Неточные совпадения
Но богини нет: около нас
ходит будто сам индийский идол — эмблема обилия и плодородия, Вампоа. Неужели это он отдыхает под кисеей
в нише, на него веет прохладу веер, его закрывают ревнивые жалюзи и золоченые резные ширмы от жара? Будто? А зачем же
в доме три или четыре спальни? Чьи, вон это, крошечные туфли прячутся под постель? Чьи это мелочи, корзиночки? Кто тут садится около круглого стола, на котором разбросаны
шелк, нитки и другие следы рукоделья?
— Ни-ни! — проговорил старик. — Эту сватают за Лукашку. Лука — казак молодец, джигит, намеднись абрека убил. Я тебе лучше найду. Такую добуду, что вся
в шелку да
в серебре
ходить будет. Уже сказал, — сделаю; красавицу достану.
Но однажды хозяин привёл его
в дом, где было собрано бесчисленное количество красивых вещей, удивительное оружие, одежды из
шёлка и парчи;
в душе мальчика вдруг всколыхнулись забытые сказки матери, радостно вздрогнула окрылённая надежда, он долго
ходил по комнатам, растерянно мигая глазами, а когда возвратились домой, спросил хозяина...
И по комнате Елена Петровна
ходила с крайней медленностью, смотрела вниз, слегка склонив голову, и перебирала прозрачными пальцами тоненькую домашнюю цепочку от часов, старушечьи заострив локти
в черном блестящем
шелку.
Прошел день. Наступил длинный осенний вечер.
В избе мотали
шелк; мотали все, кроме Феклы: она ушла за реку.
Шелк брали с ближней фабрики, и вся семья вырабатывала на нем немного — копеек двадцать
в неделю.
Спиридоньевна(рассматривая с завистью подарок Лизаветы). Вона, мать, гарнитуры-то какие: мы и не видывали здесь этаких. На-ка, и бархатцу-то на оторочку привез. Словно кукла нарядная, будешь
ходить у нас
в шелках да
в бархате.
Я не
в поле вихрем веялся.
По людям
ходил, деньгу копил,
За морями счастья пробовал…
Моя доля здесь счастливая:
Я нажил себе два терема,
Лисиц,
шелку, много золота,
Станет век прожить боярами.
Потом он любезно преподал благословение и, шурша
шелком, поплыл к выходу, и вид имел такой, будто кланяется всему, мимо чего
проходит, и все благословляет.
В прихожей он долго и любовно возился с глубокими, как корабли, калошами и с одеванием, поворачивал ухо то направо, то налево; а губернатору, который с отвращением, из необходимой вежливости, помогал ему облачаться, твердил с убедительной ласковостью...
Около Наседкина зашелестело
шелком женское платье. Высокая дама
в простом черном костюме
прошла вперед, к самому клиросу, и стала
в глубокой нише, слившись с ее темнотой. Но на мгновение Иван Вианорыч успел разглядеть прекрасное белое лицо и большие печальные глаза под тонкими бровями.
— Видела?.. Это жених мой, Таня!.. Только ты покаместь об этом никому не сказывай… никому, никому на свете… Придет Покров — повенчаемся,
в городе будем жить. Ты у меня заместо дочери будешь, жениха тебе сыщем славного. Наградим тебя, всем наградим… Дом тебе выстрою, обзаведенье все… Барыней заживешь,
в шелках-бархатах станешь
ходить… во всяком довольстве будешь жить… Смотри же, не сказывай, никому не сказывай!
«
В шелках,
в бархатах станешь
ходить, будешь мне заместо родной дочери, весело заживем —
в колясках станем ездить, на пароходах по Волге кататься…» — говорила ей «сударыня» перед отъездом из Комарова, а вот теперь день-деньской словечка с ней не перекинет…
— Не жирно ли будет? Да и твоей ли чумазой попадье
в шелках ходить? — усмехнулся Патап Максимыч и поехал своей дорогой.
И по будням
в шелку ходят.
— Какая ужасная женщина! — шептала мне Наденька всякий раз, когда Ольга равнялась с нашим шарабаном. — Какая ужасная! Она столько же зла, сколько и красива… Давно ли вы были шафером на ее свадьбе? Не успела она еще износить с тех пор башмаков, как
ходит уже
в чужом
шелку и щеголяет чужими бриллиантами… Не верится даже этой странной и быстрой метаморфозе… Если уж у нее такие инстинкты, то была бы хоть тактична и подождала бы год, два…
— Брось ты этого старого чёрта! — перебил женскую речь грубый мужской голос. — Сделай милость!
В шелку только
ходишь да с тарелки хрустальной ешь, а оно, того, дура, не понимаешь, грех ведь выходит… Эххх… Шалишь, Настюха! Бить бы тебя, да некому!
Меня подводят к седым
в шуршащих
шелках дамам и важным господам
в пенсне. За мной
ходят по пятам мои братья: Павлик и Саша, мальчики восьми и десяти лет, сестра Нина и крошка Наташа.
Григорий Александрович, одетый
в дорожный, но роскошный костюм:
в бархатных широких сапогах,
в венгерке, крытой малиновым бархатом, с собольей опушкой,
в большой шубе, крытой
шелком, с белой шалью вокруг шеи и дорогой собольей шапкой на голове,
проходил мимо этой раззолоченной раболепной толпы, как Голиаф между пигмеями, часто даже кивком головы не отвечая чуть не на земные поклоны.
Пятнадцати лет не
прошло, как большие работы
в губернии были; не один миллион
в землю засадили, городска казна до сих пор кряхтит: город
в долгу, как
в шелку.