Неточные совпадения
Вспомнился ему по этому поводу
урок из истории, слышанный в детстве, и сильно его взволновал.
В рекреационное [Рекреация — перемена между
уроками.] время занимать чтением начальственных предписаний и анекдотов из жизни доблестных администраторов.
Не пошли ему впрок ни
уроки прошлого, ни упреки собственной совести, явственно предупреждавшей распалившегося старца, что не ему придется расплачиваться за свои грехи, а все тем же ни в чем не повинным глуповцам.
После учителя был
урок отца.
В таких размышлениях прошло время, и, когда учитель пришел,
урок об обстоятельствах времени и места и образа действия был не готов, и учитель был не только недоволен, но и огорчен.
Левин вызвался заменить ее; но мать, услыхав раз
урок Левина и заметив, что это делается не так, как в Москве репетировал учитель, конфузясь и стараясь не оскорбить Левина, решительно высказала ему, что надо проходить по книге так, как учитель, и что она лучше будет опять сама это делать.
Размышления его были самые сложные и разнообразные. Он соображал о том, как отец его получит вдруг и Владимира и Андрея, и как он вследствие этого нынче на
уроке будет гораздо добрее, и как он сам, когда будет большой, получит все ордена и то, что выдумают выше Андрея. Только что выдумают, а он заслужит. Они еще выше выдумают, а он сейчас и заслужит.
Сережа рассказал хорошо самые события, но, когда надо было отвечать на вопросы о том, что прообразовали некоторые события, он ничего не знал, несмотря на то, что был уже наказан за этот
урок.
Придя в комнату, Сережа, вместо того чтобы сесть за
уроки, рассказал учителю свое предположение о том, что то, что принесли, должно быть машина. — Как вы думаете? — спросил он.
Урок состоял в выучиваньи наизусть нескольких стихов из Евангелия и повторении начала Ветхого Завета. Стихи из Евангелия Сережа знал порядочно, но в ту минуту как он говорил их, он загляделся на кость лба отца, которая загибалась так круто у виска, что он запутался и конец одного стиха на одинаковом слове переставил к началу другого. Для Алексея Александровича было очевидно, что он не понимал того, что говорил, и это раздражило его.
Дарья Александровна, еще в Москве учившаяся с сыном вместе латинскому языку, приехав к Левиным, за правило себе поставила повторять с ним, хоть раз в день
уроки самые трудные из арифметики и латинского.
Но отец не заставил повторить и перешел к
уроку из Ветхого Завета.
— Нет, я чувствую и особенно теперь: ты виновата, — сказал он, прижав ее руку, — что это не то. Я делаю это так, слегка. Если б я мог любить всё это дело, как я люблю тебя… а то я последнее время делаю как заданный
урок.
Он думал это и вместе с тем глядел на часы, чтобы расчесть, сколько обмолотят в час. Ему нужно было это знать, чтобы, судя по этому, задать
урок на день.
— Он? — нет. Но надо иметь ту простоту, ясность, доброту, как твой отец, а у меня есть ли это? Я не делаю и мучаюсь. Всё это ты наделала. Когда тебя не было и не было еще этого, — сказал он со взглядом на ее живот, который она поняла, — я все свои силы клал на дело; а теперь не могу, и мне совестно; я делаю именно как заданный
урок, я притворяюсь…
И он продолжал заниматься с Гришей уже не по-своему, а по книге, а потому неохотно и часто забывая время
урока.
Когда Анна вошла в комнату, Долли сидела в маленькой гостиной с белоголовым пухлым мальчиком, уж теперь похожим на отца, и слушала его
урок из французского чтения. Мальчик читал, вертя в руке и стараясь оторвать чуть державшуюся пуговицу курточки. Мать несколько раз отнимала руку, но пухлая ручонка опять бралась за пуговицу. Мать оторвала пуговицу и положила ее в карман.
— Это мне
урок! Нет, Долли, я пойду, — вскочив, проговорил Левин.
— Ну, этого я не понимаю, — сказал Сергей Иванович. — Одно я понимаю, — прибавил он, — это
урок смирения. Я иначе и снисходительнее стал смотреть на то, что называется подлостью, после того как брат Николай стал тем, что он есть… Ты знаешь, что он сделал…
Но Василий Лукич думал только о том, что надо учить
урок грамматики для учителя, который придет в два часа.
Он чувствовал себя невиноватым за то, что не выучил
урока; но как бы он ни старался, он решительно не мог этого сделать: покуда учитель толковал ему, он верил и как будто понимал, но, как только он оставался один, он решительно не мог вспомнить и понять, что коротенькое и такое понятное слово «вдруг» есть обстоятельство образа действия.
— Ну вот и прекрасно, — сказала Долли, — ты поди распоряжайся, а я пойду с Гришей повторю его
урок. А то он нынче ничего не делал.
Гриша, уже поступивший в гимназию, летом должен был повторять
уроки.
— Ну, а захотел бы ты сейчас променяться с Сергей Иванычем? — сказала Кити. — Захотел бы ты делать это общее дело и любить этот заданный
урок, как он, и только?
