Неточные совпадения
А где, бишь, мой рассказ несвязный?
В Одессе пыльной, я сказал.
Я б мог сказать:
в Одессе грязной —
И тут бы, право, не солгал.
В году недель пять-шесть Одесса,
По воле бурного Зевеса,
Потоплена, запружена,
В густой
грязи погружена.
Все домы на аршин загрязнут,
Лишь на ходулях пешеход
По улице дерзает вброд;
Кареты, люди
тонут, вязнут,
И
в дрожках вол, рога склоня,
Сменяет хилого коня.
В литературе о банном быте Москвы ничего нет. Тогда все это было у всех на глазах, и никого не интересовало писать о том, что все знают: ну кто будет читать о банях? Только
в словаре Даля осталась пословица, очень характерная для многих бань: «Торговые бани других чисто моют, а сами
в грязи тонут!»
Я дал распоряжение перенести лестницу на два пролета вперед; она поползла вверх. Я полюбовался голубым небом, и через минуту,
утопая выше колен
в грязи и каких-то обломках и переползая уличные отбросы, мы зашагали дальше.
— Ничего вы не понимаете, барышня, — довольно резко ответил Галактион уже серьезным
тоном. — Да, не понимаете… Писал-то доктор действительно пьяный, и барышне такие слова, может быть, совсем не подходят, а только все это правда. Уж вы меня извините, а действительно мы так и живем… по-навозному. Зарылись
в своей
грязи и знать ничего не хотим… да. И еще нам же смешно, вот как мне сейчас.
Мосты
в разрушении, перевозов не существует, дороги представляют собой канавы,
в грязи которых
тонут наши некогда породистые, а ныне выродившиеся лошади.
— О храме божием… чтобы благолепие дух возбуждало; а то мужик
в своей курной избе, он весь
в грязи тонет. Надо его хоть на один час
в неделю от этого оторвать. Это наша обязанность.
То грезилось господину Голядкину, что находится он
в одной прекрасной компании, известной своим остроумием и благородным
тоном всех лиц, ее составляющих; что господин Голядкин
в свою очередь отличился
в отношении любезности и остроумия, что все его полюбили, даже некоторые из врагов его, бывших тут же, его полюбили, что очень приятно было господину Голядкину; что все ему отдали первенство и что, наконец, сам господин Голядкин с приятностью подслушал, как хозяин тут же, отведя
в сторону кой-кого из гостей, похвалил господина Голядкина… и вдруг, ни с того ни с сего, опять явилось известное своею неблагонамеренностью и зверскими побуждениями лицо,
в виде господина Голядкина-младшего, и тут же, сразу,
в один миг, одним появлением своим, Голядкин-младший разрушал все торжество и всю славу господина Голядкина-старшего, затмил собою Голядкина-старшего, втоптал
в грязь Голядкина-старшего и, наконец, ясно доказал, что Голядкин-старший и вместе с тем настоящий — вовсе не настоящий, а поддельный, а что он настоящий, что, наконец, Голядкин-старший вовсе не то, чем он кажется, а такой-то и сякой-то и, следовательно, не должен и не имеет права принадлежать к обществу людей благонамеренных и хорошего
тона.
Безотраднейшая картина: горсть людей, оторванных от света и лишенных всякой тени надежд на лучшее будущее,
тонет в холодной черной
грязи грунтовой дороги. Кругом все до ужаса безобразно: бесконечная
грязь, серое небо, обезлиственные, мокрые ракиты и
в растопыренных их сучьях нахохлившаяся ворона. Ветер то стонет, то злится, то воет и ревет.
Приехавши из Петербурга
в губернский город, он попадает
в идеально хорошую семью и начинает серьезно работать над своим развитием; но, познакомившись с обществом губернским и получив там некоторые успехи, он опять
тонет в его
грязи и пошлости.
На небе брезжит утренняя заря. Холодно… Ямщики еще не выехали со двора, но уж говорят: «Ну, дорога, не дай господи!» Едем сначала по деревне… Жидкая
грязь,
в которой
тонут колеса, чередуется с сухими кочками и ухабами; из гатей и мостков, утонувших
в жидком навозе, ребрами выступают бревна, езда по которым у людей выворачивает души, а у экипажей ломает оси…
И все, о чем так светло грезилось, — все это рухнуло, развалилось, все
утонуло в трясине кровавой
грязи…
Грязь на торгу по колена, дети-нищие
тонут в ней (говорят, были две жертвы).
Он отдавал и теперь дань увлечению ее чисто животной, плотской красотой, он понимал, что эта женщина может заставить человека ради одного момента обладания решится на все. Даже во время этого, только что окончившегося рокового свидания, когда она наносила ему оскорбления за оскорблениями, когда
в тоне ее голоса слышалось глубокое презрение, были моменты, когда он готов был броситься к ее ногам и целовать эти ноги, готовые спокойно и равнодушно втоптать его
в грязь.
— Вы напитались ретроградным духом Москвы, немудрено, что вы так говорите, — продолжал корнет. — Здесь,
в этой Бухаре, цивилизованному, европейскому человеку дышать тяжело. Здесь все носит печать отсталости, все, от
грязи на улицах,
в которой
утонуть можно, до беззубой московской литературы и младенческой науки. Не очаровывают ли вашу патриотическую душу оглушительные гимны ваших сорока сороков с басом profondo их дедушки — Ивана Великого? Не поклонения ли?.. Мне просто от всего здесь тошно.
Солдаты,
утопая по колена
в грязи, на руках подхватывали орудия и фуры; бились кнуты, скользили копыта, лопались постромки и надрывались криками груди.
Чистое дело марш! — закричал
в это время еще новый голос, и Ругай, красный, горбатый кобель дядюшки, вытягиваясь и выгибая спину, сравнялся с первыми двумя собаками, выдвинулся из-за них, наддал со страшным самоотвержением уже над самым зайцем, сбил его с рубежа на зеленя́, еще злей наддал другой раз по грязным зеленям,
утопая по колена, и только видно было, как он кубарем, пачкая спину
в грязь, покатился с зайцем.