Неточные совпадения
На дороге ли ты отдал душу Богу, или
уходили тебя твои же приятели за какую-нибудь толстую и краснощекую солдатку, или пригляделись лесному бродяге ременные твои рукавицы и тройка приземистых, но крепких коньков, или, может, и сам, лежа на полатях, думал, думал, да ни с того ни с другого заворотил
в кабак, а потом прямо
в прорубь, и поминай как звали.
Когда общее веселье перешло
в сплошной гвалт и мельница превратилась
в настоящий
кабак, Привалов
ушел в свой флигель. Он тоже был пьян и чувствовал, как перед глазами предметы двоились и прыгали.
— А ежели она у меня с ума нейдет?.. Как живая стоит… Не могу я позабыть ее, а жену не люблю. Мамынька женила меня, не своей волей… Чужая мне жена. Видеть ее не могу… День и ночь думаю о Фене. Какой я теперь человек стал:
в яму бросить — вся мне цена. Как я узнал, что она
ушла к Карачунскому, — у меня свет из глаз вон. Ничего не понимаю… Запряг долгушку, бросился сюда, еду мимо господского дома, а она
в окно смотрит. Что тут со мной было — и не помню, а вот, спасибо, Тарас меня из
кабака вытащил.
В сущности, бабы были правы, потому что у Прокопия с Яшей действительно велись любовные тайные переговоры о вольном золоте. У безответного зыковского зятя все сильнее въедалась
в голову мысль о том, как бы
уйти с фабрики на вольную работу. Он вынашивал свою мечту с упорством всех мягких натур и затаился даже от жены. Вся сцена закончилась тем, что мужики бежали с поля битвы самым постыдным образом и как-то сами собой очутились
в кабаке Ермошки.
И, накинув на плечи чье-то пальто,
ушел —
в кабак. Молодежь засмеялась, засвистала; люди постарше завистливо вздохнули вслед ему, а Ситанов подошел к работе, внимательно посмотрел на нее и объяснил...
Эти разговоры
в переводе обозначали: денег нужно, милейший Гордей Евстратыч. Но Гордей Евстратыч уперся как бык, потому что от его капитала осталось всего тысяч десять наличными да лавка с панским товаром, — остальное все
в несколько месяцев
ушло на
кабаки, точно это было какое-то чудовище, пожиравшее брагинские деньги с ненасытной прожорливостью.
Не приводил он
в исполнение своих угроз потому лишь, что не видел
в этом пока надобности — жилось так, как хотелось:
в кабак Герасима являлся он одним из первых,
уходил чуть ли не последним; так не могли располагать собою многие фабричные ребята, у которых хозяева были построже.
«…Нет, лучше досижу до конца! — продолжал я думать. — Вы были бы рады, господа, чтоб я
ушел. Ни за что. Нарочно буду сидеть и пить до конца,
в знак того, что не придаю вам ни малейшей важности. Буду сидеть и пить, потому что здесь
кабак, а я деньги за вход заплатил. Буду сидеть и пить, потому что вас за пешек считаю, за пешек несуществующих. Буду сидеть и пить… и петь, если захочу, да-с, и петь, потому что право такое имею… чтоб петь… гм».
— Плотники… стали пьяные
в кабаке с хозяином разделываться… слово за слово, да и драка… один молодец и
уходил подрядчика насмерть, — отвечал отец Николай, садясь и утирая катившийся с лица его крупными каплями пот.
Ананий Яковлев.
В Питере-то и без ваших денег много
в кабак уходит… (Обращаясь к Спиридоньевне.) Опять теперь, Анна Спиридоньевна, насчет того же пару…
Платонов. Вижу, что не понимаете… Прав тот, кто с горя не к людям идет, а
в кабак… Тысячу раз прав! (Идет к двери.) Жалею, что говорил с вами, унижался… Имел глупость считать вас порядочными людьми… А вы те же… дикари, грубое, неотесанное мужичье… (Хлопает дверью и
уходит.)
Иные, получив деньги, прочь было пошли. Давненько не пивали зелена вина, каждого
в кабак тянуло, но Патап Максимыч сказал, чтобы покуда оставались они на месте, что ему надо еще с ними потолковать и, ежели хоть один кто
уйдет, другим денег раздавать он не станет. Все остались, и те, до кого не дошла еще очередь раздачи, зорко караулили, чтобы кто-нибудь тягу не задал.
— Не пью-с, увольте-с… При нашем деле не годится это малодушество. Мастеровой человек может пить, потому он на одном месте сидит, наш же брат завсегда на виду
в публике. Не так ли-с? Пойдешь
в кабак, а тут лошадь
ушла; напьешься ежели — еще хуже: того и гляди, уснешь или с козел свалишься. Дело такое.
Окошки крайних изб, скворечня на
кабаке, верхушки тополей и церковный крест горят ярким золотым пламенем. Видна уже только половина солнца, которое,
уходя на ночлег, мигает, переливает багрянцем и, кажется, радостно смеется. Слюнке и Рябову видно, как направо от солнца,
в двух верстах от села темнеет лес, как по ясному небу бегут куда-то мелкие облачки, и они чувствуют, что вечер будет ясным, тихим.
А на той стороне всё еще продолжали кричать и два раза выстрелили из револьвера, думая, вероятно, что перевозчики спят или
ушли на деревню,
в кабак.