С большим трудом и с помощью дядиных протекций, проведя два месяца в каллиграфических
уроках, достал он наконец место списывателя бумаг в каком-то департаменте.
Хотя я знаю, что это будет даже и не в
урок другим, потому что наместо выгнанных явятся другие, и те самые, которые дотоле были честны, сделаются бесчестными, и те самые, которые удостоены будут доверенности, обманут и продадут, — несмотря на все это, я должен поступить жестоко, потому что вопиет правосудие.
И трудолюбивая жизнь, удаленная от шума городов и тех обольщений, которые от праздности выдумал, позабывши труд, человек, так сильно стала перед ним рисоваться, что он уже почти позабыл всю неприятность своего положения и, может быть, готов был даже возблагодарить провиденье за этот тяжелый <
урок>, если только выпустят его и отдадут хотя часть.
— Отступился бы, может быть, если бы не такой страшный
урок, — сказал, вздохнувши, бедный Чичиков и прибавил: — Но
урок тяжел; тяжел, тяжел
урок, Афанасий Васильевич!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать
уроки в тишине!
Она его не подымает
И, не сводя с него очей,
От жадных уст не отымает
Бесчувственной руки своей…
О чем теперь ее мечтанье?
Проходит долгое молчанье,
И тихо наконец она:
«Довольно; встаньте. Я должна
Вам объясниться откровенно.
Онегин, помните ль тот час,
Когда в саду, в аллее нас
Судьба свела, и так смиренно
Урок ваш выслушала я?
Сегодня очередь моя.
Задумчивость, ее подруга
От самых колыбельных дней,
Теченье сельского досуга
Мечтами украшала ей.
Ее изнеженные пальцы
Не знали игл; склонясь на пяльцы,
Узором шелковым она
Не оживляла полотна.
Охоты властвовать примета,
С послушной куклою дитя
Приготовляется шутя
К приличию, закону света,
И важно повторяет ей
Уроки маменьки своей.
Несколько раз, с различными интонациями и с выражением величайшего удовольствия, прочел он это изречение, выражавшее его задушевную мысль; потом задал нам
урок из истории и сел у окна. Лицо его не было угрюмо, как прежде; оно выражало довольство человека, достойно отмстившего за нанесенную ему обиду.
Бывало, под предлогом необходимой надобности, прибежишь от
урока в ее комнату, усядешься и начинаешь мечтать вслух, нисколько не стесняясь ее присутствием.
Было без четверти час, но Карл Иваныч, казалось, и не думал о том, чтобы отпустить нас, он то и дело задавал новые
уроки.
И он стал читать — вернее, говорить и кричать — по книге древние слова моря. Это был первый
урок Грэя. В течение года он познакомился с навигацией, практикой, кораблестроением, морским правом, лоцией и бухгалтерией. Капитан Гоп подавал ему руку и говорил: «Мы».
Она прощала ему все: пребывание в кухне, отвращение к
урокам, непослушание и многочисленные причуды.
И вот теперь, когда я и
уроки потерял и мне есть нечего, она и подает ко взысканию…
Видишь ли:
уроков и у меня нет, да и наплевать, а есть на Толкучем книгопродавец Херувимов, это уж сам в своем роде
урок.
Хозяйка моя добрая женщина, но она до того озлилась, что я
уроки потерял и не плачу четвертый месяц, что не присылает мне даже обедать…
«Действительно, я у Разумихина недавно еще хотел было работы просить, чтоб он мне или
уроки достал, или что-нибудь… — додумывался Раскольников, — но чем теперь-то он мне может помочь? Положим,
уроки достанет, положим, даже последнею копейкой поделится, если есть у него копейка, так что можно даже и сапоги купить, и костюм поправить, чтобы на
уроки ходить… гм… Ну, а дальше? На пятаки-то что ж я сделаю? Мне разве того теперь надобно? Право, смешно, что я пошел к Разумихину…»
— Не надо, — сказал он, — я пришел… вот что: у меня
уроков никаких… я хотел было… впрочем, мне совсем не надо
уроков…
Ну, да все это вздор, а только она, видя, что ты уже не студент,
уроков и костюма лишился и что по смерти барышни ей нечего уже тебя на родственной ноге держать, вдруг испугалась; а так как ты, с своей стороны, забился в угол и ничего прежнего не поддерживал, она и вздумала тебя с квартиры согнать.
Я его теперь на пять купеческих
уроков не променяю.
Уроки выходили; по полтиннику предлагали.
— Про вас же, маменька, я и говорить не смею, — продолжал он будто заученный с утра
урок, — сегодня только мог я сообразить сколько-нибудь, как должны были вы здесь, вчера, измучиться в ожидании моего возвращения.
Но
урок,
урок ему сегодняшний в «Хрустальном дворце», это верх совершенства!
Долго он не ходил к ней, потому что
уроки были и как-нибудь да пробивался.
Да послужит же, мадемуазель, теперешний стыд вам
уроком на будущее, — обратился он к Соне, — а я дальнейшее оставлю втуне и, так и быть, прекращаю.
«Что он, по обязанности, что ли, нам отвечает? — подумала Дунечка, — и мирится, и прощения просит, точно службу служит али
урок затвердил».