащие насилию, вследствие воздействия на них
правительств, будут делаться всё
лучше и
лучше (вследствие этого они, напротив, становятся всегда хуже), а вследствие того, что так как все люди постоянно становятся
лучше и
лучше, то и наиболее злые люди, находящиеся во власти, становясь всё менее и менее злыми, сделаются уже настолько добры, что станут неспособны употреблять насилие.
— Те, которые так упорно инсинуируют [клевещут.] здесь против
правительств, гораздо
лучше сделали бы, если бы внесли предложение о вреде, наносимом переодетыми членами интернационалки!
В заключение он сказал, что
правительство не затем тратит деньги на жалованье чиновникам и учителям и на содержание казенных воспитанников, чтоб увольнять их до окончания полного курса ученья и, следовательно, не воспользоваться их службою по ученой части; что начальство гимназии особенно должно дорожить таким мальчиком, который по отличным способностям и поведению обещает со временем быть
хорошим учителем.
Г-н Устрялов говорит о них: «Среди смут и неустройств XVII века московские стрельцы содействовали
правительству к восстановлению порядка: они смирили бунтующую чернь в селе Коломенском, подавили мятеж войска на берегах Семи и вместе с другими ратными людьми нанесли решительное поражение Разину под Симбирском; а два полка московских стрельцов, бывшие в Астрахани, при разгроме ее злодеем, хотели
лучше погибнуть, чем пристать к его сообщникам, и погибли» (том I, стр. 21).
Но тем не менее основной ее мотив, то есть что «у нас теперь все-таки
лучше, чем когда-нибудь и где-нибудь», и что «нужно иметь поверенность и почтение к установленным
правительствам», — мотив этот вовсе не чужд был екатерининской сатире.
Лещ. Разумеется. У вас — имя,
хорошее прошлое по службе. Все эти… недоразумения ваши — уже заглаживаются… Но, примите во внимание, нужно держаться твёрдо! Времена анархии проходят,
правительство чувствует себя в силе восстановить должный порядок — оно требует от своих агентов крепкой руки…
— Потом-с, — снова продолжал Бжестовский, — приезжают они сюда. Начинает он пить — день… неделю… месяц… год. Наконец, умирает, — и вдруг она узнает, что доставшееся ей после именьице, и именьице действительно очень
хорошее, которое она, можно сказать, кровью своей купила, идет с молотка до последней нитки в продажу. Должно ли, спрашиваю я вас,
правительство хоть сколько-нибудь вникнуть в ее ужасное положение?.. Должно или нет?
Или нужно было признать Радищева человеком даровитым и просвещенным, и тогда можно от него требовать того, чего требует Пушкин; или видеть в нем до конца слабоумного представителя полупросвещения, и тогда совершенно [неуместно замечать, что
лучше бы ему вместо «брани указать на благо, которое верховная власть может сделать, представить
правительству и умным помещикам способы к постепенному улучшению состояния крестьян, потолковать о правилах, коими должен руководствоваться законодатель, дабы, с одной стороны, сословие писателей не было притеснено, и мысль, священный дар божий, не была рабой и жертвой бессмысленной и своенравной управы, а с другой — чтоб писатель не употреблял сего божественного орудия к достижению цели низкой или преступной»].
Несмотря на то, мы находим, что Пушкин, упрекая Радищева за его книгу, говорит, что он мог бы
лучше прямо представить
правительству свои соображения, потому что оно всегда «чувствовало нужду в содействии людей просвещенных и мыслящих»; таким образом, поэт не отказывается поставить в число людей «просвещенных и мыслящих» этого человека, которому сам же приписал невежество, слабоумие, поверхностность и пр.
— Что до результатов, то я вижу только один
хороший, — перебила особа, — и это именно то, что
правительство распорядилось экстренной высылкой на родину большей части нематрикулистов.
— Это мальчишки, которых
правительство кормит, поит и одевает на свой счет, — раздался голос с коня, — а они, неблагодарные, бунтуют!.. Из них, братцы, со временем выйдут подьячие, которые грабят вас, грабят народ — дадим им
хороший урок!
Она на первый раз надеялась получить посредством этого
хорошие деньги, с которыми намеревалась отправиться в Константинополь и оттуда, при помощи турецкого
правительства, действовать на Россию посредством воззваний.
Но в его анархизме было много такого, что давало ему свободу мнений; вот почему он и не попал в ученики к Карлу Марксу и сделался даже предметом клеветы: известно, что Маркс заподозрил его в роли агента русского
правительства, да и к Герцену Маркс относился немногим
лучше.
Этот честный чудак пользовался только своим жалованьем и квартирой с отоплением и освещением и думал единственно о том, как
лучше успокоить и призреть страждущих, вверенных
правительством его заботам.
Всё то, что прежде казалось мне
хорошим и высоким, обязательство верности
правительству, подтверждаемое присягой, вымогание этой присяги от людей и все поступки, противные совести, совершаемые во имя этой присяги, — всё это представилось теперь мне и дурным и низким.