Неточные совпадения
У Веры с
бабушкой установилась тесная, безмолвная связь. Они, со времени известного вечера, после взаимной исповеди, хотя и
успокоили одна другую, но не вполне успокоились друг за друга, и обе вопросительно, отчасти недоверчиво, смотрели вдаль, опасаясь будущего.
— Зачем клевещешь на себя? — почти шипела она, дрожа, — чтоб
успокоить, спасти бедную Веру?
Бабушка,
бабушка, не лги!
Бабушка, однако, заметила печаль Марфеньки и — сколько могла, отвлекла ее внимание от всяких догадок и соображений,
успокоила, обласкала и отпустила веселой и беззаботной, обещавши приехать за ней сама, «если она будет вести себя там умно».
Вера, по настоянию
бабушки (сама Татьяна Марковна не могла), передала Райскому только глухой намек о ее любви, предметом которой был Ватутин, не сказав ни слова о «грехе». Но этим полудоверием вовсе не решилась для Райского загадка — откуда
бабушка, в его глазах старая девушка, могла почерпнуть силу, чтоб снести, не с девическою твердостью, мужественно, не только самой — тяжесть «беды», но
успокоить и Веру, спасти ее окончательно от нравственной гибели, собственного отчаяния.
«Нет — не избудешь горя. Бог велит казнить себя, чтоб
успокоить ее…» — думала
бабушка с глубоким вздохом.
Она знала, чем
бабушку успокоить.
Всё меньше занимали меня сказки
бабушки, и даже то, что рассказывала она про отца, не
успокаивало смутной, но разраставшейся с каждым днем тревоги.
Иногда эти речи
успокаивали его, он молча, устало валился в постель, а мы с
бабушкой тихонько уходили к себе на чердак.
После я имел это письмо в своих руках — и был поражен изумительным тактом и даже искусством, с каким оно было написано: в нем заключалось совершенно верное описание кончины
бабушки и сокрушения моего отца, но в то же время все было рассказано с такою нежною пощадой и мягкостью, что оно могло скорее
успокоить, чем растравить горесть Прасковьи Ивановны, которую известие о смерти
бабушки до нашего приезда должно было сильно поразить.
Кроме Мими, в комнате
бабушки находились еще горничная Гаша, которая, как заметно было по ее гневному, раскрасневшемуся лицу, была сильно расстроена, и доктор Блюменталь, маленький рябоватый человечек, который тщетно старался
успокоить Гашу, делая ей глазами и головой таинственные миротворные знаки.
— У Фени,
бабушка, горло болит… — лгала Нюша, чтобы
успокоить больную, которая делала вид, что верит этому…
Бабушке немалого труда стоило
успокоить дьяконицу, что она ничего о ее брате худого не думает и нимало на него не сердится; что «любовь это хвороба, которая не по лесу, а по людям ходит, и кто кого полюбит, в том он сам не волен».
Он
успокаивал меня как умел, этот глухо кашляющий и поминутно хватающийся за грудь больной мальчик. Он забывал свои страданья, стараясь умиротворить злое сердечко большой девочки. А между тем предсмертные тени уже ложились вокруг его глаз, ставших больше и глубже, благодаря худобе и бледности истощенного личика. Он раздавал свои платья и воротнички прислуге и на вопрос
бабушки: зачем он это делает? — заявил убежденно...